Глава 4
Элайза побаивалась возвращаться в кухню. Зато теперь она шла по мягко освещенному коридору: в ответвлениях сверкающих канделябров горели свечи с обрезанными фитилями. Она испытала бы больше радости, если бы свечи не освещали пыльные полы и грязные стены. Ее лицо от переживаний было разгоряченным и таким чувствительным, словно с него в буквальном смысле содрали кожу. Элайза замедлила шаг, чтобы иметь более достойный вид, когда поняла, что стремительно несется прочь от кабинета.
В ней теплилась надежда, что прислуга еще не закончила отмывать кухню, потому что добрая порция тяжелого труда была бы прекрасным средством для того, чтобы умерить ее ярость. И еще она молилась о том, чтобы завтра был пригожий день и она смогла бы самого дьявола выколотить из грязных ковров.
Лишь малое удержало Элайзу от того, чтобы поставить на место ковра лорда ла Вея. Выражение лица, с каким он произнес слово «Франция» и слово «дом». Элайза прекрасно знала, что значит тосковать по дому. И это малое, как и тени под его глазами, прокладывало дорожку к нему. Она на это надеялась.
О, очень надеялась!
Это либо так, либо лорд Ла Вей – всего лишь очередное наказание за день блаженства в объятиях беспомощного ученика адвоката. Элайза досадовала на принца еще и потому, что утром надела свое темно-зеленое шерстяное платье – теплое, да, но и отлично подчеркивающее цвет ее лица и глаз, а он этого не заметил!
– Вы не одолеете меня, лорд Ла Вей! – мрачно пробормотала она.
Она уже грозит ему, а ведь это всего лишь первый день ее работы.
Джек поможет ей выстоять. Подумав о Джеке, Элайза слегка поежилась, словно принц забросал ее перьями для письма и теперь она отряхивала их с себя.
– Благодарю вас, Мэри, – сердечно сказала она, проходя мимо горничной, которая подрезала очередную пару свечных фитилей.
Мэри кивнула в ответ, и на ее лице появилась робкая улыбка.
Это воодушевило Элайзу. Она может очаровать, может вдохновить. Она обыграет каждого в этом чертовом доме, включая угрюмого лорда ла Вея. Возможно, все, что нужно слугам, – это благодарность, руководство и расположение.
Чем дальше она уходила от кабинета, тем лучше становилось ее настроение. Запах щелока дошел до нее, прежде чем она вошла в кухню, вместе с порывом свежего ветра – окна там были приоткрыты.
Служанки, согнувшись, прилежно оттирали грязь: Китти – с плиты, Долли – с пола, причем она орудовала шваброй с такой яростью, с какой солдат забивал бы порох в пушку. Они обе закатали рукава и, потея, старались изо всех сил. Судя по всему, им доводилось заниматься уборкой и раньше, потому что в кухне стало заметно чище. Со стола убрали все следы карточной игры: сигарный пепел, оскверненную тарелку севрского фарфора и корку сыра. В очаге поблескивал песок.
– Отличная работа, леди, – с теплотой проговорила Элайза своим ободряющим учительским голосом.
Китти оглянулась на нее через плечо, но тереть не перестала.
– Благодарю вас, миссис Фонтейн, – отозвалась она и улыбнулась.
Долли устремила на Элайзу взгляд своих блестящих глаз.
– Да, благодарю вас, миссис Фонтейн, – приветливо сказала она. – Мы хотим угодить вам.
Возможно, это было действительно так, хотя не исключено, что Долли просто насмехается над ней.
Элайза вздохнула. Пусть пока убирает. А там видно будет. По крайней мере, у нее есть разрешение уволить Долли, если в этом возникнет необходимость.
Воспользовавшись солнечным светом, льющимся в кухню сквозь окно, Элайза села за безупречно чистый стол и развернула листок со сметой расходов, который дал ей лорд Ла Вей.
Не считая слегка дрожащего почерка – у него действительно проблемы с алкоголем? – которым были написаны цифры и пункты, финансовая смета представляла собой настоящее произведение искусства. Образец. Точный, конкретный и суровый.
Как и сам этот человек. Лорд Ла Вей подумал обо всем – от свечей до кофе и сыра, от льняного семени до щелока, яиц, пшеницы, ваксы для обуви и конечно же жалованья, достаточного, чтобы сводить концы с концами.
