Глава 4
– Раз, два, три. Раз, два, три… Ой! – Филомена отпрыгнула, спасая ногу из-под каблука Рианны. Опять!
– О, мисс Локхарт, пожалуйста, извините! – воскликнула девочка, следуя за Филоменой, которая заковыляла и шлепнулась на мягкий диван около окна в большой солнечной комнате. – Я безнадежна, вальс у меня совсем не получается. Мне кажется, я никогда не научусь двигаться в танце вперед спиной.
– Все в порядке. – Филомена стала успокаивать девочку, баюкая свою ноющую ногу. – Научиться вальсировать непросто.
Она специально выбрала эту комнату для уроков танца. Большие окна и стеклянные двери открывались на балкон, глядящий на море, а на мягком ковре стояло красивое фортепиано. Та комната, в которой раньше была детская, а потом классная, была довольно мрачной, и Филомена придумала план, чтобы перенести занятия в более подходящее помещение.
День начался с классической литературы и начальных занятий по французскому, но вскоре Филомена нашла у Эндрю дешевый приключенческий роман, спрятанный под томиком Джонатана Свифта, а затем, послушав, как варварски дети корежат язык любви, превращая его в нечто безобразное, она решила, что урок музыки и танцев поможет им отвлечься. Ей казалось, что после танцев голова лучше работает, будто музыка и ритм открывают какие-то пути, которые без них не отыскать.
К сожалению, в случае детей Маккензи этот прием не сработал. Рианна оказалась старательной ученицей, хотя и не очень способной. Эндрю относился к Филомене вполне серьезно, но с долей презрения. Он был талантливым музыкантом-пианистом, играл легко и технично.
Филомена вскоре поняла, что в течение последних лет у них сменилось несколько учителей и гувернанток. Они обучили детей основам чтения, письма, арифметики и истории. Но по мере того как они росли, гувернантки от них быстро уходили. Поэтому молодые Маккензи практически ничего не знали о том, как заниматься хозяйством; о хорошем вкусе, этикете: о том, как вести светский разговор; не знали французского, не имели представления о теории музыки и общественных науках.
В конце концов, она была виконтессой и дочерью джентльмена, освоила все, что написано и сказано о британском социальном устройстве, поэтому могла их обучить лучше многих. Филомена была твердо намерена добиться успеха, и не только потому, что ей нужна была эта работа, чтобы скрывать свои тайны. Детям Маккензи совершенно необходимы были те знания, которыми она владела. Их отец тоже это понимал.
– Эндрю, прошу вас, – попросила она. – Почему бы вам не потанцевать с сестрой, пока я играю на фортепиано. Мне нужна передышка.
– Я не танцую, – ответил мальчик, изучая внимательно свои пальцы, лежащие на клавиатуре.
– Это не важно, – сказала Филомена ободряюще. – Я вас научу, пока Рианна будет заниматься музыкой. Мы попробуем сначала медленно.
– Нет, я не сказал, что не умею танцевать. Я сказал, что не танцую.
Мальчик выдвинул вперед челюсть, а в глазах загорелись огоньки упрямства и бунта.
– Но как же вы будете производить приятное впечатление на молодых леди, если вы не умеете танцевать вальс?
– Я не желаю ни на кого производить впечатление, – сказал Эндрю резко.
Филомена посмотрела в окно. Ей так хотелось выйти и погреться на редком осеннем солнце, вместо того чтобы терпеть мрачное настроение Эндрю. На горизонте собирались тучи, но сейчас солнце сверкало на морской воде и освещало горные пики. После долгого пребывания в Белль-Глен ей так хотелось почувствовать теплые лучи на лице, без помех побродить по лесу.
Но нет, она должна учить детей.
Филомена постаралась не сердится, быть доброй и терпеливой, несмотря на то что нервы ее были уже на пределе. Она подошла к фортепиано и снова обратилась к мальчику.
– Прошу вас, – стала она уговаривать. – Признаюсь, я не очень хороша как партнер в танце, я не привыкла играть роль джентльмена. По отношению к вашей сестре это несправедливо.
