Глава5.Поиски смысла
Во время досуга его всегда мучил вопрос о смысле жизни, так как он интуитивно чувствовал, что этот вопрос советской школьной дидактикой решался примитивно, не выдерживая самой поверхностной критики пытливого разума. Решил поступать с Ленинградский университет на философский факультет, хотя для выпускника без стажа поступить туда было практически невозможно. Но перворазряднику по тяжелой атлетике заведующий спортивной кафедрой помог успешно преодолеть и этот барьер. Штангисты были в моде в те времена, в фаворе. Павлюков был полон самых радужных надежд, все мечты сбываются: он студент философского факультета, имеет койку в общежитии, тренера и большой специализированный зал тяжелой атлетики. Но жизнь оказалась сложнее. Тренер оказался примитивным ремесленником, хотя и помог немного в освоении современной техники рывка и подъема на грудь в низкий сед, но на вопрос: « Как построить тренировочную программу, чтобы стать чемпионом мира?», – психанул: «Стань сначала мастером спорта, потом толкуй о чемпионстве. Просто нужно заниматься, как все, приходить и поднимать. Незачем мудрить! И вряд ли из тебя чемпион получится, фигура у тебя какая-то не тяжелоатлетическая, на пловца ты больше похож или на легкоатлета десятиборца, а мастером каждый может стать, без всяких премудростей! Поднимать нужно и питаться хорошо!» Степан смотрел на его коренастую фигуру, с толстыми ягодицами, бедрами галифе, покатыми плечами и думал: «Вот такую фигуру как у тебя, я точно не хочу иметь! Юрий Власов тоже не похож был на тяжеловесов-штангистов фигурою, но выигрывал у всех, потому что тренер у него был настоящий: и телом красивым, и с мудрыми тренировочными методами!» Но лицо тренера, с мохнатыми черными бровями, колючими глазками и тонкими губками, выражало такую уверенность в своей правоте, что Павлюков невольно с ним согласился. На самом деле, может быть и правда не стоит мудрить, тренироваться просто как все до мастера, а там найти другого тренера. Но прошел год, а результаты росли так медленно, что можно было считать, что не росли совсем. Он подтянул немного рывок и толчок, но в жиме потерял 7кг, и не только до мастера было далеко, но и до кандидата в мастера не хватало 15кг в троеборье.
– Леонид Михайлович! Просто занимаюсь, результаты растут слабо. Что можно сделать?
– Какие результаты?!!! Приходишь три раза в неделю, это только для поддержки формы. Чтобы расти нужно пять, шесть раз в неделю тренироваться, а некоторые делают и две тренировки в день. Вон Смирнов был слабее тебя год назад, а теперь установил мировой рекорд среди юниоров! Тренируется 9раз в неделю!
– Но в учебниках написано, что нужно тренироваться три раза в неделю, иначе не успеваешь восстанавливаться, мышцам отдых нужен.
– Устарели твои учебники, медицина вперед шагнула. Пойди в аптеку купи, неробол, будешь восстанавливаться быстрее.
– Что такое неробол, это допинг?
– Какой допинг, чудак! Это средство для дистрофиков, усиливает расщепление белка, мышцы быстрее растут. Это вроде витаминов, безобидная пищевая добавка.
Купил Павлюков неробол, стал его принимать как дистрофик и ежедневно ходить на тренировки. Уставать на самом деле стал меньше, нагрузки переносились намного легче, но возникла одна интимная проблема. У него от природы была очень сильная половая конституция, но после приема препарата половое влечение превратилось в настоящее наваждение. Его половой орган начал становиться в боевую стойку в самые неподходящие моменты: в университетской библиотеке, в транспорте, на улице, в магазине, в столовой, где угодно! На танцевальных вечерах ему приходилось прекращать танец и отводить партнершу на место под самыми нелепыми предлогами, чтобы не допустить эякуляцию и не опозориться перед всем залом. Когда он ехал в переполненном троллейбусе, и его прижимало к женщине, приходилось выскакивать на ближайшей остановке по той же причине. Еще хуже было то, что у него возникало почти непреодолимое желание хватать встречных или впереди идущих женщин за ягодицы, груди и бросающиеся назойливо в глаза трехугольники между ног. Он буквально сходил с ума, чтобы держаться в рамках приличного социального поведения. Но через три месяца он набрал 82кг чистых сухих мышц и выполнил норматив кмс в среднем весе! Чем все это закончилось бы неизвестно, но его разочаровал философский факультет, с его культом Гегеля, Фейербаха и Маркса, которые приводили его душу в мрачное уныние. Противны его духу были они все, хотя причины этого ему сформулировать в четкие мысли не удавалось. Они подавляли его душу своим преклонением перед необходимостью. Формула «свободы как осознанной необходимости» приводила Павлюкова в бешенство и уводила далеко от чаемого поиска смысла жизни. Возникло желание уйти подальше от философии, которая производила впечатление пустой игры смыслами, напоминая о древних софистах. Про себя он так и подумал, что никакая это не любовь к мудрости, а элементарная софистика! Кроме того стала надоедать голодная жизнь студента, которая мешала карьере тяжелоатлета и хотелось сменить тренера.
