Любовь на линии фронта
Когда Меченосцу исполнилось 18 лет, он вновь пришел к военкому, и тот с превеликим удовольствием отправил его в действующую армию. В это время Меченосец уже знал, что его отец, Филаретов Петр Акимович, пал смертью храбрых где-то под Сталинградом.
По дороге на фронт Меченосец представлял себе, как он будет яростно сражаться с фашистской нечистью. Почему-то фашистская нечисть представлялась ему в образе чертей, с ног до головы обвешанных доспехами и оружием.
В своих видениях Меченосец смело бросался на вражеские укрепления и крушил врага своими крепкими кулачищами. Ох, и досталось же в сновидениях от него фашистам.
Правда, несколько раз фашистская нечисть представилась ему в образе белокурой блондинки, и тогда он, со всей пролетарской ненавистью, обрабатывал белокурую бестию в хвост и в гриву. После такого сражения просыпался Меченосец весь мокрый, то ли от пота, то ли от избытка семени.
Наконец, их эшелон прибыл на Украинский фронт, но бойцы не успели поучаствовать в победоносном освобождении Кривого рога. Три дня тому назад наши доблестные войска отбили у фашистов этот украинский город. Никакая война не смогла остановить весеннего цветения, и разрушенный город утопал в бело—розовом море цветущих яблонь, вишен и абрикосов.
В Кривом роге Меченосец сумел убедиться в том, что украинские дивчины действительно гарны. Правда, они были не только гарны, но и очень разборчивы. И только «Красная Москва» помогала Меченосцу в их успешном обольщении. Но несколько раз пришлось Меченосцу испробовать и силу крепкой девичьей руки. Как ни напяливал он на лоб свою пилотку, она все равно оказывалась в придорожной пыли после увесистых ударов украинских молодок.
Но Меченосец был не из тех, кто при первом сопротивлении отступал с поля любовного противостояния. Его сладкие речи продолжали ласкать слух строптивой дивчины до тех пор, пока она ни отдавалась в шаловливые руки наодеколоненного Меченосца. А уж руками Меченосец творил чудеса. Из его объятий не торопилась вырваться ни одна из попавших в них молодух.
Его эротический массаж доводил до безумия самую твердокожую женщину. От жарких ласк ее кожа размягчалась, груди не сдерживали своих сосков, и они вырывались на свободу, еще больше возбуждая шаловливые ручки Меченосца. Это возбуждение моментально передавалось всему его телу, и тогда он пускал в ход свой шершавый язык – лучший массажер из всех массажеров. С этого момента охи и ахи купающейся в ласках девицы заглушали артиллерийскую канонаду, какой бы сильной она ни была.
Но, на войне, как на войне. Наши войска активно наступали, вытесняя фашистов с родной земли и, наконец, перейдя границу, приступили к освобождению Польши.
Всюду на польской земле наших бравых бойцов встречали цветами и жаркими поцелуями симпатичные польские женщины. Июльский ветерок охотно играл подолами их легких крепдешиновых платьев, словно нарочно дразня пропитанных пылью и гарью советских воинов. И большинству из них хотелось прижаться к молодому девичьему телу и хоть на секунду забыть о том, что где-то грохочут пушки, строчат пулеметы и рвутся бомбы, унося в мир иной не самых плохих представителей человечества. Но не всем суждено было пережить эти секунды. Как всегда, к числу избранных относился и наш Меченосец.
Польские женщины поразили Меченосца, прежде всего, тем, что неуловимым движением руки или брови они могли довести человека до третьей степени возбуждения. Вторая степень возбуждения наваливалась на мужчину в процессе расстегивания полячкой верхней пуговицы облегающей блузки, а первая степень возбуждения с попытками затвердевшего торчка вырваться на волю парализовала бойца, когда полячка наклонялась перед ним, обнажая свою белоснежную грудь. А если полячка садилась перед бойцом и закидывала ногу на ногу, показывая подвязки и шелковые чулки, несчастный немел и порывался забраться на воображаемую стену.
Вот она, поражающая сила женского соблазнения, которой польские женщины владели в совершенстве. И Меченосец с наслаждением подставлял себя под шквал этой всепобеждающей силы. Он вытворял тогда такие чудеса, что женские руки с остервенением скребли его просаленную гимнастерку, а ноги сходились у него за спиной, стараясь удержать его как можно дольше. А когда женские объятья ослабевали, он покрывал тело женщины горячими поцелуями, и ее ноги вновь сходились у него за спиной.
Да, опыт, полученный у Анастасии Гавриловны, очень пригодился восемнадцатилетнему Меченосцу. Она научила его не только способам совокупления, но и умению сдерживать подступающее к выходу семяизвержение.
А после любовной игры прощальный поцелуй без слез и сантиментов, и команда «вперед». Вперед на запад, в логово самого фюрера. До окончательной победы оставалось еще шесть с половиной месяцев, но об этом бойцы только догадывались.
В Германии Меченосец столкнулся как с нескрываемым страхом, который поселился в глазах некоторых немок, так и с менторской холодностью многих из них.
