Глава 4
Тысячи свечей в изящных канделябрах заливали бальный зал мягким светом. Кремового цвета стены сияли золотой отделкой. Потолок, недавно подвергшийся переделке, поражал великолепием лепнины. В центре красовались стилизованные розы, служившие декором для трех огромных хрустальных люстр. Трехстворчатый экран для камина из узорчатого стекла и расставленные по всему залу подсвечники, отражавшие свет свечей в многочисленных зеркалах, прекрасно дополняли обстановку. Вдоль стен были расставлены небольшие кресла и столики. На балконе расположился оркестр. Мелодичная музыка наполняла зал и как будто преследовала Рэйзеби.
– Я не был уверен, что тебе позволят прийти сюда, – сказал он стоящему рядом Линвуду.
– Пришлось воспользоваться старыми связями, намекнуть про оказанные когда-то услуги, ну, ты понимаешь.
– Я рад, что тебе это удалось, – признался Рэйзеби.
Некоторое время мужчины наблюдали за танцующими парами, потом перевели взгляд на толпу дебютанток, одетых в белое. Они болтали и хихикали под строгим присмотром своих суровых спутниц – матерей и компаньонок.
– Элис знает, что ты здесь? – спросил Линвуд.
– Между мной и Элис все кончено.
Рэйзеби ощутил на себе тяжелый взгляд Линвуда, но не подал виду, продолжая все так же безучастно осматривать бальный зал.
– Жаль.
– Мне тоже.
Зал наполняла музыка, монотонный гул голосов и звонкий женский смех.
– Зачем было рвать отношения? Ты мог бы остаться с ней, пока не найдешь…
– Нет, – перебил его Рэйзеби. – Полный разрыв – это самое лучшее. – Он взглянул в глаза другу.
Линвуд удивленно изогнул бровь:
– Я думал, что вы с ней хорошо поладили.
– Так и есть. – Рэйзеби отвел взгляд и поправил себя: – Так и было. – Ему вдруг стало трудно дышать, сердце сжалось. – Она была моей любовницей, Линвуд, а теперь пришло время найти жену.
Линвуд внимательно посмотрел на него, и Рэйзеби показалось, что друг видит, какую боль он ощутил, произнеся имя Элис. Рэйзеби знал, что поступает правильно, так, как велит его долг, но почему он позволил ситуации зайти так далеко… Это следовало сделать шесть месяцев назад, до того, как Элис Свитли вошла в его жизнь и разрушила его планы. За эти шесть месяцев не было ни одного дня, о котором он сожалел бы. Шесть месяцев и… Рэйзеби покачал головой, отгоняя печальные мысли. Скрывая охватившие его чувства, он с веселой улыбкой повернулся к другу:
– Ты только посмотри, это просто ярмарка невест. Подумай, чего ты лишился…
Линвуд улыбнулся. Женитьба явно пошла ему на пользу, он почти всегда пребывал в хорошем расположении духа и улыбался гораздо чаще, чем раньше.
– Я предпочитаю обвинение в убийстве из уст красавицы, – ответил он, намекая на предысторию своего брака. – Пусть это и скандально, и опасно, но результат стоит того.
Линвуд снова улыбнулся, и взгляд его затуманился. Рэйзеби понял, что друг думает о своей жене, в прошлом звезде театра Ковент-Гарден, Венеции Фокс. О Венеции, которая была лучшей подругой Элис.
Память услужливо напомнила Рэйзеби об Элис, перед его мысленным взором предстало ее милое лицо. Элис, такая озорная, такая веселая. А какая боль и неверие застыли в ее глазах, когда он заявил, что между ними все кончено. Желудок Рэйзеби словно стянуло в тугой узел. Усилием воли он отогнал прочь образ Элис и обратил свой взор на девушек в белоснежных платьях. К концу сезона одна из них станет его женой, ляжет с ним в одну постель и родит ему ребенка. При этой мысли Рэйзеби охватило глухое отчаяние, но выбора у него не было. Грех жаловаться – он хорошо провел время с Элис, она дала ему больше, чем он ожидал, но теперь он должен, стиснув зубы, выполнить свой долг… пока не стало слишком поздно. Рэйзеби постарался взять себя в руки.
– Какую же счастливицу ты пригласишь на танец? – поинтересовался Линвуд.
– Первую же, на которую упадет мой взгляд, – ответил Рэйзеби с улыбкой, которая не осветила его глаз.