Павлюкову стало скучно в университете, после того как он успел спросить у всех профессоров, доцентов и старшекурсников: «В чем смысл жизни?» Ответы поразили его свой неосновательной глупостью: «Работать для счастья будущих поколений, строить коммунизм, в познании законов природы и общества, в самосовершенствовании и т.п.» Для него, думающим над этим вопросом с ранних лет, ответы выглядели если не детскими, то инфантильными точно. Некоторые говорили, что смысл жизни в том, чтобы стать настоящим человеком. Это звучало глубже, но вставал вопрос, что такое есть человек! На этот вопрос следовали уже не детские ответы, не инфантильные, а нарочито запутанные, сложные, напоминающие математические формулы и не убедительные для Павлюкова.
На первенстве Ленинграда Степан познакомился с мастером спорта токарем-карусельщиком Ижорского завода, которому требовался крепкий подручный на огромный карусельный станок: 200рублей зарплата, общежитие и спортклуб «Колпино» с великолепным залом штанги, с играющим тренером, рекордсменом мира в рывке в первом тяжелом весе Иваном Хрульковым. Принял решение сразу – из университета нужно уходить! Завалил весеннюю сессию и через месяц переехал в Колпино и, снявшись с учета в военкомате, ускользнул от майского призыва в армию. Это давало время и возможность, выполнив норматив мастера спорта, попасть в СКА Ленинграда со всеми вытекающими приятными последствиями. Но история эта закончилась по-другому. Иван Хрульков оказался честным человеком и рассказал своему новому ученику, что такое неробол и другие анаболики. Рассказал, что он сам в 35 лет, имея молодую красивую жену, супружеские обязанности выполнять не мог, поэтому пришлось лечиться. Но жена его бросила, начал пить, однажды напившись, упал с платформы под электричку и остался без руки. Павлюкова шокировало, когда на матчевой встрече Ленинград- Белоруссия судья информатор почему-то объявил, что судья на помосте – Иван Хрульков, рекордсмен мира в первом тяжелом весе в рывке двумя руками. Он так смачно произнес последнюю фразу, что белорусские гости с изумлением посмотрели на пустой рукав на месте левой руки широкоплечего богатыря.
Такова цена мировых рекордов для многих. Хрульков поставил свой диагноз и Степану, который заключался в том, что у него нет сверх выдающихся данных для тяжелой атлетики, и без анаболиков рекорды ему не светят. Это был удар молотком по голове для Павлюкова. У него нет данных!!!!
– А если я вам назло докажу обратное и стану рекордсменом мира, как вы? – задиристо сопротивлялся он.
– Я шапку перед тобой сниму в этом случае!
Он целый месяц находился в мучительных раздумьях: «Быть или не быть!» Быть чемпионом мира это: слава, поездки по всему миру, денежные премии за рекорды, воплощенные в жизнь мечты! Не быть, значит все начинать в жизни сначала, отслужив в армии, но не ставить под угрозу свою мужскую силу, иметь семью и здоровых детей. В конце концов, он принял разумное решение и разочаровался в тяжелой атлетике. Так была убита мечта Степана Павлюкова, пойти по стопам Юрия Власова. Но два легендарных Юрия сумели сыграть важные роли в его судьбе.