Ему пришлось применить весь арсенал доброжелательных улыбок и вынуть из заначки запас приятного обхождения, чтобы растопить холодные сердца высокомерных и снять пелену страха у испугавшихся.
Первыми поддались на доброжелательные улыбки испугавшиеся. Оставив свою робость за порогом дома, в спальне они окончательно успокаивались и проявляли такой темперамент, что широкие кровати начинали натужно скрипеть в такт ускоряющемуся движению их пухленьких попочек. Каждый оргазм заканчивался обязательным гортанным «гут» и подбадривающим похлопываньем по плечу Меченосца. С этого момента у ранее напуганных загорелись глаза, и они были готовы заниматься сексом с утра до вечера и с вечера до утра.
От зависти менторская холодность у их землячек стала постепенно уменьшаться, а через некоторое время и вовсе исчезла. Оказалось, что за менторской холодностью скрывались профессиональное кокетство и неудержимый темперамент, который нужно было только чуть-чуть пощекотать.
Ох, уж эти фрау, начинающие недотроги и матерые любовницы, сдержанные потаскушки и любвеобильные шаловницы. Сколько вас прошло через полевое ложе Меченосца и не сосчитать. И вряд ли хоть одна из тех, кто попробовал его ласк, осталась неудовлетворенной.
Раненый, но е.., то есть верткий
В мае 1945 года война победоносно завершилась и нетронутые смертью мужички стали возвращаться в родные пенаты. Меченосцу в это время исполнилось только девятнадцать лет, и если бы не ранение в зад, которое он получил незадолго до окончания войны, служить бы ему как медному котелку.
Если вы спросите: «Откуда у нашего Меченосца ранение в зад», то однозначного ответа можете и не получить.
Существует несколько интерпретаций данного ответа.
Одни говорят, что ранение в зад наш доблестный Меченосец получил во время его боевого дежурства, когда, отвернувшись от передовой в сторону голубоглазой медсестры, выставил свою задницу на обозрение противнику, а тот, не выдержав такого хамства, саданул по ней из автомата. Слава богу, что только одна пуля вошла в мягкое место доблестного Меченосца.
Другие дают голову на отсечение за то, что в зад Меченосцу пуля—дура угодила, срикошетив от бронзовой люстры, что висела в покоях одной симпатичной мамзель.
А третьи настаивают на том, что подпортила его задницу неудовлетворенная немецкая фрау, выстрелив в нее из пистолета.
Сам же Меченосец является автором четвертого варианта, который повествует о том, что хитрый враг зашел на позицию его взвода с тыла, и только отличная реакция спасла его от верной гибели. Он успел вовремя подпрыгнуть, и пуля не пробила его благородное сердце. Теряя кровь, он все же сумел обезвредить врага, за что был награжден командованием часами. Правда, часы, которые он показывал, были сняты им с убитого немецкого офицера.
В общем, любой из вариантов приводил к тому, что нашему доблестному Меченосцу тоже досталась отметка, которую беспощадная война сделала на его заднице.
После войны отмеченный Меченосец решил не возвращаться в сибирский городок. Во—первых, потому, что вернувшиеся мужички могли прознать про его детские шалости, а во—вторых, потому, что один из однополчан больно красиво рассказывал ему про Ленинград.
После этих рассказов Меченосец твердо решил поехать на невские берега, чтобы воочию увидеть Зимний дворец и Аврору, Адмиралтейство и Русский музей.
И Ленинград встретил Меченосца цветами, музыкой духовых оркестров и веселыми улыбками горожан. Но Меченосца интересовали только улыбки молоденьких жительниц славного города.
С вокзала Меченосец проследовал на Невский проспект, по которому прогуливались толпы радостных ленинградцев и гостей города.
Приподнятое настроение людей читалось в их оттаявших взглядах, в жестах и даже в одежде, которую ленинградцы вытащили по случаю Победы из своих сундучков.
Небо, еще совсем недавно забитое аэростатами, сияло своей голубизной и не обижалось на праздничные фейерверки, которые то здесь, то там высвечивали его глубины.
Отхлебнув из фляжки солидный глоток спирту, Меченосец скинул с себя остаток робости и стал внимательней присматриваться к молодым ленинградкам. Некоторым девушкам он даже осмелился подмигнуть, а одной из них задал ничему не обязывающий вопрос:
– Не подскажете, как пройти на Невский проспект.
Девушка с удивлением посмотрела на него, потом мило улыбнулась и произнесла:
– Невский перед Вами, молодой человек —, и рассмеявшись, побежала догонять своих подружек.
– Нет, – подумал Меченосец, – с молодыми каши не сваришь, вряд ли у них найдется место для заезжего бойца.
С этого момента Меченосец переключился на женщин повзрослей, и они с удовольствием ловили на себе его молодецкий взгляд.
В один из моментов его взгляд оторвался от женщин и остановился на красочной гастрономической витрине. Постояв возле витрины несколько минут, он вошел в гастроном и, увидев симпатичную продавщицу лет тридцати пяти, подошел к прилавку.
