…всем моим близким, любимым, дорогим
В оформлении обложки использован рисунок автора «Лунная танка», бумага, карандаш, акварель, 2008 г.
Он не смог бы объяснить, почему это вошло в привычку. Даже не в привычку, а в какую-то неодолимую страсть, навязчивую идею. Почему это делало его жизнь осмысленной и дисциплинированной, а его самого решительным и энергичным.
Всё началось с того, что он банальным образом потерял работу: попал под сокращение штатов. Частная компания, на которую он честно «горбатился» не один год, не выдерживая дикой конкуренции, грызущей её со всех сторон, сворачивала свои дочерние предприятия. И он, как и многие, занятые доселе нужным трудом, занимающие какие-то должности и вдобавок ко всему этому получающие зарплату, остался не у дел. Это жестоко ударило по его самолюбию. Что-то надломилось в нём. Работа, которая ему нравилась, которой он посвящал почти всё своё время, выходя иной раз и в выходные, и в праздники, в один прекрасный день закончилась. Закончилась простым уведомлением о расторжении трудового договора. Он и не подозревал, насколько до этого был болен работой. Радея за каждую мелочь, стараясь всячески угодить начальству, предоставляя отчётность с немецкой пунктуальностью, занимал доверенную ему должность. И вот теперь ему катастрофически не хватало этой работы. Конечно, можно, и даже нужно было бы найти работу не хуже а, может быть, даже и лучше. Здоровому человеку средних лет, за плечами которого два высших образования, безработица не грозит. Но он ушёл в себя, замкнулся, никого не желая слушать. Друзья, знакомые, бывшие коллеги по работе, даже жена не могли ничего добиться от пустого места, которое он собой в данный момент представлял.
Жена, не связанная с ним ни детьми, ни тем чувством, что испытывала к нему три месяца до свадьбы и два после, бросила его. Оставшись один, он бесцельно ходил по квартире, не думая ни о чем ином, как о том злополучном дне, когда по электронной почте пришло письмо о ликвидации ряда подразделений фирмы. Он возненавидел этот день и эту фирму. Он со злостью строил планы подорвать всю компанию, или хотя бы её головной офис. Но, когда возбуждённый мозг касался деталей терракта, он понимал всю безрассудность этой затеи, и вскоре и вовсе отказался от неё.
За неделю запасы еды в холодильнике истощились. Всю неделю он жил в бредовом состоянии: не понимал, чем питался и питался ли. Всё происходило как во сне: обрывки телепередач, огонь газовой плиты, звонки в дверь… Всё казалось каким-то надуманным, слепленным из чужих пересказов чьей-то жизни, склеенным из нелепо подобранных эпизодов видеофильмов, подобно анонсам вначале «пиратских» кассет на непонятном языке…
И только сильнейшее чувство голода смогло вывести его из этого состояния. Точно щёлкнули выключателем, и доселе непроглядная тьма обернулась уютной комнатой. Он сидел на диване, уставившись в телевизор, когда сознание вернулось к нему в полноценной форме. Шла передача, где приводились статистические данные: сколько людей в нашей стране добровольно уходят из жизни. Мысль о суициде, до этого незнакомая и пугающая, сейчас поразила его своей простотой и логичностью. В ней не было ни жалости к себе, ни обиды на жизнь, ни истеричности кому-либо отомстить или что-либо доказать своим поступком. Была просто решимость. Нужно сделать – и всё. Нужно-то, нужно, вопрос в другом – как? В каждом из нас где-то глубоко-глубоко сидит художник. И теперь этот глубоко сиделец вылез на свет. Ему безумно захотелось обставить свой уход красиво. Он даже обрадовался, что можно это сделать красиво. Перебрав множество вариантов поквитаться с белым светом, он остановился на одном, как он сам назвал, – элегантном. Купить (благо в наше время это вполне реально) на чёрном рынке револьвер системы Нагана… Именно «наган», ни ТТ, ни «Макаров», ни какой-либо иной пистолет – а «наган»… И застрелиться. У него даже перехватило дыхание от восторга, когда он представил этот легендарный пистолет. С юношеским задором он представил себя офицером, которому выпала честь застрелиться. Всё только упиралось, как всегда, – в сумму, которую необходимо выложить за «элегантную смерть». Через час у него даже потемнело в глазах, настолько он напряженно думал, лихорадочно ища решение, где же взять деньги. И, кажется, он готов был выбежать на улицу и задать этот вопрос первому встречному. Он так бы и сделал, в отчаянии вскочив с дивана, если бы его взгляд не упал на компьютер, вот уже которую неделю пылившийся без дела. Решено. Но сначала нужно поесть, как-то недостойно «красиво» уходить из жизни на пустой желудок. Нужно купить еды и… шампанского.
