Впусти в сердце мечту
1
Приходит время, когда каждый ребенок произносит фразу:
«Когда я вырасту, то стану…»
Помню, в детстве, когда все дети вокруг меня уже определились со своей будущей профессией, я никак не могла придумать, какому виду деятельности мне хотелось бы себя посвятить. Возможно, я воспринимала это решение как очень серьезный и ответственный шаг в будущее, отступить от которого было бы безответственно. В своих детских играх я побывала в ролях учительницы, врача, танцовщицы, стюардессы и портнихи, однако ни одно из перевоплощений не затрагивало меня до глубины души и не вызывало страстного желания превратить игру в профессию.
Впрочем, было одно занятие, которым я с упоением ежедневно занималась. Это было рисование. Я изрисовала огромное количество альбомов и тетрадок, и моими рисунками украшали стенды в школьных кабинетах рисования и литературы. Знакомые девочки с любопытством, затаив дыхание, наблюдали, что появится на листе бумаги из-под карандаша в моей руке. Тем не менее карьеру художника мне никто не прочил, ведь я рисовала не знакомые предметы окружающего мира, а фантастические сюжеты из жизни выдуманных героев. Неведомые звери и птицы, мальчики и девочки, больше похожие на инопланетян, чем на людей, их причудливые жилища, синее солнце в оранжевом небе и диковинные деревья на моих рисунках взаимодействовали и разговаривали между собой на человеческом языке. Я рисовала сказочный мир, мало напоминающий мир реальный, и без моих рассказов о том, что изображено на листе бумаги, разобраться, видимо, было довольно сложно. Девочкам очень нравилось мое творчество, и они заказывали мне новые и новые истории. Взрослые же относились к этому занятию спокойно, если не сказать, равнодушно, и не пытались направить мою энергию в какое-либо русло.
Помню случай, как однажды я вынесла из дома и выбросила в ящик для мусора огромную кипу изрисованных альбомов. Вечером следующего дня мама, вернувшись с работы, рассказала мне, что встретила во дворе соседскую девочку Таню, которая бросилась маме навстречу, сбивчиво рассказывая о том, что ей удалось спасти мои рисунки. Девочка была убеждена, что альбомы оказались в мусоре случайно, и она готова вернуть их законному владельцу. Удивлению и радости ее не было предела, когда мама объяснила, что рисунки никому не нужны, и теперь девочка может их либо выбросить обратно, либо распоряжаться ими по своему усмотрению. Спустя некоторое время я увидела, как во дворе вокруг Танюшки с моими альбомами в руках роятся девчонки, разглядывая рисунки, и заворожено слушая истории, когда-то рассказанные ей мною…
2
Однажды мы с мамой собрались навестить родственников в Свердловске. Билеты на поезд были куплены, вещи собраны, как вдруг у меня поднимается высокая температура.
Когда приехавший по вызову врач «скорой» осматривал меня, его внешность расплывалась перед моими глазами, голос пропадал, однако одну фразу я уловила четко – если после укола температура вновь поднимется, мне грозит больница вместо долгожданной поездки. Не знаю, что возымело действие – великое желание путешествия или несерьезность заболевания, но к утру я полностью пришла в себя, и уже вечером мы с мамой устраивались в вагоне поезда. Время от времени мама озабоченно вглядывалась в мое лицо, дотрагивалась губами до лба, определяя, не горячий ли он, однако со мной все было в порядке.
Я лежала на верхней полке, устремив взор на заснеженные поля за окном, освещенные желтым глазом ночного светила, и представляла себе удивительный город, в котором мне предстоит побывать впервые. Ощущение, что что-то необычное должно произойти в моей жизни, не покидало меня, вынуждая быть предельно внимательной ко всему происходящему вокруг. С того момента и до сих пор я продолжаю испытывать кратковременную лихорадку, являющуюся первым признаком предстоящих крутых виражей на дороге судьбы, влекущих за собой важные перемены.
Утренний Свердловск оказался мрачным, промерзшим и неприветливым и был окутан клубами морозного пара, как и его жители, укутанные в многослойные одежды. Днем сквозь дымку проглянуло солнце, и мы отправились погулять в центр города. Дома и люди практически ничем не отличались от тех, что были в моем городе, однако атмосфера городского пространства ощущалась мной как торжественная и многообещающая.
В какой-то момент взгляд мой упал на огромные витражи фасада общественного здания, сквозь которые виднелись молодые люди с необычным выражением на лицах. Я, скорее, почувствовала, нежели увидела, эту притягательную «инакость», излучаемую людьми. Сердце мое учащенно забилось, и я ускорила шаг, чтобы прильнуть к стеклам и понять, что происходит внутри здания.
