Лунный вариант. Часть I. Автоматы (Ф. Д. Березин, 2004)

Это нельзя увидеть с проскальзывающего мимо поезда. Даже с редкой ныне птицы (атавизма канувшей в никуда мощи, воспоминания о веке дешевизны скорости и высоты – самолета) и то не получится. По привычке из-за въевшегося в гены диспетчеров Бермудского треугольника секретности они огибают эти места. Или просто еще тогда, в бездне провалившегося в неведомость мира, место выбрано было столь удачно, что даже сейчас, в условиях семимиллиардного населения Земли, атмосферные жгуты самолетных треков плетут свою паутину в стороне. А может, есть другие, совсем не скрытые временем, геополитикой и физикой причины? Все допустимо. И потому все-таки – поезд. Несмотря на скольжение по краю, он неминуемо обходит по касательной, ласково и незримо для дрыхнущих на пыльных полках внутри него, входит в эвольвенту соприкосновения с границей потерянного измерения. Он так увлекается, всасываясь волшебством, что даже замирает поблизости от таинства. Всего лишь на две короткие минуты.

Здесь, если вы решительны и целеустремленны до жути, вы можете попробовать разорвать цепь времен. Только не ошибитесь, прорыв реальности покуда не обнаруживает себя ничем. Он маскируется рядовой, неприметной станцией. Однако то, что строй их в здешних ненаселенных местах достаточно редок, дает вам хороший шанс избежать промаха, не шагнуть зазря в ночь промазавшей мимо мишени пулей.

Но все не просто. Прорыв реальности узок, к тому же он охраняется. Тупыми, ни о чем не ведающими слугами нынешнего закатного времени. Вагоновожатый с заспанными глазами-щелями на лунообразном лице преградит вам путь и укажет на несоответствие станции назначения в вашем билете. И даже если вы прорвете толстокожий расовый заслон, вами почти гарантированно заинтересуются мундирные, дублеклонированные андроиды с подвижными, но каменными лицами. В блеклом свете фонарей они сопроводят вас в специально заготовленную для таких сталкеров комнатушку, произведут досмотр на предмет наличия чего-нибудь незаконного, навязчиво расспросят о пути следования, с наклеенно-понятливой улыбочкой попросят расписаться в том, что вы не имеете претензий. Но как только, с забившимся снова сердцем, вы решите, что обвели орков и свободны как ветер, они подопрут вас с боков. И вы не успеете моргнуть глазом, как с напускной благодарностью, преодолев безлюдность преддверия кассового окошка, уже будете раскошеливаться за какой-то билет в ненужном вам, но уводящем прочь направлении. И андроиды, снова раздвинув губы в улыбочке превосходства, продублируют за кассиром ваше купейное местечко, станцию назначения и время прибытия поезда и даже подмигнут приятельски, ибо своим присутствием оказали вам явную помощь – билет гарантированно из бронированного фонда. Затем, пожелав счастливого пути, они растворятся, оставив вас в полумраке зала ожидания. Но не надейтесь, вы все еще не свободны, кто-то из них будет осторожненько наблюдать за вашей дремой в окружении пустующих кресел, часто демонстрируя свою неусыпность мелькающим в поле зрения шевроном. Потом вы уедете. Проводник будет ласков, а пронзившая времена полость захлопнется за вашей спиной. Вряд ли суматоха жизни позволит вам когда-нибудь попробовать еще раз.

Но…

Эта машина не отличалась внешней привлекательностью «Мерседеса». С такой же форой «мерс» мог бы побить ее в скорости, грузоподъемности, дальности хода и еще много в чем. Однако данный механизм и не создавался как его альтернатива, он вообще не планировался в качестве конкурента какой-либо из существующих моделей автомобилей. Несмотря на то, что он, по идее, опирался на предшествующий опыт человечества в данной области, он оказался совершенно новым классом техники. А учитывая, что он был и единственным в этом классе, конкурентов у него не существовало. Разумеется, на скоростных асфальтовых трассах планеты Земли он бы продул «Мерседесу» вчистую. Однако в тех условиях, в коих он должен эксплуатироваться, ни «мерс», ни иже с ним не проехали бы и метра. И дело не в неровности местности, отсутствии бетона и прочем. Даже без автострады нормальная машина все-таки способна кататься по лужайкам или въехать на поросший травой-муравой холмик.

Но начнем с того, что двигателям всех этих «мерсов» требуется не только то, что заправлено в бак. Кое-что они сосут и снаружи. Кстати, то, что они сосут, необходимо еще одному нужному и по ясной причине всегда забываемому фактору – самому водителю. И вроде бы этот фактор не тащит с собой дополнительную емкость для каких-то своекорыстных нужд, однако он все-таки потребляет нечто. В условиях планеты Земля такого добра просто завались, его хватает и для двигателя, и для шофера: куда ни сунься, оно везде в избытке. Добро это – обычный воздух. Как все догадываются, в его отсутствие любой водитель, даже самого крутейшего «Мерседеса» и прочих «Ауди», не успеет провернуть ключ зажигания. Проблема с приоткрытой воздушной заслонкой двигателя возникнет параллельно, но не успеет обратить на себя внимания. Также не стоит говорить о том, что само внутреннее давление вывернет водителя изнутри, подобно лопающейся от неправильного хранения консервной банке. Между прочим, то же самое произойдет и с накачанными колесами, так что, по всем признакам, ехать «мерсу» будет уже не на чем. Точно так же, по не зависящим от наличия воздуха причинам, даже самый сверхсильный движок не сумеет завестись: окружающая температура – минус сто пятьдесят градусов по Цельсию. Стоит ли говорить о том, что замерзнут шланги, кристаллизуется высокооктановый бензин и прочее? Да и вообще, о чем речь? Существуют ли методы доставки в окружающую эту неказистую машину действительность, не то что «Мерседеса», а даже какого-нибудь «Запорожца»? На сегодняшний день – а тем более в те времена, за кои мы зацепились, – никаких!

Так что, продолжая пояснения, наша чудо-машина, весом всего лишь сто двадцать пять килограммов (учтите, в местных специфических условиях!), имея скорость всего десять километров за три месяца хода (!!!), превосходит любого рекордсмена «Формулы-1» или комфортности абсолютно. Вы спросите, как же дышит ее водитель? Отвечу: нормально дышит, хотя он не какой-нибудь киборг и даже не особый здоровяк. Просто он находится почти за четыреста тысяч километров от этой машины. Управление, понятное дело, осуществляется по радио. А почему так медленно едем? Да потому что каждый проворот колесной оси просчитывается и там, на Земле-маме, и здесь, в нутре самой машины. Разумеется, там, в сверхчистом сборочном цехе на Земле, весь восьмиколесный механизм весил больше. Нет, он не везет с собой какого-то топлива. Просто наша планета массивней и сила тяжести на ней агрессивнее. Почти в шесть раз, между прочим.

Теперь понятно, о чем речь? Эта супермашина находится на естественном спутнике планеты Земля, на окраине Моря Ясности, в центральной части несказанно древнего кратера Лемонье. «Мерседесов» тут отродясь не водилось. По кратеру, очень не торопясь, перемещается подвижная лаборатория «Луноход-1» (Советский Союз!). А так как луноход снабжен кучей разнообразных приборов, он больше покоится, чем ездит. У него имеются спектрографы, магнитные искатели, сверхточные датчики радиации и щуп для внедрения в грунт. Этот самый щуп помещен спереди, потому, когда он осуществляет это самое внедрение, – все видно (совсем не так у мужчин, которые вынуждены внедряться в полную неизвестность). Еще у него есть примитивный, но мощный манипулятор и, разумеется, камеры для обзора передней полусферы. Однако более всего у лунохода различных приборчиков для связи с далекой социалистической родиной и всяческих хитрых штучек для точной локации.

А внутри у него распадаются атомные ядра. Но это не пожар реактора. Просто маленькая топка – считаные килограммы активных изотопов. Он даже не использует эту мощь для подпитки двигателей. Это запас, последний бастион перед грядущей лунной ночью. Обычно луноход готовится к ней заранее. В этом он похож на медведя, выбирающего берлогу для зимней спячки. Долго «топчется» на одном месте. Разыскивает пространство поровней (это удается сделать, замеряя давление на каждую независимую ось). Разворачивается передней частью на восток. Если удастся пережить вечность темноты и холода, то его камера распахнет глаз прямо в центр застывшего в нерешительности Солнца: оно так медлительно и несмело после двухнедельной пропажи. Затем, повинуясь команде, посланной с далекой-далекой Земли, луноход соберет в комок остатки невыветренной стоградусным холодом энергии и распахнет кастрюлю солнечной батареи. Вообще-то она неправильно устроена. Вся варка – преобразование света в электричество – происходит в крышке, а в самой «кастрюле» просто прячется от мира приборный отсек. Кстати, антенна, ловящая искренний привет планеты, на которой он родился, развернута загодя в нужном ракурсе с особой тщательностью. Ибо если не так… Здесь нет доброго старика Хоттабыча, помудревшего от общения с цивилизацией и способного через пропасть вакуума отъюстировать диаграмму направленности на гигантское локаторное поле в Крыму.

