Глава 8
В то утро Катя уже не выглядела такой молодой и невинной. Улыбка исчезла с ее лица, как и озорной блеск из глаз. Но даже без макияжа, после трех почти бессонных ночей, проведенных в женском отделении государственной тюрьмы, она все же была потрясающе красивой.
Гарри Хайндс, мой партнер, настоял на том, чтобы поехать этим утром на встречу вместе со мной, может быть, для того, чтобы удостовериться в том, что она состоится, а может быть, хотел спасти меня от меня самого, я так и не понял до конца. Но похоже, что теперь Гарри решил сделать свою ставку во всех этих событиях. Новые трупы как бы призывали Гарри к оружию. В результате мы могли во всем этом увязнуть надолго.
Как ни странно это звучит, первым звонком вчера утром послужили удары в нашу дверь представителей полиции, а вовсе не Катин телефонный звонок. Среди прочих вещей при аресте копы обнаружили в ее сумочке мою визитную карточку. Это возбудило их любопытство. После убийства и ареста подозреваемой власти решили поинтересоваться, что я знал о преступлении и как моя карточка могла оказаться в ее сумочке еще до произошедшего, если, конечно, последовательность событий была именно такой, как предполагали в полиции.
Особенно их интересовало, была ли девушка когда-либо в моем офисе на законных основаниях, по делу. Я ответил «нет». Они спросили, приходилось ли мне бывать в доме в Дель-Маре, где она проживала с Эмерсоном Пайком. Я снова ответил отрицательно. То есть мы не связаны отношениями адвокат-клиент? Нет. Это открыло все шлюзы. О чем только они не говорили. Они хотели знать все подробности. Когда я рассказал почти фантастическую историю своего знакомства с Катей в магазинчике две недели назад и о нашем разговоре за кофе сразу же после этого, они, похоже, мне не поверили.
И это был единственный раз, когда встречались и разговаривали с ней? Да.
Конечно, тогда я не придал этому особенного значения. А потом было слишком поздно. Кто-то где-то проболтался представителям прессы, что визитная карточка известного адвоката такого-то была обнаружена в сумочке подозреваемой в убийстве. А затем об этом круглосуточно вещали все местные новостные каналы, повторяя душераздирающую историю об адвокате, который мог быть замешан в убийстве. И теперь Гарри хотел знать, что именно было известно копам. Это превратилось в игру в пятнашки между адвокатами, и было похоже, что в этот момент мне придется водить.
Поэтому этим утром мы занимались сопоставлением немногих известных нам деталей о том, как полиция штата Аризона задержала Катю в автобусе, в котором она направлялась в Хьюстон. Судя по сообщениям прессы, не подтвержденным официальными властями, Катю вычислили по сигналу мобильного телефона, который она украла у своего друга и сожителя, дилера на рынке монет, ныне пребывавшего мертвым вместе со своей горничной. Уже одно это было достаточно неприятным известием для того, чтобы впредь вы дважды подумали, стоит ли покупать бананы в магазинчике Дель-Мара в субботнее утро.
Должен признать, что я не связывал Катю с тем преступ лением, пока в мою дверь не постучались полицейские. В этой части штата совершается так много преступлений, что еще одно убийство совсем не обязательно должно привлечь ваше внимание, даже если об этом трубят в вечерних новостях. Но когда копы ушли, я погрузился в газеты с тем, чтобы прочитать все, что печаталось в них, начиная с той ночи, когда был убит Эмерсон Пайк.
Завтра утром в присутствии государственного защитника Катя должна предстать перед судом по обвинению в двойном убийстве первой степени. И в настоящий момент я не уверен, что мы сможем ей помочь. Горы улик против нее кажутся неопровержимыми. Мы с Гарри заверили государственного защитника, что вовсе не собираемся наступать ему на пятки. Мы установили взаимоотношения адвокат-клиент лишь для того, чтобы оценить, сможем ли взяться за это дело. По одной из тех гнусных причин, за которые почему-то иногда любят хвататься адвокаты, государственный защитник был бы рад, если бы мы включились в процесс. Почему? Ну хотя бы потому, что в этом случае я не мог бы выступить свидетелем по этому делу.
