C-dur
Пётр решил, что пришла пора делать ребёнка. Как раз жена есть.
Зашёл в комнату, поправил трико и озвучил жене своё решение. Жена Петра с гордостью посмотрела на мужа – мол, какой ответственный мужик. Легла на тахту готовая.
Пётр повозился, не выходит. У него с этим проблемы. Позвонил соседу.
Пришёл сосед Павел. Посмотрел на жену Петра. А она лежит распахнутая и ждёт. Павел высморкался, плечами повёл:
– Надо бы того, – говорит Петру, – ну это самое-то.
Пётр метнулся к холодильнику, достал початую, разлил. Сели, закусили.
– Чо, как на заводе-то? – спрашивает Павел задумчиво. На вторую намекает.
Разлили, закусили. За завод.
– Да так, как всегда, ну…
Не заводится Павел. Что уж про Петра говорить. Жена лежит готовая, ждёт.
– Глянь, чо там? Лежит? – Павел закуривает. Пётр встаёт, идёт, смотрит, возвращается.
– Да не говори… Лежит, ждёт.
– Плохо дело…
Покурили, в окно посмотрели. За окном двор, бельё. Кошка носится. На бельё синица села, опросталась.
Пётр встал, зашёл в комнату, присел на тахту.
– Ну как, норм?
– Очень, – отвечает жена, – очень норм.
Пётр видит, что норм. Гладит её по бигудям.
– Молодец, – говорит, – ты у меня. Ну, лежи. Ща усё будет.
Жена лежит. Ответственная. Размышляет, как дитё назвать.
Пётр возвращается на кухню, а там Павел. Павел разлил уже. Закусили, вздохнули. Павел встал, обувается.
– Ты чо это удумал? – возмущается Пётр. – Никак уходишь?
– Дак, я это! – Павел на бутылку кивает. – Я не того. Ты не подумай!
Пётр кивает согласно: «Ага! Ну, давай».
Павел уходит до магазина. Жена лежит. Пётр сидит. Кошка носится. Синица бельё пачкает.
Пётр пишет стихи на пачке беломора. Жена эротически стонет с тахты, старательно копируя успешных в этом деле актрис. Но получается трагично и патетично. Пётр плачет.
Звонит телефон. Потому что за него уплочено.
– Алло! – говорит Пётр. Потом берёт трубку и повторяет в неё.
Это звонит тётя Зина. У неё язык зачесался. Пётр спрашивает у неё подробности зачатия. Тётя Зина рассказывает, и Пётр снова плачет. Жена эротически постанывает с тахты.
Тут приходит Павел. Достаёт две. Закусили.
– А ты чо тут? – Павел расстроен, что Пётр плачет. Пётр протягивает ему пачку беломора, и Павел читает стих. Павел плачет.
– Может, Павликом назовём? – кричит жена с тахты.
– Или Петром! – восклицает Павел. Опрокидывают по две. За Павлика и за Петра. Потом затягивают про ворона, да про берёзки. Жена эротически подвывает, теребя бигуди.
– Пора! – вздыхает Пётр. Павел встаёт, стягивает штаны. В дверь звонят.
Пётр открывает дверь. Там Глеб с портвейном. Глеб тонко и пронзительно кричит.
– Вы тут чо? – спрашивает Глеб. Пётр показывает ему на Павла. У Павла стянуты до колена штаны. Между ног у Павла темно и что-то происходит.
Потом Пётр заводит Глеба в комнату и показывает жену на тахте. Жена Петра лежит вся раскидавшаяся и эротически стонет.
– Понятно, – говорит Глеб. А потом добавляет, – ну надо того? Раз такое дело…
Все идут на кухню, опрокидывают, закусывают.
За окном наступает вечер. Синица крайне плохо себя ведёт на развешанном белье. Кошка носится. Все понимают, что она сумасшедшая.
– Давай, пока не это самое, – просит Пётр Павла. Глеб массирует Павлу плечи и сбрызгивает снизу одеколоном. Павел стонет. Жена Петра эротически вторит ему с тахты.
– Чо-т накурено, – говорит Глеб и открывает форточку. На кухню тут же залетают запахи весны, хлеба и соснового бора. Что-то шумит. Глеб смотрит, как носится по двору сумасшедшая кошка. Влево, вправо, влево, вправо.
– Не, не. Ты вот этим сюда. Ну. А если так? Давай. Чо говоришь? А с другой стороны? – доносятся голоса из комнаты. Тахта поскрипывает. Жена эротически постанывает. Пётр плачет. Павел плачет.
Глеб задумчиво протягивает руку и берёт пачку беломора. Читает стихи Петра. В голове у него всё становится ясно. Глеб плачет.
Мужики возвращаются. Все взмыленные. Налили, опрокинули, закусили. Пётр открывает холодильник и кричит в него: «Ау?»
В дверь звонят долго и настойчиво.
Пётр открывает. Там жена Павла.
– Павел! – зовёт она.
– Да ты зайди, чо уж, – бормочет Пётр. Павел плачет. Все понимают, что это неспроста. Жена Павла мнётся и отнекивается. Но слышит эротические стоны жены Петра и заходит, влекомая любопытством. Жена Петра лежит на тахте.
– Ого! – восхищается жена Павла. – Так вы тут это самое?
– Ну, типа того, ага, – смущается Пётр. Жене Павла наливают. Чокаются, опрокидывают, закусывают.
– Я тоже хочу! – умоляет жена Павла всех присутствующих. – Ребёночка бы…
Она идёт в комнату и ложится на пол, потому что на тахте занято.
Пётр вздыхает и разливает по полста. Глеб ещё раз, теперь вслух, читает стих с пачки беломора. Все плачут. Жёны эротически постанывают. Синица умерщвляет себя. Кошка бесноватая.
Налетевший свежий ветерок кудрявит лохмы Петра, и начинает пахнуть свежепоструганной морквой. Глеб идёт и делает всем детей.
В трубке телефона, брошенной возле аппарата, бубнит что-то голос тёти Зины.