Так вот, главное назначение изотопов в «брюхе» – вырабатывать тепло, не дать бешеной звездной ночи вокруг убить аппаратуру холодом. А в обычное, активное дневное время ему некогда спать. Хотя тоже случается подремывать в связи с тем, что Земля – невероятно быстро вращающаяся планета, и, значит, периодически локаторы, через которые ведется управление, закатываются за горизонт. Может быть, в грядущую эру коммунизма будет не так – как только ослепнет одна станция слежения, сигнал подхватит другая, передавая непрерывную эстафету от континента к континенту. Может быть. Но пока он ждет. Ждет и подремывает. Тем более что лунный день, это вовсе не бесполезно-опасная ночь – здесь, в лунном мире, нет облаков, а значит, можно всегда и всюду подзаряжать аккумуляторы. «Товарищи! Дармовая солнечная энергия в любое время дня и…» Все-таки только дня. Ночью – лишь выковырянные загодя в Монголии и доставленные с Байконура атомные ядра.

Думаете, они подбирались из танкистов? Гусеничных героев, сдающих экзамены по прессованию грязи в шлак и по нырянию в озера под шноркелем? Эдаких отличников боевых стрельб, шарахающих бронебойным мишени за километр и меняющих стершиеся стальные треки своими силами до прибытия ремонтников? Ничуть не бывало. Тогда, может, они из трактористов, бивших рекорды по количеству прицепленных позади сенокосилок, с ночи до утра под палящим солнцем прессовавших пятилетку в год? Снова промах. Может, их подбирали из предтеч героев-дальнобойщиков, наматывающих границы и тысячемильные метки на колеса, или из автогонщиков, героев трассы «Париж – Дакар»? Нет. Не подходили сюда и любители велотреков, сливающие спицы в сияющие под ногами солнца-близнецы. Хуже того, всем, кто должен заниматься ЭТИМ, строго-настрого запретили иметь права и покупать личные средства передвижения приблизительно до выхода на пенсию. Пенсия у них, правда, намечалась ранняя, однако поскольку все они были еще порядком молоды, то пока что приговаривались к трамваям-троллейбусам, а иногда, в качестве компенсации, к служебным «уазикам». Ну что ж, сюда намеренно не подыскивали любителей внешней жизненной мишуры. Дело, в которое их втянули, должно было стать их ведущей целью и единственной судьбой.

Имелось две команды, по пять человек в каждой. И, как положено в армии, главным в каждой пятерке был командир. И не какой-то зеленый летеха-выпускник, а целый майор. Звание, почти подходящее командиру ракетной батареи, у которого забот, людей и техники невпроворот. Но зато у каждого нашего майора в подчинении имелись исключительно офицеры. Попадались и летехи, но как минимум краснодипломники или вообще – медалисты. По всем признакам дело, которым они обязались заниматься, являлось крайне важным и даже наверняка секретным. Хотя в этом экипаже, все-таки так напоминающем танковый, не значилось ни одного заряжающего, по случаю отсутствия снарядов. Думаете, у них вместо обычной была какая-нибудь продвинутая лазеро-плазменная пушка? Не волнуйтесь, времена таких монстров еще не наступили, а если повезет, то не наступят вообще. Так вот, пушки у них не имелось вовсе. И хотя еще два года назад американские астронавты доказали, что никаких селенитов на данном космическом теле не водится, лаборатория не имеет ни одного пулемета и прочего снаряжения для самообороны. Селена пока еще предельно демилитаризирована и миролюбива. Но врагов у их подвижного механизма было видимо-невидимо. И это были хитрые, коварные враги, не прощающие ничего. Именно поэтому и требовались в экипаже везунчики-медалисты.

И поскольку машина их умела двигаться, что являлось ее главным, почетным свойством, то, понятное дело, вторым после майора-командира лицом считался водитель. Затем шел штурман, ибо одного водителя для таковой машины совершенно недостаточно. А еще у них наличествовал собственный бортовой инженер. Он так и назывался – «бортовой инженер», хотя совсем не находился на борту, под толстой, морозостойкой алюминиевой броней. И ничего здесь не было странного, ибо вообще никто из них не находился в «нутре» машины. Разве что мысленно, для уверенного погружения в процесс. И даже сверху, где-то в открытых откидных сиденьях, они тоже не восседали. А потому еще одним важнейшим человеком в команде, эдаким аналогом танко-пушечного наводчика, был оператор антенны. В реальности он действительно являлся наведенцем – у их антенны была намеренно зауженная диаграмма направленности. И это совсем не зря.

Короче, их машина была эдакой воплощенной мечтой фантастики тридцатых годов, когда по романам путешествовали всяческие радиоуправляемые штучки-дрючки, типа самостоятельно сражающихся самолетов и межконтинентальных поездов. Прошло всего сорок лет. Причем не безоблачно-голубых, а солидно затертых черной тушью мировой войны, да еще жестко прихваченных льдом «холодной». Теперь реальность, в которой жили люди, грубо обскакала те давние мозговые эманации фантастов. Угол захвата бортовой антенны лунохода был сжат не просто из спортивного интереса. Ведь требовалось группировать в подобие луча всю подвластную мощность. Ибо расстояние, преодолеваемое их управляющими сигналами, составляло ни много ни мало, а триста восемьдесят тысяч километров.

Но нас в данном повествовании не слишком интересует вся предшествующая одиссея путешествия «Лунохода-1» по кратеру. Более любопытно то, что некоторое время назад подвижная лаборатория добралась до его центра. Именно здесь разнообразное оснащение машины, в специфических условиях своей жизни кладущей на лопатки любое количество «Мерседесов», внезапно и одновременно начало шалить. Естественно, ученые-водители вынуждены были отложить утвержденный академическим командованием график в сторону и приступить к внеплановому и подробному тестированию всех узлов. Само собой, они не сели в автобус и не помчались на место происшествия: все производилось на сверхдальней дистанции, с применением автоматики, а потому долго, с пошаговой перепроверкой каждой команды.

Только после полной убежденности, что причины сбоя чисто внешние, начальник отдела решился доложить наверх о странном поведении оборудования.

– Мы провели полное тестирование всей аналитической аппаратуры, – пояснял руководитель инженерной группы Роговский. – Разумеется, той, которую можно проверить на расстоянии. Вывод однозначен, техника в норме. По крайней мере в пределах нормы. Долгое нахождение под «бомбардировкой» неизвестного источника, понятно, оказало определенное воздействие. Причем не только на проверяемые, но и на тестирующие системы. Для полной убежденности мы сделали маневр, развернули нашего «Ходока» в предположительную сторону излучения. Затем переместили его еще на пятьдесят метров.

– Вы хотели сделать триангуляцию, Гарри Николаевич? – уточнил моложавый, но седой начальник программы освоения Луны профессор Бабакин. – Как?

– Понятно, ни датчики излучения, ни «ловец» космических лучей не дают нам такой возможности, Георгий Николаевич. Но ведь есть магнитометры. Даже сразу, на месте, имелось рассогласование: конечно, в пределах допустимой ошибки, но все же.

– Так, хорошо. И…

– Я понимаю, это все предположительно и это не моя область – изучение Луны. Тем не менее есть еще один метод определения локального источника. Поскольку эта… Аномалия, подойдет? Поскольку эта Аномалия воздействует на всю электронную аппаратуру – не только на датчики, то можно попытаться определить ее местоположение… Место залегания по мере, так сказать, ухудшения работы «Ходока».

– Допустим, вы правы, и эта штука… э-э – Аномалия – воздействует на аппаратуру. И, к примеру, она возьмет и выйдет из строя, а? Мы ведь рассчитывали на работу нашего «Ходока» по крайней мере еще в течение полутора лет?

– Я все понимаю, Георгий Николаевич. Неужели, если бы не риск, я просил вашего содействия?

– Хорошо, в ближайшее время обдумаем ситуацию.

– Извините, что настаиваю, но из-за излучения наш «Ходок» действительно может выйти из строя еще до начала исследований. Точнее, не выйти из строя – это я преувеличил, но снизить свои исследовательские способности.

– Понимаю, но тем не менее хотя бы до завтра придется подождать.

– А что завтра, Георгий Николаевич? Если, конечно, ответ лежит в пределах моих допусков.

– Завтра я встречаюсь с академиком Келдышем.