А вот вопрос о смысле жизни повис в воздухе. Попалась где-то фраза в журнале, что Лев Толстой считал смыслом жизни процесс самоусовершенствования. Сразу вспомнился лозунг о новом советском человеке, «который совмещает в себе физическое совершенство, духовное богатство и моральную чистоту». Хорошие задачи, но для чего, если неумолимо нагрянет старость и смерть, если не придет смерть до старости. И все!!! Зрело решение уйти в нормальную армию, а н в спортроту, но решил посоветоваться и навестил в Пушкине своего дядю, младшего брата матери, Александра Степановича Смирнова, инженера-газовика, гиревика обладателя замечательной мускулистой фигуры. Татьяна Степановна, мать Степана, всегда говорила, что он похож на ее брата, что заставляло его ему подражать. Дядя Саша был человек отчаянный и самоотверженный, всегда встревал во все драки, разнимая драчунов, поднимал целину, строил газопровод, чинил технику соседям, давал всем взаймы без отдачи на опохмелку, утешал лаской несчастных разведенных женщин, играл на баяне на свадьбах, потерял глаз, спасая пацанов, игравшихся где-то найденной боевой гранатой. А пять лет назад на перекладных прилетел в Луостари-Новое с мешком за спиной, в котором была двухпудовая гиря, полтора пудовая и двенадцати килограммовые гантели в подарок племяннику к тринадцатилетию!
Степан вбежал по лестнице на третий этаж и не успел позвонить в дверь, как она открылась, и на пороге показался ласково улыбающийся дядя Саша. Степан никогда в жизни не встречал человека, умеющего так согревать улыбкой. Перед ним стоял по пояс раздетый рослый крупно мускулистый мужик с суровым лицом, со стеклянным глазом, со шрамом на щеке, как две капли воды похожий на артиста Урбанского, и улыбался как улыбалась бабушка Зина, сидящая возле сепаратора и угощающая пятилетнего Степку стаканом свежих сливок!
– А я тебя из окна увидел, над чаем колдуя по рецепту твоего отца. Заходи, прими экзамен! Скажешь честно, насколько хорошо мой чай! Мне лично кажется, что я твоего батю в этом деле превзошел. Я вот холостякую, жена с сыном в санаторий уехала на 24дня.
– А сколько сортов чая намешали? Краснодарского сколько щепоток?
– Все как положено, только грузинского я достал не высший сорт, а «Экстра», на него и рассчитываю! А к чаю у меня сюрприз, от бабы Зины!
– Неужели пампушки? Она мне всегда грозилась, что приедет с мешком своих волшебных пампушек, когда вырасту и буду студентом, прямо в университет! Я страшно этого боялся.
– Разлюбил пампушки бабушкины?
– Разве есть что-то вкуснее ее пампушек? Просто неудобно как-то перед сокурсниками. Бабушка с мешком пампушек в университете.
Дядя Саша засмеялся, вновь преображая свое суровое лицо в ласковое.
– А дядя с мешком гирь, тебя не шокировал в свое время, конечно! Витька Баранов, сосед наш деревенский, шофер-дальнобойщик был вчера вечером проездом и передал посылочку от бабы Зины.
Разливая душистый чай по стаканам с вагонными железными подстаканниками, раскладывая пампушки по тарелкам, и, подсыпая в чай ровно по две ложечки сахара, по семейной традиции, Александр Степанович бросал время от времени испытывающие взгляды на племянника. По лицу Степана было видно, что в нем зреет какое-то судьбоносное решение и что нуждается в совете.
– Как дела в университете и спорте?
– Плохо. Бросил университет, работаю на Ижорском заводе и решил бросить тяжелую атлетику пойти в армию, разочаровался в марксистской философии, но и Гегель с Феербахом не вдохновляют. Предлагаемые ими решения вопроса о смысле жизни меня тяготят, вызывают страх и протест. В спорте тоже, оказывается, без химии далеко не уедешь. Хожу, как в воду опущенный, потерял все цели в жизни.
Дядя Саша просиял.
– Молодец! – Он разрезал пампушку пополам, помазал в середине сливочным маслом и смородиновым вареньем и протянул племяннику, – вот тебе приз за это!
Пампушка напоминала формой обыкновенную маленькую булочку, но была желтоватого от домашних яиц цвета и обладала непередаваемым вкусом, который в сочетании с пахучим густым крепким чаем возрождал в памяти свежие сливки, деревенский хлеб из печи и сотовый свежий мед. На короткое время Степан окунулся в детство и молчал, наслаждаясь этими воспоминаниями, и чаем с любимыми с малолетства пампушками. Александр Степанович тоже впал в ностальгическое состояние, вспоминая, как в шестнадцать лет удрал из родительского дома на целину. Они молчали несколько минут, сосредоточенные на своих воспоминаниях. Наконец Степан спросил.
