Зазеркалье
Вот написала я про свое безрадостное и тяжелое детство, и пришла мне в голову мысль, что если мы будем комплексовать и плакать, то обязательно на нашем жизненном пути встретятся люди, которые посмеются над нами и подкинут нам пару-тройку лишних комплексов. Если нас будут бить, а мы при этом будем падать, значит нас будут бить и дальше, и так всю жизнь, пока мы твердо и громко не скажем: «Все! Стоп!» И вероятно, сами люди не могут быть однозначно «плохими» или «хорошими», все зависит от того как мы позволяем или не позволяем им с собой обращаться. Ту, свою детскую жизнь, я называю «Зазеркалье». В «Зазеркалье» безобразно искажено до неузнаваемости все: сами люди, их поступки и слова, все события. «Зазеркалье» – это самое дно, какой-то низший слой ада, случайно попав на который нужно всеми правдами и неправдами немедленно карабкаться наверх, как бы невероятно сложно это не казалось. «Зазеркалье» засасывает. В нем нет радости и счастья, нет душевного равновесия, а лишь видимость полной безысходности, тоски и отчаяния. Но выбраться можно ото всюду. Даже из «Зазеркалья». После моего триумфального выхода из этого ада, судьба еще не раз пыталась сбросить меня обратно, как бы играючи проверяя: выстою или нет? Иногда я сама совершала глупые ошибки, граничащее с «Зазеркальем», но мне удавалось их молниеносно исправлять и удерживаться на своей прекрасной линии жизни. И все так и было, пока все же, в один дождливый день, я снова туда не попала…
Случилось это несколько лет назад, когда я почувствовала сильную боль в левом тазобедренном суставе. Поскольку общество «здоровых» людей уже давно приняло меня в свои ряды, да и я чувствовала себя физически хорошо более двадцати лет, я совсем забыла, что Болезнь, которая напала на меня в годовалом возрасте была не ангина, ветрянка или какая-нибудь сыпь, а тяжелое аутоиммунное заболевание соединительной ткани, и что последствия такого нападения могут быть крайне неприятными. Сначала я решила, что «пройдет само», потом, поскольку «само не проходило», я стала пить в больших дозах обезболивающее и растирать сустав различными мазями. Мой мужчина каждый день делал мне массаж, но и это едва ли помогало. Мое физическое и душевное состояние с каждым днем становилось все хуже. С ужасом я заметила, что левая нога стала как-то короче правой и все тело искривилось в одну сторону. Походка оставляла желать лучшего. Прохожие стали оглядываться на меня, шептаться за моей спиной и я начала стесняться ходить при ком-то. А это первый признак попадания в «Зазеркалье»! Адские боли нарастали и я решила пойти в медицинское учреждение, которое носило название созвучное с моим заболеванием. Я специально не пишу название больницы, так как не хочу обидеть ХОРОШИХ врачей, а ведь они безусловно и однозначно там работают. Дело в том, что они никак не могли мне встретиться в «Зазеркалье», в которое на том момент я уже, к сожалению, крепко попала. Я пришла в это медицинское учреждение. О своей Болезни на тот момент я не знала ничего. То есть – совсем ничего. Знала только то, что заболела ей в годик и что никогда не лечилась от нее, но осталась запись того времени, когда мне поставили страшный диагноз, причем уже в последней, четвертой стадии. До того момента, о своей Болезни я не вспоминала много – много лет. Разрушенные суставы меня не беспокоили и я вообще на них не обращала никакого внимания. Гнулись, да и ладно. За двадцать с лишним лет, я никогда не встречала людей страдающих подобным заболеванием. Я понятия не имела, что этот диагноз обычно приводит к первой нерабочей группе инвалидности, причем в самой жесткой её форме. У меня самой никогда не было инвалидности и к врачам я не обращалась, кроме собственно, того единственного раза, когда мама в моем глубоком детстве забрала меня из больницы и не позволила лечить «убойной» терапией. По этому, на момент моего прихода к врачам я понятия не имела о всей тяжести своего заболевания. Я была уверена, что сейчас мне дадут какую-нибудь волшебную таблетку, у меня все пройдет и я приспокойно уеду домой. Но в «Зазеркалье» такого не бывает.