Элайзе не пришло в голову спросить, какие блюда он хотел бы на обед, но мысль о том, чтобы еще раз встретиться с принцем, ее пугала. Это было все равно что выйти на солнце с кожей, покрытой опасными солнечными ожогами.
– Долли, а что лорд Ла Вей обычно ест на обед? – спросила Элайза.
– Все, что стоит перед ним, миссис Фонтейн.
Элайза сделала еще одну попытку.
– А он отдавал предпочтение какой-то определенной еде? Может… пироги, горошек в соусе, куропатка, рагу из говядины, хорошая отбивная, филе единорога?…
– Он обычно только бранится, миссис Фонтейн.
– Я уверена, у лорда ла Вея более утонченный вкус, чем вы думаете.
Долли помолчала.
– Я не могу говорить об… аппетитах его светлости, миссис Фонтейн. Но он ест то, что я ставлю перед ним.
Элайза бросила на нее проницательный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Глаза Долли метнулись в сторону. На ее лице появилась хитрая улыбка.
Долли Фармер всегда говорит намеками или сейчас делает это намеренно? Может, такой тон предполагает местный диалект? Может, все в округе говорят намеками?
Создается впечатление, что слуги забрасывают пищу в комнату принца и убегают, как смотрители за животными в зверинце.
– А что он любит пить или есть по утрам? – не сдавалась Элайза, чувствуя, что ее терпению приходит конец.
– Кофе, – с готовностью сообщила Китти, радуясь, что может дать ответ хотя бы на один вопрос.
– В доме часто бывают гости?
– Граф Ардмей, – с таким же энтузиазмом начала перечислять Китти, почтительно понизив голос. – И еще графиня. И еще мисс Вайолет Редмонд…
Элайза едва не поперхнулась.
Ну конечно, лорд Ла Вей принимает графа. Он же, черт возьми, принц дома Бурбонов. И разве она не слышала, что он служил на корабле вместе с графом Ардмеем?
– Леди тоже приходят, – добавила Долли.
Леди? Неужели?
– Леди? – вслух спросила Элайза, надеясь услышать какое-то разъяснение.
– Да, – кивнув, подтвердила Долли.
Элайза не думала, что эта часть Суссекса изобилует проститутками. Но Долли подразумевала именно то, что сказала. Вероятно, она имела в виду миссис Снид и ее компанию, которые заявлялись без предупреждения ко всем новым обитателям Пеннироял-Грина, особенно к мрачным одиноким лордам, не балующим благожелательностью и снисходительностью окружающих.
– И чем вы угощаете гостей?
– Если есть пироги, угощаем пирогами.
– Не должно быть никаких «если»! В доме всегда должны быть пироги! – На то она и экономка, чтобы требовать. – Сейчас в доме есть пироги? – Элайза отметила, что сила и высота ее голоса увеличиваются.
– Пироги и тому подобные угощения – забота экономки, миссис Фонтейн, – медленно и терпеливо объяснила Долли, словно Элайза была безнадежной идиоткой. – Загляните в кладовую.
Элайза встала, причем сделала это очень быстро. Кладовая по бедности могла бы сравниться с буфетом старой мамаши Хаббард [3]. Несколько печальных картофелин с проросшими глазками, пытающихся произвести себе подобных, несколько сморщившихся яблок, мешок с мукой и мешок с зерном, несколько банок с консервированным мясом, маринованные и сушеные овощи, сахар, огромное количество банок с консервами, абсолютно несоразмерное с числом живущих в доме людей, половинка, вероятно, купленной в лавке и завернутой в бумагу буханки хлеба и головка чеддера, от которого уже отрезали кусок.
Элайза начала испытывать симпатию к человеку, который – о Боже! – имел право на некоторый комфорт. Он не должен был питаться здесь так, словно находится на корабле.
Сев за стол, Элайза снова взглянула на финансовую смету лорда ла Вея. Она быстро составила и собственные расчеты. Ни единого пенни не предполагалось потратить на то, что можно было истолковать как роскошь. Правда, в некоторых домах даже мыло считалось роскошью, не говоря уже о лакеях.
Ее провал в роли экономки был предусмотрен в бюджете.
Словно услышав ее мысли, оба лакея – Джеймс и Рамзи – вошли в кухню, смеясь и подталкивая друг друга. Похоже, они были поражены, увидев ее, без сомнения, уже забыв, что в доме появилась новая экономка.