– Вы радуетесь, что я бросил университет, штангу и потерял все цели в жизни?
– Я радуюсь, тому, что ты имеешь волю принимать нужные решения. Ты хотел, чтобы тебя в восемнадцать лет сделали философом на кафедре научного коммунизма? А мне видится, что философом можно стать лишь в зрелом возрасте, набив шишек, лишившись щенячьей спеси. А на кафедре растят не философов, а партийных функционеров и пропагандистов. Из человека искренней павлюковской породы такого фрукта-ханжи не получится. А штангу ты не бросишь, ее не бросают, это образ жизни. До конца своего века мы с тобой будем поднимать тяжести! А цель я могу тебе нарисовать сразу. Что еще осталось? Со смыслом жизни мы не определились? Так еще, может быть, время есть, жить только начинаешь. Мне тридцать три, возраст Христа, а думать о смысле жизни все не нахожу времени. Только не говори своей матери, что я тебя поддержал в твоем судьбоносном решении, иначе она меня съест. Спит и видит тебя Генеральным Секретарем КПСС, не понимает, что это не твоя стезя.
– А какова моя стезя?
– Ты сам должен найти себе дорогу. Но пока, я считаю, тебе нужно отслужить в армии и поступить в институт физкультуры. Ты сам достиг физического совершенства, помоги другим. Это очень важно – делиться самым лучшим, что у тебя есть. Физическая культура, здоровье, красота тела – это фундамент для счастливой интересной жизни, абсолютно для всех! Посмотри, как люди выбирают себе одежду в магазинах, крутятся перед зеркалом, чтобы казаться стройней и красивей. Прикинуться это называется. А Маяковский сказал просто: «Нет лучше одежи, чем бронза мускулов!» Нужно не прикидываться, а быть. Учить этому – благородная задача!
– Учителем физкультуры работать не интересно. А тренером, пожалуй, да. Но спорт современный вырождается, стоит на допинге, рекорд, победа становятся самоцелью, а не дорогой к здоровью и физическому совершенству.
Возражал неуверенно Степан, но дядя Саша его оборвал.
– А ты плыви против течения, придумай, как по-своему сделать. Найди свои рецепты!
– А почему я не смогу стать партийным деятелем и плыть против течения?
Александр Степанович нахмурился и заиграл желваками.
– Я не хочу тебя морочить своими политическими взглядами, да не нужно тебе это, по крайней мере, рано. Я крестьянский сын, поэтому коммунистов не люблю. Не буду углубляться, скажу лишь, что они называют себя слугами народа, а сами народ считают своими слугами. В партию меня пытаются давно затащить, отказываюсь. Говорю, я сочувствующий, но до партии не созрел еще. Давай не будем подробно об этом! Прошу тебя только, не лезь туда, держись в стороне!
– Вы как дед Степа, не верите в коммунизм?
– Не верю! Но социализм уважаю. Уважаю и идею воспитания человека, совмещающего в себе физическое совершенство, духовное богатство и моральную чистоту. Вот и тебе предлагаю этим заняться, пока не найдешь свой философский камень.
– Может быть, вы и в бога верите как безграмотная моя баба Зина?
– Нет, как мои родители верить не умею, но им завидую. И я не считаю себя умней их, я обыкновенный рабфаковец-инженер и если не от сохи, так от тракторного прицепа. Посмотрим, во что ты будешь верить, через десять лет! А пока служи, там тебя от эгоизма чуть-чуть подлечат и…
Степан его перебил.
– Влиятельный вы человек, дядя Саша! Так на меня повлияли, что мне не терпится бежать в военкомат, отслужить два года и поступить в физкультурный! Все колебания ушли!
Александр рассмеялся.
– Только матери своей не говори, что это я тебе посоветовал, она меня убьет! Помню, как мне досталось от нее за то, что научил тебя с девушками знакомиться. Говорит: «Разврату учишь моего сына!»