– Скажите, пожалуйста, – начал он, – какую колбаску можно взять на закуску?
– Колбаску, – оживилась женщина, – если для водочки, то докторскую, а для винца, можно и копчененькой.
– А Вы, какую предпочитаете? – спросил Меченосец.
– Я больше люблю копчененькую, – ответила продавщица.
– Тогда двести грамм копченой колбасы и обещание встретиться со мной после работы, – предложил Меченосец.
Продавщица сначала густо покраснела, потом лукаво посмотрела на странного покупателя и произнесла:
– Долго ждать придется, я сегодня до десяти.
– Ничего, – ответил Меченосец, – такую симпатичную женщину можно ждать целую ночь…., то есть, целую вечность.
Откуда что берется. Чувствую, что еще немного и наш Меченосец заговорит стихами.
Какая женщина сможет устоять против таких слов. Наша продавщица тоже расслабилась и игриво сказала:
– А Вы, боец, романтичны. Кстати, зовут меня Таня, то есть, Татьяна.
– Очень приятно, Павел, – представился Меченосец, – фронтовик и гость Вашего прекрасного города.
Глазенки у продавщицы забегали, она поняла, что сегодня ночью ее постель может обогреть симпатичный парень по имени Павел.
– Надо брать мальчика, пока он не передумал, – подумала продавщица.
– Павел, какое прекрасное имя, – заворковала она, – какое благородное имя. Может быть, Вы подождете меня в подсобке?
Меченосец для пущей важности задумался, но все же согласился:
– Ну, как откажешь женщине с таким прекрасным именем.
Татьяна отвела его в подсобку, угостила бутербродами с колбасой, и Меченосец полностью размяк.
В таком размякшем состоянии он пробыл в подсобке около двух часов, пока трудовой день у Татьяны не закончился.
Выйдя с Татьяной в темноту ленинградских улиц, Меченосец немного стушевался, но когда Татьяна взяла его под руку, снова выпятил молодецкую грудь и сдвинул набекрень пилотку: «Смотрите, ленинградцы, какую деваху подцепил я на ваших улицах».
А деваха, действительно, была ладной и хлебосольной.
В этом Меченосец еще раз убедился, переступив порог ее комнаты в коммунальной квартире на Литейном проспекте.
Уютная шестнадцатиметровая комната была со вкусом обставлена. Казалось, что в ней нет ничего лишнего. Кроме большой двуспальной кровати в комнате были комод, трюмо, круглый стол с четырьмя стульями и тумбочка с патефоном и пластинками.
Быстро раздевшись, Татьяна усадила Меченосца на стул и принялась спешно накрывать на стол. На столе появились тарелки с сыром и колбасой, банка трески в масле, хлеб и бутылочка «Столичной».
А что еще нужно для любовной увертюры.
Малопьющая Татьяна по такому случаю выпила первую стопку до дна. Да и как не выпить, если молодой красавчик поднимает бокал …, пусть не бокал, а только стопку, но поднимает за нее, за ее красоту, ее голубые глаза. Вот понесло бойца.
А после третьей стопки Татьяна поцелуем прикрыла сладкие уста Меченосца, и четвертый тост так и остался не высказанным. Да и черт с ним, с четвертым тостом.
Меченосец обхватил податливую Татьяну своими лапищами и, крепко прижав к себе, стал покрывать ее лицо жаркими поцелуями. За поцелуями Татьяна и не заметила, как ее кофточка и лифчик оказались на полу. А потом ……
Двуспальная кровать уже давно не испытывала такого напора двух истосковавшихся по любви тел. Она жалобно поскрипывала, стараясь попасть в такт молодым, и робко возмущалась, когда их активные действия вынуждали ее стукаться о стену. И только под утро кровать последний раз скрипнула и на несколько часов затихла.
Первой проснулась Татьяна. Протерев глаза, она встала, аккуратно сложила на стул валявшуюся одежду, потом убрала со стола и прошла на кухню, чтобы приготовить завтрак. А там ее уже поджидали любопытные соседки: старенькая пенсионерка Ангелина Ивановна и молоденькая учительница Светочка. Кроме них в коммунальной квартире жил еще старичок, Кирилл Емельянович, которого соседи запросто называли Емельянычем, но его в столь ранний час на кухне не ожидалось.
– Доброе утро, милочка, – хитро взглянув на Татьяну, поздоровалась Ангелина Ивановна.
– Доброе утро, – сдержанно ответила Татьяна. Тон, с которым поздоровалась Ангелина Ивановна, ничего хорошего не предвещал. Татьяна знала, что после такого приветствия начнется серия ехидных вопросов.
Так оно и случилось.
– А что это ты, милочка, так плохо выглядишь, или спала плохо, – задала первый вопрос Ангелина Ивановна.
– Да вроде хорошо, Ангелина Ивановна, – ответила Татьяна.
– Вот то-то и оно, что вроде, – произнесла Ангелина Ивановна, – вроде, вроде дяди Володи – подначила она.
