Глава 4
Вот тебе и Америка. Страна свободы и демократии. Сижу, как идиотка, в четырех стенах и не могу никуда высунуть свой нос. Да уж, такой поворот событий я предполагала меньше всего. Разве об этом я когда-то мечтала! Вилла, бассейн, виски со льдом… Видно, мечты никогда не станут реальностью. Никогда? Странно, я в Америке всего пару дней, а на меня уже накатывает ностальгия – неприятный, щемящий приступ грусти и неподдельной тоски. Может быть, это оттого, что мне довелось увидеть только аэропорт и клинику?
Я сидела неподвижно, шевелился только ребенок, и это раздражало меня. Задолго до своей беременности я перелистывала один журнал. Если мне не изменяет память, он называется «Материнство». Так вот, я наткнулась там на статью, в которой говорилось о том, что любая женщина, носящая под сердцем ребенка, ощущает невероятную теплоту и все больше и больше зарождающуюся любовь к самому близкому и самому дорогому на свете человечку. Она настолько привыкает к его постоянному присутствию, что совершенно забывает про то, что он еще не родился, и разговаривает с ним, словно с живым. Читает ему сказки, поет колыбельные песни и говорит самые ласковые на свете слова.
Наверно, это ужасно, но ребенок, которого я ношу под своим сердцем, никогда не слышал ни сказок, ни колыбельных и даже ни единого ласкового слова. Ничего. Да я никогда и не считала себя с ним единым целым. Никогда. Это инородное тело, которое вопреки моему желанию попало в мой организм и доставляет мне неудобства. Но не бывает худа без добра, мой будущий ребенок ассоциируется у меня с товаром, за который я смогу выручить хорошие деньги и хоть как-то поправить свое материальное положение.
Я прилегла на диван и закрыла глаза. Не знаю, сколько времени прошло, но я проснулась оттого, что громко хлопнула входная дверь. Открыв глаза, я слегка приподнялась и увидела перед собой ту самую американку-стукачку, которая постоянно сидела на крыльце и читала книгу. Стукачка дружелюбно смотрела на меня и махала рукой в сторону коридора.
– Олга, надо кушать. Иди столовая. Надо кормить будущий малыш. Голодовать не надо.
Она достала носовой платок и вытерла обильный пот со лба.
– Жарко. Очень жарко. Это вредит будущий малыш. Почему молчит кондиционер?
– Откуда я знаю, почему он молчит, – пробубнила я и откровенно зевнула.
– Нельзя, чтобы он молчал, не положена, надо работать.
– Откуда я знаю, как он включается. Они у нас в городке только в окнах новых русских висят и в каких-нибудь дорогих фирмах…
Стукачка покачала головой и со словами: «Ая-яй!» – подошла к окну и включила кондиционер.
Я приподнялась с дивана и стала массировать отекшие руки.
– Вот так хорошо, – пропела стукачка и встала у входной двери. – Так очень хорошо.
– Еще бы. Кондиционер заменяет прогулку на свежем воздухе. Одним словом, тюрьма с удобствами.
По всей вероятности, стукачка не поняла моего юмора и замотала головой:
– Это не тюрьма. Тюрьма очень плохо – плохо для русской девушки…
Направившись следом за ней по еле освещенному коридору, в котором не было ни одного окна, я попала в небольшую комнатку, которая, по всей вероятности, и была столовой. За круглым столом сидела заметно скучавшая девушка и нервно теребила салфетку. Сев рядом с незнакомкой, я тихо спросила:
– Ты русская?
– Русская.
Посмотрев на сильно выпирающий живот незнакомки, я продолжала расспросы:
– Ты здесь давно?
– Два дня. Я позавчера прилетела.
– Надо же, а я вчера. Тебе тут нравится?
– Не знаю. Мне главное получить деньги – и вернуться домой. Тебя как зовут?
– Ольга, – я улыбнулась и протянула руку. Та крепко ее пожала и улыбнулась в ответ:
– А я Дина. Я из Москвы.
– А я из провинции, объявление в одной из газет встретила.
– Я тоже.
«Стукачка» тем временем принесла обед, поставила стул к стене, села напротив нас и скрестила руки на груди.
– Не надо говорить. Надо кушать. Кушать и молчать, – произнесла она строгим голосом.
Преодолевая проклятую тошноту, я засунула в рот несколько ложек супа, а потом почти шепотом спросила Дину:
– У тебя кто будет?
– Мальчик.
– Это хорошо.
– Чего хорошего? Я же не для себя рожаю.
– Это для фирмы хорошо, – пояснила я с видом настоящего знатока. – Мальчики ценятся больше. Их проще определить в семью. Для них усыновителей хоть пруд пруди. Как правило, мальчик – это продолжатель рода.
– А у тебя кто?
– Девочка.
– Так что, ее никто не усыновит?
– Говорят, что усыновят.
– А за мальчиков больше денег дают?
– Да нет. Говорят, одинаково.
Наша «стукачка» заметно изменилась в лице, побагровела и погрозила нам пальцем.
– Я же сказала, что русская девушка должна есть и молчать. Молчать! Я пожалуюсь ваша фирма.
– Одно слово – тюрьма, – пробубнила я, уткнувшись в тарелку.
Последние месяцы беременности оказались для меня самыми тяжелыми. Порой тошнило с такой чудовищной силой, что у меня даже кружилась голова. И все же мне не хотелось вставать из-за стола и уходить в свою комнату. Подперев голову руками, я украдкой посматривала на внешне невозмутимую Дину и заметила, что она нервничает не меньше моего. Просто умеет это скрывать более искусно, чем я.