– Игра в мушку на пять карт запрещена навсегда, – приветливо проговорила Элайза.
Лакеи с опаской смотрели на нее, как будто, выйдя на прогулку, натолкнулись на незнакомое млекопитающее и теперь гадали, не будет ли оно кусаться.
Джеймс и Рамзи – в этом Элайза с отчаянием вынудила себя признаться – совсем не похожи на лакеев, хоть и довольно высокого роста. Рост их отличался всего лишь на какой-то дюйм. На них были чистые сюртуки, хоть и разные по покрою и цвету. Элайза не заметила оторванных пуговиц. На шейных платках не было ржавых или чернильных пятен. К ее удивлению, их ботинки сияли.
– У вас такие блестящие ботинки, – удивленно проговорила она. – И ваши шейные платки белоснежные…
– У меня есть собственный рецепт ваксы. Весь секрет в купоросе и яичном белке, – с гордостью произнес Рамзи.
– А я вывожу пятна на шейных платках винным камнем и солью. Это мой семейный рецепт, – сообщил Джеймс, явно соревнуясь с Рамзи. – Хотя его светлость этого не заметил – какое ему до этого дело? Вот у Редмондов и Эверси лакеи сейчас носят такие ливреи!.. – Он опечалился и добавил: – Они дьявольски элегантны. – Джеймс сказал это Рамзи, и тот удрученно кивнул.
Оба грустно вздохнули.
– Вы должны называть хозяина «лорд Ла Вей», а не «его светлость», – автоматически поправила Джеймса Элайза. Впрочем, замечание было обоснованным.
Хм! Выходит, нельзя сказать, что лакеи совсем необученные. Они даже гордятся своими умениями. И в них есть небольшая доля тщеславия. Возможно, им даже хочется приносить пользу.
Элайза ощутила прилив сочувствия. Эти двое лакеев смахивали на сморщенные яблоки в тележке торговца фруктами – такие покупаешь, если не можешь позволить себе ничего другого. Такие яблоки можно использовать для…
– Яблочные пироги! – неожиданно воскликнула она.
Элайза знала, как приготовить настоящий яблочный пирог. Такой, который приведет в восторг любого мужчину. И в доме есть все, чтобы испечь дюжину таких пирогов, прежде чем она отправится за покупками.
– Ни к чему оскорблять нас, миссис Фонтейн, – насупился Рамзи.
– Да нет, вы тут ни при чем. Я просто хотела… Не важно. Кстати, будьте так добры сказать мне, есть ли у вас позвоночник? По вашему виду этого не определишь – с таким трудом вы двигаетесь. Но у вас есть отличные плечи. Так продемонстрируйте хоть немного гордости – расправьте их, пожалуйста.
Подумать только! Негодование лорда ла Вея, оказывается, заразительно.
Но, надо признать, эффективно. Возможно, Джеймса и Рамзи удивил польстивший им приказ, высказанный их новым командующим с явным раздражением, но они сделали то, что Элайза велела.
Она прищурилась, представив их в ливреях. Если лорду ла Вею нужен дом полная чаша, он не должен позволять этим неудачникам появляться на его ужинах и приветствовать гостей, да и, как он выразился попросту, шастать вокруг. Но если лакеи будут в новых ливреях… Элайза даже слегка засияла от этой мысли.
– А где вы были только что? – спросила она.
– У его светлости гости – мы их встречали.
Элайза вскочила.
– Кто? – вскричала она.
– Граф и графиня Ардмей.
В это мгновение ее звонок запрыгал и зазвенел.
На секунду у Элайзы подвело живот – она вспомнила, что стала служанкой и что теперь ее можно вызывать звонком.
Все замерли, все взоры обратились на нее.
– Они обычно пьют чай дарджилинг, – сочувственно прошептала Китти, словно знала, что песенка Элайзы спета и уже скучала по ней.
Филипп Ла Вей принимал своих гостей, графа и графиню Ардмей, в одной из гостиных комнат, в которой словно по волшебству запылал ревущий, пляшущий огонь.
Принц в замешательстве смотрел на огонь в камине, который вполне мог быть случайностью. Редко, но бывало, что то тут, то там в доме в каминах вдруг вспыхивал огонь. Возможно, надоедает ничего не делать даже слугам.