Эта была скульптурная мастерская. Молодые люди сосредоточенно мяли в руках куски глины и накладывали ее послойно на стоявшие перед ними заготовки будущих творений. Я замерла, восхищенно созерцая процесс рукотворного преобразования бесформенной серой массы в узнаваемые очертания человеческих лиц. Молодые люди лепили скульптуры друг друга. Однако растущие на глазах глиняные человеческие головы больше смахивали на сказочных персонажей, нежели на свои прототипы. Действо, разворачивающееся на моих глазах, напоминало божественный процесс создания перволюдей – невинных и непогрешимых. Казалось, что скульптуры были не копиями, а идеальными образцами их создателей, верхом совершенства, устремиться к которому должны были живые люди.
«Меня научат здесь материализовывать фантастические миры, которые я рисую», – подумалось мне, и щемящее чувство радости, подобное любви с первого взгляда, заполнило меня, глубокой и страстной любви к профессии творца, позволяющей воплощать фантазии в реальность.
«Свердловский архитектурный институт», – прочитала я на вывеске у главного входа в здание. То, что дорога моей судьбы теперь лежала именно в этот вуз, я не сомневалась. Решение было принято, и мне предстояло сделать первые шаги в направлении своей мечты.
3
Летняя производственная практика перед дипломным проектированием оказалась нудным трудом подмастерья. Город плавился от июльской жары, сотрудники ушли в отпуска, в мастерской Горпроекта стояла духота, несмотря на настежь распахнутые окна. Передо мной на столе лежала кипа альбомов с одним и тем же типовым проектом общественного здания. Мне предстояло сделать правки на каждой странице альбома в соответствии с образцом. Отмеряя линейкой миллиметры, я корректировала, чуть перемещая вправо или влево, месторасположение перегородок и лестничных маршей на плане здания. Это называлось «привязка здания к месту». Вскоре по этим чертежам должно было начаться строительство очередной больницы, как две капли воды похожей на больницы в других городах нашей необъятной страны. Никаких изысков, ничего лишнего, что могло бы увеличить смету – стандартный размер плит перекрытий, оконных и дверных проемов. Темные кишки коридоров, палаты-клетушки…
– Господи, руки бы пообрывать тому, кто это построил, – ворчала медсестра, спустя почти двадцать лет после того лета, толкая перед собой каталку в направлении операционной с очередным пациентом.
На этот раз пациентом была я, и, когда каталка ударялась об угол, не вписавшись в поворот темного коридора-кишки, перед моим помутившимся от транквилизатора взором всплывали чертежи с несуразными планами зданий-клонов…
Странное несоответствие между тем, чему обучали нас, будущих создателей «застывшей музыки», в архитектурном институте и тем, что впоследствии нам приходилось делать в мастерских, вовсе не означало, что мы троечники. Также это не означало, что мы получили образование плохого качества. Причину клонирования городских районов и зданий по типовым проектам в масштабах всей страны я раскрыла позже в своем диссертационном исследовании. Ну а в то лето я смиренно сидела за огромным столом проектировщика и, обдаваемая потоком жаркого июльского воздуха из распахнутого окна, старательно вычерчивала контуры перегородок.
4
Возможно, все продолжалось бы по заданному сценарию – практика, дипломное проектирование, устройство на работу в Горпроект и привязка к месту очередного типового здания. Однако судьба моя перетасовала карты и подкинула семерку с пиковым королем, что предвещало неожиданную встречу с мужчиной-военным.
Пока неожиданная встреча вызревала, чтобы когда-нибудь проявиться в реальном мире, я тем временем ломала голову над концепцией дипломного проекта. Мне досталась тема «Дом архитектора». По сложившимся правилам нужно было отправиться в библиотеку, чтобы перелопатить кипы журналов с аналогичными проектами. Однако ноги понесли меня совершенно в другую от намеченного места сторону.
Проходя мимо здания неподалеку от института, я увидела объявление о курсах биоэнергетики за вполне приемлемую цену. Курсы были краткосрочные, по вечерам и, казалось, не могли нарушить режима работы над проектом.
На занятиях я откровенно скучала. Так как курсы были оплачены, я решила не бросать начатое дело. Дама бальзаковского возраста, представившаяся Татьяной Васильевой, рассказывала свою историю. Уволенная из какого-то НИИ по сокращению, она открыла вдруг в себе экстрасенсорные способности и решила поделиться ими с миром. Способности ее имели более чем странное происхождение – они оказались подарком инопланетного разума. Татьяна рассказывала об этом неспешно, без придыхания и активной жестикуляции, свойственной экзальтированным, немного не в себе, женщинам. Не пытаясь понравиться публике, она говорила о предназначении человечества и об индивидуальности каждого из нас. Затем она показала, как правильно выполнять пассы руками над головой заблудшего в дебрях собственной души человека.