– Ну, зачем же так, Ангелина Ивановна, – вступила в разговор Светочка, – причем здесь какой-то дядя Володя?
– Если бы какой-то, – ехидно произнесла Ангелина Ивановна, – а то самый настоящий. Может быть, его не Володей зовут? – с иронией спросила у Татьяны Ангелина Ивановна.
– Не Володей, – ответила Татьяна, – может быть, ко мне родственник приехал…, дальний.
– Дальний или ближний, один черт, – перекрестившись, отпарировала Ангелина Ивановна, – вот только кровать под родственничками не так скрипит.
– Ангелина Ивановна, о чем это Вы? – смутившись, воскликнула Светочка.
– А все о том же, милочка моя, – ответила Ангелина Ивановна, – я сегодня всю ночь не спала из-за этих «ахов», да «охов». Весь дом переполошили своими стонами.
Татьяна густо покраснела, но потом собралась и произнесла:
– Ангелина Ивановна, мне что, век в старых девах ходить?
– Не в этом дело, – сердито сказала Ангелина Ивановна, – никто не заставляет тебя ходить в старых девах, но совесть то тоже надо иметь. Ахай себе, сколько хочешь, но другим-то не мешай.
– Хорошо, Ангелина Ивановна, больше не буду, – пообещала Татьяна и поспешила покинуть кухню.
А на кухне продолжилось оживленное осуждение недостойного Татьяниного поведения.
Причем, Светочка только подобострастно поддакивала, и чем подобострастней она поддакивала, тем все больше распалялась Ангелина Ивановна.
А Татьяна, войдя в комнату, посмотрела на спящего Меченосца и, приблизившись к кровати, нежно поцеловала его.
Меченосец медленно открыл красноватые глаза, вспомнил все прелести сегодняшней ночи и, обняв Татьяну, завалил ее на кровать.
Проходившая в свою комнату Ангелина Ивановна вновь услышала «охи» и «ахи» своей соседки Татьяны и незнакомого ей не Володи.
– Вот черти, – подумала она, – за ночь не наохались.
После утренних эротических процедур они совместили завтрак с обедом, и Меченосец проводил Татьяну до уже знакомого ему гастронома.
Расставаясь, Татьяна посоветовала ему прогуляться по Ленинграду, а Меченосец, в свою очередь, обещал ей прибыть в гастроном к десяти часам вечера. Он так и сказал:
– Не сомневайся, Таня, в десять буду, как штык.
Он опять вышел на Невский и, увидев впереди Адмиралтейский шпиль, вихляющей походкой пошел в его сторону.
Казалось, что сегодняшней ночью он уже заморил своего темпераментного червячка, но его глаза продолжали блуждать по ножкам, попкам и другим женским выпуклостям.
Вот такой он, наш Меченосец, а, впрочем, женщины были сами виноваты в том, что слишком избаловали его в юности.
Весь вечер он провел на набережной Невы, где наблюдалось наибольшее оживление. Он даже не стал переходить на Васильевский остров, где возвышались Ростральные колонны, на которых в честь Победы были зажжены факелы.
В Зимний дворец он без Татьяны пойти не решился, наметив его посещение в выходной день, а вот в Летнем саду с удовольствием побродил и даже выпил кружечку пива в летнем кафе.
Вот там-то к его столику и подошла чрезмерно напомаженная женщина лет тридцати. Яркое шелковое платье плотно обтягивало ее внушительный бюст и широкой юбкой разбегалось от талии.
– Красавец, – с ударением на последний слог обратилась она, – ты не будешь против, если я составлю тебе компанию?
Меченосец на всякий случай посмотрел по сторонам, а потом вежливо согласился.
Женщина присела за столик, обдав Меченосца волной неплохих духов, и заворковала:
– И где же воевал наш доблестный воин?
– Где я только не был, – собравшись с мыслями, начал повествование Меченосец, – почитай, всю Европу прошел.
– Всю Европу прошел, а по культурному разговаривать не научился, – засмеялась женщина, – почитай, ну и словечко. Из какого такого сундука ты его вытащил?
– Не из какого сундука я его не вытаскивал, – начал оправдываться Меченосец, – у нас в Сибири, почитай, все так говорят.
– Так ты еще и сибиряк, – переспросила женщина, – по тебе видно, что ты не из городских плюгавеньких. А как же зовут-то тебя?
– Меня, Павлом, а тебя как? – спросил он женщину.
– А меня Викой, – ответила та и лукаво улыбнулась.
– Очень приятно, – пробубнил Меченосец и затих.
– А что это ты замолчал, сибиряк. Если тебе приятно, так хоть пивом угости, – предложила Вика.
Меченосец купил еще одну кружку пива и поставил ее перед Викой. Та взяла кружку обеими руками и, запрокинув голову, отпила из нее большую половину.
– Хорошо, – переведя дух, воскликнула Вика, – остановиться-то у тебя есть где? – спросила она.