Через год после этого разговора, младший сержант войск специального назначения, командир отделения радиоперехвата ГРУ, Степан Павлюков, зашел в ленинскую комнату и наткнулся на статью в Советском спорте о рекордсмене мира по тяжелой атлетике Павле Первушине, который учился в Военном институте физической культуры в Ленинграде. Оказывается, после года службы туда можно поступать. Перед глазами встал город на Неве со всеми его благами и красотами. Конкурс был сто человек на место, так институт был приравнен к военной академии и туда поступали не только солдаты и школьники, но и офицеры, желавшие ускорить продвижение по службе, но мотивация у Павлюкова была такая сильная, что все барьеры были преодолены и он переоделся из армейской в курсантскую шинель! Но перенесемся на несколько лет вперед, в бассейн «Строитель» треста Коммунарскстрой.
Главах6 Мечты и личная жизнь.
Постепенно зрела мечта, проявить себя в жизни как великий тренер в плавании, где, как ему казалось, никаких допингов не требуется. Чистый и благородный вид спорта, для белых людей! Стас после соревнований опять ушел в загул, а его ученики, Степана за тренера не признавали и не слушались, поэтому он стал набирать свою спортивную группу. При этом, молодой тренер понятия не имел о системе отбора юных пловцов. Правда, он штудировал книгу американского тренера Каунсилмена, подаренную ему Стасом, но специфика американской системы спортивного плавания не имела ничего общего с советской реальностью. Он брал всех подряд, кто хотел заниматься плаванием, не только не обращая внимания на способности, но и на возраст новичков. Естественно, что такой подход не сулил мировой или хотя бы всесоюзной тренерской славы, но Степан Павлюков об этом не догадывался и говорил родителям, на смех: «Я буду лучшим тренером Европы!» Отец ехидно спрашивал:
– Почему не в мировом масштабе?
– Не потяну, американцы непобедимы! – книга Каунсилмена показала ясно, что американская система спортивного плавания недостижима, что ограничивало его амбиции до европейского уровня.
– Необычайное смирение, не ожидала от тебя. Подумаешь – лучший тренер какой-то там Европы! —шутила мать, подливая ему в тарелку суп. Потом она махнула рукой: «Борис Григорьевич, разрешаю по сто грамм, выпьем за лучшего тренера вселенной!»
– Европы, только Европы, дорогая Татьяна Степановна, поэтому предлагаю выпить по сто пятьдесят, за нашего скромного сына! – При этом умудрился налить себе и Степану по двести грамм! Степан опьянел, но не сильно, а в самый раз, в этой стадии любишь весь мир, а в двадцать лет и ясно видишь свое блестящее будущее.
– -Вы смеетесь надо мной зря. Мой европейский триумф неизбежен как победа коммунизма во всем мире!
Читатель, наверное, уже догадался, что мой герой врать не умел, в том смысле, что все что привирал, обязательно воплощал в жизнь!
Если родители посмеялись по-семейному, добрым смехом, то другие, услышав бахвальство «лучшего тренера Европы» превратили его в посмешище… Стас как старший товарищ и тренер пытался сначала вразумить выскочку рациональными логическими построениями: «Во-первых, тебе, штангисту-недоучке, потребуется лет двадцать стажа, чтобы стать просто опытным тренером по плаванию. Во-вторых, в бассейне треста Коммунарскстрой нет условий для подготовки пловцов высокого класса. В-третьих, в стране работают тысячи квалифицированных тренеров, с какой стати ты окажешься сильнее их? В-четвертых, с твоим характером и бахвальством тебя просто напросто сожрут еще на областном уровне! В-пятых, и это самое главное, ты, со своей прострелянной рукой, не поступишь в институт физкультуры, так как там очень высокие вступительные требования по общефизической подготовке, а без диплома в серьезную спортивную школу тебя не возьмут!» Павлюков его внимательно слушал и не спорил, но думал по-своему: «За год стану толковым тренером, специалисты страны окажутся позади, если нет условий здесь, буду работать в другом месте, диплом получу, чтобы это мне не стоило, подавятся, не сожрут никогда Степана Павлюкова!»
