6
Любочка несколько дней не посещала садик и не выходила на улицу. От удара синяк стал почти чёрным, а опухоль наплыла на глаз. Надя осталась с дочерью дома.
Узнав, что произошло, тут же примчалась Оливия, дав возможность Наде выйти на работу. Для неё это не было такой уж большой необходимостью. Писать статьи и руководить отделами журнала, в котором Надежда работала главным редактором, можно и из дома – спасибо Интернету, но всё-таки она была благодарна свекрови за помощь. Оливия не стала слушать Надю и Богдана, которые считали, что ничего страшного не произошло, а повела девочку к врачу – в Соединенных Штатах так бы поступила любая мать! Да её вообще в тюрьму могли бы посадить, если бы она не сделала этого.
Но доктор, осмотрев девочку, тоже не увидел ничего страшного. Дети. Что тут скажешь?
На обратном пути из поликлиники, проходя через двор и держа бабушку Оливию за руку, Любаша увидела Олюню, одиноко скучающую в песочнице: никто из детей не хотел с ней играть.
– Бабушка, отпусти меня на минутку, я только хочу что-то сказать той девочке.
Оливия с сомнением посмотрела на ребенка, пол-лица которого занимал черно-фиолетовый синяк, но руку отпустила.
– Я тебя здесь подожду.
Любаша подошла к Оле.
– Смотри, что ты сделала… – сказала Любаша грустно, – у меня болит голова. Тебе меня не жалко?
– Ха-ха-ха… так тебе и надо… Не будь жадиной-говядиной! – засмеялась подлая девчонка.
– Я не жадина, – покачала головой Люба, – и ты знаешь это. А мне тебя жалко…
– Тебе жалко меня? Ха-ха-ха… Ты себя лучше пожалей…
– Ты не понимаешь… Нельзя никому делать больно… потому что потом будет больно тебе, точно так же больно… или даже ещё больней, – Люба одним глазом, а вторым через маленькую щелочку посмотрела на белобрысое чудовище, которое насмехалось над содеянным, – ты не понимаешь… – повторила Любочка, – поэтому мне тебя жалко.
Она не по-детски с сожалением вздохнула, опустила свою медовую головку и медленно поплелась к Оливии. Оля схватила жменю песка и швырнула вдогонку уходящей Любаше.
Через несколько дней синяк позеленел, затем пожелтел. Шишка уменьшилась, но совсем не исчезла. Каждый раз, когда кто-то насмехался над ней в связи с этой неровностью на голове, – дети жестоки – Люба говорила: «Не надо смеяться. Мне было больно. Мне было очень больно… Не надо смеяться над теми, кому больно. Их надо пожалеть. Им надо помочь. Их надо любить».