Мне объяснили, что прежде чем со мной будет разговаривать врач, я должна сдать развернутый анализ крови и сделать рентген всех имеющихся у меня суставов. Я послушно все это сделала и пришла в больницу. Кабинет врача, к которому я была записана, находился на верхнем этаже и я медленно, превозмогая боль, доковыляла до лифта. Возле лифта стояли два доктора и о чем-то своем разговаривали. Увидев меня, они замолчали и презрительно (именно презрительно!) посмотрели на то как я едва передвигаюсь. Один из них сказал:
– Ну и чего ты к лифту пришла?! По лестнице иди! Лифт только для врачей!
Мои боли были настолько сильными, что я была близка к обмороку только от одной мысли идти по лестнице.
– Вы шутите? Я не могу по лестнице! Я ходить не могу!
– На своих ногах, значит можешь ходить! – аргументировал второй доктор: – Иди по лестнице!
Подъехал лифт, врачи зашли в него, меня в лифт не пустили. Лифт уехал. От боли, от издевательства докторов и от отчаяния я готова была кричать на всю больницу, но мне все же удалось в тот раз уехать на последний этаж, на другом, во время подошедшем лифте. Как оказалось потом, это не только надо мной так зло пошутили врачи. Действительно, несчастных людей с больным опорно-двигательным аппаратом они не пускали в лифт. И эти бедолаги, кто на костылях, кто с тростью, тяжело дыша и едва передвигаясь карабкались вверх по ступенькам. Зато привилегированные и здоровые доктора вольготно разъезжали на лифте. Вот сейчас пишу об этом и кажется, ну КАК такое может быть? Что за издевательство над больными людьми? Нонсенс! Но, поверьте, все так и было, и уже в следующий раз, в этом «Зазеркалье», на лестнице, среди себе подобных, оказалась и я. Точно так же как и все я карабкалась вверх и рыдала от боли.
Рыжеволосая, в «тортиловских» очках, с неприятным тембром голоса, женщина-врач, доктор медицинских наук, глядя на мои снимки покачала головой и сказала:
– Ой, ой, ой! Ужас какой! Как вы с этим живете?
– А что там такое? – удивленно поинтересовалась я, так как заметила, что она смотрела на снимок моих рук, а руки у меня не болели вовсе. Более того, на тот момент я ездила на автомобиле без гидроусилителя руля, поэтому пальцы мои были цепкими, хватка крепкой а мышцы накаченными.
– Все очень плохо. Я бы сказала совсем плохо. Вы говорите больше двадцати лет болеете? Ну да, это видно… А вы знаете, что люди с вашей болезнью столько не живут?
– Ну я же живу! – сказать, что я испытала шок, это не сказать ничего!
– Ну это не надолго…, – продолжала врач, всматриваясь в мои снимки. – Не понимаю, что вы от меня-то хотите? Чего вы пришли ко мне? Раньше надо было лечиться, а теперь уже все, поздно, ничего вам не поможет, – она отложила снимки и взяла результаты моих анализов:
– Да у вас анализы, как на смертном одре! Зато умрете молодой! – докторица явно получала удовольствие от своих слов.
– Да не собираюсь я умирать, что вы такое говорите? У меня бедро болит. Может быть вы подскажите, чем лечить?
Докторица зло рассмеялась:
– Лечить?! Раньше нужно было лечить! Вы опоздали с лечением на двадцать с лишним лет! У вас что, мозгов совсем нет?! И где были ваши родители? И что это за родители вообще такие? Им что, было совсем плевать на своего ребенка? Все! Поздно! Ничего вам больше не поможет! Я первый раз такое вижу! Человек при смерти и никогда не лечился! Да вы знаете какое у вас СОЭ? А С-реактивный белок?