Револьвер лежал в ладони как влитой. Вороненый, пахнущий оружейным маслом. Сжимая рукоять с немного истёртыми черными накладками, он чувствовал скрытую мощь смертоносного оружия. Сила, которая заставляет трепетать тебя всего, ощущать непонятное волнение, всецело охватывающее и заставляющее сердце биться быстрее. Вопросы, подобные тому: «смогли бы вы убить человека?», – становятся жалкими и несерьёзными в такие моменты. Возьмите в руки настоящее, готовое к бою оружие, и я уверен ваш ответ будет утвердительным. Давно подмечено, что именно оружие делает из простого человека воина, внушает ему уверенность, превосходство над другими, подчиняет своей воле. Удивительным образом меняется мировоззрение, точно ты обладаешь той властью, которая возвеличивает тебя над остальными. Вы никогда не задумывались, почему люди, в совершенстве владеющие одним из видов искусств рукопашного боя, настолько уверены в себе, спокойны в любых ситуациях, и их невозможно вывести из эмоционального равновесия? А ведь это тоже оружие. Нечто подобное чувствовал сейчас и наш герой. Злорадная улыбка не сходили с его губ, когда он гладил его, целился в предметы домашнего обихода, эмитировал отдачу от выстрелов. И при мысли, что когда-то (вполне вероятно) кто-то был убит из этого «нагана», возбуждала необъяснимое чувство радости, гордости за честь держать его в руках.
Только об одном он сейчас жалел: нельзя было заполнить комнату музыкой – проданный компьютер до сих пор ощущался каким-то опустошенным уголком. К данной мистерии подошла бы классика: проникновенная, нагнетающая и пугающая. Он откупорил бутылку с шампанским, налил фужер и задумчиво посмотрел сквозь него на зажженную свечу. Затем, сделав глоток, поставил фужер на стол и закурил. Он наслаждался ясностью и пустотой в голове. Впервые за многие годы он ощущал свободу. Он готовился умереть, и это его не пугало. Его не мучила совесть, не тяготила привязанность к жизни. Он докурил и снова взял в руки пистолет. Нажал на рычаг – барабан «отошёл» в сторону. Вынув патроны, долго и внимательно смотрел на них, изучая и пытаясь понять, как такие маленькие с виду пули несут такую колоссальную энергию, убивающую человека. Наугад выбрал одну из семи смертей и вложил её в патронник.
Ствол неприятным холодом коснулся виска. Нет, так слишком просто. Он допил шампанское и крутанул барабан – а теперь будь что будет… И всё-таки что-то дрогнуло в нём. Он задрожал, всё внутри сжалось и лихорадочно забилось. Его бросило в пот. Нет, он не испугался, быть может, это только волнение, какое всегда бывает перед важными поступками в жизни, поступками, определяющими жизнь, или, как в его случае, определяющими смерть. Стоило невероятных усилий заставить себя положить указательный палец на спусковой крючок. Он долго не решался нажать его, чувствуя в груди ураган противоречивых эмоций. Если бы кто-то видел его в эти секунды со стороны, то мог бы предположить, что он просто растягивает удовольствие. И всё же… он нажал…
Раздался сухой щелчок. Он всё ещё был жив. Удивлению не было предела. Он просто был уверен, что барабан остановится на том из семи патронников, в который вложен боевой патрон. Неужели удача пришла к неудачнику? Что ей нужно, этой строптивой деве, у него? Или это адская насмешка над несчастным перед смертью? Крутанув ещё раз барабан, он уже без колебаний дёрнул крючок, и – вновь курок с тихим треском ударился в пустоту. Снова и снова он вращал смерть вокруг оси. Он даже сбился со счёта. Но ничего не происходило. Проверив, на месте ли патрон, он поменял его, подозревая, что первый отсырел. Всё повторилось. Третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой… Ни один из них не давал положительного