– Вам следовало бы научиться, у вас и рост и фигура как у джентльмена, – пробормотал Эндрю, отодвигаясь от нее.
Филомена отдернула руку, потому что Эндрю вскочил со стула и кинулся к западному выходу из комнаты.
– Эндрю, не будь такой скотиной! – воскликнула Рианна ему вслед.
И тут на пороге появился Джани, неся в руках поднос с чайными чашками. Эндрю и Джани едва не столкнулись, и впечатление от драматического выхода было испорчено. Но это позволило Филомене прийти в себя после обидной вспышки мальчика. Эндрю фыркнул на оторопевшего Джани и попытался его обойти.
– Эндрю Маккензи. – Филомена произнесла отчетливо каждый слог имени, как это делал ее отец, когда она, бывало, вызывала его недовольство. Сказанное тихим голосом, такое произношение всегда приводило ее в чувство. – Если вы не хотите, чтобы я обсудила ваше поведение с вашим отцом сегодня после обеда, то извинитесь перед Джани за вашу поспешность, возьмите у него поднос и принесите сюда.
В комнате стало тихо, как в гробнице, – все ждали, что будет делать Эндрю. Обращаясь к остолбенелому Джани, мальчик пробормотал что-то похожее на извинение и взял из его рук поднос. Угроза обратиться к отцу оказалась действенной, хотя Филомена не хотела прибегать к подобному средству. Так нельзя установить доверие или дружеские отношения, но допустить подобное поведение она тоже не могла. Если оставить его незамеченным, то мальчик, подверженный подобным вспышкам, вырастет жестоким человеком. А в мире и так чересчур много жестоких людей.
Эндрю брякнул чайный поднос на стол и остановился перед Филоменой прямой как столб.
– Когда вы покидаете комнату, где находятся леди, следует прежде поклониться и принести извинения. – Мена не любила ссоры и столкновения, после них она чувствовала себя больной и несчастной, но тут она сощурила глаза и сердито посмотрела на Эндрю, который ответил ей взглядом, далеким от учтивости. – Я не стану требовать извинений, потому что не хочу, чтобы вы извинялись неискренне. Однако ваш отец нанял меня, чтобы обучить вас, как надо вести себя в приличном обществе, и я намерена выполнить свою работу, хотите ли вы этого или нет.
В глазах Эндрю читалось отвращение, худенькая фигура буквально тряслась от гнева, но после короткого напряженного ожидания, во время которого Филомена почти не дышала, он поклонился.
– Извините меня, леди, – произнес он так сухо, что, казалось, сам Нил от этого мог пересохнуть. Филомена ответила легким поклоном и посмотрела ему вслед, чувствуя, как замирает ее сердце от тоски. Что так сильно рассердило мальчика?
В глазах Джани читались сердечная благодарность и одобрение, но это не могло исправить настроение. Как бы она хотела снискать расположение Эндрю или, по крайней мере, наладить с ним нормальные отношения! Ноги под ней подломились, и она совсем неграциозно плюхнулась на табурет у рояля.
– Ваш чай, мисс Рианна. – Голос Джани был таким же шелковистым, как его красное одеяние.
Он налил чай в изящную чашку и передал девушке. Когда он прислуживал своей хозяйке, глаза у него становились, как бронзовые озера. Филомена заинтригованно наблюдала за ними. Рианна вежливо поблагодарила Джани, не взглянув на него. Тот поклонился Филомене, потом Рианне, но голову он склонил так, чтобы скрыть сиявшее в глазах обожание.
– Что еще я могу для вас сделать? – спросил он, и Филомена услышала в его голосе такую надежду и поклонение, что сердце ее дрогнуло.
Не замечая этого обожания, Рианна тряхнула головой, и ее темные кудри разлетелись по плечам:
– Нет, Джани, спасибо!
– Если что-то понадобится, позовите меня, леди! – Джани бесшумно удалился.