Возможно, этот мир был лучшим полигоном для экзистенциалистов. Кто по-настоящему мог, прощупывая, проверить, существует ли он на самом деле? Математики? Извините, но их собственная наука зиждется на аксиомах, обусловливающих друг дружку, и по-серьезному их не подпирает ничто извне. Мир, с которым они имели дело, не обладал запахом, а ухо не могло уловить никаких шумов, исходящих оттуда. И даже глаза – главная опора в соприкосновении с реальностью – не были достаточно надежными для полного признания истины. Да, наверное, происходящее на экране было отражением правды. Но эта правда добиралась к ним с серьезным запаздыванием. Нет, дело не в расстоянии, хотя даже радиолуч, промчавшись туда-сюда, затрачивал около трех секунд. Запаздывание было гораздо большим – примерно на уровне общения с Марсом. Видите ли, описываемое нами время еще не родило (хотя было им беременно и нуждалось в них по уши) персональные компьютеры высокого быстродействия. Впрочем, и низкого тоже. А поэтому на телеэкране, с помощью которого велось управление, настоящего подвижного изображения не получалось никогда. Скорее действие походило на просмотр слайдов. Хотя и это сравнение не отражает сути. Представьте слайд, который построчно выводится на протяжении шести-восьми минут. В ожидании картинки можно выкурить пару сигарет. Вот только они не курили. Те, кого отбирают как космонавтов, не имеют вредных привычек. Поверьте, когда выборка производится из тысяч, это вполне возможно.

А иногда слайдовая картинка как бы совсем зависала. Какие-то трансгалактические шумы, звездные сполохи далеких шаровых скоплений вклинивались в линию связи. Или декодирующее устройство переставало различать свет и тень. И тогда отражение реальности могло раскрываться целых двадцать минут кряду. Бывали, бывали такие случаи уже не один раз. А порой в экране рождалась сплошная темень. О чем это говорило? О том, что передающая камера уже умерла, протараненная метеором? Или просто она сфокусировалась на чем-то действительно темном? И самое страшное даже не этот предполагаемый обрыв жизненных функций машины. Весь ужас в другом. В том, что даже такое изображение – это уже отставший от действительности фон. Там, в реальном далеке Луны, перед камерой уже несколько другое. Съемка того, другого, уже идет. А мы все обрабатываем и исходим в выводах из старья. Но ведь машина не стоит – она движется. Медленно, очень медленно. Улитка в сравнении с ней – скоростной лайнер. Но что прикажете делать, когда панорама впереди отстает так намного? Тормозить? Но каждый запуск электрических моторов – это дополнительная отобранная мощность. Ее так мало.

И ведь нужно не только увидеть изображение. Нужно еще понять, что там, собственно, высветилось. Безвоздушный мир – странная штука. Там нет плавных переходов. Слепящее сияние, тьма и граница толщиной с математическую точку. И попробуй разберись, что перед тобой. Можешь влезть в экран носом или послюнявленным пальцем, ничего не помогает. Конечно, пока раскрепощается очередной слайд, есть время посовещаться – вместо курения. Думаете, толпа видит истину лучше, чем одиночка? Кто из советующих реально ступал в чужие миры? Возможно, не помешала бы консультация Нила Армстронга, но кто его выпишет сюда в консультанты? Что значит вот та черная линия? Это царапина на стекле объектива, лакуна в радиограмме, тень находящегося в сотне метров пика или все-таки кратер? Обзорная камера расположена невысоко, и нельзя заглянуть с другого ракурса. Вообще-то обзорных камер две, но одна запасная, на случай того самого планируемого сбоя или шального метеорита. Если впереди действительно кратер, то какого размера? Ясно, что не гигантский, стокилометрового радиуса, отмеченный телескопами сто или пятьдесят лет назад. Но какая разница для автономной машины – угодить в двадцатиметровый, вырытый тридцать миллионов лет назад, с реальной глубиной пять метров, или в относительно свежий, диаметром десять, глубиной два. И так и так, в случае падения, не выбраться.

Возможно, именно в этом отличие искаженного отображения мира от чистого идеализма. В случае ошибки там, за четыреста тысяч километров, произойдет реальная катастрофа. И нет никого, кто сможет зацепить трос и вырвать опрокинутую в кратерный кювет машину из вечного ледяного сна. И пока изображение в телевизоре распаковывается, черепашьим темпом раскрывая строку за строкой, нужно ускоренно думать, что впереди, перед восьмиколесным посланником. И нет шлюзов, закрывающих поток предположений, высказываемых всеми работниками, забредающими в зал управления поразвлечься. И когда терпение иссякает, командир «Ходока», майор Игорь Федоров, демонстрирует свою офицерскую суть. Рявкает! И все лишние, пришедшие поглазеть, быстренько рассасываются по своим мелочным делам. И остается потеющий водитель Вячеслав Довгань и штурман-навигатор Викентий Самаль. И можно сказать, что все они мысленно бросают монетку – чет-нечет. Не похоже это на кратер. Скорее, как и на той неделе, это складка грунта, дающая тень-удлинение. И, значит, никаких обходных маневров. Потихонечку вперед. «Давай, космонавт, потихонечку трогай и песню в пути не забудь!»

Но они, разумеется, не поют.

Солнце стояло близко к зениту, в этой местности оно никогда не бывает точно в центре. Оно провисит так еще долго, день в этих местах длится две недели. Кроме того, над линией горизонта расположилось никогда не заходящее светило – Земля. Странно, но остальная часть лунного неба не представляла собой идеальную темноту с выколотыми точечными звездами. Это относительно светлый фон, по крайней мере сравнительно с тем, который предполагалось наблюдать поначалу. Вообще после того, как еще в первые дни прилунения «Луноход-1» навел фотометры вверх, узнавшие их показания астрономы несколько расстроились: в совсем недалеком прошлом предсказывалось, что в отдаленном будущем на Луне можно будет строить обсерватории с удивительной разрешающей способностью. Сейчас, после выявления белесого фона, к этой идее следовало относиться с подозрением. Не имея возможности проверить, ученые предположили, что над естественным спутником постоянно зависают некие пылевые структуры, возможно даже намагниченные особым образом. Так что все-таки для лучшей чистоты телескопы будущего удобнее всего размещать в открытом космосе.

В настоящий момент передвижная лунная лаборатория находилась в центре кратера, носящего имя бельгийского писателя девятнадцатого века, творившего когда-то на французском языке. Звали его Камиль Лемонье, а самый известный из его романов носил страшное название – «Мертвец». Беспилотный лунный путешественник не имел об этом никакого понятия, и уж тем более он не мог вывести аналогию, как-то связующую происходящее с будущим или прошлым. Сейчас он нависал над местом, в котором, словно меридианы, свились в узел все предшествующие эксперименты с выявлением источника широкоспектрального излучения. Конечно, «нависал» сильно сказано: верхняя часть «кастрюли на колесиках» отстояла от поверхности всего на метр. Правда, похожие на орудия пришельцев антенны сверхдальней связи торчали гораздо выше, задерживая в прицеле находящуюся за сотни тысяч километров Землю. Оттуда, из не раскрашенной в красное, как на глобусе, но все же родной шестой части суши и поступали на луноход команды.

До этого момента он перелопатил своим выдвижным исследовательским щупом несколько десятков квадратных метров поверхности. Он делал это не тяп-ляп, а как мог осторожно: в округе не имелось ремонтной бригады, способной починить сломанное оборудование. После того как тонкую пылевую подушку, а также слой почвы, похожий на вулканический туф, пронзал простой щуп, связанный с датчиком давления, за дело брался его более способный собрат, нашпигованный чувствительной техникой. Уже в самом начале исследования «почвы» у далеких, дешифрующих переданные сообщения селенологов пересохло во рту от предчувствия. По всем прикидкам разыскиваемый ими объект имел действительно точечные размеры. Очень часто по этому поводу вспыхивали оживленные незапланированные дискуссии.

– Послушайте, – говорил кто-нибудь с особо бойким воображением. – А американцы не посылали в это место ничего?

– Вроде бы нет, по крайней мере из того, что нам известно.

– Может, какой-нибудь из ранних «Рейнджеров»? Тех, что просто падали, без мягкой посадки?

– Наши службы вроде бы фиксируют все их запуски, – пожимал кто-то плечами. – Или это только сейчас, а десять лет назад еще не могли?

– Что вы мелете? – удивлялся кто-то третий. – Пусть даже это какой-то из американских селенитов. Как он мог сесть в те годы? У него бы не хватило массы – в смысле топлива – для посадки, во-первых. А во-вторых, если этот кратер не стерло за сто миллионов, но уж падение спутника – оставило бы след, видимый через восемь-десять лет. И в-третьих, что же это за штука у него на борту, дающая такой фон?

В общем, загадок хватало. А решения многих из них не проглядывались вовсе, по крайней мере до нахождения Аномалии. Теперь эту тайну, с легкой руки Гарри Николаевича Роговского, так и именовали – с большой буквы.

