На нарах жестко и тревожно
Не буду вдаваться в подробности скорого суда, но загремел наш Меченосец в свои родные сибирские края не по собственной воле, а по жесткому решению того самого суда.
И тут, заняв место на нарах, он вспомнил о своей матушке и родных сестрах. Из-за колючей проволоки полетели на малую родину его письма, в которых сожалел наш Меченосец о том, что долго не давал о себе знать, ссылаясь на свою большую занятость.
Получив письмо, сердобольная Авдотья собрала Меченосцу нехитрую посылку и с помощью Ольги переправила ее на почту.
С этого дня посылки Меченосцу стали приходить с завидным постоянством, что не могло не радовать соседей по бараку. Но даже за этой радостью ощущалась нескрываемая агрессивность, с которой относились к насильникам заключенные. Эта агрессивность переходила порой в открытые угрозы, а то и в рукоприкладство, и если бы не дюжинная сила, быть бы Меченосцу опущенным и забитым.
Кроме того, лесоповал для Меченосца был делом знакомым, так как практика валки деревьев, которую он получил в юности, помогла ему быстро войти в результативную колею. Причем нередко он помогал своим соседям по бараку с выполнением плана, что также шло в его актив. Уже через месяц Меченосец был представлен одному из криминальных авторитетов по прозвищу Кудлатый, и тот взял его под свое покровительство.
С этого дня ни одна из шавок не могла высказывать в адрес Меченосца каких—либо угроз.
И все бы было нормально, если бы не отсутствие женщин. Ни один из заключенных не переносил это так болезненно, как Меченосец. Каждую ночь деревянные нары натужно поскрипывали под ним, так как снились ему женщины, которых он еще совсем недавно ублажал на свободе. И будили эти воспоминания такие страстные переживания, что просыпался Меченосец не только в холодном поту, но и в сперме.
Поневоле он стал заглядываться на молоденьких преступников, и одного из них, недели через две, сумел соблазнить. Соблазнить не чем-нибудь, а порцайкой заварки, заныканной из посылки.
Это соблазнение было не только приятным, но и полезным. Оказалось, что Валера, которого Меченосец соблазнил, был заядлым картежником, а точнее картежным шулером, за что и получил свой немалый срок. Срок был бы значительно меньшим, а место заключения находилось бы намного ближе к цивилизации, если бы обыграл Валера какого-нибудь смерда, а то угораздило ему выиграть на югах у партийного начальника, который и упек его за решетку на длительный период.
Так Валера оказался в сибирском лагере с лесоповальной спецификой. И если Меченосцу валить деревья было как два пальца об асфальт, то Валере каждое заваленное дерево давалось с большим трудом.
На этой почве во многом и произошло их взаимовыгодное сотрудничество. Меченосец помогал Валере деревья валить, а Валера подставлял Меченосцу свой зад, да учил в свободное время картежным премудростям.
А когда на Валеру нацелился еще один заключенный, Меченосец угостил его своим увесистым кулаком, отбив у него всякое желание заниматься сексом.
Много писать о лагерной жизни мне не хочется потому, что жизнь эта не отличалась каким-нибудь разнообразием. Разве что кто-то кого-то посадит на шило, или измудохают нерадивого заключенного свирепые охранники, или придавит какого-нибудь раззяву завалившееся дерево.
В общем, не жизнь, а сплошное наказание.
Отбыв свой срок, первым на свободу вышел Валера, а за ним за калитку лагеря поспешил и Кудлатый.
Прощание с Валерой было по—мужски сдержанным и коротким. Обнялись, перекинулись несколькими фразами и разошлись, договорившись встретиться уже на воле.
Первое время Меченосец очень грустил, вспоминая Валеру, но через месяц грусть оставила бренное тело Меченосца, и он занялся поисками новой задницы.
А сидеть Меченосцу оставалось целых пять лет и три месяца. Если бы не кончина в Кремле великого и жестокого, может быть, и не вышел бы Меченосец из-за колючей проволоки живым, так как вместе с Кудлатым на свободу смылось и его покровительство.
Несколько раз порывались шкодливые шавки подмять под себя Меченосца, но тот, как мог, отбивался от них своими увесистыми кулаками, а где не помогали кулаки, там в ход шли приготовленные им дубины.
Со смертью вождя всех времен и народов в стране была объявлена амнистия, по которой Меченосца отпустили на долгожданную свободу, и было ему в ту пору двадцать семь лет, шесть месяцев и двенадцать дней. На левой груди Меченосца на всю жизнь осталась лагерная отметина – татуировка в виде силуэта товарища Сталина с надписью «Век бы воли не видать»