Докторица кричала и апеллировала медицинскими терминами в которых я ничего не понимала. В тот момент я вообще ничего не понимала из того что она говорила. У меня всего лишь болело бедро. Я пришла за медицинской помощью и рассчитывала её получить, и конечно, я даже представить себе не могла, что уже умираю. Я была молода и жить мне очень хотелось!
– Нет! Это ужасно! – причитала докторица, – Как можно было себя довести до такого состояния?! О чем вы думали?! Идите к родителям и скажите им что в вашей смерти виноваты они! Может им хоть стыдно будет! Ну ладно, с родителями вам не повезло, а сама-то что? Уже и сама давно взрослая! Могла бы сходить в больницу, на учет встать! – докторица совсем разошлась. Глаза её блестели, в своей пламенной речи она перешла со мной на «ты»:
– Ладно, попробую для тебя что-нибудь сделать, положу тебя в больницу. Но я ничего не обещаю! Сразу предупреждаю: будем тебе базис подбирать, гормоны колоть, может и будет получше… Готовься! Лежать в больнице придется долго. И запомни: я делаю тебе огромное одолжение! Никто за тебя уже не возьмется! Ты при смерти! В ножки иди поклонись своим родителям за это! Если бы они лечили тебя с детства, ты бы еще пожила… может быть…
Помню, я как-то пыталась оправдаться перед ней, оправдать своих родителей… Мол, не болело же ничего, мы не знали, что все так серьезно…, но докторица не давала мне закончить ни одного предложения. В возбужденном экстазе, широко жестикулируя, она убеждала меня в том, что случай мой чрезвычайно запущенный, что жить мне осталось буквально пару месяцев, что никто и никогда уже не возьмется за мое лечение, и что лишь она-благодетельница, так и быть, попытается мне помочь, хотя и за успех лечения не ручается, потому что уже все имеющиеся суставы мне нужно менять на искусственные, а при таких ужасных анализах и таких ужасных костях как у меня – это не реально, ни один хирург не станет этого делать.
Забегая вперед, хочу сказать, что тем не менее, докторица оказала мне услугу. Благодаря этому тяжелому разговору с ней, я узнала об операциях по замене суставов. Раньше, конечно, я даже о таком чуде и не слышала.
Я от страха и полной растерянности согласилась на госпитализацию. Докторица, непонятным почерком, на медицинских бланках стала описывать «историю моей Болезни», как оказалось в последствии, придуманную ей самой. То есть она стала записывать именно те проявления болезни, которых у меня никогда не было, но которые, как она считала, должны были непременно быть. Её писанина реально подходила под описание смертельно больного человека, но тогда я была настолько потрясена услышанным о себе, что не обратила на это никакого внимание.
Я горько плакала несколько дней подряд. Мне было бесконечно жаль себя, свою молодость и красоту. В отчаянии и слезах я сетовала на величайшую несправедливость в мире. Ну почему именно со мной это происходит? Почему я? Вся жизнь моя проносилась перед глазами и я смаковала каждое ее приятное воспоминание, пытаясь пережить его заново, хотя бы в своих мыслях. Мужчина, с которым я жила в то время, был по истине святым. Он боготворил меня в прямом смысле этого слова и готов был пройти все, выпавшие на мою долю испытания вместе со мной. Причем он никогда не унывал, всегда находил нужные слова мне для утешения и, как никто другой, верил в удачу. Он был всегда рядом. В самые сложные и тяжелые моменты моей жизни. Когда я не могла ходить, он носил меня на руках, причем он делал это легко и с удовольствием. Он полностью ухаживал за мной, когда я была совсем прикована к кровати, и делал он это с какими-то шутками – прибаутками, всегда в веселом настроении, что я не чувствовала никакого стеснения. Потом он учил меня ходить на костылях, и это тоже было забавно, когда он имитировал женскую походку «от бедра», ведь именно этой походкой я хотела научиться ходить! Мой мужчина заменил мне всех. В одном лице он стал мне и мамой и папой и мужем и любовником и самым лучшим другом. Во многом, благодаря его позитивной, постоянной и мощнейшей поддержке я, в итоге, вырвалась из «Зазеркалья». Но пока до этого еще было далеко.