– Вы не слушайте, что говорит мой брат, мисс Локхарт, – умоляюще проговорила Рианна, как только они остались одни. – Да я бы убила кого угодно, только бы стать такой же высокой и элегантной, как вы! Вы ведь не уедете от нас из-за Эндрю?
Филомена заглянула в глаза девочки, и ей стало легче оттого, что та говорила искренне. Перед ней была девушка, которой вскоре предстоит стать женщиной. Она была лишена материнской заботы, к тому же гувернантки сменяли одна другую. Никто не занимался ее воспитанием и не объяснял, каково это – быть женщиной. Филомена ласково погладила черные кудри Рианны и потрепала ее руку.
– Меня не так легко обидеть, – улыбнулась она. – Чтобы от меня избавиться, потребуется не одна колкость!
Рианна обрадовалась.
– Наверное, придется все рассказать отцу, – сказала она и притворно вздохнула.
Но Филомена прикусила губу, а потом ответила:
– Но ведь Эндрю извинился, и я не вижу повода жаловаться вашему отцу.
Рианна посмотрела на нее сквозь длинные черные ресницы, и рот девочки искривился в озорной улыбке.
– А что вы думаете о моем отце, мисс Локхарт? Как вы думаете, он красивый?
Филомена замерла и прижала руку к груди, чтобы успокоить дыхание.
– Что за вопрос!
– Не бойтесь признаться, я никому не скажу. – Рианна нахмурила темные брови. – В нашем клане много женщин, которые считают отца красивым. Мне просто хотелось бы знать, нравится ли он англичанкам.
– Я не думаю, – Филомена не знала, что сказать, и решила, что неопределенность будет наилучшим дипломатическим выходом из положения, – что представление о мужской привлекательности различаются в Англии и Шотландии.
Хотя ей думалось, что представления о женской красоте здесь и в Англии различны.
– Меня совсем не удивляет, что ваш отец кажется привлекательным многим женщинам, потому что он маркиз и геройски служил короне.
– Но я не об этом спрашивала, – продолжила Рианна, не сбитая с толку, и стала расправлять желтый шелк своего красивого платья. – Я спросила, кажется ли вам мой отец привлекательным.
Филомена сжала губы. Перед ее внутренним взором предстал суровый образ маркиза таким, каким он был вчера за обедом, его буйная шевелюра, убранная в аккуратную косу, глаза, полыхающие темным огнем, массивное тело, зажатое в приличную одежду джентльмена. Он приблизился тогда к ней так близко, что она почувствовала сладкий запах суфле в его дыхании.
Однако часто ей на память приходил другой образ, тот, каким она увидела его во время первой встречи. Тогда дождь струился по его лицу и распущенным волосам, могучие ноги были коричневыми от загара, как будто их часто обжигало солнце. Глаза сверкали гневом. От него веяло мужской силой.
Разве он хорош собой? В традиционном смысле нет. Вот Гордон, ее муж, был действительно красив: худощавый, элегантный, аристократично-надменный.
Лэрд Маккензи был слишком могучим, его черты – слишком варварскими и свирепыми, чтобы считаться элегантными. Но Филомене показалось, что в нем есть некая мужская притягательность, особенно когда он говорил. Небольшая хрипотца в голосе придавала его произношению глубину, что было приятно и напоминало рокот океанской волны, набегающей на каменистый берег.
– Вы не можете найти приличного способа сказать нежной девушке, что ее отец слишком груб, стар и некрасив, не так ли, мисс Локхарт?
Он возник как будто в ответ на ее не совсем достойные мысли. Голос маркиза донесся до нее из дверей за их спиной.
– Значит, Рианна, твой вопрос неприличен.
Филомена вскочила с места, чуть не опрокинув рояльный табурет, и повернулась к нему лицом.
Он стоял, опершись широким плечом об арочный свод. В его позе было что-то от Сизифа, и казалось, что это он поддерживает каменные стены замка, а не наоборот.