Поставив пустой бокал из-под шампанского на серебряный поднос, услужливо протянутый лакеем, он решительно зашагал к группе щебечущих девиц.
День тянулся нескончаемо долго, потом на смену ему пришла ночь, не принесшая долгожданного покоя. Элис не сомкнула глаз, но совсем не чувствовала усталости.
Сделав над собой усилие, она заставила себя выйти из дома и почти весь день колесила по Лондону. Однако это того стоило.
На полу перед ней стоял раскрытый саквояж.
– Могу я помочь вам, мэм?
Горничная неловко застыла в дверях, словно страшась переступить порог. Ее щеки заливал смущенный румянец, пальцы нервно теребили передник. Элис видела, как расширились глаза горничной при виде саквояжа.
Элис не сомневалась: все слуги уже знают о том, что случилось, пусть даже Рэйзеби не сказал им ни слова. Две сестры Элис служили горничными в Дублине, и она прекрасно знала, что новости распространяются среди слуг как пожар.
– Нет, благодарю вас, Мэри. Я сама соберу вещи. Не могли бы вы попросить Хестона вызвать мне экипаж?
– Конечно, мэм.
Сделав неловкий книксен, горничная поспешила прочь.
Элис открыла дверцы шкафа и, не обращая внимания на шелковые наряды, перчатки и сумочки, купленные для нее Рэйзеби, сняла с вешалок несколько платьев, которые привезла с собой в этот дом.
Пройдясь по комнате, она собрала свои немногочисленные пожитки. Элис предпочитала путешествовать налегке.
Когда она подошла к шкафу, чтобы закрыть дверцы, ее взгляд невольно обратился к платью, висевшему чуть в стороне от прочих. Колеблясь и закусив губу, Элис смотрела на платье. Она знала, что должна закрыть дверцы шкафа и оставить там это платье, как и другие, но что-то удерживало ее. Наконец, отбросив прочь сомнения, она сняла с вешалки шелковое вечернее платье изумрудного цвета и уложила его в свой саквояж.
Из всех подарков, преподнесенных ей Рэйзеби, Элис взяла лишь один. Она приоткрыла крышку длинной, узкой шкатулки из вишневого дерева. Убедившись, что изящное серебряное перо с гравировкой на месте, Элис захлопнула шкатулку и сунула ее в сумку, потом положила туда же черепаховый гребень и несколько туалетных принадлежностей. Закутавшись в накидку из черного бархата, она подняла саквояж.
С минуту постояв на пороге, Элис оглянулась и обвела прощальным взглядом уютную спальню: туалетный столик и зеркало, гардероб, кресла и изящный маленький столик с вазой из слоновой кости, в которой увядали темно-алые розы. С поникших цветов слетали лепестки, но кружащий голову аромат все еще наполнял комнату. Элис перевела взгляд на постель, которую делила с Рэйзеби, отвернулась и, крепче сжав ручки саквояжа, решительно вышла из комнаты. Спустившись по лестнице, она покинула дом и села в ожидавший ее экипаж.
Кучер натянул поводья, и облитый лучами заходящего солнца экипаж тронулся. Элис сосредоточенно смотрела на небо, окрашенное в золотисто-розовый цвет, губы ее были плотно сжаты.
Она ни разу не оглянулась на дом, в котором была так счастлива.
Рэйзеби потерял счет женщинам, с которыми танцевал в тот вечер. Все они казались ему похожими друг на друга, как близнецы. Он кружил и кружил их в танце, но ему так и не удалось отогнать от себя мысли об Элис и воспоминания о том, что произошло между ними минувшей ночью.
Наверное, Элис лучше многих других понимала правила отношений между мужчиной и женщиной и не строила иллюзий. Ни она, ни Рэйзеби не тешили себя пустыми надеждами. И все же…
«Мне не нужны твои деньги, Рэйзеби».
Эти слова снова и снова звучали в его ушах. На самом деле эта фраза тревожила его больше других.
Прошлой ночью они расстались навсегда. Это было единственно верное решение. Лучший выход для них обоих. Как он и сказал Линвуду. В теории все это было легко, на практике же… Он все сделал не так. Хуже просто быть не может.