Меченосцу очень хотелось сказать, что «нет», но, вспомнив Татьяну, он ответил по—военному четко:
– Пока я нахожусь в распоряжении военного коменданта города Ленинграда, поэтому каждый вечер должен возвращаться в часть. Думаю, что через недельку документы о моем увольнении придут, и я буду свободен, как птица.
– А что это тебя так рано увольняют? – спросила она, но потом добавила, – а, впрочем, не мое это дело. Увольняют, так увольняют. Значит, сегодня ты не сможешь меня проводить?
– Почему же, проводить я смогу, но только до девяти часов, а то к десяти мне нужно быть в части, – ответил Меченосец.
– Ну, до девяти неинтересно, – посмотрев на часы, произнесла Вика, – иди в свою часть, может быть, в следующий раз и пообнимаемся.
Сказав это, она допила пиво и, поцеловав Меченосца в щечку, пошла на поиски новой жертвы.
Около десяти вечера наш штык Меченосец, как и обещал, появился возле гастронома.
Татьяна не заставила себя долго ждать. Выйдя из гастронома, она поспешила к Меченосцу и, обняв его, прижалась к его богатырской груди.
Меченосец несколько секунд постоял в нерешительности, потом повернул к себе ее лицо и, поймав губами ее полуоткрытый рот, крепко поцеловал.
После долгого поцелуя она передала Меченосцу наполненную продуктами сумку и они, оживленно переговариваясь, пошли в сторону дома.
Войдя в квартиру, они на цыпочках проследовали в свою комнату.
Любопытная Ангелина Ивановна, выглянув в коридор, проводила их недоброжелательным взглядом.
– Ну, сегодня опять начнут скрипеть, – раздраженно подумала она.
Но сегодня, чтобы не скрипеть, наши любвеобильные занялись любовью прямо на полу.
А на полу до скрипа дело не дошло, но «охи» и «ахи» опять возбудили их пожилую соседку.
Утром, поймав Татьяну на кухне, Ангелина Ивановна не преминула высказаться:
– Милочка, вы мне опять не дали выспаться. И потом, он же значительно моложе тебя.
– Ангелина Ивановна, я, в конце концов, имею право приглашать гостей или нет? – не повышая тона, но довольно-таки резко спросила Татьяна.
– Конечно, имеешь, – ответила Ангелина Ивановна, – но заниматься с ними черт знает чем, непозволительно.
Еле сдерживая себя, Татьяна произнесла:
– Ну, почему же черт знает чем, мы занимаемся любовью, а запрета на такие занятия в природе не существует.
– Милочка, да ты совсем обнаглела, – взвилась Ангелина Ивановна, – она, видите ли, любовью занимается.
В это время на кухню вышел заспанный Емельяныч:
– Что за крик, а драки нету. О чем это вы тут балакаете?
– Доброе утро, Емельяныч, – радостно приветствовала его Татьяна, – Ангелина Ивановна, как всегда, жизни меня учит.
– Ивановна, опять за свое, – забрюзжал Емельяныч, – надо тебе мужичка найти, что ли.
Ангелина Ивановна вспылила еще больше:
– Вечно ты, старый, со своими дурацкими советами. Это у тебя одни бабы на уме.
– У меня бабы, – хихикнул Емельяныч, – а у тебя мужички, да секса.
Очень понравилось нашему Емельянычу заморское слово «секс», которое привезли с собой фронтовики, и теперь он периодически вставлял его в канву разговора.
– Ах, ты старый развратник, – воскликнула Ангелина Ивановна, – откуда тебе знать, что у меня на уме?
– А оттуда и знать, что у всех у вас одна секса на уме, – без всяких сомнений заявил Емельяныч.
Услышав утверждение Емельяныча, Татьяна весело рассмеялась, А Ангелина Ивановна еще больше нахмурилась:
– Неисправимый ты человек, Емельяныч, дури у тебя в голове больше разума.
– Для кого и разум дурен, а для кого и дурь разумна, – парировал Емельяныч, – вот ты, Ивановна, слишком умом своим гордишься, а одного не можешь понять, что молодым без сексы никак не прожить. Правильно я говорю? – обратился он к Татьяне.
– Конечно, правильно, Емельяныч, – согласилась с ним Татьяна, – разве без секса дети бывают.
– Вот-вот, слушай Ивановна разумные речи. Смогла бы ты без сексы своих сынов воспроизвести? – спросил Емельяныч.
– Секс, слово-то какое противное, – скривилась Ангелина Ивановна, – когда я детей своих задумывала, у нас и в мыслях этого секса не было.
– Не было сексы, так траханье было, – хихикнув, сказал Емельяныч.
– Я тебе сейчас такое траханье устрою, что ты у меня своих не узнаешь, – схватив со стола сковородку, замахнулась Ангелина Ивановна.
Емельяныч поспешил в туалет и уже оттуда прокричал:
– Значит, трахалась, раз так взбеленилась.
– А ты, что, в штаны от страху наложил, похабник? – взревела Ангелина Ивановна.
– Не в штаны наложил, а так на тебя возбудился, что просто невтерпеж, – ответил Емельяныч.