Катин адвокат не мог точно знать, что его клиент мог сказать мне в день нашего знакомства и как этот вполне безобидный эпизод может быть расценен. Какие выводы сделает из этого обвинение, если я буду вынужден стоять на месте свидетеля? Может быть, это приведет к ассоциациям с другим пожилым человеком, пострадавшим по вине этой очаровательной юной обвиняемой. Самым лучшим способом уберечь от этого Катю было бы вовлечь меня в процесс. Как только я поговорю с ней как адвокат с клиентом, пусть даже на тему, имеющую самое отдаленное отношение к данному делу, привлечь меня для дачи свидетельских показаний будет запрещено. Скорее всего, обвинение не сможет использовать в качестве улики мою визитную карточку.
Катя, похоже, была рада видеть меня, хотя ее и удивил мой приход. Не знаю, почему ей не пришло в голову воспользоваться моей визитной карточкой и позвонить мне. Но я не стал спрашивать ее об этом.
– Думаю, нам следует начать с самого начала. Как вы оказались в автобусе? – спросил Гарри.
Конечно, на самом деле это было не совсем начало. Я бы первым делом спросил ее о том, как она познакомилась с Эмерсоном Пайком и как развивались их взаимоотношения. Но на какое-то время я предпочел передать инициативу Гарри.
– Если вы решили вернуться в Коста-Рику, то почему не самолетом? – продолжал Гарри. – Из Сан-Диего в южном направлении летают прямые рейсы.
– Я не могла, – сказала девушка, – первым местом, где Эмерсон стал бы искать меня, был аэропорт.
– Но Эмерсон Пайк был убит, – сказал Гарри.
– Я не знала об этом. Все, что я знаю, – это то, что, когда я покидала его дом, он все еще был жив, – при этом она посмотрела на меня, – поверьте мне, я знала, что он стал бы преследовать меня. И первое место, куда бы он направился, был аэропорт в Сан-Диего. Кроме того, у меня было недостаточно денег на билет на самолет.
– Давайте поговорим об этом, о деньгах, – продолжал Гарри, – на бумажнике Пайка, том, что полиция нашла на кровати, были обнаружены отпечатки ваших пальцев. Вы знаете об этом?
Она покачала головой, а затем сказала:
– Конечно же меня это не удивляет. Я взяла деньги из того бумажника. Я уже сказала полицейским, что мне нужны были деньги на это… как вы это назвали? На boleto.
– Билет, – подсказал я.
– На boose, – она говорила об автобусе, – только таким путем я могла бы сбежать от Эмерсона. Он не дал бы мне денег. И он не позволил бы мне уехать.
Гарри стоял от нее меньше чем в двух футах, всего в одном футе от стула, на котором она сидела, и смотрел на нее. Это была его излюбленная поза, когда он навещал кого-то в тюрьме и ждал правдивых ответов на свои вопросы.
– Почему же он не отпустил бы вас?
– Я не знаю, – она посмотрела на него и покачала головой, – но он не позволил бы мне уйти. Я его постоянно просила об этом. Но он даже не отвечал мне. Он говорил, что любит меня. Но я знаю, что это неправда.
Мой партнер кинул в мою сторону циничный взгляд. Гарри для себя все решил: старик и молодая женщина – трудно найти на земле другую причину произошедшего, имеющую более древние корни.
По молниям, мелькнувшим в глазах Кати, я понял, что она видит Гарри с его мыслями насквозь.
– Нет. Это не так, – сказала она. – Здесь что-то другое. Я уверена, что это как-то связано с фотографиями.
– Какими фотографиями? – спросил я.
В течение нескольких минут она рассказывала нам о фото, сделанных ее матерью в прошлом году в Колумбии, о том, как Эмерсон завладел этими снимками, после того как нашел их в ее камере. Она рассказала нам и то, что Пайк сам предложил ей совершить с ним поездку на север, в США, и погостить в его доме в окрестностях Сан-Диего, и о той чудесной ловкости, с которой он сумел получить для нее краткосрочную визу, будто бы по ее просьбе.
Гарри посмотрел на нее недоуменно:
– Сколько времени, вы говорите, заняло оформление визы?
– Три дня.
Гарри сделал пометку в блокноте.
– Это будет довольно легко проверить, – заявил он.