Элис была мила с ним и так подходила ему. Она не была похожа ни на одну из женщин, которых он знал. Вот почему с тех пор, как они расстались, Рэйзеби не покидало мучительное ощущение вины. Он должен был убедиться, что с Элис все хорошо, что ее будущее устроено. Нужно удвоить ее «выходное пособие», и не важно, какую сумму его поверенный указал в контракте. Это следует сделать, невзирая на то, что Элис вовсе отказалась от денег.
Рэйзеби подвел мисс Томсон к ее матери и поклонился.
«Обидел меня? Не льсти себе, Рэйзеби». Вряд ли она говорила искренне. Эта мысль не отпускала его. Чувство вины тяжелым грузом лежало на сердце, несмотря на то что он был честен с Элис и сказал ей правду. Те отношения, которые связывали их, не могли длиться вечно. Но Рэйзеби не переставал думать о том, что чувствует сейчас Элис.
– Уже уходишь? – Линвуд удивленно посмотрел на друга. – Но бал в самом разгаре, Рэйзеби.
– Пожалуй, с меня хватит на сегодня. Здесь столько девиц, что со всеми не перетанцуешь.
– Не хочешь зайти в Уайтс, освежиться?
– В другой раз, – ответил Рэйзеби, покачав головой.
Солнечный свет пробивался сквозь портьеры. Дом на Харт-стрит выглядел, как всегда, приветливо. Помедлив, Рэйзеби спросил себя, не совершает ли он ошибку, придя сюда. Однако ему нужно было удостовериться, что у Элис все хорошо.
– Что значит – она уехала?
Он оставил Элис на рассвете. С момента их разговора не прошло и двадцати четырех часов.
Дворецкий смущенно переступил с ноги на ногу, но потом вспомнил о приличиях, и его лицо снова стало невозмутимым.
– Мисс Свитли отсутствовала весь день, милорд. Она вернулась ранним вечером, чтобы собрать вещи.
Сердце Рэйзеби сжалось.
– Она оставила записку?
– Никакой записки, милорд.
Было что-то во взгляде старого дворецкого, от чего Рэйзеби почувствовал себя последним мерзавцем. Помедлив, дворецкий добавил:
– Мисс Свитли сказала, что не вернется.
– А мисс Свитли сказала, куда едет? Может быть, она оставила адрес для пересылки корреспонденции?
В глубине души Рэйзеби знал, что ответ будет отрицательным, но до последнего надеялся, что ошибается.
– Нет, милорд, не оставила.
– Но она должна была назвать адрес кучеру. Спросите у Джона.
– Мисс Свитли уехала в наемном экипаже, а не в вашей карете, милорд.
Рэйзеби прекрасно понимал, что это означает. Элис не хотела, чтобы он искал ее, и, по правде говоря, он не мог ее в этом винить.
Отпустив дворецкого, он поднялся по лестнице в спальню. Все в комнате выглядело как всегда, словно то, что случилось прошлой ночью, было всего лишь дурным сном. Свечи, горевшие на каминной полке, озаряли спальню мягким светом, язычки пламени отражались в зеркале на туалетном столике. В вазе все еще стояли розы, которые Рэйзеби принес неделю назад. В камине горел огонь, согревая комнату, отчего она казалась еще более уютной. В воздухе витал аромат духов Элис, ее присутствие чувствовалось в каждой мелочи.
На туалетном столике все еще стояла шкатулка для драгоценностей, ее содержимое осталось нетронутым.
Рэйзеби подошел к шкафу и открыл дверцы. Не хватало лишь нескольких платьев. Бесчисленное множество ярких нарядов, купленных Рэйзеби у мадам Буассерон, по-прежнему висели на своих вешалках. Внизу аккуратными рядами стояли туфли. Повинуясь какому-то импульсу, он открыл свой шкаф. Все его вещи были на своих местах.
Рэйзеби закрыл шкаф и осмотрел комнату. Все было, как прежде. за исключением. Его взгляд остановился на постели, накрытой покрывалом цвета слоновой кости. В самом центре красовался коричневый футляр. Внутри на кремовом бархате сверкал бриллиантовый браслет.
Рэйзеби стиснул зубы. Ему вдруг стало холодно. Элис ушла. Он не знал куда. Она не взяла ни деньги, ни драгоценности. Не взяла ничего из того, что он купил ей.
– Я приехала, как только прочла твое письмо.
Лучшая подруга и наставница Элис, женщина, которая спасла ей жизнь, вытащив из публичного дома миссис Сильвер, и сделала из нее актрису, – Венеция Фокс, ныне виконтесса Линвуд, отдала свою накидку горничной и последовала за подругой в гостиную ее нового дома на Мерсер-стрит.