Меня положили в больницу. В самом прискорбном настроении, практически убитая морально и в предвкушении еще и физической смерти, как мне было обещано, я карабкалась по лестнице, превозмогая дикую боль, на последний этаж в кабинет докторицы. Докторица, заполняя «Карту больного» (если честно, я не помню как этот документ точно называется), определила меня в палату. Палата находилась на другом этаже, и как водится, к моим услугам был снова только лестничный марш. Люди в белых халатах, как будто бы нарочно дежурили у лифта и не давали больным попасть в него.
В палате, кроме меня лежали еще пять человек, четверо из которых с таким же заболеванием как и у меня, и одна женщина с другим заболеванием, но тоже очень тяжелым и аутоиммунным. Я присела на свою кровать и стала наблюдать за обстановкой. Женщина справа лежала и стонала. К ней пришел её лечащий врач.
– Что, плохо? – спросил он женщину.
– Очень плохо. Все болит. Можно мне таблетку? – женщина простонала и у нее выступили слезы.
– Нет! Мы же договаривались! Терпите! – врач сказал, как отрезал
– Очень больно, – всхлипывала женщина, – Я не могу больше терпеть…
– Терпите! – выходя из палаты бросил врач.
Женщина заплакала. «Однопалатовцы» посмотрели на нее с сочувствием, кто-то подбодрил: «Держитесь…».
Мне стало её безумно жаль, как-то строго и равнодушно с ней поговорил её лечащий врач. Я подошла к женщине и спросила:
– Я могу вам чем-нибудь помочь? У меня с собой ибупрофен есть, может быть дать вам? Он, конечно, не ахти как боль снимает, но все же лучше, чем ничего.
– Спасибо, – ответила несчастная женщина, – Мне нельзя. Доктор не разрешает. Он там какую-то диссертацию пишет и ему надо знать сколько я смогу вытерпеть без обезболивания…
– Ого! – я очень удивилась. На что только люди не идут ради денег, – Извините за нескромность, а сколько вам за это платят?
Это была, наверное, самая веселая шутка за тот день, которую услышали «однопалатовцы». Они все дружно рассмеялась и даже женщина, которая испытывала сильные боли и минуту назад плакала приободрилась и заулыбалась:
– Откуда ты такая взялась? С Луны что ли? Никто мне ничего не платит.
– Здесь только мы платим, – подхватила её женщина лежавшая у окна, – Медсестре, чтоб поставила укол – одна цена, капельницу – другая. А лечащий врач – это вообще отдельная тема. Я в такие должищи влезла, чтобы сюда лечь… А бесплатно никто ничего делать не будет, даже не подойдут к тебе. А ты что, без денег сюда легла что ли?
– Я… с деньгами… Только я не понимаю тогда, в чем смысл вам терпеть сильную боль? – я снова обратилась к женщине которой не давали таблеток, – Давайте я дам вам ибупрофен…, если врач хочет на вас опыты ставить, то пусть он вам тогда за это деньги предложит! Ради чего вы мучаетесь?
Женщина оживилась.
– А давай! Только молчите все! Помните, я не пила никаких таблеток!
– Не бойся, мы своих не сдаем! Пей, не мучайся! – поддержали женщину «однопалатовцы».
Женщина выпила таблетки, а я снова села на свою кровать и продолжила наблюдения. Пришла медсестра. Она поставила капельницы двум женщинам, у одной из которых был другой, ни как у нас всех, диагноз и ушла. Минут через двадцать она снова пришла в палату и весело смеясь хлопнула себя ладошкой по лбу:
– До меня только сейчас дошло! Я вам капельницы-то перепутала!
Медсестра переставила наполовину опустевшие капельницы и на выходе из палаты буркнула:
– Что же вы молчали, курицы? Не видели что ли, что вам ставят? Сами виноваты!
К моему великому удивлению «курицы» под нос себе стали говорить:
– Ой, я не заметила…, – сказала одна курица.
– Я тоже не обратила внимания…, дуры мы с тобой…, – ответила другая, – Сами виноваты! Теперь не то лекарство получили.