результата. Тогда, взбешенный, разъяренный от негодования, готовый собственными руками удавить того, кто продал ему этот револьвер и эти патроны, он вложил их все и выпустил в стену… В стене зияло семь углублений. Колдовство какое-то! Он повторил всю комедию от начала до конца. Налил… Глоток… Закурил… Зарядил один патрон… Частые щелчки вращающегося барабана… И – ничего. Вторую партию проверять было бессмысленно: он просто подогнал так, чтобы курок наверняка ударил капсюль. Выстрел – и абажур настольной лампы в дальнем углу разлетается вдребезги. Он долго сидел не двигаясь, ошарашенный, боясь что-то вспугнуть. А вот что это «что-то», что-то мистическое, безусловно важное, значимое?… Он задумался, потом откинулся на диван и засмеялся. Смеялся долго и истерически надрывно, слёзы текли из уголков глаз, и сквозь их туман мир стал казаться не таким, как прежде. Это как какое-то озарение или прозрение. Что-то в нем начало движение в противоположную сторону. Проблема, которая до сих пор была катастрофична и ужасающе непреодолима и которая своей мнимой несовместимостью с жизнью толкала его на суицид, сделалась незначительной настолько, насколько может быть атом незначителен перед вселенной. Он открыл в себе то, что до этого ни коим образом не проявлялось. Да я, с моим везением, рассуждал он вслух, могу горы свернуть… Я, которого даже пуля не берёт…
Прошёл год с тех пор, как он потерял работу, и от него ушла жена. За этот год он во многом преуспел. Открыв в себе талант коммерсанта, он брался за любое дело, будь оно легальным или нелегальным. Он проворачивал гигантские аферы, за одну ночь делая деньги, которых многие не заработают и за двадцать жизней. Он рисковал, рисковал по-крупному, не испытывая ни малейшего чувства страха. Его соратники, закоренелые преступники, могли только удивляться, как экстремально он играл со смертью. Одним только поведением он заставлял дрожать конкурирующих «воров в законе». Его положение в обществе также стремительно взметнулось ввысь и вскоре достигло апогея. Вход в кабинет к чиновнику любого ранга, даже наивысшего, для него был не просто открыт, его всегда ждали, как провидения. Не стоит даже приводит те цифры, какими исчислялось его состояние. Дома и виллы, разбросанные по всему миру… Автомобили, яхты, игорные клубы… Бордели, где каждая проститутка стоила, как квартира в Урюпинске… И всегда и повсюду с ним был, как амулет, как талисман, как оберег, тот самый револьвер системы Нагана. Он уже не представлял жизни без него. Чувствовать спиной, что он за поясом, стало нормой. Пистолет стал ещё одним членом его тела, неразрывно связанным с плотью нервной системой. Казалось, он чувствует этим пистолетом, как пальцем или щекой. День изо дня, когда наступали сумерки, он проводил один и тот же ритуал. Он запирался в комнате, плотно задёргивал шторы. Зажигал свечу, открывал непочатую бутылку шампанского. И крутил барабан. Казалось, что теория вероятности над ним не властна: наверное, сама Удача пожизненно одарила его страховкой. Этот ритуал вошёл у него в привычку, в зависимость, как от морфия. Будто крепкий чёрный кофе по утрам, без которого невозможно отойти от сна, стимулировала она его, давала энергию и вдохновение. Как мусульманин боится пропустить намаз, так и он боялся пропустить время, чтобы встретиться со смертью и, заглянув в её глаза, остаться живым. Он ухаживал за револьвером так нежно и любяще, как, быть может, не ухаживают за единственно любимым питомцем. Чуть ли ни каждый день разбирал, собирал, смазывал… В любых коммерческих переговорах он ставил его главным аргументом. И за это снискал себе уважение в глазах не только простых бизнесменов, но и отъявленных, отчаянных головорезов, коими полон большой бизнес.