На последнем занятии Татьяна выдала нам домашнее задание. В предстоящую полнолунную ночь нужно было лечь спать головой на север и, выполнив простой ритуал, смотреть внимательно и запоминать сон. Всем правильно выполнившим задание экстрасенс гарантировала контакт с курирующей ее внеземной цивилизацией, а также получение информации во сне о своем предназначении.
Дома меня встретило оголодавшее к позднему вечеру семейство – муж и двухлетний сынишка. Оба ждали от меня котлет и пирожков, которые я ежедневно покупала в институтской кафешке. Купить что-либо съестное в магазине было невозможно – уже год, как горожане отоваривались по карточкам на сахар, сливочное масло, колбасу и даже хлеб. Карточки выдавались ежемесячно управдомом, однако продуктов, приобретенных в соответствии с положенной нормой, почему-то не хватало даже на половину срока. Прихлебывая горячий чай из сушеной моркови, приготовленный в голодный год по рецепту свекрови, я слушала болтовню сынишки и рассказы мужа о событиях минувшего дня.
Укладывая в постель сына и напевая ему колыбельную, я соображала, как мне провести предстоящую ночь с пятницы на субботу головой на север. Ничего не оставалось, кроме того, чтобы развернуть конструкцию, носившую странное название «диван-кровать», поперек комнаты. Издавая ужасный скрежет, неповоротливое чудовище с трудом встало на нужное место.
Лунный глаз ночного зимнего неба прожектором светил мне в лицо сквозь оконный проем. Откуда-то сверху раздались смех, крики, грохот захлопнувшейся двери. Топот, издаваемый многочисленными парами ног, вначале заполнил подъезд, а затем превратился в хруст снега под окном. Соседи праздновали свадьбу, и жених с невестой под громогласное «горько» скрепляли свою любовь длинным поцелуем. Мои домочадцы, несмотря на шум, крепко спали. Я же ворочалась с боку на бок, изо всех сил пытаясь унять раздражение, вызванное моими собственными действиями, сбившими привычный распорядок.
5
Вконец измучившись, я уснула. Однако вскоре чуткий материнский слух пробудил меня. Проснувшись раньше обычного, сынишка топал по коридору босыми ножками, направляясь к моей постели. Я уже настроилась на то, что сейчас он заберется, как обычно, по выходным, под одеяло и прижмет ко мне свои ледяные стопы. Однако его ножки топали и топали по коридору, а сам он не появлялся.
Я приподнялась, вглядываясь в освещенное луной пространство комнаты. Топот моментально стих. В дверном проеме, метрах в трех от меня, стояла грузная пожилая женщина в белом. Я быстро развернулась и улеглась на другой бок, крепко зажмурив глаза и сжавшись от страха. Испуг был настолько сильный, что у меня перехватило дыхание, и я не могла ни шевельнуться, ни издать какой-либо звук. Женщина медленно двинулась в мою сторону. Когда она поравнялась с изголовьем кровати, я ощутила шевеление волос на моей макушке от движения воздуха, создаваемого ее массивным телом. Я отчетливо слышала шарканье ее тапочек по полу и тяжелое дыхание.
Обойдя кровать, старуха остановилась. Заставив себя приоткрыть глаза, я сквозь ресницы посмотрела на незнакомку. Новая волна ужаса захлестнула меня. Стоявшая спиной ко мне женщина была бестелесна и полупрозрачна и напоминала тяжелое осеннее облако, желтевшее в потоке лунного света.
Облако замерло, как будто в раздумьях, подставив то, что у женщины считается лицом, под лунный прожектор. Затем медленно, словно боясь причинить боль своим негнущимся суставам, опустилось на постель у моих ног. Кровать заскрипела, образовав впадину, виднеющуюся сквозь белый туман женских форм.
«О-о-ох…», – старуха издала тихий протяжный стон и вновь замерла, задумавшись, не отрывая взгляда от ночного светила.
Я наконец пришла в себя и решилась закричать. Однако стоило мне сделать глубокий вдох, как облако тут же бесследно исчезло. Вместе с ним мгновенно испарился мой страх. Мне не хотелось ни кричать, ни совершать каких-либо действий. Удивляясь таким резким эмоциональным перепадам, не управляемым моим рассудком, я легла на спину, раскинув руки. Почему-то захотелось смеяться.
«Это защитная реакция организма», – улыбнулась я себе и крепко уснула.
Мне снился пиковый король в черном одеянии – рисованный, а не живой человек, словно сошедший с гадальной карты. Речь его была многословна и нелогична, но общий смысл сводился к тому, что я должна внимательно прислушаться к человеку, который предстанет скоро передо мной в реальной жизни в образе пикового короля.
6
– Мария, на данный момент это в большей степени философия, нежели архитектура, – вынес вердикт заведующий кафедрой на первом просмотре дипломных проектов, глядя на мой рисунок.