– И все-таки что это может быть? – академик Келдыш сощурился. – Давайте смелее, я что – бывший генеральный конструктор, что вы боитесь высказаться?

– «Луноход-1» находится приблизительно в центре древнего полуразрушенного кратера Лемонье. Ясно, почему приблизительно? Диаметр кратера пятьдесят пять километров. Из-за эрозии – в ее лунной вариации разумеется, то есть не в связи с ветром и дождем, а из-за лунотрясений, а также температурного…

– Давайте минуем элементарщину, Георгий Николаевич, – подстегнул собеседника руководитель советской космической программы Келдыш.

– Так вот, из-за эрозии мы не можем определить точный центр. Кроме того, даже первоначально, при падении метеорита, вызвавшего образование кратера, кольцевые горы не выстроились строго по диаметру. Вязкость почвы может быть различна – это окраина лунного моря. Помимо этого, астероид мог войти в Луну под некоторым углом…

– Георгий Николаевич, но я же не первокурсник и не на лекции в планетарии.

– Извините, – покраснел руководитель инженерной группы. – Короче, мы не можем определить самую центральную точку. И тем не менее мы знаем, что наш «Ходок» где-то у центра. Не следует ли чисто логически предположить причиной Аномалии остатки метеорита?

– Сколько этому кратеру лет, Георгий Николаевич? – скривился академик. – Какой объект может быть столь радиационно активен миллионы, точнее, сотни миллионов, даже полмиллиарда лет?

– Мы не знаем. Наши предположения строятся на чистой экстраполяции. Давайте исследовать дальше.

– Кроме того, не просто активен, а практически во всем спектре, – президент Академии наук СССР Келдыш когда-то занимался не какой-то космической радиацией, а совсем другой, он понимал толк в деле. – Хорошо, подвигайте «Ходока» по местности. Мне мало верится, но вдруг правда имеется точечный центр.

– Спасибо, Мстислав Всеволодович.

– Работайте спокойно, Георгий Николаевич.

Иногда, в редкие выходные, даже не выходные, а так, пяти-, шестичасовые выжимки из дня, удается спуститься в плещущееся тут же, в ста метрах по горизонтали, море. Хорошо, если эти свободные часы совпадают с удачной погодой, удобным для купания временем суток и подходящим для плескания в воде сезоном. Погодой – в смысле не шторм. За купание в пятибалльную прелесть пропесочат по служебно-партийной линии так, что отрыгнется та соленая водица еще о-го-го как.

Время суток – понятное дело. Если б до того, шумящего архейской истомой, плескания только стометровая гладкость пляжа, разницы день-утро-ночь – никакой. Но есть еще восьмидесятиметровая вертикаль скал, удачный природный постамент под частично впаянным в эти же скалы ЦДКС. И все секретно, и никакой романтики ночных фонарей. Так что, спускаясь по протоптанной поколениями самоходчиков тропке, можно сковырнуться. В камнях – что с восьмидесяти, что с десяти. Даже с трех метров вертикали падение способно закончиться с однозначно вероятным исходом. А если не с однозначным, то снова партийно-служебные разборки с окончательным исключением из первой составляющей и скатыванием вниз по второй. Но еще до того, прямо в больнично-коечном режиме – непринужденное общение с особистом по вопросу причастности к происшествию непосредственных и удаленных в верхотуру начальников.

Ну а по сезону – все понятно. Крым – он вообще-то на юге, на полуострове растет виноград, однако это далеко не вечно сравниваемая с Украиной Франция и уж, тем паче, не сапоговая прелесть Италии. Здесь имеется в наличии настоящая зима. Снег, метели и хорошая корочка льда на надоевшей оголенности скал.

Но понятно, и спору нет, что это все-таки не запредельная Кзыл-Ординская область с бесконечной гладкостью пустыни Бекпак-Дала. Не та безлюдная, заселенная тушканчиками протяженность, словно самой природой назначенная для ловли разгонных ступеней управляемых отсюда, из Крыма, луноходов. Но все-таки здесь не сахар, хоть в восьмидесяти метрах ниже и плещется море. Возможно, оно даже бывает ближе, на одной горизонтали – это когда лифтовая скрипучесть погружает тебя на рабочее место командира, штурмана или водителя бредущей где-то за четыреста тысяч километров машины. И конечно, выходные бывают только ночью. Нет, не нашей короткой – земной. Той, настоящей, сходной чем-то с кошмаром или с ледниковым периодом. Той, к которой надо готовиться где-то за двое-трое суток, ибо нужно успеть найти подходящее ровное местечко, не затененное скалами. Въехать туда луноходом и хитро развернуться «к лесу задом, ко мне передом». А точнее – отворотить камеры-глаза от тихо падающего слепящего шара, ибо даже на закате он не краснеет, и повернуться так, чтобы лучи зародившегося после ледникового периода светила попали прямо в поднявшуюся оловянным солдатиком солнечную панель. И тогда все, возможно, возродится. Техника, сейчас впадающая в летаргию, воскреснет. Если, конечно, повезет и какие-нибудь неясные призраки не прикончат машину, не съедят хранитель тепла – изотопный реактор, и какой-нибудь шальной, миллион лет шастающий в округе Солнца метеорит не расплющит захлопнувшуюся до поры покатость крышки. И ведь все едино, никогда и никто не узнает, что случилось и как. Просто в начале следующего дня с лунным странником не наладится привычный канал связи. На Земле проскочит коротко-неприметное сообщение ТАСС, спрятанное между бойкими рассказами об успешной жатве и молотьбе. В нем скажут, что в связи с выполнением и перевыполнением поставленной ранее задачи деятельность подвижного исследователя Луны успешно окончена; сеанс связи завершен. Ну а в ЦДКС – Центре дальней космической связи – это будет большое ЧП. И, возможно, полетят головы, и уж наверняка некоторое число звездочек с многочисленных погон, разных – больших и малых. Пожалуй, это уже даже не местный кошмар. Он пойдет по всей цепочке советской космонавтики. Однако это только вероятность. А пока…

Так вот, именно в эту самую двухнедельную лунную ночь и случаются выходные. Вот тогда и можно наконец спуститься вниз со скалы, радуясь, что такие крутые попадаются только здесь, на обточенной воздухом и водой Земле, а не там, за триста восемьдесят тысяч километров. И даже плескаясь в прелести черноморской прохлады, невольно мыслишь не об этом, настоящем море, а о том, безводном море, в котором ты никогда не был и не будешь, но в котором все-таки живешь и действуешь по-настоящему – Море Ясности.

Правда, последнее время, в противовес названию, что-то с ним не очень понятно и ясно. Ну что же, в те века – когда этому морю давали название, никто даже не предполагал, что там не только нет, но и никогда не водилось воды.

Ну а здесь, вблизи Евпатории, уподобляясь обезьяне, то есть помогая ногам ручками, получается спуститься по скале вниз и нырнуть в волну. Хотелось бы попробовать с аквалангом, но партия смотрит на это косо. У нее достает хлопот со спасательными миссиями на Луне, не хватало еще подряжаться на вылавливание тел покорителей Селены здесь!

И они купаются осторожно. Насколько это свойственно молодости, конечно.

– Мы не знаем, что наш «Ходок» выволок на поверхность. Честно говоря, не существует полной уверенности, что он эту самую штуку извлек вообще, – пояснял ситуацию заместитель руководителя инженерной группы луноходов, а также разработчик машины Олег Генрихович Ивановский. – Когда манипулятор ухватил груз, мы замерили усилие. Приблизительно десять килограммов. Но, по всей видимости, в нашей аппаратуре из-за воздействия Аномалии успели накопиться технологически опасные изменения. Десять кило для нашей «руки» вполне посильная ноша. Мы, естественно, управляли движением со всей возможной осторожностью, тащили эту Аномалию как хрустальную вазу. Однако внезапно (причины пока еще выясняются, однако вряд ли к этому имеет отношение усталость металла) наш манипулятор сломался.

– Вы уронили груз? – Келдыш спрашивал совершенно спокойно, как и подобает разговаривать президенту Академии наук СССР.

– Этого мы и не знаем, Мстислав Всеволодович. Разрешите, я поясню? – вмешался в разговор руководитель программы освоения Луны Бабакин. – Одновременно с исчезновением возможности манипулирования «рукой» был зафиксирован всплеск излучения по всем до того наблюдаемым частотам. Наши обзорные камеры выведены из строя – ослеплены. Так что нам просто нечем смотреть на происходящее. Кроме всего, «Ходок» практически перестал управляться. Единственное, что он еще делает, – это отвечает на некоторые запросы отсюда, из Центра дальней космической связи. Как вы знаете, сила этого таинственного всплеска была столь велика, что его даже зафиксировала Абаканская обсерватория. Ее аппаратура задействовалась нами с самого момента обнаружения Аномалии.