Ла Вей повернулся к своим гостям, которые уже расположились на диванах с таким видом, словно делали это прежде с десяток раз, – так, собственно, оно и было.
– Если вы еще хоть раз посмотрите на меня с таким сочувствием и сожалением, я велю вас прогнать, леди Ардмей.
Вайолет Ардмей до замужества носила фамилию Редмонд. Ла Вей называл ее леди Ардмей лишь в тех случаях, когда сердился, но последнее время он почти всегда был рассержен.
– И кто же получит это приказание? Один из этих убогих лакеев, которые открыли нам дверь? Честно признаюсь, Филипп, у них такой вид, будто они совершили преступление в Сент-Джайлзе и воспользовались твоим домом, чтобы скрыться от правосудия. Я бы очень хотела, чтобы ты переехал к нам, мы бы за тобой присмотрели.
Оказаться под одной крышей с влюбленным графом, Вайолет и их новорожденной дочерью Руби?… Да он скорее предпочтет, чтобы на него снова напали шесть головорезов.
Ла Вей познакомился с графом Ардмеем, когда тот был просто капитаном Флинтом и они оба служили на корабле «Фортуна».
– Если хотите, я позвоню, чтобы вам принесли чай, – сказал принц. – Может, заключите пари, отзовется ли кто-то на звонок?
– Конечно! Я и забыла, что ты нанял новую экономку. Ту самую, с которой тебе помогла наша милая миссис Уинтроп?
Ла Вей яростно дернул звонок.
– Ничуть не сомневаюсь, что миссис Фонтейн сейчас в отведенных ей покоях пакует сундуки, готовясь сбежать отсюда, – лениво заметил Ла Вей.
– Но об этом не стоит печалиться, Филипп. Скорее о тебе надо побеспокоиться, – сказала Вайолет, пытаясь вернуться к теме разговора.
– Ха! – Он пожал одним плечом. – Без конца одно и то же, графиня, но, как видите, я благоденствую.
– Разумеется. – Вайолет обменялась взглядами с мужем, что не ускользнуло от внимания ла Вея.
– Сколько? – спросил он у графа, имея в виду пари.
– Фунт стерлингов.
Именно в это мгновение в дверях появилась чуть запыхавшаяся миссис Фонтейн.
– Слушаю вас, лорд Ла Вей? – сказала она.
Ее щеки порозовели, а на висках плясали две черные пружинки волос. Без сомнения, они воспользовались случаем выбиться из прически, когда она бегом поднималась по лестнице. Похоже, волосы миссис Фонтейн поддаются укрощению не больше, чем ее взрывной характер. Впрочем, было что-то героическое в ее попытке справиться с ними.
Неожиданно она показалась ему такой молодой.
Вместо приветствия Ла Вей рефлексивно повернулся к окну, словно среди облаков внезапно появилось солнце. Но нет. Небо оставалось серым. Озадаченный, он слегка нахмурился.
Странно, что это ощущение приходит к нему вместе с появлением миссис Фонтейн.
Сунув руку в карман сюртука, он пожал плечом и вручил графу фунт стерлингов, который тот с готовностью принял.
Элайза взглядом следила за его действиями, но ее лицо оставалось непроницаемым.
– Будьте добры, принесите чаю графу и графине Ардмей, миссис Фонтейн.
– Разумеется, – сказала Элайза, кивая. – Это для меня большая честь.
Она сделала такой реверанс, словно встречала самого короля, – это было долгое и грациозное приседание, которое, казалось, продлится вечно. Все присутствующие в гостиной с замиранием наблюдали, как она опускается в реверансе, а затем поднимается.
«Как успокаивающе это действует – словно листок отрывается от ветки», – с удивлением подумал Ла Вей.
– Хотите слегка перекусить? – Он повернулся к графу и графине.
Элайза оцепенела.
Зная, что в доме едва ли найдется еда, которую вообще можно подать к столу, не говоря уже о том, чтобы попотчевать ею графа и графиню, Ла Вей со своего рода злобным любопытством раздумывал, что же она принесет на подносе.
– Я ничего не хочу, спасибо. Мы не можем задержаться надолго, – сказала Вайолет.
– Очень хорошо. Я быстро вернусь. – Элайза сделала еще один реверанс – быстрый на этот раз – и выскользнула из гостиной так же стремительно, как и появилась в ней.