Шла процедура утверждения архитектурных концепций, а на моем листе ватмана вместо традиционно представляемых планов и фасадов красовалась схема иного, чем это было принято, подхода к проектированию зданий.
– Пожалуйста, поменяйте тему моего проекта, – попросила я, зная, что на данном этапе дипломного проектирования это практически неосуществимо.
– На какую? – неожиданно пошел мне навстречу заведующий кафедрой, однако тут же посуровел и занес свой карандаш, подобно копью, над перечнем тем, утвержденных кафедрой.
– Я хочу сделать проект по своей теме на основании этого подхода, – мое копье-карандаш было направлено на рисунок со схемой.
Заведующий кафедрой молчал. В этот момент я представила, каким образом, в случае отказа, мне придется отстаивать свое желание, и как будут ломаться в словесном поединке наши копья-карандаши. Однако заведующий поступил очень мудро.
– Делайте, конечно, – произнес он, – но только после того, как принесете письмо на мое имя от вашего заказчика.
Разумеется, заказчика на «философский» проект у меня не было, потому что концепция родилась в результате разговора с «пиковым королем» – моим братом, военным медиком. Не имеющий никакого отношения к архитектуре и строительству, он тем не менее с преувеличенным любопытством расспрашивал меня про обучение в институте. Произошло это примерно за две недели до пресловутого просмотра концепций, когда брат заехал навестить нас по дороге из Берлина в Кемерово.
Темноволосый, крепкого телосложения, с аккуратно постриженной бородкой, мой развеселившийся от разговоров брат не удержался, чтобы не протестировать меня по методике, выявляющей отклонения в психическом развитии новобранцев. Специализацию по психиатрии он прошел в Берлинском университете, чем очень гордился.
Вволю насмеявшись над моими альтернативными ответами на вопросы теста, мы перешли к обсуждению серьезной темы. Брат объяснил, почему его так сильно заинтересовал процесс архитектурного проектирования. Оказалось, что из своего учебного курса по психиатрии он почерпнул знания о том, что на здоровье людей и на их психическое состояние значительное влияние оказывает среда обитания.
– Да, – соглашалась я, – совершенно необходимо учитывать воздействие факторов окружающей среды на здоровье человека – загазованность, шум, загрязнение воды и почвы.
– Не совсем то, – возражал брат, – помимо этих характеристик, измеряемых приборами, есть другое воздействие, которое, подобно радиации, не ощущается человеком. Это земные поля. Построишь дом не в том месте, и жизнь не заладится. С виду – лепота, а люди могут раком заболеть или с ума сойти. Об этом вам рассказывали?
– Нет, – вынуждена была признать я.
– Немцы, кстати, не начинают строительства и не расставляют в помещении мебель, пока специалист не проверит участок или квартиру и не убедит жильцов, что земные поля в этом месте их здоровью не угрожают, – продолжил брат и рассказал историю о немецком ученом Густаве фон Поле.
Этот человек был одним из первых, кто всерьез заинтересовался проблемой воздействия земных полей на организм человека. Анализируя свои наблюдения, сделанные в Баварии, фон Поль пришел к выводу, что общим для 58 человек, умерших от рака в исследованном им городе, было то, что их спальные места находились под воздействием неблагоприятного «земного излучения». О результатах наблюдений ученый доложил на международном конгрессе по медицине, а затем написал подробно в своей книге «Земные лучи как патогенный фактор», вышедшей в 1932 г.
Впоследствии места с «земным излучением», оказывающими неблагоприятное воздействие на живые организмы, стали называть геопатогенными зонами. Целая плеяда западных ученых (Э. Хартман, М. Курри, Ж. Б. Маркондес, П. Фрелих, К. Бахлер, М. Буено, Н. Кемпе, Э. Ригге, Г. Басслер) вслед за Густавом фон Полем вплоть до 80-х гг. проводила исследования по влиянию геопатогенных зон на здоровье человека.
Выводы ученых заставили глубоко задуматься общественность. Оказалось, что от рака и других серьезных недугов многие люди страдали только потому, что их спальные или рабочие места находились в геопатогенных зонах. Исследователи призывали проектировщиков отказаться от традиционных подходов в проектировании городов и зданий, веками формировавшихся под влиянием Эвклидовой геометрии. Жизнь показала, что традиция мыслить геометрическими формами, словно выросшими из плоскости, как единственно возможным способом создания «правильной» архитектуры привела к социальным проблемам. Создаваемая автономно, без учета особенностей местности, такая архитектура, возможно, в одном случае радовала глаз своей упорядоченностью, а в другом, – при массовой застройке зданиями«коробками», позволяла экономить ресурсы. Однако, будучи навязана смелой архитектурной мыслью Земле, искусственно созданная среда обитания превратилась в ХХ в. в оружие планеты, направленное против человечества.