– Понятно, – кивнул Келдыш. Он повернулся к Ивановскому. – Олег Генрихович, а что бы вы предложили предпринять в данном случае?

– Мстислав Всеволодович, с неисправным «Ходоком» мы ничего не достигнем. Может быть, лет через десять, когда программа развития искусственного интеллекта наберет обороты, мы научимся чинить некоторые неисправности на расстоянии, за счет изменения управляющих программ, но сейчас… – заместитель руководителя инженерной группы тяжело вздохнул. – Но упустить столь странный объект, как Аномалия…

– Я бы предложил послать на помощь «Луноход-2», – снова вклинился в дискуссию Бабакин.

– Понимаю. В каком состоянии готовности он находится? – сразу среагировал академик Келдыш.

– Вообще-то он проходит очередные полевые испытания на «лунодроме» под Симферополем, мы ведь готовили его к засылке только в следующем году. Но что стоит доставить его на Байконур? Реально он вполне готов.

– А как насчет носителей?

Главный советский специалист по освоению Луны широко улыбнулся:

– Мстислав Всеволодович, наш космодром работает как часы. Если поднапрячься, то…

– Так, понял вас. Давайте, готовьте второй луноход. Однако языки держите на привязи – решение еще не окончательное. Я покуда уточню, что по этому поводу думают другие службы. Если они будут настроены так же бодро, то… – глава советской космической программы на мгновение замолк. – Попробую убедить высокое руководство.

В ту, отстоящую во времени, но еще более далекую по духу эру гигантский комплекс космодрома Байконур действительно работал с синхронностью часового механизма и с безотказностью автомата Калашникова. Стартовые комплексы, разбросанные по пустыне-степи там и тут, позволяли производить как плановые, так и внеплановые запуски круглый год напролет. И это при том, что космодром располагался не на бережку теплого моря-океана во Флориде, а в центре Евразии. Зима здесь страшна: она крутит над обнаженной, просифоненной двадцатиградусным холодом землей белыми метелями, ссыпает весь запас снега возле понравившихся препятствий. Деревья здесь не водятся, а потому любое препятствие – искусственное. Стартовый комплекс – очень подходящая штуковина для задержки белой крупы с тысячи квадратных километров и возведения снежных баррикад трехэтажной плотности. И автоматические стыковки-расстыковки там, в заатмосферной чистоте, подпираются солдатской лопатой из фанеры здесь. Но что же, раз на стартовых столах полыхают отсветы ракетного пламени, значит, русские методы вполне приемлемы в технологическом сердце Казахстана.

Считаные дни подготовки. Включая самолетный рейс за «Луноходом-2». В запасе всегда имеются ракеты. Свинтить с нее какой-нибудь «Космос-242» и установить «Луну-21» дело плевое. Ну, правда, там еще надо разместить дополнительную ступень. Однако они тоже всегда готовы – все тип-топ. «Луноход-2» отправляется и возврату не подлежит, это вам не капсула с астронавтами, которых дома ждет мама. После выполнения доверенной задачи или при отказе оборудования он так и так останется сам себе памятником и, между прочим, простоит даже не века – гораздо больше. На Луне нет ни ветра, ни воды. Зато там есть микрометеоры, а иногда даже совсем не «микро». Ну что ж, так или иначе, это процесс долгий, здесь, на сине-голубой Земле, луноход предадут гораздо быстрее. Его даже продадут. Но это уже совсем другая история.

Для начала трехступенчатый ракетоноситель вывел «Луну-21» на околоземную орбиту. В течение одного оборота инженеры произвели очередное тестирование: естественно, с помощью радиосвязи. Затем – повторно. Теперь уже последним аккордом сработала четвертая ступень, и отважный автомат разогнался до второй космической скорости. Закаленное казахским холодом оборудование и в космосе работало как недавно запущенный в Тольятти конвейер «Жигулей» – возможно, даже лучше. Абсолютно безлюдная станция «Луна-21» домчалась до природного спутника и совершила мягкую посадку в указанной точке – в древнем кратере Лемонье, западная окраина Моря Ясности.

Второй экипаж водителей луноходов, во главе с майором Николаем Еременко, был выдернут из постелей, загружен в автобус и спешно доставлен в ЦДКС. Впереди автобуса марки «ЛАЗ», во избежание эксцессов, ехал гаишный «уазик». Сидящие в мягких креслах «водители-ходоки» невольно зевали, но были все равно довольны: за последние трое суток им впервые удалось поспать пять часов кряду. Во время полета станции, а также в период подготовки к запуску они корпели над инструкциями. «Луноход-2» был достаточно сильно доработан по сравнению с первым «Ходоком». Кроме того, в его передней части разместили не предусмотренный ранее титановый манипулятор, с которым бортинженеру Леониду Мосензову предстояло работать с виртуозностью ювелира.

Правда, у «экипажа» появилось добавочное время на раскачку – «Луна-21» «промазала». Не намного, всего на пять километров. Но между ней и «Луноходом-1» обнаружилось препятствие, не замеченное земными телескопами. Предположительно – след скользящего метеоритного удара или тектонический разлом. Его глубина составляла от сорока до восьмидесяти метров, а длина (как выяснилось позднее) шестнадцать километров. Препятствие получило название – Прямая борозда. И потому «экипажу» требовалось совершить на своей машине марш-бросок на тридцать семь километров – приличная дистанция для Луны.

– Товарищ Генеральный секретарь, мы не можем приступить к инициации столь сложной программы без вашего согласия, – уже через несколько часов и тысяч километров убеждал академик Келдыш руководство.

– Само собой понятно, товарищ президент Академии наук. Но, как я понимаю своими военными мозгами, вы уже «угробили» один дорогостоящий аппарат, так?

– Так, товарищ Генеральный секретарь.

– И?.. – Леонид Ильич вскинул свои густющие брови, служащие катализатором множества анекдотов.

– Тем не менее второй нужно было послать обязательно.

– С этой акцией, Мстислав Всеволодович, я уже согласился, но… – Брежнев резво встал. В рассматриваемое нами время это был еще не отягощенный склерозом старик, а вполне бодрый шестидесятипятилетний мужчина. Во время отдыха он еще позволял себе самому посидеть за рулем, правда, под присмотром опытнейшего водителя из Комитета госбезопасности. – Вам ведь мало даже этого?

– Да, Леонид Ильич, если подтвердятся некоторые из наших предположений, то этого может оказаться недостаточно, – ответил Келдыш, тоже приподнимаясь. Брежнев остановил его жестом.

– Как я знаю, наша программа еще не доведена до полной готовности. Так?

– Все так, Леонид Ильич. Но я, как видите, захватил с собой академика Александрова. Я сделал это не просто так. Хотелось бы, чтобы он, исходя из своих знаний и научной специализации, высказал некоторые соображения в пользу нашего решения.

– Я надеюсь, это будет не слишком длинно, Анатолий Петрович? – Генеральный секретарь КПСС снова опустился в кресло и откинулся назад, словно в кинотеатре.

– Любую здравую мысль, Леонид Ильич, можно высказать кратко. Мы ведь не собираемся обводить Центральный Комитет вокруг пальца, – скупо улыбнулся директор Института атомной энергии имени Курчатова.

– Хорошо, Анатолий Петрович. Но у меня тут для страховки, на случай, если вы в чем-нибудь смухлюете, как видите, имеется эксперт. Человек, знающий ваши тонкости.

Скромно сидящий за столом Дмитрий Федорович Устинов приподнялся, блеснув массивными очками. Разумеется, все присутствующие были давным-давно знакомы не только по кремлевским кабинетам: генерал-полковник, являясь секретарем Центрального Комитета, координировал и направлял деятельность всех конструкторских бюро, научных учреждений и промышленных предприятий.

– Так что можете приступать, товарищ атомщик, но с оглядкой, – пошутил Брежнев.

– Товарищи, – официально, как на докладе, начал академик Александров. – У нас, безусловно, нет полной уверенности. Как здесь было замечено уважаемым Леонидом Ильичом, «Луноход-1» вышел из строя. Его аппаратура в настоящий момент нам не помощник. Мои коллеги – астрономы – любезно предоставили для наших целей самый большой в мире оптический телескоп. Однако даже его разрешения не хватает разглядеть, что творится на Луне. Но по крайней мере мы убедились, что в кратере Лемонье не произошло каких-то сдвигов ландшафта. Внешне все так, как и было до того момента, когда подвижная лаборатория извлекла из пыли Аномалию. В связи с таинственным широкодиапазонным излучением мы еще до аварии начали заниматься проработкой теоретической модели. Должен признаться, что на сегодня у нас по-прежнему есть только гипотезы, и тем не менее… – академик кашлянул. – Мы предполагаем, что лунник обнаружил новый вид космического объекта. Пока, условно, мы его обозначили как «белая микродыра».

– Твою мать, – тихо, почти про себя констатировал Леонид Ильич, шевельнув бровями.