***
…Её звали Елена. Знакомство с нею произошло до смешного банально: он отбил её у уличных хулиганов, причем прострелил одному колено, другому руку. Вечером после ужина в дорогом ресторане, за бокалом «Мадам Клико» она призналась, что давно ищет настоящего мужчину для серьёзных отношений, на которого можно было бы положиться даже в такие моменты, как недавно произошедший. Её папа – крупный банкир, чьё состояние легко сопоставимо с бюджетом одной из отсталых стран. Сама же она, долгое время прожив в Европе, получила блестящее образование юриста, но знания на деле до сих пор применить так и не получилось. Руки её уже давно добиваются множество преуспевающих и талантливых мужчин. Существует только одно «но», один критерий, по которому она до сих пор не смогла найти свою «половинку». Перепробовав множество мужчин, она не была удовлетворена в интимном плане ни одним из них. По её словам, она страдала от избытка романтичности, т.е. мужчина должен был неисчисляемое количество раз «разжигать огонь в её горниле страсти», а попадались лишь тлеющие фитильки. Претендент должен обладать такой продолжительной мужской силой, чтобы смог не только утолить её желание, но и утомить её, чего ещё не удавалось никому.
Ему удалось. По началу, конечно, было всё как-то вяло: по сути, он даже и не хотел её, эту богатую сумасбродку и нимфоманку, не отличающуюся ни привлекательностью, ни сексуальностью, от своей сытости и безделья страдающую хандрой. Он уже читал в её глазах глубокое разочарование, когда в интимной близости, при откровенной наготе не обнаружилось даже зачатков того, чего она желала увидеть. Никакие ухищрения, в каких оказалась она искуснейшей гейшей, и от которых даже давно отчаявшийся джентльмен воспрянул бы духом, не давали положительных результатов. Вне себя от бешенства и огорчения, которое она считала за оскорбление её душевных порывов, Елена стала поносить его последними словами и в грубой форме просить покинуть её и её дом.
«Ты, значит, хочешь утомиться?..» – закричал он и опрокинул женщину на постель. Через мгновение он скрылся в соседней комнате, оставив её в полном негодовании. Спустя десять минут он вбежал в комнату и буквально бросился на неё… Елена не могла понять, почему он после каждого акта уходит в соседнюю комнату и возвращается уже полный сил и возбуждённый. Чем он занимается там, и что его так возбуждает? Эти вопросы её мучили до самого утра, но она не решалась задать их вслух – боялась вспугнуть его вдохновение. Утром же она не просто «утомилась» – она выла от боли и просила прекратить пытку любовью.
«Что же ты всё-таки делал за дверью?» – набравшись смелости спросила Елена.
«Крутил барабан» – загадочно ответил он. И как бы ни просила она пояснить ответ, он только таинственно улыбался.
***
…Была суббота. Елена, беременная ещё одним мальчиком, третьим их сыном, грелась голая в шезлонге на берегу тихого океана. То, что она беременна, она узнала недавно, и теперь её душу опять, уже в третий раз, согревала мысль о будущем новорожденном. Она поглаживала пока ещё плоский живот, ласково глядя на него, и представляя, каким он будет, этот мальчуган. Полуостров был их собственный, граница владений, где находились части его собственной пограничной охраны, была в нескольких километрах отсюда, так что ни единая душа не могла нарушить их уединения. Прислуга, состоящая в основном из женщин и обязанная волей контракта никогда не покидать полуостров и, кстати говоря, тоже обходиться без всякой одежды, конечно, была не в счёт. Правило «натуральности» смягчалось только для мужской половины слуг: им разрешалось ношение набедренных повязок. Сами же они вот уже вторую неделю, с момента прибытия в этот Эдем, все время ходили обнаженные, как Адам и Ева, мнив себя некими полубогами из греческой мифологии. У каждого свои причуды, тем более у богатых: кто-то покупает спортивные клубы, кто-то вкладывает деньги в благотворительность и получает из неё ещё большие барыши – они же создали себе рай на земле. У ног мамы возились два мальчика, одному было семь, другому пять. Отец был в доме, он не любил загорать нарочно, и, наверное, был занят тем своим скрытным делом, каким занимался который год их совместного брака втайне от неё. Как ни старалась она, ей так и не удалось узнать, что он от неё скрывает, уединяясь и не допуская никого, даже