Слушая брата, я вспоминала лекции по теории архитектуры, где преподаватель показывал нам слайды с изображениями удивительных зданий европейских архитекторов, спроектированных и построенных в ХХ в. на основании органического подхода, возникшего в 30-х гг. Архитекторы-«органики» решительно отвергли архитектуру-дизайн, способную возвести проектируемое здание в любом месте планеты. Они заявили, что каждое здание, предназначенное для человека, должно быть составной и неотъемлемой частью ландшафта, подчеркивающего его уникальность.
«Дом – это не фургон. Дом – это вторая кожа не только человека, но и той точки земли, в которой он построен», – провозгласили они. Архитектурная среда не может быть «красивой сама по себе», она будет считаться таковой в том случае, если станет органичным продолжением природного ландшафта.
Возможно, что концепция «органики» стала откликом архитектурного сообщества на призыв ученых изменить подходы к проектированию городской среды. Неспроста пребывавший несколько лет в творческом тупике американский архитектор Фрэнк Ллойд Райт вдруг именно в 30-е годы потряс людей своими удивительными «органическими» постройками. Он был одним из первых, кто инициировал тогда это движение в архитектуре, перечеркнувшее вековые каноны.
Ученые всегда сообщали обществу новые толчки в развитии, несмотря на то, что зачастую их идеи казались на первый взгляд утопическими или даже нелепыми.
«Могу ли я сделать в своем дипломном проекте что-то такое, что хотя бы чуть-чуть изменит мир к лучшему?» – подумалось мне после разговора с братом.
Мой сон про пикового короля сбылся – встреча с братом-военным стала отправной точкой в разработке новой концепции проекта, заказчика для которого мне предстояло найти буквально за считанные дни.
7
– Здравствуй, Маша, очень рада видеть тебя! – статная, ухоженная женщина в белом халате широко улыбалась мне, движением руки предлагая устраиваться за столом.
Я находилась в кабинете главного врача ижевского физкультурно-оздоровительного комплекса. Хозяйка кабинета невольно сравнивала меня со своей подругой – моей мамой – и, видимо, обнаруживая сильное сходство во внешности, продолжала улыбаться.
Еще два дня назад я не могла представить, где мне найти заказчика на мой «философский» дипломный проект. Когда я, озадаченная этой проблемой, вышла после просмотра концепций из института, то решила позвонить маме. Я не собиралась сообщать ей подробности о своей учебе и, опуская 15-копеечные монетки в монетоприемник телефонного аппарата, рассказывала о новых «подвигах» двухлетнего сына. Когда последняя монетка звонко ударилась о дно аппарата, и я стала прощаться с мамой, она вдруг сказала:
– Чуть не забыла передать тебе привет от Риты. Ее назначили главным врачом городского физкультурно-оздоровительного комплекса. Спрашивает, когда ты приедешь. Ей нужно составить техническое задание на проектирование нового здания, и ей хотелось бы посоветоваться с тобой, потому что ты в курсе, какие новшества сейчас применяются в проектировании подобных центров. Однако я сказала ей, что ты приедешь только после защиты дипломного проекта…
– Мамочка, я приеду завтра, – успела я выпалить до того, как в трубке раздались короткие гудки.
Боясь вспугнуть улыбнувшуюся мне удачу, я тут же понеслась за билетом на ночной поезд.
8
И вот я сижу в кабинете за столом и держу в руках толстый альбом в ярко-красном переплете. Это проектная документация, которую новый главврач физкультурно-оздоровительного комплекса считает устаревшей.
– Посмотри, – показывает она мне на год утверждения документации, – 1975-й. Проектировали почти 20 лет назад! Мне пообещали открыть финансирование строительства, а я заявила, что прогресс шагнул далеко вперед, и проект необходимо усовершенствовать. С меня попросили техническое задание, но я же спортивный врач. Давай вместе пофантазируем, а? – предложила Рита, заговорщически глядя на меня.
Я искренне восхитилась инициативностью и оптимистичностью главврача, однако молчала в ответ, не зная, какое принять решение.
«Мы-то пофантазируем, но что в ответ на нашу идею скажут проектировщики? – терзал меня внутренний голос. – Даже разговаривать не станут».
Рита, как будто услышав этот беззвучный монолог, убедительно возразила:
– Со мной будут разговаривать, потому что я главный врач, и мне лучше знать, какие условия необходимо создать людям, пользующимся услугами оздоровительного центра.
Затем она подбодрила меня:
– Не переживай, что нашу идею полностью не воплотят в жизнь. На данном этапе важно дать проектировщикам ориентир – тот образ, к которому они должны стремиться. Если я соглашусь с проектом 75-го года, то его оставят за эталон и денег выделят еще меньше, чем требуется на его воплощение. Чем тогда вновь построенный центр будет лучше существующего комплекса? Пустая трата денег! А если проектировщики сделают новый проект, взяв за основу нашу идею, то получится более современное здание, если даже они уберут какие-либо «излишества».