– На мгновение мне показалось, что она молится, – задумчиво проговорила Вайолет.
– За мою скорую кончину, без сомнения, – бросил Ла Вей. – Хотите заключить пари на то, вернется ли она?
Граф усмехнулся:
– Готов поставить еще один фунт стерлингов. Спорю на то, что вернется.
Они подождали несколько мгновений, пока стук домашних туфель миссис Фонтейн по мраморному полу коридора не затих вдалеке.
– Есть кое-что еще более неудачное, чем брак, Филипп, – беспечно заметила Вайолет.
Ла Вей бросил на нее насмешливый взгляд:
– В следующий раз я велю этим лакеям-шутам не встречать тебя у дверей.
– Спасибо, мой дорогой, – сухо проговорил граф. – Это лучше, чем быть обреченным на вымученную похвалу.
Вайолет только рассмеялась. И наградила мужа такой улыбкой, от которой у любого мужчины подогнулись бы пальцы ног, а голова наполнилась мечтами о темной комнате и мягкой постели, а потом по-дружески похлопала его рукой по бедру.
Ни один из мужчин и не думал запугивать имеющую дурную репутацию бывшую Вайолет Редмонд. Однажды она застрелила пирата, чтобы спасти жизнь мужу. С тех пор они стали менее бдительными, чем могли бы быть, когда вели при ней деловые разговоры.
Эти деловые разговоры обычно касались насилия и денег.
Чуть раньше Ла Вей сжал руку в кулак, и теперь с усилием разжимал ее. Рану на руке ему быстро зашили – как и другие раны. Шрам был таким, словно сам дьявол вцепился в нее когтями и стал кусками рвать мышцы, из-за чего Ла Вей был вынужден теперь придумывать новые ругательства с единственной целью – преодолеть боль.
– Все они и ты погибли бы, Ла Вей. Ты – единственный, кто остался в живых, – сказал Ардмей. – Не считая меня, разумеется.
Ла Вей кивнул. Лживое смирение надоело им обоим. Они многое пережили – вместе и порознь.
Они оба сколотили неплохие состояния, будучи каперами, и заработали еще больше, выполняя приказы-капризы короля. Им приходилось расследовать тайные заговоры против короны и охотиться за пиратами, которые угрожали безопасности и доходам английских торговцев, а следовательно, – безопасности и спокойствию граждан Англии.
В качестве каперов они были столь успешными, что корона теперь пользовалась их уникальными способностями и в других тайных обстоятельствах, требующих определенной хитрости, обаяния, грубой силы, готовности отправиться в опасные места, а также виртуозного умения обращаться с оружием. Это было выгодно для каждого из них – вместе и порознь.
И это едва не оказалось смертельным для Филиппа ла Вея.
Но он получал огромное удовлетворение от работы. Для него каждый пленный, каждая шпага, выбитая у неприятеля, каждый убийца, планам которого он не давал сбыться, каждая предотвращенная смерть или потеря были способом компенсировать те утраты, которые едва не погубили его семью, не изменили его образ жизни.
И это действительно было очень прибыльно.
Но ла Вею и Ардмею не удалось передать правосудию пирата ле Шата. По правде говоря, они не то чтобы не смогли поймать его, а попросту дали ему уйти.
Истинная причина этого была довольно сложной. Каждый находящийся в этой гостиной знал только часть тайны ле Шата, но ни один из них не поделился ею с другими.
У Филиппа была особенно неприятная и нелепая причина радоваться тому, что этот человек утихомирился и находится на свободе. В кармане его камзола на оторванной от листа бумаги полоске было написано указание, о котором не знал больше никто в мире; написано оно было человеком, известным в торговых кругах как мистер Хардести, однако на самом деле он был кое-кем другим: «Если вы считаете, что вам известно, как отблагодарить меня за свою спасенную жизнь, можете найти меня…»
О, награда за поимку ле Шата! Эти деньги решили бы… почти все проблемы ла Вея. Однако если он будет долго и серьезно думать об этом, то едва ли сможет сдержать порыв швырнуть в стену какой-нибудь увесистый предмет.
Подумать только! А ведь когда-то он был известен своим шармом.
Стопка полученной принцем корреспонденции росла день ото дня. А несколько писем буквально молили о срочном ответе.