Боже, а ведь он действительно красив! Этого нельзя отрицать. Опять Рейвенкрофт предстал перед ней в одежде воина своего клана. Тонкий хлопок его рубахи облегал выпуклую грудь. Закатанные рукава обнажали загорелые мускулы рук, которые напряглись под ее зачарованным взглядом. Волосы были распущены, и в солнечных лучах, согревающих комнату, блеснули седые пряди. Такого лэрда она еще не встречала. Выражение его лица было таким же обыденным, как килт Маккензи на бедрах. Маркиз медленно подошел к ним. Филомена пыталась заставить тяжелый, сухой язык произнести достойное приветствие, и при этом она старалась отойти от Рианны, чтобы между ней и маркизом сохранялось некоторое расстояние.
Почему, ну почему он все время говорит вещи, на которые нельзя найти приличный ответ? Почему каждый нерв в ее теле напрягается от его близости?
– Ты такой страшный зверюга, отец! – стала дразнить его Рианна. Она встала на цыпочки и поцеловала щетинистую щеку. – Но это не значит, что ты не самый раскрасивый мужчина в Уэстер-Росс, да и во всей Шотландии. Любая девушка так скажет.
– Самый красивый, – автоматически поправила Филомена, спрятавшаяся за фортепиано.
Глаза Рейвенкрофта стали пронзительными, черты лица напряглись, и он посмотрел на Филомену таким взглядом, что ей показалось, одежда на ней сейчас загорится, если маркиз не перестанет сверлить ее глазами.
Сообразив, что ее поправка может быть неправильно понята, Филомена поспешила исправить ситуацию:
– Не раскрасивый, а самый красивый – так будет правильно.
Рианна стала хихикать, и это усугубило ситуацию.
– Самый красивый – правильно… в предложении…
Филомена горела от смущения и едва переводила дыхание. Маркиз не улыбался, но в глазах читалась усмешка и скрытый, но опасный жар. И чем дольше он смотрел на нее, тем теснее казался ей корсет. Рука Филомены взлетела к кружевному шарфу, накинутому поверх корсажа. Она полагала, что этот шарф придает ей вид респектабельной гувернантки, но теперь он стал душить ее, несмотря на высокий ворот ее коричневого платья.
– Папа, Эндрю отказался танцевать с мисс Локхарт, – поторопилась доложить Рианна, не обращая внимания на строгий взгляд Филомены. – Он был ужасно груб с ней.
Веселье в глазах маркиза пропало:
– Как? Почему?
Филомена шагнула вперед:
– Прошу вас! Все совсем не так.
– Он сказал, что мисс Локхарт сложена как мужчина.
Глаза Рейвенкрофта скользнули по пышным изгибам тела Филомены, которые не оставляли сомнения в том, что она – женщина.
– Мой сын сказал что? – Такое отчетливое произношение каждого слова и грозное выражение, появившееся на его лице, заставили Филомену почувствовать настоящий страх за Эндрю.
Наслаждаясь происходящей драмой, Рианна заговорила еще оживленнее, хотя Филомене казалось, что дальше уже некуда.
– Да! И мисс Локхарт заставила его извиниться перед Джани и принести извинения нам, перед тем как уйти. Ты бы видел, как он был зол!
– Рианна! – с упреком воскликнула Филомена.
– Ей это удалось? – Брови лэрда взлетели вверх, и, кажется, гнев улетучился.
– Прошу вас. – Филомена рискнула выйти из-за фортепиано и двинуться в сторону грозного шотландца и его дочери. – Я хотела бы, чтобы этот случай прошел без последствий. Мы с Эндрю пока не нашли общего языка… Иногда мальчикам в его возрасте бывает трудно вести себя правильно в подобных ситуациях…
Она замолкла, чувствуя свою вину за то, что у нее не было настоящего опыта, поэтому ей трудно было смотреть в насмешливые глаза своего нанимателя.
– В конце концов, это нормально… – соврала она, беспокойно водя пальцами по сверкающей поверхности полированной крышки рояля, чувствуя каждую неровность нежными подушечками.