Следовало бы сказать несколько слов о внешности моего героя в то время. Прошло всего четыре года с того времени, когда он вошел в набитое битком купе местного поезда Мурманск-Никель и был шокирован тем, что все эти люди внимательно слушают сослуживца его отца, старшего лейтенанта Лобова, рассказывающего как покорила всех женщин гарнизона удивительная красота семнадцатилетнего Степана Павлюкова. Прошло всего три года с тех пор, как обнаженный атлет, чемпион Ленинграда по тяжелой атлетике среди юношей Степан Павлюков, стоял на возвышении в качестве натурщика в Академии художеств, а седой профессор ругал студентов: «Что вы лепите? Вам дали натуру такой красоты и совершенства, перед которой Поликлетовский Дорифор – замухрышка, а вы лепите из него мускулистого пролетария с плаката! Посмотрите на него, это живой шедевр. Да если бы у меня была такая внешность, я никогда бы не стал профессором!» Степан до сих пор ломал голову над загадкой, кем бы стал профессор, если бы… Прошло два года с тех пор, как курсант Военного института физкультуры Степан Павлюков, в ладно пригнанной форме, косая сажень в плечах, гордо вышагивал по перрону Московского вокзала под восхищенные возгласы иностранок его фотографирующих: «О русс офисер, гуд, прек-ррр-асный!» После ранения и госпиталя тело потеряло пропорциональность, и упорные занятия плаванием еще не полностью компенсировали атрофию мышц правого плечевого пояса, он стал немного сутулиться, волосы поредели, в глазах проглядывала неуверенность, одежда с отцовского плеча сидела мешковато, походка стала суетливой. Можно было и нужно было постричь покороче поредевшие волосы, чтобы кудряшки на бакенбардах не подчеркивали залысины на лбу и начинающуюся раннюю плешь на затылке, можно было купить одежду по- лучше и помоднее и, как «лучшему тренеру Европы», иметь гордую осанку и твердую поступь победителя, но драматические зигзаги судьбы немного выбили его из колеи. Кроме того, имея оклад лишь восемьдесят рублей, он, из- за своей щепетильности, не смел просить деньги у родителей на хорошего парикмахера и портного, тем более потребовать себе джинсы за двести рублей. Тем не менее, он себя видел по-прежнему ярким красавцем, в то время как со стороны выглядел почти невзрачным тридцатилетним неудачником. И этот чудак твердил, что будет готовить чемпионов Европы? Людям было смешно!
В конце осени в жизни молодого тренера произошло событие: он скоропостижно женился! Как инвалид войны он мог получить квартиру, поэтому отправился в инвентарбюро получать справку о том, что у него нет планов на постройку домостроения. Перед студенткой-заочницей Харьковского юридического института Людмилой Крамаренко предстал застенчивый интеллигент в помятой шляпе, коротеньком плащике и делающий отчаянные попытки выглядеть бравым остряком и ловеласом: «Девушка, дайте мне справку, что у меня нет никаких идей». Она тоже произвела на него, на самом деле хоть и не остряка, но отчаянного донжуана, противоречивое впечатление: худенькая, с обесцвеченными волосами, которые зрительно еще сильней удлиняли ее и так длинноватый нос, но прекрасно сложенная и с огромными темными глазами мадонны. «Какая чистая и добрая душа у этого Буратино!», – подумал Степан и ему стало, вдруг, стыдно перед родителями, что у него нет девушки. В том смысле, что он серьезно ни с кем не встречается, а имеет любовные романы с тридцатилетними разведенками. А перед ним сидела не только серьезная девушка, но и человек, на лице которого было написано: не предаст! Интуиция ему подсказывала, что лучшего человека он не встретит никогда в жизни! А она тем временем выписывала справку.
– Как вас зовут?!
– Людмила! А вас Степан, – она улыбнулась, как сестра…
– Напишите еще свой телефон! – голос его предательски дрожал.
– У нас общий телефон! – она покраснела, а он вообще запылал, воспринимая ее ответ как отказ.
– У вас есть жених!? – он спрашивал таким тоном, будто изобличал ее в самом страшном преступлении.
– Да… Но… А зачем вы спрашиваете?
Степан не ответил, деревянными руками взял справку и был таков.
Он испытывал досаду. Как это так: первый раз в жизни встретил такого человека и отказ. Ему не приходило в голову, что может быть этот хороший человек не для него, что может быть он может испортить ему жизнь. Нет! Хороший – значит мой! И вдруг его осенило: «А может быть, не было отказа? Может быть, с женихом не ладится, может быть, там любовь лишь со стороны ухажера, иначе чтобы значило это, но. И: „Телефон у нас общий“? Может быть, это значит, что телефона дома у нее нет, а телефон инвентарбюро я сам знаю, просто он общий и говорить нужно по нему только официально. Этим мы и воспользуемся коварно!» Достав две копейки, он подскочил к таксофону: «Это инвентарбюро? Люда, завтра суббота, давайте сходим в кино, я буду ждать вас в час дня возле шпиля! Вы придете!?»