Не дожидаясь окончания перепалки, Татьяна прошла к себе в комнату и затворила за собой дверь.
С Меченосцем обитатели коммунальной квартиры познакомились по—разному.
С Ангелиной Ивановной он столкнулся в коридоре, когда торопился пройти в туалет.
Увидев соседку, он по—дружески произнес:
– Здравствуйте, Ангелина Ивановна.
На что услышал недовольное:
– Уже знать представила.
Потом, по всей видимости, Ангелина Ивановна одумалась и пробурчала:
– Здравствуй, коли, не шутишь, не знаю, как звать – величать.
– Меня Павлом кличут, – представился Меченосец.
– Ну, Павлом, так Павлом, – пробурчала Ангелина Ивановна и проследовала в кухню.
– Вредная старушенция, – подумал Меченосец и забрался в туалет.
Первый раз со Светочкой Меченосец пересекся на кухне, когда вечером ставил на керогаз закопченный чайник.
– Здравствуйте, – поздоровался он и, упреждая вопрос об имени, представился, – родители меня Павлом нарекли.
– Очень приятно, – покраснев, произнесла Светочка, – а меня зовут Светлана.
– А по батюшке как? – спросил Меченосец.
– Можно просто Светлана, – разрешила Светочка.
Пока разогревался чайник, они перекинулись еще несколькими, ничего не значащими фразами и разошлись по своим комнатам.
Встреча с Емельянычем оказалась очень задушевной и продолжительной.
Татьяна не пришла еще с дневной смены, а Меченосец валялся на кровати и слушал пластинки.
Клавдия Шульженко напевала с пластинки о синеньком скромном платочке, когда в дверь тихонько постучали, и в комнату просунулось небритое лицо Емельяныча.
– Не помещаю? – спросил он и, получив разрешающий ответ, втиснулся в комнату.
Меченосец встал с постели и, придвинув стул, предложил Емельянычу сесть.
Емельяныч любезно согласился и, сев на стул, представился:
– Кирилл Емельяныч, а попросту Емельяныч.
– Павел, хоть попросту, хоть как, – представился Меченосец.
– Ну, молодец, – с восхищением осмотрел Меченосца Емельяныч, – никак из Сибири? – спросил он.
– Из Сибири, – подтвердил Павел и засуетился возле стола.
На столе появились бутылка столичной, хлеб, соленые огурчики и баночка консервов.
– У нас в Сибири за знакомство принято чебулдыкнуть, – сказал Меченосец, наполняя стопки».
– Как ты сказал? – переспросил Емельяныч.
– Чебулдыкнуть, значит выпить, – повторил Меченосец.
– Чудно, – покачал головой Емельяныч, но стопку со стола прихватил.
Они чокнулись за знакомство и, пропустив содержимое вовнутрь, захрумкали солеными огурчиками.
– А ты, значится, с фронта прибыл? – спросил Емельяныч.
– С Первого Украинского, – подтвердил Меченосец, – до самого Берлина дошел.
– Молодец, – еще раз похвалил Емельяныч, – поди, страшно на передовой-то было.
– По—всякому, бывало сердце в пятки так и шарахалось, – ответил Меченосец, – а глотнешь из фляги глоток или два, и оно обратно возвращается.
– Значит, с ентим делом, – показал Емельяныч на бутылку, – и на фронте половчей.
– А то, как же, – тоном бывалого солдата заявил Меченосец, – без спирта на фронте ни ногой. Как в атаку, так сто грамм, ну, а если, например, в окружении, так все двести.
– Неужь двести? – неподдельно удивился Емельяныч. – Двести, а иногда и поболе, – подтвердил Меченосец. – Ну, что ж, – перехватил инициативу Емельяныч, – тогда за вас, за фронтовиков.
Они выпили по второй, и Емельяныч попросил поставить пластинку с Лидией Руслановой.
Меченосец поставил пластинку, и в комнате раздался звонкий голос певицы:
Живёт моя красотка
В высоком терему,
А в тот высокий терем
Нет входа никому.
И тут Емельяныч расправил плечи и подхватил:
Я знаю, у красотки
Есть сторож у крыльца,
Но он не загородит
Дороги молодца.
И вот нежданным гостем
Войду я в терем к ней.
Была бы только ночка
Сегодня потемней.
Здорова будь, красотка,
Сбежим, моя краса,
Из терема на волю
В дремучие леса.
Пойдём там пир горою
В большом густом лесу,
И атаман женою
Возьмёт себе красу.
Давно готова тройка
Лихих, серых коней.
Была бы только ночка
Сегодня потемней.
Пока Емельяныч пел, Меченосец налил в стопки по третьей, и по окончании песни предложил выпить за Лидию Русланову, которая своими песнями была с ними на передовой.
Емельяныч с удовольствием выпил за любимую певицу и даже немножко прослезился.
Пришедшая с работы Татьяна застала в комнате умилительную сцену. Маленький, тщедушный Емельяныч смотрел снизу вверх на могучего Меченосца и непрерывно повторял:
– Пашка, как я тебя уважаю. Ты настоящий мужик, Пашка.