– Должно быть, ты бросила все и сразу приехала. Ведь я отправила посыльного с запиской всего полчаса назад.
– Ты – моя подруга, Элис. Что, по-твоему, я должна была сделать?
Венеция была явно встревожена, и Элис почувствовала себя виноватой.
– Прости, Венеция, я не хотела беспокоить тебя. Просто подумала, что надо сообщить тебе о том, что я теперь живу здесь.
– Я рада, что ты написала мне, правда. Я очень беспокоилась за тебя. – Венеция села на диван рядом с Элис и взяла ее руки в свои. – Что случилось?
Элис натянуто улыбнулась:
– Мы расстались. Он сказал, что должен найти себе жену.
– О, Элис, мне так жаль.
– Не расстраивайся. Все равно рано или поздно это должно было случиться. Я – актриса, а он – маркиз. Разве у нас могло быть будущее? – Элис пожала плечами и усмехнулась. – Да и потом, я устала от него. Мне захотелось перемен.
Шутливые слова легко слетели с ее губ, но Венецию они, похоже, не убедили.
– Никто из вас не думал, что с Атоллом может случиться такое. Наверное, именно это заставило Рэйзеби принять такое решение.
– Что ж, Атолл – прекрасный предлог для расставания. – Предлог для Рэйзеби, если уж на то пошло. Элис знала теперь, что так тревожило его все эти недели и месяцы. Как же глупо с ее стороны было переживать за него. – Все равно наш разрыв был делом времени.
– Ты очень быстро съехала с Харт-стрит.
– Как говорится, куй железо, пока горячо. Зачем тянуть? – Элис улыбнулась. – По-моему, я неплохо здесь устроилась. Как тебе мое новое жилище? Я присмотрела его себе некоторое время назад. Тут довольно уютно и от театра недалеко. К тому же плата невысока.
– Очень мило. Но я пришла сюда не затем, чтобы осматривать твою квартиру, Элис, – осторожно сказала Венеция.
– Ты предупреждала меня, говорила, что не стоит становиться его любовницей, помнишь?
Венеция ничего не ответила, но в ее глазах явственно читалось сочувствие.
Элис отвернулась. Это сочувствие злило ее. Ей не нужна жалость, даже от Венеции.
– Ты сказала мне тогда, что лучше зарабатывать деньги тяжелым трудом, чем отдаться во власть мужчины.
– И ты отдалась?
– Разумеется, нет! Я не так глупа. Я делила с ним постель, и только. Как я могла надеяться на что-то большее с моим-то прошлым? – Элис снова улыбнулась, как будто ее скандальное прошлое не имело никакого значения. – Театр – вот мое призвание. Я время от времени там появлялась, поэтому Кембл и согласился взять меня с полной нагрузкой.
– Рада это слышать. – Не очень понятно было, что обрадовало Венецию – то, что Кембл взял Элис в театр с полной нагрузкой, или ее разумный подход к отношениям с Рэйзеби. – Но есть кое-что большее, чем деньги, Элис. – Венеция внимательно посмотрела на подругу. – Я видела, что было между тобой и Рэйзеби. С самого начала.
– Не выдумывай, Венеция. – Элис снисходительно улыбнулась. – Мы с Рэйзеби заключили деловое соглашение, вот и все. Прекрасный секс, развлечения и, конечно, деньги, много денег.
– А мне казалось, что между вами было нечто большее.
– Не забывай, я – актриса, хорошая актриса. Ты хорошо меня выучила.
Элис улыбнулась.
– Да, – согласилась Венеция, – ты – замечательная актриса.
Элис отчего-то смутилась, ее щеки порозовели.
Часы на каминной полке тикали, уверенно отмеряя время.
Элис принялась разливать чай в прелестные чашки тонкого фарфора, которые, как и превосходная мебель, достались ей вместе с апартаментами. Она положила в каждую чашку по кусочку сахара, добавила густые сливки и передала одну чашку Венеции.
– Ты, кажется, уже обо всем позаботилась, Элис.
– Да.
– Если я могу тебе чем-то помочь.
Элис бросила взгляд на небольшой столик, где лежал свиток из кремовой бумаги, перевязанный красной лентой.
– Знаешь, Венеция, ты в самом деле можешь кое-что сделать для меня, и раз уж ты здесь. Кембл дал мне контракт на работу в театре. Я собиралась заехать к тебе, но.