– Мне нужно не просто здание с набором помещений, – сказала Рита, когда мы приступили к разработке концепции. – Мне нужно… м-м-м, пространство, которое заставит человека задуматься о его здоровье и о связи его здоровья с состоянием окружающей среды. Я хочу, чтобы это пространство позволило ему поддерживать здоровье. Это не больница, в которой лечат болезни, а центр профилактики заболеваний, где фокус должен быть направлен на раскрытие резервных возможностей человека, позволяющих ему быть здоровым и счастливым на протяжении всей жизни. К каждому посетителю здесь должен быть выработан индивидуальный подход на основе холистики – представления его организма как целостной системы, где тело и душа неразрывны и находятся в гармонии с окружающим пространством.
Главврач физкультурно-оздоровительного комплекса пыталась объяснить свое видение центра понятными мне словами. Речь шла о валеологии – новой науке о формировании, сохранении и укреплении здоровья людей с использованием медицинских и парамедицинских технологий.
– Исторически сложилось так, что объектом приложения усилий медицины всегда был больной человек и среда, в которой проходит его жизнедеятельность. Здоровый человек не попадал в поле зрения врача. Это привело к тому, что весь процесс снижения уровня здоровья, формирование предболезни и начальных форм заболевания проходил без контроля врача, а главное, без активных мероприятий, способных предотвратить негативное развитие событий. Именно поэтому главным объектом нашего внимания должен быть здоровый человек и человек, находящийся в состоянии предболезни. С помощью специальных технологий мы сможем выявлять лиц с низким уровнем здоровья и помогать им в восстановлении.
– Человек как биосистема способен не только выживать, но и совершенствоваться, – продолжила Рита. – Поэтому главное, что должно быть в новом центре, – это не количество этажей и украшения на фасадах. Это тоже очень важно, но вторично. На первом месте – специальные комфортные условия для жителей города, желающих быть здоровыми, красивыми и счастливыми, а также для квалифицированного персонала, владеющего самыми передовыми оздоровительными и образовательными технологиями, позволяющими здоровье восстановить, сберечь и укрепить.
9
Ночью в поезде мне было не до сна. События минувшего дня непрекращающимися дублями прокручивались перед моим внутренним взором. Рита стала для меня не просто случайно подвернувшимся заказчиком. Ощущение того, что какая-то мощная энергия возжелала воплотиться в реальном мире через мои взаимодействия с Ритой, моим братом, Татьяной Васильевой и другими людьми, не покидало меня.
Мысленно представляя свою жизнь как своеобразный архитектурный проект, я отчетливо уловила воздействие на нее чьегото творческого замысла. Я не идентифицировала этот замысел как свой собственный. Отбрасывая за ненадобностью то, что не укладывалось в гармоничную, с его точки зрения, архитектурную конструкцию моей жизни, невидимый творец принимал решения, где, с кем и как я должна взаимодействовать согласно его, а не моему, сценарию.
Я возвращалась в Свердловск, напоминая себе человека, у которого постепенно восстанавливается утраченная память. Разработка с Ритой концепции ее нового центра вначале мысленно вернула меня в детство, в те времена, когда я рисовала сказочные райские миры с его счастливыми обитателями. Затем где-то на периферии сознания всплыло воспоминание о ваяющих скульптуры студентах архитектурного института и моем страстном желании научиться материализовывать фантазии, в которых люди создают улучшенные копии самих себя. В минувший день я как будто вспомнила, какой именно сказочный мир я должна создать в реальности.
«А ведь Рита, по сути, заказала мне проект лаборатории по совершенствованию человечества, – думалось мне. – Только совершенствовать люди будут себя сами, без чьего-то авторитарного давления и насилия. Для этого им нужно будет научиться понимать себя и то, как влияет на них окружающий мир во всем его многообразии. И самое главное – люди должны будут научиться по-новому проектировать города, чтобы архитектурная среда не превращалась в оружие против ее обитателей».
10
Полгода минуло с тех пор, как я предприняла довольно рискованную попытку защитить дипломный проект по теме «Центр нетрадиционной медицины».
Восемь квадратных метров – больше, чем площадь кухни в «хрущевке», – такова была плоскость из состыкованных между собой планшетов, вместившая планы и фасады нового центра. Необычность концепции заключалась не только в названии, но и в подходе к проектированию здания. Я предложила учитывать при проектировании особенности ландшафта и строения земной коры застраиваемой территории, чтобы впоследствии в здании не образовались геопатогенные зоны, губительные для здоровья людей.