Глава атомной программы СССР никак на это не среагировал и продолжал:

– До сего момента существовала гипотеза о так называемых черных дырах и черных микродырах. В данном деле они нам не пригодятся, так что выведем их за скобки. Что есть «белая дыра»? Это объект, через который поступает энергия в наше обычное трехмерное пространство откуда-то извне. На сегодняшний момент неважно откуда. Может, вообще не получится установить, откуда идет перетекание энергии. Возможно, это ранее сжатое массивное космическое тело, может быть, остаток некоего протовещества, которое существовало еще до появления нашей Вселенной; может быть, просто область пространства, в которой, в силу покуда неясных причин, происходит лавинообразное высвобождение из вакуума виртуальных частиц – переход их в реальность; а может быть, выход подпространственного туннеля, соединяющего наш мир с удаленной на миллионы световых лет «черной дырой» – где-то там она производит засасывание материи. Более того, эта «черная дыра» может помещаться в какой-то другой вселенной.

– Товарищ академик, – серьезно посмотрел на «докладчика» Генеральный секретарь. – Не понимаю, о чем мы ведем речь?

Человека, всю сознательную жизнь возящегося с реакторами, смутить было трудно, однако он все-таки прервал плавно текущую речь.

Сидящий в стороне Устинов кашлянул.

– Вы хотите что-то сказать? – повернулся к нему Брежнев.

– Разрешите, Леонид Ильич, я немножечко направлю нашего уважаемого ученого?

– Еще бы нет, Дмитрий Федорович. Вы же у нас главный направленец по науке, – Брежнев снова воззрился на Александрова, видимо, желая пронаблюдать его реакцию на готовящийся доклад одетого в гражданский костюм генерал-полковника.

– Товарищи ученые, – Устинов предусмотрительно встал. – Мы ждали короткого, связного сообщения. Нам, безусловно, премного интересны все эти заумности, однако речь тут должна идти о конкретном деле. Партия, в нашем лице, всегда поддерживала фундаментальные науки на высоте, но не стоит забывать, во что это все обходится, выражаясь в наших рублях. И даже не в этих миллионах и миллиардах суть, следует помнить о том, что мы держим нашу науку на лучшем мировом уровне, а кое-где и выше, за счет нашего народа. Каждый тратящийся не по назначению рубль – это капли пота наших рабочих и колхозников, вылившиеся зазря. Мы с вами должны это понимать, никогда не терять из виду главное. Вот вы нам тут излагаете эти гипотезы, а суть-то в чем? Скажите нам, как специалисты, что приобретет наше народное хозяйство в случае успеха, в случае правильности ваших гипотез? Вот о чем должна идти речь. Оправдаются ли затраченные на это дело усилия?

– Очень, очень верно, Дмитрий Федорович, – кивнул бывший политработник Леонид Ильич Брежнев. – Видите, наша партия не зря ест хлеб, товарищи академики. И хотелось бы добавить в этом ключе. Кроме пота нашего народа, сейчас вы хотите примешать к делу кровь.

– Уважаемый, Леонид Ильич, это сгущение красок, – развел руками академик Келдыш. – Тем более что вторая фаза потребуется лишь в случае, если «Луноход-2» подтвердит наши надежды.

– И все же, уважаемый Леонид Ильич абсолютно прав, – под массивными очками Устинов стал похож на нахохлившегося филина. – В предлагаемом вами плане мы рискуем не только десятками и сотнями миллионов рублей, но и жизнями советских людей, даже, я бы сказал, лучших из них.

– Тогда я выражусь предельно кратко, – спокойно сказал директор самого почитаемого в СССР института. – Товарищ Генеральный секретарь, если гипотеза о «белой дыре» подтвердится, в нашем распоряжении окажется источник энергии, превосходящий даже то, чем я занимаюсь всю жизнь. Он оставит далеко позади программу «Токамак». Ту, что назначена создать термоядерную печь.

– Вот это уже интересно, это действительно перспектива, – согласился секретарь Устинов и повернулся к Генеральному секретарю. – Как вы знаете, Леонид Ильич, наша программа полного электрического насыщения выполнена сейчас почти на пятьдесят процентов. Если с помощью этой лунной находки можно будет подтянуть программу в перспективе хотя бы на дополнительные десять, это будет гигантское облегчение поступательного развития страны.

– И вы считаете, Дмитрий Федорович, что можно рискнуть не только техникой, но и людьми, так?

Устинов встал.

– Товарищи, человеческая жизнь – это великая ценность, однако любой из нас положит свою собственную на процветание Родины. Кроме того, мы знаем, что, если бы не некоторые факторы, делать торопливые шаги не стоило бы вовсе. Для нашей близкой цели – построения развитого социализма – год-два не имеют значения. Можно было бы подготовиться поступательно и надежно. Однако вынужден напомнить, что, несмотря на все наши усилия, не мы первыми высадились на Луну. Наши идеологические и вероятные противники следят за нашими успехами во все глаза. Луна – ничейная собственность. Поэтому, если нужные шаги не сделаем мы, то… Нетрудно догадаться, кто их совершит. Причем они будут идти по накатанной дорожке. И потому, как и в военном деле, здесь приходится учитывать не вероятные затраты, а возможный ущерб. Если эту самую Аномалию подберут американцы, то…

– Товарищи ученые, – пошевелился Брежнев. – А как вы считаете, могут ли на Луне находиться другие «дыры»?

– Товарищ Генеральный секретарь, – поднялся с места академик Келдыш, – конечно, может случиться и так, но не исключено, что такой объект, как Аномалия, всего лишь единственный во всей Вселенной или хотя бы в Солнечной системе, что для нас, при данном уровне развития техники, однозначно.

– В таком случае, товарищи, сама природа подталкивает нас к решению. – Брежнев встал. – Пока рекомендую вам срочно приступить к подготовке намеченной программы по всем пунктам. Я же на пленарном заседании поставлю вопрос ребром. Собираем мы его завтра. Вас, уважаемый товарищ Келдыш, приглашаю его посетить.

– Благодарю вас, Леонид Ильич.

– Не нужно меня благодарить, Мстислав Всеволодович. Я это делаю не для собственного удовольствия, а для процветания нашей страны.

А вот очередному «Ходоку» – «Луноходу-2», – наверное, весело. Ведь он путешествует, идет по нехоженым местам. Движется вперед, когда на далеких экранах любуются чистой, без пятнышек картинкой. Сдает назад, когда там неуверены и когда майор Игорь Федоров рявкает на зевак, снова собравшихся в главном зале. Иногда железное сердце и диодно-транзисторная душа замирают. Это когда одно из восьми колес внезапно проваливается вниз, а там… Там нет опоры, даже в пределах используемой сейчас независимой подвески. И тогда он медленно пятится задом. Но и при отступлении тоже нужна предельная осторожность. Хотя, конечно, там, на Земле, кидают монетку – «орел-решка» – вперед или все-таки – назад? Потому как впереди, все же, раскрывающаяся растровая картинка. А назад…

Но иногда замирают даже далекие биосердца экипажа. Это когда колеса на стопоре, а, судя по показаниям, смещение идет в сторону. «Ходок» неожиданно оказался на наклонном гребне кратера. И тут уж стало не до открытия очередного медлительного слайда. Надо что-то делать, и бегом. Ибо, пока сигнал о смещении дошел до Земли, уже миновала секунда. И отважнейшее нарушение инструкций – там, в ЦДКС, сидят не какие-нибудь буквоеды, а смелые люди, ради дела кладущие на плаху головы, – закрыть крышку солнечной батареи для перераспределения веса. И представьте – помогло. Ну а если… Или грудь в крестах, или голова… Подумаешь, снимут большую звезду майору Игорю Федорову и пошлют дослуживать в Тмутаракань. Бывает!

Только вначале, конечно, симпозиум по поводу того, как вытаскивать машину из воронки. Картинка имеется – хороший слайд, четкий. Еще бы, пятьдесят раз воспроизведен с однозначной ясностью. Только побоку тот симпозиум, потому как можно растянуть кабель через Атлантику, но никак не получится забросить вытяжной трос в злосчастный кратер. А потому смотрим в экраны внимательнее: в Центре управления уже есть опыт – Нил Армстронг позавидует. Подумаешь, двое суток на Луне. У водителей Вячеслава Довганя и Габдухая Латыпова – уже месяцы. К тому же за рулем. Но им еще далеко до пенсии. Так что впереди многое. Возможно, им предстоит водить по Селене прицепные поезда с рудой. Или даже собирать урожай яблок на Марсе. Кто сейчас может это исключить?

А внутри весельчака-лунохода бьется атомное сердце, распадаются ядра. Люди будущего! Воспитанники информационного мира! Учитесь утилизации отходов атомной промышленности!