Катя рассказала нам о своей матери, которая, насколько она знала, до сих пор находилась в Колумбии, куда поехала навестить родственников. Эмерсон заставлял Катю звонить домой каждый день, чтобы проверить, не вернулась ли ее мать в Коста-Рику. Девушка была уверена, что Эмерсон не собирался отвозить ее в Коста-Рику до тех пор, пока мать не вернется туда, а может быть, и вовсе не собирался возвращать домой. Пленница Эмерсона Пайка. Наверное, это был для нее самый лучший способ защиты, а может быть, даже единственный.
– Почему вы не обратились в полицию или консульство Коста-Рики? – спросил я. – Если бы вы сделали это, то сейчас не находились бы в таком ужасном положении. Там бы вам помогли, вы же знаете.
Она робко посмотрела на меня:
– Я не была уверена в этом. Эмерсон был могущественным человеком. У него было много денег. У него могли быть друзья в полиции. Посмотрите, как быстро он сумел получить для меня визу на въезд в эту страну. – У нее на все были готовы объяснения, даже на то, почему она не удосужилась просто сделать два телефонных звонка.
– Он когда-нибудь обидел вас? – Погрузившись на самое дно, Гарри решил быстро вынырнуть обратно.
– Нет.
– Он когда-нибудь запирал вас или ограничивал в передвижении?
– Нет. Но мне кажется, он собирался сделать это. Если бы он знал, что я попытаюсь бежать.
– Но он ведь никогда не делал этого?
– Нет. Но он не позволял мне иметь наличные деньги. Как только он находил у меня деньги, тут же забирал их. А потом отправлял эти деньги моей семье в Коста-Рику. Я не могу объяснить это иначе, чем его попыткой успокоить моих родственников, а меня удерживать здесь против воли.
– Говорили ли вы ему, что хотите уехать домой в Коста-Рику?
– Практически каждый день. А иногда и по несколько раз в день.
– И как реагировал он?
– Он искал отговорки. На следующей неделе. В следующем месяце. Через две недели. А потом он менял тему разговора.
– Вы не думали о том, что следует пойти в полицию? – Гарри знал, что это будет первым вопросом, который задаст Кате сторона обвинения, как только она предстанет перед судом.
– Нет, но, если бы меня поставили в безвыходное положение, я бы сделала это. И он знал об этом.
– Эти снимки, – спросил я, – которые сделала ваша мать, почему они так его заинтересовали?
– Я тоже хотела бы знать это. Но он не говорил мне.
– Где теперь эти снимки?
Если верить Кате, снимки находились в полиции. В день, когда ее арестовали, они лежали в ее сумке. В ночь, когда она убежала, они повздорили с Эмерсоном из-за фотографий. Наконец, он вернул ей фото, и она сунула их в свою сумку перед тем, как выйти из дома.
– Настало время поговорить о сумке, – заявил Гарри, – что еще лежало в ней? – Гарри уже знал об этом, но хотел услышать, что скажет Катя.
– Вы имеете в виду золотые монеты и корешки квитанций из ломбарда? Я уже все им рассказала об этом. – Катя говорила о полиции и своих первых заявлениях ее представителям.
Ее план был прост. Когда она летела в Америку с Пайком, их самолет приземлился в Хьюстоне, где они пересели на другой рейс. Она знала, что может вернуться домой из этого города. Она знала и то, что денег, которые она позаимствовала в бумажнике Пайка в ночь его убийства, хватит на билет от Сан-Диего до Хьюстона. Улучив момент, когда Пайк не следил за ней, она нашла в Интернете расписание автобусов.
По словам Кати, золотые монеты она взяла со стола в студии Пайка, чтобы купить на них билет на самолет из Хьюстона в Коста-Рику.
Она не знала точно, сколько стоил такой билет. Но знала кое-что другое. Ей потребуется время на то, чтобы обратить монеты в наличные деньги. Если верить Кате, расписание автобуса давало ей это время. К тому же автобус позволял девушке увеличить расстояние между нею и Эмерсоном Пайком. Пока он станет искать ее в аэропорту, она уже будет далеко. Ей удалось сбыть несколько монет в ломбарде в маленьком городке на западе штата Аризона всего за несколько часов до того, как ее задержала полиция. В ее кошельке оставались квитанции ломбарда, которые лежали вместе с наличными. Когда Катю остановили полицейские, она решила, что ее арестовали за воровство.