Некоторые члены аттестационной комиссии пребывали в состоянии психологического напряжения – им было не вполне понятно, как относиться к моей инициативе. Обстановку разрядил председатель комиссии, профессор Московского архитектурного института. По окончании моей презентации он встал и, развернувшись лицом к присутствующим, произнес короткую речь с похвалой в адрес выпускающей кафедры.
– Отрадно, что наши коллеги, свердловские преподаватели, поддерживают творческие инициативы своих выпускников. Такой подход свидетельствует о высоком качестве архитектурного образования в вашем институте. Ну а представленный проект заслуживает отличной оценки, – председатель посмотрел на меня и одобрительно улыбнулся.
11
Возможно, плотная череда ярких событий, необходимость принимать смелые решения и бессонная неделя «сплошняка» перед защитой дипломного проекта повлияли на мое мироощущение.
«Сплошняком» мы, студенты архитектурного института, называли период в процессе проектирования, когда приходилось, не поднимая головы, сосредоточенно днем и ночью вычерчивать на планшете планы и фасады, чтобы закончить работу к защите проекта.
Каждый, кто прошел через «сплошняк», знаком с психофизическим состоянием, когда, спустя несколько часов непрерывной кропотливой работы, практически полностью теряется ощущение собственного тела. Кажется, что твои руки растут прямо из мозга, который превращается в подобие механизма, обеспечивающего точность движения рук. Ни одной мысли, ни одной эмоции. Тело практически обездвижено, дыхание замедленное и поверхностное.
Состояние это сильно отличается от того, когда руки или все тело длительно совершают знакомые движения по известной траектории – например, ноги крутят педали велосипеда или руки моют посуду. В этом случае срабатывает память тела, и, пока движения совершаются автоматически, можно предаться размышлениям на разные темы.
Многочасовое вычерчивание не позволяет высвободиться вниманию, осуществляющему контроль за быстрым передвижением рук по неизвестной траектории. Здесь мозг работает, подобно мозгу водителя на загруженной автотранспортом трассе, и решения принимать приходится по каждому последующему мелкому движению, рождающему с помощью карандаша линию на бумаге.
Выход из «сплошняка» на первых порах почти всем дается нелегко. Некоторое время инерционно сохраняется прежнее психофизическое состояние, и попытки моментально реагировать на сигналы внешнего мира оборачиваются головокружением. Меняется зрительное восприятие – объекты видятся как сквозь толщу воды, находящейся в движении – со слегка размытыми и подвижными контурами, и с искаженным расстоянием между ними.
Помню, поначалу мы смеялись над своими ощущениями. В отличие от наших знакомых, которые иногда говорили про себя «я с бодуна», мы в оправдание своей заторможенности шутили: «Я в аквариуме».
Некоторые из нас, кто имел флегматический темперамент, со временем так и остались «жить в аквариуме», не тратя энергию на переключение. Как правило, это были очень усердные, зачастую напоминающие роботов, работники, но слегка неадекватные реалиям индивиды, которым прощалась, благодаря их работоспособности, эмоциональная скудость.
12
У меня после «сплошняка» и защиты дипломного проекта состояние заторможенности трансформировалось в чрезмерно обостренное восприятие реальности. Звуки стали звучать громче, вызывая порой желание крепко зажать уши ладонями. Краски мира и свет, казалось, стремились в концентрированном виде прорваться сквозь веки, даже когда глаза были закрыты. Прежде чем заснуть, я подолгу рассматривала внутренним взором причудливые мозаики из сочных цветовых пятен или «жмурилась» на слепящий поток света.
Однако самым неожиданным последствием оказалась моя способность ощущать психологическое состояние людей. Несмотря на то, что окружающие меня люди, как правило, скрывали истинность своих чувств за масками повседневности, я чутко улавливала эманации их душ.
Души большинства хомо сапиенс находились в смятенном состоянии. Иногда сила тщательно упрятанных вглубь негативных эмоций прорывалась с такой мощью, что я испытывала болезненные ощущения в районе солнечного сплетения.
В какой-то момент мне наконец закралась в голову мысль, что, возможно, я все это сочиняю благодаря развитому художественному воображению. Внутренний голос настойчиво потребовал доказательств моей адекватности.
13
– Галина, мне кажется, что ты не в себе. Может, я могу тебе чем-то помочь? – стараясь не вспугнуть свою коллегу, преподавателя детской школы искусств, осторожно спросила я.
Женщина подняла голову, оторвавшись от писанины, и с дерзкой деланной улыбкой посмотрела мне в глаза. Когда наши взгляды встретились, напряженные мышцы ее лица стали обмякать. Уголки губ задрожали и потянулись книзу, глаза увлажнились.