– Да, спасибо, приду! – и раздались гудки. Сработало! Она, в присутствии сотрудниц, постеснялась спорить и теперь обязательно придет, так как дала слово!
На следующий день он догадался подстричь усы, сбрить бакенбарды и заменить короткий помятый болоньевый плащ длинным отцовским офицерским кожаным пальто. Подошел к зеркалу и решил, что стал, почти, похож на супермена. Потом тщательным пробором замаскировал все залысины и плешь, обильно побрызгал получившуюся довольно пышную прическу лаком для волос, а шляпу беспечно и опрометчиво закинул на шифоньер… Действовал Степан инстинктивно, не ведая, что таким образом может спугнуть свое счастье. Без пятнадцати час он уже вышагивал вокруг шпиля, почти уверенный в своей неотразимости. Шли минуты, дул холодный ноябрьский ветер, минуты сложились в целый час, стало холодно, тоскливо и понятно, что давно пора уходить! Степан Павлюков, в свое время, самый красивый мужчина города- героя Ленинграда, (таковым он по крайней мере считал себя сам) никогда не ждал девушек больше семи минут… Что с ним? Почему болтается целый час возле шпиля замерзший, без шляпы, с красными от досады ушами? Он весь превратился в ожидание с ярко выраженными шизофреническими реакциями, каждая проходящая девушка казалась Людмилой, а каждый мужчина виделся ее женихом, приближающимся к нему с намерением влепить оплеуху. Билеты в кинотеатр уже выброшены в урну, уже почти грела мысль вернуться домой, пить горячий чай с маминым печеньем и признаваться родителям, что настоящая любовь к нему никогда не придет, уже и слезы наворачивались на глаза, и разбирал истерический смех и тупое равнодушие охватывало…
А Людмила не приходила, хотя обещала, хотя не могла не прийти! Неужели он ошибся в ней? И вдруг Степан Павлюков почувствовал, что время остановилось, что его нет вообще. Как комсомолец-атеист он еще не мог знать, что у Бога нет времени, поэтому это ощущение казалось ему странным. Он уже не спрашивал себя, почему он не уходит и стоит здесь полтора часа: внизу справа стоял парк с остановившимся чертовым колесом, перед ним гордо высился и белел своими колонами Дом культуры металлургов. Уже выходили люди из него после просмотра кинофильма, на который он пригласил Людмилу, слева на кольцевой остановке один-за одним останавливались троллейбусы, и из каждого вот-вот должна была выйти Людмила, но она не выходила, но приходил другой троллейбус, и она должна была оттуда выйти! Она не выходит? Ну и что? Она обязательно выйдет! Полтора часа прошло или полтора тысячелетия и сколько еще пройдет, какая разница. Люди выходили и уходили после киносеанса, но приходят другие на другой киносеанс. Он никогда не ждал больше семи минут девушек, был самым красивым парнем в Ленинграде? Может быть, он сам себя таковым назначил, опираясь лишь на мнение нескольких человек, из миллионов жителей огромного города на Неве, и сам себе придумал эту сомнительную игру: считать себя нарциссом, не умеющим ждать более семи минут. Вера и надежда сильнее времени, а он точно знал, что Людмила не могла его обмануть, никогда: ни тысячу лет назад, ни через двадцать лет, ни сегодня, поэтому плевать на здравый смысл и логическое мышление, которые вынесли свой вердикт: «Не придет!» Он даже не удивился, когда перед ним выросла долгожданная Людмила и задала глупый, на первый взгляд, вопрос: «Я не сильно задержалась?»
– Нет, не опоздала! – улыбнулся Степан и взял ее за руку.
– Я пришла ровно в час, но увидела тебя в этом плаще, такого яркого самоуверенного неотразимого, экспрессивного, похожего на Боярского, и испугалась. Сбежала домой. Потом возвращалась, смотрела на тебя издалека и снова сбегала.
– -Но я хотел понравиться тебе!