Моему возмущению не было конца!
– Да Вы вообще ни в чем не виноваты! Виновата только медсестра! Как вы можете терпеть такое обращение? Вам влили не то лекарство! Нужно обязательно пожаловаться врачу!
– Ты точно с Луны! Ты что, первый раз в больнице? Правил не знаешь? – женщина с капельницей говорила со мной, как с идиоткой, – Медперсонал неприкосновенный! Виноват может быть только больной!
Я попыталась поспорить, но вспомнив как я с дикой болью карабкалась по лестнице на шестой этаж, как меня не впустили в лифт, замолчала. Тем временем, в нашу палату поселили еще одного человека. Это была молодая девушка. В её истории болезни стоял такой же диагноз как и у меня, только другая, более легкая стадия. Но! Эта девушка произвела на меня наисильнейшее впечатление. Я старалась сидеть расслабленно и спокойно, чтобы ничем не выдать свое недоумение и тот ужас который я испытала при виде этой несчастной. Она еле еле прошла в дверь палаты, таких необычайно крупных размеров она была. Причем ростом девушка едва ли доходила мне до локтя. Совершенно очевидно, что она была очень и очень больна. Девушка разговорилась с «однопалатовцами». Оказалось, что она заболела нашей Болезнью в 8 лет. Её стали, практически сразу, лечить гормонами и цитостатиками. Лекарства «посадили» ей все органы, а рост из-за гормональных препаратов прекратился, поэтому она осталась ростом с восьмилетнего ребенка. Суставы, в итоге, у нее все равно разрушились, только теперь к своему главному заболеванию прибавились сопутствующие заболевания всех имеющихся в наличии органов, а от лечения появились множественные побочные эффекты.
– Уже двадцать таблеток гормональных в день пью, не могу больше, ничего не помогает… Из больниц не вылезаю…, – и обратившись ко мне сказала, – Повезло тебе! Скажи родителям спасибо, что не посадили на гормоны в детстве. А то бы была как я сейчас, если бы выжила, конечно… Если б мои меня не лечили, может быть тоже была бы высокой и красивой…, – девушка залилась слезами.
Мне стало стыдно за себя. Стыдно за то, что я хорошо выгляжу и даже за то что я заболев всего лишь в годик, тем не менее выросла. Я захотела её успокоить, как-то утешить, но женщина у окна в приказном тоне резко сказала мне: «Сядь, пусть выплачется!»
Я подчинилась. Не могу передать словами, что я тогда чувствовала. Это были мысли о моих родителях, которые, с одной стороны спасли мне жизнь, но с другой стороны я никак не могла понять, почему мои родители на протяжении всего моего детства не предпринимали попыток лечить меня, видя как у меня, их родного ребенка, разрушаются суставы? Видя как ребенок страдает, как ребенку больно! Почему плыли по течению? Почему пустили все на самотек? Может быть они знали какую-то тайну? Может быть они заранее знали, что лечение окажется страшней самой болезни? Не обливалось ли их сердце слезами, когда они смотрели на мои суставы и ничем не помогали мне? Вопросы один за другим острыми иглами вонзались мне в мозг, но ответов я не находила. Потом эти вопросы еще около года всплывали в моем сознании, пока я не прекратила их одной резкой фразой: «Стоп. Точка. Победителей не судят. Я здоровая и красивая. И это полностью заслуга моих родителей». Но тогда, в больнице, я не смогла оставаться больше со своими мыслями наедине. Я встала с кровати и пошла к своей докторице. Мне хотелось услышать от нее, что же стало с этой девушкой? Поможет ли теперь ей лечение и может быть у нас с ней, все таки разные диагнозы, ведь мы так разительно отличаемся!? Я была потрясена до глубины души, что войдя в кабинет докторицы, заикаясь, и на каком-то непонятном диалекте, едва ли напоминавшем русский язык я попыталась расспросить её об этой девушке. Докторица была и её лечащим врачом тоже.
Конец ознакомительного фрагмента.