– Так ты хочешь таким способом вернуть свое состояние, Филипп? – упорствовала Вайолет. – Ты умрешь раньше, чем это у тебя получится.
Ла Вей фыркнул:
– Спасибо тебе за веру в меня, Вайолет.
Тем не менее в нем все росла уверенность в том, что она права.
Графиня заулыбалась, услышав, что он наконец обратился к ней по имени.
– Только подумай о земных удовольствиях, которых ты лишишься, если умрешь. Прошу тебя, пожалуйста, позволь нам устроить бал или ассамблею в твою честь, – продолжала настаивать она.
– Что ж, – коротко бросил Ла Вей. – Мне это должно понравиться. Но не сейчас.
Пока он и представить себе не мог, что сможет танцевать, потому что из-за ран все еще чувствовал скованность, только не хотел признаваться в этом. Вот ведь ирония: вальсирование для него сейчас не менее важное умение, чем фехтование. Впрочем, в высшем свете искусство вращаться зачастую сродни искусству фехтования.
Наступило неловкое молчание, во время которого леди Ардмей еще раз переглянулась с мужем. Потом она откашлялась.
– Мне написала леди Придо, – наконец заговорила Вайолет. – Она недавно была здесь, в академии мисс Эндикотт. Ей надо было обсудить кое-какие вопросы, касающиеся ее младшей сестры. И скоро она снова будет в Лондоне. Может, хоть это тебя вдохновит?
Ла Вей смутно припоминал, что сестра леди Придо учится в академии мисс Эндикотт – учебном заведении, которое известно в здешних краях как школа для непослушных девочек. Но Вайолет говорила преувеличенно небрежным тоном, а это означало, что она скрывает свои мотивы.
Ла Вей криво усмехнулся:
– Я тоже получил от нее письмо.
А потом ему стало трудно сдержать улыбку при мысли об Александре: она была неотделима от воспоминаний о более счастливых в его жизни временах. У их семей были общие интересы, когда они были моложе, и у родителей существовала надежда, что Александра и Филипп когда-нибудь поженятся.
С возрастом Александра превратилась в жизнерадостную, красивую и невероятно уверенную в себе женщину. Она забавляла Филиппа. Ее семья была не такая высокородная, как семья Бурбонов, богатство Придо – не таким огромным, а власть – не такой всемогущей.
Именно поэтому большинство членов семьи Придо сохранили головы и деньги во время революции.
Бурбоны вернулись к власти во Франции, а даже будучи маленькой девочкой, Александра любила влияние и власть. И хотя Филипп был далек от трона, он все еще был Бурбон.
От Александры Ла Вей получил пространное послание, но не знал, как на него ответить.
Принц сжал в кулак причинявшую ему боль руку, когда в дверном проеме появилась миссис Фонтейн. В руках у нее был поднос с чайником и чашками. Все замолчали.
Балансируя, словно на натянутом канате, со спиной, прямой, как бизань-мачта, Элайза преодолела расстояние межу дверью и столом, за которым они все собрались.
В наступившей тишине было слышно, что чашки на подносе слегка позвякивают, когда она двигается.
У Элайзы тряслись руки.
Странное желание охватило ла Вея: ему захотелось подойти к ней и ласково забрать поднос. «Я не такой уж грозный!» Но потом ему пришло в голову, что это утверждение – правда лишь отчасти, потому что за долгие годы службы королю он действительно стал грозным.
– Благодарю вас, миссис Фонтейн, – проговорил Ла Вей ворчливым тоном, когда поднос был наконец благополучно поставлен на стол.
Элайза сделала книксен, развернулась – очень осторожно, будто все еще держала в руках поднос, – и грациозно направилась к двери.
Тут Ла Вей поймал себя на том, что стоит, замерев, не в состоянии противиться дурацкой радости, охватившей его из-за того, что ей удалось внести в комнату поднос, не выронив его.
Элайза с достоинством вышла из гостиной.
Ла Вей был настолько поглощен наблюдением за миссис Фонтейн, что едва не вздрогнул, когда граф откашлялся.
Обернувшись, принц увидел, что Вайолет и граф Ардмей молча смотрят на него. Граф протянул руку ладонью вверх.
Филипп вытащил из кармана очередную фунтовую купюру и вдруг со смущением осознал, что очередное проигранное пари доставляет ему некоторое удовольствие.