Увидев Татьяну, Емельяныч засобирался на выход, но она остановила старика и предложила выпить за его здоровье.
На этом поллитровая бутылка закончилась, а открывать вторую было не с руки.
После обеда Татьяна повела Меченосца в Зимний дворец. От его великолепия челюсть у Меченосца отвисла и он, как контуженый, только частично разбирал Татьянины слова.
До закрытия они смогли посмотреть только одну пятую часть этого уникального музея.
А завтра предполагался выходной, который они хотели полностью посветить Зимнему.
Но завтрашнее посещение Зимнего оказалось под угрозой.
В этот вечер Меченосец сделал большую глупость, пригласив Татьяну в Летний сад.
Там его громко окликнула напомаженная Вика:
– Павлуша, – обратилась она к нему, – значит, ты уже уволился из доблестной армии?
Меченосец сделал вид, что совсем не знает обратившуюся к нему женщину, но Вика подошла к нему вплотную и проворковала:
– Павлуша, не хорошо забывать про свои обещания. Или тебе их напомнить?
Татьяна вырвала свою руку из руки Меченосца и пошла, не оглядываясь, к выходу.
Меченосец собрался последовать за ней, но Вика вцепилась в рукав Меченосца и жалобно пропищала:
– Павлуша, не оставляй меня. Я так ждала этой встречи.
Меченосец попытался вырваться из цепких Викиных рук, но та еще крепче вцепилась в лацкан пиджака.
– Хорошо, – пообещал Меченосец, – послезавтра я жду тебя здесь же в половине восьмого.
– А не обманешь? – с надеждой посмотрела на него Вика.
– Если сказал, значит приду, – еще раз пообещал Меченосец.
– Ну, что ж, тогда до послезавтра, – сказала Вика и выпустила лацкан его пиджака.
Меченосец стрелой бросился из Летнего сада и только на углу Белинского и Литейного догнал Татьяну.
– А ты, парень не промах, – сказала Татьяна, когда Меченосец попытался взять ее под ручку, – не успел, как следует Ленинград посмотреть, а уже нарасхват.
– Таня, это какое-то недоразумение, – стал оправдываться Меченосец.
– Ничего себе недоразумение с полной запазухой титек, – возмутилась Татьяна и, передразнивая Вику, – Павлуша, ты же мне обещал.
– Да ничего я ей не обещал, – взорвался Меченосец, – подсела ко мне как-то раз, выклянчила кружку пива, так теперь уже обещал.
Уж лучше бы он этого не говорил.
– Так ты еще и пиво с ней пил, – по—новой завелась Татьяна.
– Не пил, а только угостил, – уточнил Меченосец.
– Ах, он только угостил, – опять возмутилась Татьяна, – он любезно угостил шлюху, которую знает пол Ленинграда.
– Откуда я знал, что она шлюха, – продолжал оправдываться Меченосец.
– Верю, что ты не знал, что она шлюха, – уже мягче произнесла Татьяна, – но обещать даже не шлюхе негоже, если встречаешься с другой женщиной.
– Танюша, да я ей, честное слово, ничего не обещал, – заглянув Татьяне в глаза, проникновенно заявил Меченосец.
Узкие щелки Татьяниных глаз превратились в голубые овалы, и она облегченно вздохнула:
– Хочу верить, что так оно и было.
В подъезд они входили молча, но их молчание говорило о многом. В их недолгой совместной жизни произошел первый надлом, который только по Татьяниной бабской отходчивости не завершился разрывом.
Этой ночью они легли, подвернув друг другу мягкие места, но через полчаса Меченосец не выдержал и, повернувшись к Татьяне, положил свою горячую руку на ее округлое бедро. Несколько минут они лежали без движения, потом Татьяна повернулась на спину и рука Меченосца, будто бы невзначай, соскользнула на ее мягкий лобок.
– Глупенький ты, мой, – прошептала Татьяна и впилась в его губы своими горячими губами.
Ангелине Ивановне сегодня снова было не до сна.
Живя с Татьяной, Меченосец совсем не задумывался над вопросом трудоустройства.
Ему иногда приходила в голову мысль о том, что негоже находиться на иждивении молодой женщины, но всякий раз он отгонял эту мысль, оправдываясь тем, что Татьяна сама этого хочет. А Татьяна не то, чтобы этого хотела, но все же побаивалась отпускать его от себя, даже на время работы. Только поэтому она не затевала с ним разговора о трудоустройстве, оттягивая его на лучшие дни. А дни эти все не приходили и не приходили.
Весна сменилась летом, а лето осенью. От ничего не деланья Меченосец как-то заскучал, пластинки ему уже изрядно поднадоели. В обществе Емельяныча он стал чувствовать себя некомфортно, поэтому, как только тот заходил к нему в комнату, старался найти причину, чтобы отвязаться от старика.
В кухне он стал все чаще встречаться со Светочкой и однажды, когда Татьяна была на работе, напросился к ней в гости. И причину же нашел подходящую – хочу, мол, попробовать поступить в техникум, а знаний не хватает.