К тому времени, когда «Луноход-2» достиг района залегания Аномалии, бортинженер Леонид Мосензов, а также освоивший смежную специальность водитель Габдухай Латыпов пользовались титановым манипулятором как своей, данной от рождения правой. Каждый раз, когда машина замирала, ожидая, пока на далекой Земле раскроется очередной «слайд», кто-то из них складывал молитвенно руки и, обращаясь с майору Еременко, умолял запитать систему «хотя бы минут на пять».

– У нас резерв топлива, – парировал их просьбы командир «Лунохода-2». – Не хватало, чтобы нам не достало мощности выбраться из какой-нибудь расщелины.

Он привирал, перестраховывался, все знали, если машина соскользнет в настоящую расщелину, выбраться она уже не сможет ни в жизнь. Но в то же время все они ведали, что значит возможность энергетического маневра. Однажды луноход поволокло юзом. И не просто поволокло, а в сплошную неизвестность. Ведь, к сожалению, как и первый автомат, он тоже не имел кругового обзора – конструкторы экономили в граммах, что уж было говорить о какой-то подвижной штанге с фотокамерой. Так вот, луноход поволокло вправо, затем снесло вниз по склону. Метеориты, бомбардирующие Луну, не выбирали – им было все равно, где разбиваться и рыть новые воронки – в старых кратерах или на равнинах. После появления изображения, а потом после рассеивания пыли (нет, она явно оседала здесь не в шесть, а в шестьдесят шесть раз медленнее, чем на Земле) законсультированный до бесчувствия старший лейтенант Латыпов решился тронуть «Луноход-2» вперед. Однако… Решение пришло интуитивно, или, скорее, вспомнилось, – такое уже случилось как-то с «Луноходом-1». Они примкнули сосущую солнечный свет крышку, и это дало не столь уж тяжелой машине дополнительную центровку. Сцепление усилилось и… В общем, они выкарабкались. Нет, никто из них в это время не дрожал за покоящиеся на плечах погоны – они просто не могли подвести доверившуюся им страну.

И, значит… Когда Николай Еременко отсекал их просьбы встречной жалобой на ресурс, бортинженер Мосензов снова складывал молитвенно руки, снова поднимал очи горе и сообщал:

– Я все понимаю, товарищ командир. Однако вы знаете, какие помехи ставит эта найденная нами штуковина, и в курсе, как быстро в тех местах выходит из строя оборудование. Мы не ведаем, сколько попыток захвата позволит нам провести эта самая Аномалия. Я должен взять эту заразу с первого захода. Ибо если не так… Послушайте, Николай Павлович, зачем мы вообще туда едем?

И тогда майор Еременко уступал младшему коллеге, но тоже майору, Леониду Мосензову.

И два офицера, один старший, а один младший, начинали хватать своей одинокой титановой рукой всякую всячину. Надо сказать, что в некоторых местах Луны очень туго с бесхозно валяющимися булыжниками.

– Значит, вы считаете, что с попаданием нашего корабля в другое место сложностей не будет? – с воодушевлением спросил президент Соединенных Штатов.

– Планировщики НАСА не видят никакой проблемы в перенацеливании посадки с Моря Кризисов в Море Ясности. В данном случае, господин президент, коррекция касается только пертурбаций на орбите Луны. Программу взлета с Земли нужно менять только соотносительно с общим сдвигом всей программы полета, – выдал пояснения директор Агентства по аэронавтике и исследованию космического пространства Паул Бикле.

– С точки зрения географии, а уж тем более добрых предзнаменований, поменять Море Кризисов на Море Ясности весьма приятно, – улыбнулся Ричард Никсон. Сегодня он был явно в хорошем расположении духа.

– Все правильно, господин президент, – подыграл директор НАСА. – Кроме того, даже если вся эта активность русских не имеет под собой чего-то действительно стоящего, наш корабль просто выполнит очередную, запланированную экспедицию. Привезет сколько-то килограммов лунного грунта, установит наш флаг в центре кратера Лемонье, астронавты заснимут несколько трюков для телевидения и тому подобное. Так что средства налогоплательщиков не растратятся попусту.

– Помимо этого, мы в очередной раз утрем нос Советам. Покажем им, кто истинный хозяин в космосе, – констатировал министр обороны Лэйрд. – Как скромно умолчали коллеги из НАСА, – министр подмигнул директору агентства, – уже в ближайших запусках, после этого, экстренного, наши парни испытают на Луне созданный конструкторами вездеход, который сможет в два счета обогнать любой из русских луноходов.

– Он, правда, не будет радиоуправляемым, – уточнил Паул Бикле.

– Ну так нам это и не надо, – пожал плечами Лэйрд. – Наши парни запросто гуляют по Луне. Зачем нам мучиться с управлением с Земли? Это игрушки для нищего Советского Союза.

– Ладно, о чем мы говорим? – прервал полемику президент. – Значит, решено. Наша ракета стартует досрочно. Садится в Море Ясности. Грузит эту таинственную штуковину прямо на «глазах» у этих социалистических луноходов и привозит ее нашим физикам. Теллер, как я понимаю, ждет не дождется такого подарка от дружественного научного ведомства. Я угадал?

– Еще как, господин президент, – заулыбался министр обороны.

– И он действительно верит, что эта удивительная вещица существует? Убежден, что она нам пригодится?

– Мы ведь исходим не только из данных разведки, господин президент, – вмешался в разговор директор АНБ Гейлер. – Мало ли что могут наизобретать эти помешанные на Марксе головы. Но ведь наши радиотелескопы – сразу несколько, – расставленные в разных районах материка, зафиксировали всплеск в радиодиапазоне.

– Спектр аномальный, – добавил директор НАСА, – мы покуда не придумали, каким из существующих природных процессов можно вызвать подобное явление. Тем более искусственно.

– И штучку можно будет использовать?

– Если это действительно так называемая белая дыра, то все может случиться, – пояснил Паул Букле. – Для меня, как ученого, имеют значения даже просто новые знания. Но случиться может действительно все. В этом ключе, господин президент, меня расстраивает то, что исследованием данного явления будет заниматься столь ярый милитарист, как Эдвард Теллер. Может, стоит расширить круг посвященных в дело ученых?

– Это успеется, господин директор, – с некоторой досадой ответил Ричард Никсон. – Рано делить шкуру неубитого медведя.

– Разумеется, эту штуку надо у Советов украсть, – сцепил ладони в замок министр обороны. – Не знаю, как для мирной жизни, но уж для войны они найдут, как ее использовать.

– Понятное дело, – снова заулыбался Никсон. – А вот наш «миротворец» – Эдвард Теллер – будет ее исследовать исключительно для мирных целей.

И все от души рассмеялись. Они наслаждались своим всесилием в космосе. Ведь корабли марки «Аполлон» уже дважды успешно садились на поверхность спутника Земли.

Даже если бы «Луноход-2» являлся полностью автономной системой и действовал по программе, заложенной в кремневые извилины, то и тогда бы на Земле легко определили момент, в котором он извлек из лунной пыли таинственную Аномалию. Здесь, правда, не присутствовала мистика, сходная с известным случаем по поводу вскрытия могилы завоевателя Тимура, произведенного, вопреки предупреждающей надписи, 21 июня 1941 года в СССР. Что случилось на следующий день, знают все. Об извлечении Аномалии, точнее, о сопроводившем сей процесс событии, узнали на планете-метрополии мгновенно. Необъяснимый электромагнитный всплеск взбудоражил большинство радиолокаторов мира. Те из приборов, что работали в паре и «смотрели» в нужную сторону, смогли – кто точно, кто грубо – определить местоположение источника. Разумеется, связать это конкретно с кратером Лемонье, и тем более с работой «Ходока», могли только те, кто был в курсе происходящего. Для специалистов другой, не космической ориентации секундный сбой в работе подвластных систем мог трактоваться только как досадная помеха. Поскольку она не повторилась, вникать в ее суть не имело смысла: настоящее научное мышление не занимается недублирующимися процессами.

Так что, по большому счету, на электромагнитный всплеск обратили внимание только случайные радиоастрономы, но их официальной реакции требовалось еще дождаться. Времена Интернета покуда не наступили, а значит, статьи и заметки по поводу странной активации Луны должны были еще дождаться своей очереди на публикацию в специфических узкоспециализированных журналах. Кто знает, может быть, они бы даже не протиснулись сквозь редакторскую цензуру?

Однако те, кто следил за кратером, носящим французскую фамилию не забавы для, очень сильно насторожились. Еще бы, учитывая триста восемьдесят тысяч километров – приличную дистанцию даже для сфокусированных сигналов, – что можно предположить о мощности всплеска там, в эпицентре? Например, американская техническая разведка АНБ была в шоке. Бог знает, что там сотворили русские, но почему бы не предположить, что они испытывают на Луне какие-нибудь сверхмощные электромагнитные бомбы, способные одним махом вывести из строя всю североамериканскую систему раннего предупреждения о ракетной атаке?