Дина была довольно симпатичной девушкой. Наверняка ее материальное положение было не лучше моего, иначе бы она не решилась на такой рискованный шаг. Мы ничего не знали друг о друге, сближало только то, что мы жили одной и той же проблемой. Интересно, а сколько денег ей пообещали? Одинакова ли такса у всех, или расценки бывают разные? Москвичкам платят больше, провинциалкам меньше… Когда я подписывала контракт, то подписала и пункт о неразглашении коммерческой тайны. Наверно, Дина подписала точно такой же, и мы вряд ли сможем поговорить на эту тему…
Как только обед закончился, я посмотрела на Дину взглядом, полным надежды, и показала головой в сторону коридора.
– Дин, пошли в мою комнату. Я уже выспалась. На улицу выходить нельзя. Ума не приложу, чем тут можно заняться. Пойдем хоть поболтаем. Как ни крути, а мы с тобой в какой-то степени близкие люди и проблемы у нас общие.
Но как всегда помешала стукачка. Сдвинув брови на переносице, она запыхтела, как паровоз, и зашипела:
– Общаться запрещено ваша фирма. Расходиться по комнатам!!!
– Но мы хотим просто поговорить… – поддержала меня Дина.
– Ходить в гости нельзя!!!
Меня затрясло от злости. Не зря говорят, что беременные женщины раздражительны и несдержанны. Я размахнулась и ударила «стукачку» по уху. Она вытаращила глаза и потеряла дар речи.
– Ты что наделала? – произнесла перепуганная Дина и в отчаянии схватилась за голову. – Ты представляешь, что нам за это будет?!
– Ничего не будет! – завопила я, не слыша собственного голоса. – Я когда сюда ехала, меня никто не предупреждал, что я сажусь в самую настоящую тюрьму!!! Такой пунктик в этом гребаном контракте не обговаривался! Эти суки наобещали мне золотые горы и клялись, что я буду классно устроена! А как я могу нормально выносить беременность, если мне даже на улицу нельзя выходить?! Да я просто одичаю и сдохну в этих четырех стенах! Они говорили, что сделают все возможное, чтобы мое пребывание в этой стране стало сказочным и запомнилось мне на всю жизнь… Вместо рая я увидела ад! Они доведут меня до того, что я рожу какую-нибудь уродину – и прощай мои денежки!
Стукачка пришла в себя, потерла больное ухо и со словами: «Русская сука!» – заехала мне кулаком в грудь, потом еще и еще… Она била профессионально, так профессионально, что ни разу не задела мой огромный живот… Вот тебе и божий одуванчик… Безобидная старушка, читающая книжку на крылечке у входа… Да она владеет такими приемами, что никакой охраны не требуется…
Я не помню, как очутилась в своей комнате. Наверно, я просто отключилась и потеряла сознание. Тело жгло, словно по нему прошлись каленым железом или веником из крапивы. С трудом подняв голову, я увидела, что лежу на диване в своей комнате. Я постаралась подняться. Странно, но на теле не было видно побоев. Только парочка небольших синяков напоминала о том, что произошло.
– Это цвэточки… – услышала я до боли знакомый голос и повернула голову в сторону входной двери.
Стукачка стояла, уперев руки в бока, и курила огромную сигару.
– Ты, русская дура, больше не надо неприятность. Ты приехала сюда рожать и слушать меня. Я не люблю, когда меня не слушать… Иначе смерть.
– Иди на хрен! – крикнула я и запустила в нее диванной подушкой.
К сожалению, подушка пролетела мимо и, ударившись о стену, упала на пол. Стукачка рассмеялась, сплюнула и ушла, громко хлопнув дверью.
– Гадина! – Я не смогла удержаться и разрыдалась. – Старая американская гадина!
Я решила позвонить Льву или Дену и пожаловаться, но вдруг сообразила, что у меня нет ни единого номера телефона. Как это так? А вдруг у меня неприятности… Вдруг мне срочно понадобится помощь? Вдруг у меня начнутся преждевременные роды?! К кому я обращусь? К стукачке?! Нет уж, увольте, только не к ней. Хотя нет. Не все потеряно! У меня есть московский номер той фирмы, с которой я заключала контракт. Там сидели довольно милые люди. Приятный мужчина лет тридцати по имени Вадим и не менее приятная женщина – Рита. Я запомнила их телефон, ведь мы перезванивались каждый день. Позвоню им, они позвонят своим американским коллегам, и мы сообща разрешим эту проблему. Схватив телефонную трубку, я уже хотела было набирать номер, но телефон молчал. Ни единого звука! Я была полностью изолирована от внешнего мира.
С трудом поднявшись, я доплелась до входной двери и толкнула ее из последних сил. К моему ужасу, дверь оказалась запертой с обратной стороны. Боже, но я же могу сдохнуть в этих стенах, и никому не будет до меня никакого дела… Несколько раз постучав кулаком, я поняла бесполезность своей затеи и отошла от двери. Дойдя до туалета, я упала на пол и сморщилась от сумасшедшей боли в животе. Как только боль поутихла, я намочила полотенце холодной водой и положила его на лоб. Мне было все равно, где я лежу – на мягком диване или на холодном кафельном полу в ванной. Мне было все равно. Хотелось только одного – чтобы эта ноющая боль в животе закончилась и маленькое существо, которое находилось в моем чреве, прекратило пинаться и доставлять мне страшные муки!