– Маша, у моей дочки беда, – обычно звонкий голос Галины захрипел и перешел в шепот. – Ей 13 лет. С пяти она занималась балетом и собиралась стать профессиональной танцовщицей. Три месяца назад на тренировке она травмировала колено. Чем только мы не лечили его, а боль так и не прошла. Нога распухла – смотреть страшно. В общем, сделали ей рентген и направили на операцию. И еще врачи сказали, что она, скорее всего, не сможет работать на сцене. Девочка моя плачет целыми днями, не знаю, как ее утешить. Пробовала не раз, но она не хочет услышать меня.
Галина поднесла руки к лицу и холодными ладонями пыталась унять жар полыхавших пожаром щек.
– Поговори, пожалуйста, с ней, – вдруг попросила она. – Утешь как-нибудь. Может, она тебя послушает и хотя бы плакать перестанет. Ей ведь надо к операции готовиться, мужества набираться. Я позвоню, чтобы она зашла сегодня за мной после работы.
– Здравствуйте, – передо мной предстало, улыбаясь, прекрасное юное создание женского пола. Тонкая длинная шея, изящные веточки-руки опираются о бодожок. Гладкие волосы забраны, по многолетней привычке, в тугой пучок на затылке. Колено левой, более толстой ноги, в повязке.
– Света, это Маша, наш новый преподаватель. Маша, это Света, – Галина старалась казаться бодрой.
– Знаешь, я тоже в детстве мечтала стать танцовщицей, – глядя девочке в глаза, сказала я.
Света слегка наклонила голову, отводя взгляд. Ее руки крепче сжали подожок, однако на лице не дрогнул ни один мускул. Работа на сцене выдрессировала девочку тщательно прятать свои эмоции от посторонних людей. Я продолжила:
– Мне, в отличие от тебя, не повезло – я была толстая.
Света удивленно вскинула на меня взгляд:
– Правда?
– Правда. Иногда меня обзывали «жиромясокомбинат».
– А что потом? – Свету заинтересовали подробности исчезновения у меня лишних килограммов.
Пока мы болтали, я «прислушивалась» к ее внутреннему миру. Казалось, не могло быть причин, способных нарушить состояние душевного равновесия Светы, – настолько стойкая и выносливая была эта девочка. Однако страх, напоминающий осколок стекла, вонзился в ее сердце, вынуждая отказаться от мечты стать танцовщицей.
Мысленно сканируя этот холодный сгусток энергии, я пыталась понять причину его возникновения. Подобно кадрам, в моем воображении вспыхивали и исчезали в темноте сцены ссоры Светы с подругой по балетной студии. Более миловидная внешне, большеглазая блондинка-подружка обиженно упрекала Свету в жестокости: «Ты решила „утопить“ меня, да? И тебе совсем безразлично, что я не переживу этого? Ты понимаешь, что об этом я мечтала всю свою жизнь? Это я должна была поехать на гастроли за границу! Ты уговорила Элеонору, чтобы она взяла тебя вместо меня? И после этого ты хочешь, чтобы мы оставались подругами?!»
Света обескуражено молчала. Она сама не понимала, почему руководитель студии решила взять ее, а не блондинку в поездку за рубеж. Ничего она, естественно, не предпринимала для этого, поэтому упреки обернулись горечью вины и страхом потерять близкую подругу.
«Девочки, в зал!» – Элеонора прервала монолог блондинки.
«И-и раз…» – скомандовала Элеонора, и Света подпрыгнула, делая ногами антраша.
В этот момент в ее голове прозвучал голос подруги: «Тебе совсем безразлично?!»
Падая, Света в какую-то долю секунды почувствовала успокоение: «Теперь я не жестокая».
Через несколько мгновений резкая боль в ноге заставила ее скрутиться, лежа на полу, и крепко сжать кулачки.
14
– Что ты ощущаешь – тепло или холод? – спросила я, проведя ладонью над поверхностью худенькой, но сильной руки. Девочка эмоционально открылась, услышав мою историю про избавление от лишних килограммов, и теперь была готова на эксперимент.
– Смешно, – улыбнулась Света. – По коже как будто прохладой веет, а внутри чуть-чуть тепло.
Я водила руками над коленом в повязке, представляя, как осколок страха растворяется и бесследно исчезает из души юной танцовщицы, позволяя ей свободно и легко выполнять антраша.
– Маша, это просто невероятно, врачи не поверили своим глазам! – спустя неделю голос Галины радостно звенел, эхом разлетаясь по просторной аудитории. – Ты понимаешь, абсолютно все прошло – и боль, и отек. Нам сказали, что операция не показана, и, возможно, скоро Света сможет вернуться к тренировкам.
«Это просто случайное совпадение», – думала я, радуясь вместе с Галиной.
Тогда я даже представить себе не могла, сколько еще подобных случайных совпадений уготовил мне невидимый творец архитектурной конструкции моей жизни.