– И напугал. Свидание мне назначал, совсем другой человек: скромный и застенчивый.
– Почему все-таки пришла?
– Не поймешь, рано говорить об этом…
Как она могла сказать ему, что мелькнула у нее перед глазами вся их будущая совместная, трудная для нее жизнь: его измены, яркая профессиональная карьера, неудержимость и гонения от власть имущих, которые предстояло им пережить. Но она отмахнулась от этого: «От судьбы не уйдешь, буду бороться за этого пропащего и… Такого магически притягательного человека!» Сходили в кино несколько раз, сходили в гости к друг другу, Людмила покорила отца и мать, а сам Степан убедился, что лучше человека он не встретит никогда в жизни, но страсти не было и внешне она казалась ему заурядной. Сделал предложение, закатили свадьбу как положено, а он, всерьез злился, когда по обычаю воровали невесту и почему-то просил отца ехать домой. Когда вышли из ЗАГСа и сели в Волгу, Степан, вдруг, увидел, что жена у него самая настоящая красавица, фата закрывала обесцвеченные волосы и нос уже не казался длинным, а в глазах можно было утонуть. Но страсти не было…
Глава7 Грустная первая брачная ночь.
Почему часто судьба сводит людей, которым на первый взгляд стоило бы как можно дальше держаться друг от друга. Почему бы Людмиле Крамаренко не выйти было замуж за своего жениха, Александра, военкоматовского старшего лейтенанта, влюбленного, порядочного и обходительного, не позволявшего себе никаких вольностей за целый год встреч? Почему он ей казался пресным, скучным, а главное, не притягательным и волнующим кровь? Они были так похожи друг на друга, как брат и сестра из благородной дворянской семьи! А Степан? Уже на свадьбе, Людмила с ужасом отметила для себя, что ее будущий муж плохо воспитан, не сдержан и в некоторые моменты напоминает революционного матроса пролетарского происхождения. Она не могла понять, как это сочетается с благородной внешностью, начитанностью и обостренным чувством справедливости. В разгар свадьбы, когда жених стал строить глазки ее подругам, она в слезах забежала к себе в спальню и была готова сорвать с себя фату… И, вдруг, перед ней предстал седобородый мощный старец и сказал: «Это человек сильной воли, трудной судьбы и огромных способностей. Большой грешник и может пропасть! Это твой жребий его спасти!» Видение исчезло и невесте стало легче на душе. Брачная ночь не клеилась, трудности дефлорации двадцатидвухлетней девственницы злили молодого, он нервничал, терял нужную твердость и сваливал свою вину на «закрытую на замок» и неумелую жену. Под утро, он все-таки своего добился и уснул с чувством выполненного долга. А она не спала, обнимала его и была счастлива самим фактом свершившегося события и думала: «Все-таки здорово быть женщиной, любить и ощущать рядом мускулистое мужское тело!»
Когда Степан проснулся по армейской привычке в 6 утра, она заснула сладким утренним сном, похожая во сне на сказочную фею. Он с досадой вспоминал свое поведение на свадьбе и после, когда он всем своим видом хотел дать понять, что брак для него является институтом сомнительной ценности. Как он докатился до такой пошлости и хамства? Почему дал повод Людмиле сравнить себя с пролетарским матросом? Он закончил школу с похвальными грамотами по истории, литературе и языкам, написал выпускное сочинение лучшее в истории школы, был блестящим курсантом в военном институте физической культуры, свободно владел английским языком, имел любовную двухлетнюю связь с женщиной дворянского происхождения, доктором филологических наук, привившей ему вкус к лучшим произведениям мировой литературы, к прозе и поэзии… Как могла вползти к нему в душу плебейская простота хозяйственного мыла? Ранение резко изменило его социальный статус: блестящий курсант, с обеспеченным будущим, превратился в инвалида войны, без образования, приличной зарплаты, плохо одетого и потерявшего, пусть и частично, веру в себя. Ему бы остановиться и продолжить эти мысли до логического финала, но отвлекло старинное зеркало: там он увидел обнаженного ладно скроенного и крепко сшитого джентльмена, горбоносого с большими глубоко посаженными глазами и поднятой бровью. Степан подумал: «Красив бродяга! Ослепительно!» И досадные, но целительные мысли испарились… До времени! А пока он перебрался в дом к тестю и теще…