Элис взяла со столика контракт и положила его рядом с кофейником.
– Ты можешь навестить меня в любое время.
Но это была неправда. И они обе знали это.
– Теперь мы принадлежим к разным мирам, Венеция. Ты больше не актриса, ты – виконтесса. Если я нанесу тебе визит, это будет плохо воспринято. Репутация в светском обществе – это все. Общество приняло тебя, все идет хорошо, и я не хочу это испортить.
– Тебе это и не удастся. Ты же само благоразумие.
– Я пытаюсь быть рассудительной, – рассмеялась Элис. – Но только с тобой я могу быть совершенно откровенна.
– Я рада, что ты не падаешь духом, – улыбнулась Венеция.
– С чего бы? Рэйзеби остался в прошлом. Будущее мое определено. И перспективы у меня не такие уж плохие. Я намерена целиком и полностью отдаться театру. Сделать его смыслом своей жизни. Надо как-то приноравливаться к обстоятельствам. – Еще одно нравоучение от ее матери. Одно из тех, что легко произнести, но куда труднее воплотить в жизнь. Но Элис подумала, что справится. Она была настроена очень решительно.
– У тебя все получится, – согласилась Венеция.
Она взяла свиток, лежавший перед ней, развязала ленточку и развернула документ.
В комнате воцарилось молчание, нарушаемое только позвякиванием чашек о блюдца. Венеция читала контракт.
– Все в порядке?
– Кажется, да. У тебя сейчас выгодное положение, Элис. Ты возвращаешься в театр с полной нагрузкой. Ты могла бы заставить Кембла платить тебе больше.
Элис покачала головой:
– Я довольна той суммой, что он предложил мне. Я просто хочу играть. Хочу выйти на сцену.
– Ты уверена, что это именно то, что тебе нужно?
– Совершенно уверена. Хотя, должна признаться, немного нервничаю оттого, что мне предстоит играть столько главных ролей.
– Ты будешь царить на сцене, Элис, поверь мне. Ты станешь известной актрисой, уж я-то знаю.
– Очень на это надеюсь.
Элис закусила губу и зарделась от комплимента.
– Кембл уже сообщил тебе, в каких пьесах ты будешь играть?
– Все расписано до лета. Ничего нового, ничего, чего бы я не играла раньше, слава богу!
Венеция взглянула в глаза подруге:
– Если появится что-то новое. если нужен будет совет, приходи ко мне.
Элис благодарно кивнула:
– Я приду.
Обе женщины смотрели друг на друга, чувствуя, что их связывает нечто большее, чем скрываемая ими тайна. Они во многом были похожи друг на друга.
Элис глубоко вздохнула.
– Ну что ж, подписывай, – сказала она.
Венеция кивнула, отодвинула в сторону поднос с чашками, взяла простое черное перо и обмакнула его в чернила. Очень аккуратно в самом низу контракта она вывела «Элис Свитли» и присыпала подпись песком.
– Вот и все, Элис, дело сделано, – сказала она.
Они обе знали, что подписание контракта – лишь формальность. Обязательство вернуться в театр на полную ставку стало как будто разграничительной линией между будущим Элис и ее прошлым. Подпись на контракте говорила о том, что одна глава в жизни Элис закончилась и начинается другая. Ей повезло получить такое выгодное предложение, и еще больше она была счастлива оттого, что у нее есть такая подруга, как Венеция. Элис улыбнулась и вздернула подбородок.
– Да, дело сделано, – сказала она. – Спасибо тебе, Венеция.
– Я обязательно приду на твой первый спектакль.
– Да уж, пожалуйста. Я с нетерпением буду ждать тебя.
Элис проводила подругу до двери.
Одна мысль не давала ей покоя, но она не осмеливалась произнести ее вслух. Венеция сейчас уйдет, и тогда будет уже поздно, а Элис должна быть уверена.
Венеция уже переступила порог, когда Элис легко коснулась ее плеча.
– Если Рэйзеби будет спрашивать обо мне, чего, я уверена, не случится, – тихо сказала она, – ты ведь не скажешь ему мой новый адрес?
Венеция обернулась, и Элис пожалела, что произнесла эти слова: в глазах подруги мелькнуло сомнение.
– Я ничего ему не скажу, Элис, – проговорила наконец Венеция и обняла подругу.