Светочка, без задней мысли, обещала ему помочь, и Меченосец стал ее навещать.
За учебником математики они чуть лбами не сталкивались, и, в конце концов, он погладил ее по волосам.
Светочка от неожиданности отскочила от Меченосца и, посмотрев осуждающе в его глаза, произнесла:
– Не надо, Павел, это совсем нехорошо.
В этот вечер Меченосец вернулся в свою комнату раньше обычного, но еще долго на своей ладони ощущал тепло прикосновения к Светочкиным волосам.
Светочка у себя в комнате тоже не могла выйти из оцепенения. Ее еще ни разу так нежно не гладили по волосам.
В эту ночь она долго не могла уснуть, а когда все же уснула, то приснился ей сон, будто стоит она под струей теплой воды, а чьи-то нежные руки гладят ее по волосам, опускаясь все ниже и ниже. И когда эти нежные руки опустились на ее живот, она резко вскочила и больше уже не смогла уснуть.
На следующий вечер Меченосец не постучался в Светочкину дверь, не постучался он и потом. Зато потом в его дверь постучалась сама Светочка.
«Что же Вы не заходите, Павел, – проворковала она, – так Вы никогда не поступите в техникум».
Меченосец очень обрадовался, увидев Светочку, но внешне своей радости не показал. Они прошли в Светочкину комнату и уже через час отвлеклись от предмета под названием «Математика».
Их приятная близость была продолжительной и сверхтемпераментной. Кто бы мог подумать, что в тихой Светочке таится такой запас нерастраченной энергии. Во время оргазма ее хрупкое тело так подбрасывало могучие телеса Меченосца, что тот хватался за спинку кровати и всем своим передом старался припечатать Светочку к матрацу. И от этих движений Светочка вновь и вновь улетала в блаженство, стараясь удержать на себе Меченосца как можно дольше.
Если бы не обстоятельства, она не дала бы покоя Меченосцу всю ночь и даже весь следующий день. Она и представить себе не могла, как прекрасны мгновения близости с мужчиной, который умеет удовлетворять женщину. Удовлетворять ее так, что она открывает в себе постоянное желание его ощущать.
Татьяна не сразу заметила изменения, которые произошли с ее молодой соседкой. Но через неделю она обратила внимание на то, что Светочка, как-то уж больно неуклюже, ее сторонится. Стоит Татьяне прийти на кухню, как Светочка стремится тут же из нее уйти.
Да и Ангелина Ивановна подлила в огонь подозрений ехидного маслица.
– Ну, что, милочка, – начала она, выйдя на кухню вслед за Татьяной, – все работаешь?
– Работаю, Ангелина Ивановна, а куда ж денешься, – вздохнула Татьяна.
– Как это куда денешься, – продолжила Ангелина Ивановна, – пора бы уж и кобелине твоему поработать, а то измаялся без дела-то.
– Да он вроде бы учиться собирается, – сообщила Татьяна.
– Собирается, – подтвердила Ангелина Ивановна, – только уж больно хорошо его консультируют.
Сказав это, Ангелина Ивановна взяла со стола чайник и ушла к себе в комнату.
– Так вот почему от меня Светочка шарахается, – подумала Татьяна.
Отпросившись с работы, она пораньше вернулась домой и, не найдя в своей комнате Меченосца, постучалась в Светочкину дверь. Дверь долго не открывали, надеясь на то, что постучат и отстанут, но Татьяна настойчиво продолжала колотить в дверь. Услышав шум, из своей комнаты высунулась Ангелина Ивановна.
– Стучишь, милочка, – спросила она, – стучи, стучи, они уже давно там.
Наконец, дверь отворилась, и смущенная Светочка появилась на пороге. Отодвинув ее, Татьяна вошла в комнату и, увидев склонившегося над учебником Меченосца, гневно спросила:
– Ну, что, занимаетесь, – и, не дожидаясь ответа, продолжила, – хорошо устроились. Кошка в двери, мышки в пляс.
Поняв, что его застукали и оправдываться бессмысленно, Меченосец решил пойти в нападение:
– Ты меня, что ли, мышкой считаешь?
– Да уж, какая из тебя мышка. Ты кот, точней, бессовестный котяра, – не сдерживая себя, заголосила Татьяна, – присосался, как пиявка, да еще и гадишь.
– Ты, Татьяна, не кричи, – попытался урезонить ее Меченосец.
И тут за спиной у Татьяны заговорила Ангелина Ивановна:
– Ишь, какой проходимец. Можно сказать, застукали на месте преступления, а он еще и харахорится.
Меченосец понял, что оправдываться бесполезно, поэтому закрыл учебник математики и встал из-за стола.
Светочка, заткнув уши, удалилась на кухню. И правильно сделала, потому что Ангелина Ивановна и Татьяна в два крикливых голоса продолжили накачку провинившегося Меченосца.
В общем, накачка закончилась тем, что выставила Татьяна за порог вещмешок Меченосца, и пошел он на все четыре стороны.