жену. Оставалось строить только догадки, от криминальных до мистических, и от мистических до неприличных. Повсюду, когда они были вместе, он не изменял своей привычке: в отелях он просил номера с дополнительной комнатой, которая бы закрывалась на ключ, с плотными занавесками или жалюзи. Даже на высоких раутах он просил всех извинить его и спешил откланяться. Затем возвращался свежий, сразу похорошевший, с огоньком в глазах. Всегда чувствовалась разительная перемена во всём его облике: сразу пропадала нервозность, подавленность и усталость. Закрадывалось подозрение, не употребление ли наркотических препаратов давало столь явный эффект физического и психического возбуждения. Сколько бы она ни старалась, оглядывая руки и ноги мужа, ища следы от инъекций, принюхиваясь, не пахнет ли чем-нибудь странным, не смогла подтвердить свои подозрения. Втайне от него она носила на экспертизу стаканы, которые оставались после его «обрядов», вещи, которые он носил, даже окурки. Но экспертиза ничего не дала. Поиски каких-либо таблеток тоже не увенчались успехом. Да и во всём его виде не было ничего такого, что могло бы выдать его за наркомана: всегда абсолютно ясный взгляд, ни малейшей дрожи в руках, и поведение перед уходами в соседнюю комнату никак нельзя было назвать «ломками». Долгое время она гадала, не занимается ли он оккультизмом, но, проштудировав уйму литературы по данному вопросу и не найдя сходств ни с одним культом, она перестала ставить оградительные символы повсюду, где он был. Иногда это её пугало, иногда выводило из себя, а вечный ответ «кручу барабан» просто бесил. Только одно останавливало её нанять детектива: его необузданность в амурных отношениях, низвергающихся после отлучений. Постепенно она свыклась с его причудами и старалась не обращать на них внимание. И сейчас, она уверена была, он под видом того, что ему нехорошо от жаркого солнца, оправился отдаться этому занятию. Она знала это наверняка, потому что, как и пять минут назад, перед каждым, так сказать, сеансом он делался нервным, возбуждённым и страдающим от нехватки воздуха.
Елена прикрыла глаза и припомнила, как этим утром они, оставив малышей на попечение няни-негритянки, с которой он иногда делил постель, против чего Елена, впрочем, никогда не возражала и даже приветствовала, уставая от его неутомимости, удалились в глубь джунглей. Вообще-то ради того, чтобы заняться любовью, они и не стремились к уединению, не стесняясь даже верзилу-повара, позволяющего себе бестактные шутки, глядя на их игры, – просто ей сегодня захотелось романтики. Представить себя амазонкой в девственных лесах, похищенной аборигеном, диким, ужасным и страстным любовником. Они долго бегали между пальм, кричали и смеялись, целовались под радужной струёй воды, сбегающей с небольшого утёса… Она ещё ощущала то отрывистое, учащённое дыхание, бившееся горячим воздухом о кожу спины, когда он, содрогаясь и крепко обнимая её, стоял позади… Как затем она смеялась над ним, видев почти нешуточную обиду в его глазах, когда она вырвалась из объятий, не позволив довершить начатое. И, убегая по кромке моря, приглашала догнать её… Потом в искусственной бухте они плавали среди стайки ручных дельфинов и кормили в специальных вольерах кусками свежего мяса акул… Позже они вовлекли в любовную игру одну из служанок, и Елена только созерцала происходящее. Затем поменялись ролями… Навещали животных в своём собственном зоопарке, занимающем огромную территорию, с множеством клеток, вольеров, питомников, аквариумов. Смотрели вчерашний приплод у львицы. У этой клетки он её, нежно обняв, поцеловал и сказал, что и её черёд уже скоро, каких-то девять месяцев… Она счастливо улыбнулась. Жизнь удалась. Любимый муж, дети, персональный рай – о чём ещё можно мечтать. Елена начала уже дремать, как её встревожил неожиданный звук, какой-то хлопок, как будто разорвался газовый баллончик для зажигалок. Она вскочила с шезлонга, напряженно всматриваясь в сторону дома, откуда донёсся хлёсткий, приглушённый взрыв. Всё похолодело от дурного предчувствия. Она не знала ещё, что произошло, но сердцем почувствовала, что произошло что-то неотвратимое, что-то неизбежное, что-то, что должно разрушить их идиллию…
… Прибежал повар, большой, несуразный, с огромными руками и короткими ногами человек, и дрожащим голосом прохрипел, что хозяин застрелился…