Было ясно, что если кто-то и заслуживал тюрьмы, то это был владелец ломбарда. Катя понятия не имела о том, что она продает. Как установили эксперты, она заложила в ломбард редкие монеты стоимостью более тридцати тысяч долларов, получив за это чуть больше тысячи четырехсот, меньше, чем стоило само золото, из которого те монеты были изготовлены.
– А что случилось с остальными монетами? – спросил Гарри.
– Они были в моей сумке, – ответила девушка.
– Нет, я имею в виду оставшиеся двести восемьдесят шесть монет. Именно столько их пропало, по мнению полиции. Тех, что хранились в выдвижных ящиках. Тех самых, что вы взломали.
Катя недоуменно посмотрела на меня, затем снова на Гарри:
– Я и не приближалась ни к каким выдвижным ящикам. Зачем мне это было нужно? Я взяла только то, что лежало на столе сверху. Там было девятнадцать монет и еще двенадцать других, в пластиковых конвертиках. Я внимательно сосчитала в автобусе все монеты, что лежали у меня в сумке, пока никто не смотрел в мою сторону. Я уверена в том, что говорю. Я не брала никаких других монет.
По данным полиции, в ночь убийства Эмерсона Пайка из его студии пропали монеты на сумму полмиллиона долларов.
– Вы уверены, что не хотите подумать над ответом на этот вопрос? – спросил Гарри. – Куда вы могли деть остальные монеты?
– Да, уверена. – Катя посмотрела на него негодующе. – Я знаю, что я взяла и чего не брала. – Потом она умоляюще посмотрела на меня: – Но ведь это доказывает мою правоту, разве нет? Там был кто-то еще. К тому же у меня не было бы времени на то, чтобы взять что-то еще, даже если бы я захотела.
– Почему? – спросил я.
– Эмерсон был в душе. Я слышала, как льется вода. Я знала, что он может выйти в любой момент. У меня не было времени, чтобы взять что-то еще. Все, что я успевала сделать, – это схватить монеты со стола и написать записку. Я едва успела выскочить за дверь.
– О какой записке вы говорите? – спросил я.
Она посмотрела на меня в растерянности:
– Я уже говорила об этом в полиции. Я говорю о той записке, что оставила для Эмерсона на его столе. Я написала, что беру несколько монет, но ровно столько, чтобы мне хватило на то, чтобы вернуться домой в Коста-Рику. И попросила его не преследовать меня. Я написала, что, если он вздумает гнаться за мной, я пойду в полицию.
Это заявление заставило нас с Гарри переглянуться. У нас был список того, что обнаружили следователи на месте преступления, составленный полицией для государственного защитника, результат начала расследования. Гарри пробежал по списку, водя пальцем по строчкам вниз, от страницы к странице. Когда он закончил просматривать последнюю страницу, он взглянул на меня и покачал головой.
– Там не было записки, Катя. Полиция не нашла никакой записки, – сказал я ей.
– Я не понимаю.
– Говорил ли вам кто-либо, что именно обнаружили сыщики на месте преступления?
Она покачала головой. Катя была в полном неведении. Даже государственный защитник ничего ей не сказал.
– Они обнаружили тело Эмерсона Пайка на полу в студии. Вы знаете горничную?
Катя кивнула.
– Ее нашли зарезанной внизу. Тело обнаружили на ступеньках у столовой.
– Бедная женщина. В тот вечер Эмерсон попросил ее прийти поработать, – сказала Катя, – убрать после того, как я готовила ужин. Было уже поздно. Она не хотела приходить. Вы помните? – спросила она. – Плантейны.
– Да.
– В тот день я готовила ужин. Гости пришли, потом ушли. Было всего две пары. Эмерсон хотел, чтобы горничная сделала уборку. Я говорила ему, что это может подождать до утра. Но он не послушал меня и вызвал ее. – Она откинулась назад на тяжелом металлическом стуле, впервые осознав ужас того, что произошло.
Полиция опросила гостей, но, как отмечалось в отчетах, те ничего не знали.
– Там было четырнадцать выдвижных ящичков с монетами, – Гарри решил несколько ослабить напряжение, – замки на них были взломаны, и, как отмечается в отчетах полицейских, все монеты из ящиков пропали.