Однако советские наблюдатели из Центра дальней космической связи, расположенного в окрестностях курорта Евпатория, прекрасно ведали, в какой именно момент произошел выброс электромагнитной энергии. Это случилось именно тогда, когда титановая лапа добравшегося до места «Лунохода-2» врылась в почву, ухватила найденный первой машиной таинственный точечный объект и, вложив в усилие все причитающиеся в максимуме киловатты, извлекла Аномалию из почвы, точнее, из лунного туфа.

Перед магнитным «взрывом» команда Николая Еременко успела получить несколько слайдов происходящего. На последних двух перед камерой четко просматривался четырехпалый титановый манипулятор, держащий над ямой нечто не слишком большое, но достаточно расплывчатой формы, дающее на черно-белом фото засветку. Приблизительно такую же «засветку» получили и другие, не оптические системы лунохода, способные наблюдать за окружающим миром.

К сожалению, эти изображения и данные бортовых магнитометров оказались последним «приветом» Земле. После электромагнитного шквала связь с машиной прервалась.

– Обидно, что станция «Луна-21» не способна снова стартовать, – жаловался как-то один из создателей луноходов Олег Генрихович Ивановский академику Келдышу. – А то можно было бы выкопать эту Аномалию и оттранспортировать ее обратно на взлетную ступень. А там – взлет, полет, посадка – и вот она уже тут, на лабораторном столе, под электромагнитным или каким там надобно колпаком.

«И не пришлось бы рисковать людьми. Посылать их туда на не до конца проверенной технике», – думал по этому поводу руководитель советской космической программы.

Теперь эти мечты-сетования Ивановского не имели никакого значения. Автономная машина подвела. Точнее, она не выдержала напора таинственной Аномалии. После случившегося имеет «Луна-21» взлетную ступень или не имеет, стало абсолютно равнозначно: «Луноход-2» все равно не смог бы к ней вернуться. По этому поводу можно было скрипеть зубами, но не имело никакого смысла распекать того же Ивановского или, например, ленинградское НИИ, специализирующееся обычно на танковых шасси, а теперь для разминки разработавшее ходовую часть лунной машины.

Уже после случившегося с «Ходоками» стало ясно, что защита луноходов не соответствует заданию. «Луноходу-1» достаточно было только соприкоснуться с Аномалией, чтобы почти все его системы перестали работать. Но проходящий испытания на «лунодроме» под Симферополем «Луноход-2» уже не поддавался переделке. На это просто-напросто не имелось времени. Да и вообще, допустим, ленинградский НИИ подзанял бы у родного танко-тракторного завода две-три тонны брони и умудрился бы навесить ее на лунного странника, что с того? Пусть даже теоретически, это бы спасло ситуацию? Если бы даже несчастный «Луноход-2» сумел утянуть на себе дополнительную поклажу (благо на естественном спутнике это бронирование будет вшестеро легче), то все равно: где взять посадочную станцию нового типа, способную доставить нечто потяжелее восьмисоткилограммового четырехосного механизма?

И главное – что необходимо предпринять теперь? Разрабатывать принципиально новую, причем узкоспециализированную машину нужно годы, пусть – месяцы. Да и кто в правительстве поддержит идею ее разработки?

Где-то в цехах имелся недособранный «Луноход-3». Кое в чем он планировался более совершенным, чем предыдущие, но ведь и он не был танком. Да и вообще, по нормальным срокам его окончательная сборка ожидалась не ранее семьдесят четвертого года. Кто будет дожидаться? В настоящее время и разведывательные спутники, и агентурная сеть ГРУ докладывают об активизации потенциального противника на мысе Канаверал. Срочно готовится к запуску новый «Аполлон». Мы что, хуже американцев? Да, мы проиграли первый акт покорения соседнего небесного тела. Но до сего момента на карту ставился только престиж. Сейчас… черт знает, что поставлено на кон сейчас. Возможно, все будущее социализма? И почему бы, собственно, нет?

Разумеется, никто не может гарантировать, что эта таинственная Аномалия не способна с такой же убийственной эффективностью воздействовать и на людей. В мире, по-видимому, действует военное правило: там, где не прошли танки, продвинется пехота. Что с того, что эту пехоту доставят к месту «боев» на ракете? Пехота, она пехота и есть, тем более что, в отличие от астронавтов, у наших покорителей Вселенной еще не имеется «лунного багги». Чем-то в этом роде мог бы послужить «Луноход-3» – предусмотрено в нем специальное место для водителя и дополнительный пульт управления. Однако, по докладам ГРУ, перспективный американский «багги» обязан развивать до тринадцати километров в час – недостижимая для «Ходоков» скорость. И тем не менее пусть мы даже отстали от Америки в кое-чем, значит ли это, что мы должны уступить в решительности? Может ли строй, направленный в будущее, пасовать перед теми, чья революция уже скрыта веками?

Ничуть не бывало. Но на всякий случай мы не будем афишировать запуск, как это наверняка сделают янки. Мы проведем все секретно. Сейчас престиж побоку, а там видно будет. Естественно, все это только в том случае, если высшее руководство даст окончательное добро. Мстислав Всеволодович Келдыш, руководитель советской космической программы и президент Академии наук, готовился к очередной встрече с Генеральным секретарем ЦК.

– Ну что, Мстислав Всеволодович, переживаете? – Каменное лицо Генерального секретаря выражало полное безразличие, только огромные брови шевелились, живя своей жизнью.

Академик Келдыш почувствовал, что волнуется, как в студенческие годы на экзамене. В действительности ставки были гораздо выше, чем тогда. За непродуманное решение можно поплатиться лишением должности и всех связанных с нею привилегий. Но, разумеется, дважды Герой Социалистического Труда волновался не за это. Давно ставшие атрибутами жизни дачи и персональные «Волги» его мало волновали. Главным было дело, которому он посвятил жизнь. И именно здесь, в долгосрочной программе освоения космоса, как бы сводились в зримое материальное воплощение достижения всех других направлений науки. Успех здесь с лихвой оправдывал все затраты. Он прибавлял козырей во время принятия бюджета, причем не только в космические отрасли. Стоило намекнуть, что та или иная разработка косвенным образом коснется освоения пространства, как деньги тут же находились. Даже при внезапных эксцессах, когда в ту или иную область познания срочно требовались дополнительные вложения. Пожалуй, именно за счет космонавтики преуспевала в настоящее время астрономия. Тут происходило то же самое, что и с физикой элементарных частиц. Всякому было понятно, что в Центральном Комитете вряд ли кто-то серьезно интересовался кварками, однако на исследованиях этих направлений настаивали те же самые люди, что разрабатывали водородные боеголовки и термоядерные реакторы. Как можно было их заподозрить в пустопорожнем транжирстве народного достояния?

И потому стремление к атомному паритету способствовало возведению в окрестностях Москвы новых синхрофазотронов, не виданных в более богатых странах размеров, а очередные витки «Союзов» в околоземном пространстве позволили обосноваться в горах Кавказа самым мощным в мире телескопам. И ни то, ни другое не было блефом, подобным китайскому рекорду в выплавке чугуна.

И именно исходя из совокупности этих причин, из-за фокусировки почти всей остальной науки на космонавтике и волновался академик Келдыш. Роскошные дачи и очередные ордена Ленина были тут действительно ни при чем.

– Не волнуйтесь так, Мстислав Всеволодович, – участливо сказал ему Брежнев, потрепав по плечу. – Мы тут с товарищами все обсудили и решили, что предложенная вами кандидатура весьма и весьма приемлема. Тем более… Разве у вас есть другие варианты?

– Варианты есть всегда, Леонид Ильич. Мало ли что может случиться? Нельзя зацикливаться на единственном. Разумеется, у нас имеются дублеры.

– Пусть они, наверное, и останутся пока дублерами, Мстислав Всеволодович, – глава самой мощной в мире партии сел и возложил на стол свои огромные ладони. – Мы с товарищами из ЦК взвесили высказанные вами аргументы. Все действительно так. Даже товарищ Андропов счел это весьма остроумным решением. Ведь и в том, и другом случае – в смысле и при хорошем и при плохом, то есть нежелательном исходе экспедиции – если истинная правда просочится наружу, ей никто не поверит. Она покажется из ряда вон выходящей нелепостью.

– Совершенно верно, Леонид Ильич.

– Вот и мы с товарищами так думаем.

И тогда президент Академии наук СССР и Герой Социалистического Труда Келдыш перевел дух. Он добился победы здесь, в кремлевских эмпиреях. Теперь те, кого он выбрал, должны были повторить его подвиг и обеспечить успех там. Разумеется, здесь против руководителя космической программы были только люди, а там – безразличная к победам и поражениям природа. Точнее, будем надеяться, только природа. Та самая, от которой мы не должны ждать абсолютно никаких милостей.