Когда она, собрав все свое мужество, взглянула на маркиза, она увидела, что тот жадно следит за движениями ее руки. Филомена сжала пальцы в кулак и быстро спрятала руку за спину.
– Хорошо, мисс Локхарт, вы лучше меня разбираетесь в воспитании. – Хотя маркиз явно не был полностью убежден. – Но мне не хотелось бы, чтобы сын вел себя как варвар.
– Понимаю, – пробормотала Филомена, подумав, что странно слышать такие слова от этого человека.
Маркиз поцеловал дочку в лоб, и его прямой рот слегка изогнулся в улыбке.
– В этом доме есть место только для одного варвара, так, nighean?
– Так, отец! – ответила Рианна ласково.
Внутри Филомены разжалось нечто тугое и неприятное, разжалось и растаяло, когда она увидела, какая нежность существовала в отношениях между дочерью и отцом. Лиам Маккензи, может быть, справедливо был назван Демоном-горцем, но своих детей он любил. Тогда почему он столько лет провел вдали от них? Наверняка мог подать в отставку в любое время, особенно в последние годы, и вернуться в Рейвенкрофт-Кип, чтобы заняться детьми. Мать семейства умерла почти десять лет назад, так почему он выбрал именно это время, чтобы вернуться?
Маркиз последний раз ласково погладил руку дочери и пошел к выходу.
– Эту неделю я проведу в винокурне! – сказал он и исчез за каменной аркой.
Филомена едва начала снова дышать, как он опять возник в проеме, сверкнув дьявольским огоньком в глазах.
– Извините меня, леди! – и безупречно поклонился, не спуская глаз с Филомены, из-за чего она ощутила слабость в коленках.
– Мы тебя не извиняем, отец! – захихикала Рианна, выпроваживая его.
– Нет, вы должны меня извинить, потому что даже варвар способен обучиться манерам джентльмена, если у него будет правильный учитель.
Он снова задержал взгляд на Филомене, быстро подмигнул дочери и наконец исчез.
Филомене показалось, что каждый раз, встречая маркиза, она знакомилась с новым человеком. То это был Демон-горец, то варвар – предводитель клана, то воин-аристократ, а вот теперь – любящий отец. Но в каждом новом обличье Рейвенкрофт глядел на нее так, что она начинала волноваться. Он смотрел так, будто перед ним была загадка, которую он хотел разрешить, или тайна, которую нужно раскрыть.
Но она предпочла бы остаться нераскрытой, так как ее секреты были слишком опасны.
Филомена глубоко вздохнула и повернулась к Рианне, которая понимающе смотрела на нее.
– Как он назвал вас… nighean?
– На гэльском так ласково называют дочь.
– О, как красиво звучит! – Филомена решила, что пока она живет среди горцев, нужно понемногу учить их язык. – Давайте-ка посмотрим, куда убежал ваш брат, – сказала Филомена, так как ей нужно было отвлечься от впечатления, произведенного неожиданным вторжением лэрда Маккензи, причем вторжением во все ее мысли.
– Может, не нужно? – заныла Рианна. – Он такой нудный!
Филомена взяла девочку под руку, и они медленно пошли по мягкому ковру солнечной комнаты.
– Вы сегодня очень злы на него и ябедничаете, – ласково упрекнула Филомена.
– Знаю, – ответила Рианна и усмехнулась. – Это у меня от отца. Он ведь настоящий brollachan.
– Что?
– Демон. Разве вы не знаете?
– Но вы ведь в это не верите, не так ли? – сказала Филомена, нахмурившись, хотя почувствовала, как по шее пробежал холодок волнения. – В то, что ваш отец – демон?
– Я не знаю, демон он или нет, но я слышу, о чем все шепчутся. Если он и не настоящий демон, то очень опасный человек, это точно.
– Это точно, – повторила Филомена, подумав уже не в первый раз, что не уверена, существуют ли на свете демоны.