– Но я не брала их.
– Я знаю. – Гарри начинал верить ей. По-видимому, все дело было в том, что здесь было слишком много неопровержимых улик, когда все штрихи ложились один к другому. – И Пайк, и горничная были убиты ножом, который взяли на кухне внизу, – сказал мой партнер, – полиция нашла его. На оружии не было отпечатков пальцев. Кто бы ни воспользовался им, он вымыл и высушил его, а потом оставил на раковине. Там осталось всего одно небольшое пятно крови у рукоятки. Это называется уликой. Она совпала с кровью горничной.
– Я не понимаю, – сказала девушка.
– В полиции считают, что тот, кто убил Эмерсона, затем сбежал вниз по лестнице и наткнулся на горничную. Преступники, может быть, и не хотели убивать ее, но поддались панике. Им пришлось убить ее, чтобы скрыться.
– А какое отношение это имеет ко мне? Я не выходила из дома тем путем. Я вышла через гараж, под задней лестницей. Мне пришлось воспользоваться пультом из машины Эмерсона, чтобы открыть дверь.
– А как мы можем доказать это?
– Отпечатки моих пальцев. Они должны были остаться на двери гаража.
– К сожалению, ваши отпечатки можно найти по всему дому, – сказал Гарри, – ведь вы там жили несколько недель. Даже если бы мы нашли ваши отпечатки на задней двери, мы не смогли бы доказать, когда именно они были оставлены на этом месте. Это могло случиться и в ту ночь, и за две недели до этого.
Можно было заметить, как надежда умирала в Катиных глазах. Затем следующая вспышка.
– Пульт, – сказала она, – тот, что от двери напротив. Я выбросила его в кустах у дороги. Мы можем его найти. Это докажет то, что я была в гараже и в машине.
– Даже если мы его найдем, единственное, что мы сможем доказать этим, будет то, что вы действительно вышли из дома через гараж, – сказал Гарри.
Как и я, Гарри знает, что теория событий, последовавших за убийством, не всегда вписывается в жесткие рамки. Она в высшей степени пластична и дает преступнику целый ряд путей, следуя по которым он может попытаться избежать наказания. У обвинения сейчас уже возникли проблемы с уликами. И дело не только в орудии убийства – кухонном ноже, который, очистив, положили на видном месте, чтобы его там обнаружили. На передней двери не нашли отпечатков пальцев, только кровавые пятна у дверной ручки. И это вовсе не редкость для мест совершения кровавых преступлений. Даже в безумном стремительном бегстве преступники очень редко оставляют за собой четко различимые отпечатки. Это скорее исключение, чем правило.
И самое худшее. На теле Эмерсона Пайка были обнаружены две большие раны: одна из них, та, что на спине, и стала смертельной, вызвав шок и обильное кровотечение. Проблемой была вторая рана. Гарри пытался объяснить это Кате, похоже ошеломленной набором деталей, каждая из которых после движения по зловещему кругу неизменно указывала на нее как на виновную.
– Вторая рана, – объяснял Гарри, – нанесена уже после смерти, когда Пайк был уже фактически мертв. В полиции считают, что причиной ее нанесения стало состояние ярости, в котором пребывал убийца.
– Я не понимаю, – пробормотала девушка.
– Им нужно будет как-то объяснить присяжным, почему кто-то продолжал наносить удары ножом уже мертвому человеку.
– Это отвратительно. Тот, кто это сделал, просто loco, сумасшедший.
– Можно было бы надеяться на это, но вряд ли судья удовлетворится таким объяснением, – заявил Гарри, – они могут отнести это на счет ярости или адской ненависти, но факт сумасшествия придется доказывать нам. Наиболее вероятно то, что психиатры будут трактовать это как попытку отправить послание мертвецу, оставив торчать в его груди одну из самых любимых игрушек Пайка.
Гарри дал ей некоторое время переварить услышанное. Он молча стоял, наблюдая за ней, ожидая, не треснет ли ее защита, не выдаст ли она чем-то себя, услышав эти слова.
Она покачала головой и пожала плечами:
– Como se dice? Как перевести это слово?
– Психиатр, – пояснил я.
– Доктор, который лечит головы, – уточнил Гарри. – Вы должны понимать, что полиция обязательно пригласит одного из них в качестве свидетеля.
– Да. Я понимаю.
– Он может заявить присяжным, что, по его мнению, вторая рана явилась попыткой направить яростное послание Эмерсону Пайку уже после его смерти, как бы обвиняя его в том, что у него было слишком много денег. Что, возможно, убитый недостаточно делился ими со своим убийцей.
Она сидела, сдвинув брови, с растерянным выражением на лице. Даже если Гарри удалось затронуть в ней какие-то чувствительные точки, этого совсем не было заметно.
– Вы ничего не хотите нам сказать? – снова спросил Гарри.
Она помотала головой и посмотрела на меня.
– Ладно. – Гарри испустил тяжелый вздох. – Оружие, которое полиция извлекла из груди Эмерсона Пайка, представляет собой очень дорогой кинжал. Кстати, он использовал его для того, чтобы вскрывать конверты с почтой.
После этого лицо Кати просветлело.
– Да, я помню его. Он лежал на столе.
– Именно там вы видели его в последний раз? На столе?
– Да. – Но когда она сказала это, ее лицо снова помрачнело.
– На рукоятке кинжала полиция обнаружила несколько полустертых отпечатков пальцев, – сообщил Гарри, – догадываетесь чьих?
– Нет. Нет-нет. – Катя посмотрела безумным взглядом сначала на Гарри, а потом снова на меня. Она повторила слово «нет» много раз, как будто одного этого было достаточно для того, чтобы опровергнуть улики в виде кинжала и отпечатков пальцев на нем. Несколько секунд казалось, что она пытается восстановить дыхание. Одну руку она держала на уровне живота, как будто Гарри каждым своим словом заставлял ее легкие сжиматься и будто кузнечными мехами откачивал оттуда по унции воздуха.
– С вами все в порядке? – спросил я.
– Пожалуйста, я могу все объяснить. – Она подалась вперед и коснулась руки Гарри. Он отступил назад, за ее стул. – Вы все неправильно поняли. Послушайте меня, пожалуйста.
За тридцать лет адвокатской практики Гарри приходилось выслушивать всякое. Так почему бы не попробовать и сейчас?
– Да, продолжайте, пожалуйста.
– Да, действительно, я брала его в руки. Мне надо было сказать вам. Но я забыла.
– Кинжал? – переспросил Гарри.
– Да. Но это не то, о чем вы думаете. Я брала его, чтобы положить сверху на записку. Я говорила вам об этом, помните? В ту ночь я написала Эмерсону короткую записку, в которой говорила, что беру монеты, и просила не преследовать меня.
– Да.
– Я оставила ту записку на столе у Эмерсона в студии. Я взяла кинжал – он лежал на столе, – положила его сверху на записку, чтобы зафиксировать ее. Чтобы он точно ее увидел. Вот и все.
– Как пресс-папье.
– Да. – Она чуть из кожи не выпрыгнула, указывая на меня, когда я произнес это слово. – Совершенно точно. Я использовала его вместо пресс-папье. Вы понимаете? Вот так там оказались отпечатки моих пальцев.
Вы понимаете? – Девушка умоляюще посмотрела сначала на меня, потом снова на Гарри. – Вы ведь верите мне?
Гарри ненадолго задумался. Он остановил на ней долгий пристальный взгляд, от которого, должно быть, Катя чувствовала себя не в своей тарелке. Потом взглянул на меня поверх очков:
– Ну, что ты об этом думаешь? – Прежде чем я успел что-то сказать, Гарри сам сделал это за меня: – Пресс-папье для несуществующей записки, которую якобы кто-то оставил на месте преступления, но которую копы так и не нашли. – Он посмотрел на девушку с сардонической улыбкой: – Имеете ли вы представление о том, как поступили бы полицейские, если бы вы сказали им об этом в день своего ареста?
Катя тяжело сглотнула:
– Нет.
По выражению ее лица было видно, что, если бы Гарри сейчас сказал ей «подвергли вас казни на месте», она бы поверила ему.
– Они до сих пор смеялись бы, – закончил он, – вы понимаете, что это значит?
– Нет, – покачала она головой.
– Это означает, что иногда полиция не может знать, где правда, даже если только что услышала ее.