Луиза: Новое начало. Книга вторая. Пролог. Нью-Йорк, 2005 (Диана Никсон)

Уильям

Я ужасно опаздывал на встречу с отцом. Я взглянул на часы и ускорил шаг, прокладывая себе путь через толпу, заполонившую железнодорожную станцию.

Сегодня был день, которого я ждал целую вечность, день, когда должна была осуществиться моя самая заветная мечта; день, когда я собирался стать официальным преемником своего отца. Наконец-то.

Сколько я себя помнил, я всегда хотел быть похожим на своего отца – сильного и успешного мужчину, каждое слово которого было приказом. Когда я был ребенком, то думал, что каждый мужчина, одетый в костюм и галстук, был «ходячей буквой закона». Я мысленно улыбнулся, оглядывая то, что сегодня было на мне надето – мой самый первый костюм, который казался будто позаимствованным у кого-то. Это был не я, а незнакомец, который был намного мудрее и намного умнее, чем настоящий Уильям Блэр. Я не чувствовал себя ходячей буквой закона, по крайней мере пока. Я все еще чувствовал себя маленьким мальчиком, не уверенным в том, готов ли я делать то, чего от меня ожидала моя семья; я не ощущал, что сегодня именно тот день, я все еще мечтал о великом, и надеялся, что мои мечты в конце концов сбудутся.

Самое смешное во всем этом было то, что до этого самого момента я никогда не задумывался о силе мечты – одной из самых волнительных и загадочных вещей в мире. Мечты подобны коротким историям, которые наши сердца и души пишут для нас. Они заставляют людей совершать удивительные вещи: мотивируют нас, позволяют видеть то, о существовании чего мы даже не подозревали, иными словами, они меняют нас.

Они изменили и меня…

Впервые я пришел в офис своего отца десятилетним мальчиком. Его офис находился в Эмпайр Стейт Билдинг, одном из самых высочайших небоскребов в мире. Я стоял в фойе с широко распахнутыми глазами. Для меня это было как целый новый мир. Никто не обращал внимания на ребенка, который бродил сам по себе, пока один из охранников не подошел ко мне, сказав: «Отличный день для экскурсии, молодой человек, не правда ли?» Он был одет в темно-синюю униформу, из кармана его рубашки свисал значок; согласно удостоверению личности, его звали Милтон. Ему было около двадцати, может быть чуть больше.

– Не знаю, сэр, – ответил я, глядя на него сверху вниз. – Люди приходят сюда на экскурсии?

– Постоянно.

– Я пришел сюда по делу, – сказал я, направляя камеру, которая была у меня в руках, на огромные витражные окна. Я любил фотографию и везде брал с собой камеру. Это был подарок моего отца, моя драгоценная «игрушка» и самый лучший подарок из всех, которые я когда-либо получал. Тогда я был уверен, что фотография станет моей жизнью, но как известно, у жизни всегда свои планы…

– О, правда?

Парень улыбнулся мне, как будто подумал, что я шучу.

– У тебя здесь встреча?

– Да, сэр. Я здесь для того, чтобы увидеться со своим отцом.

Я посмотрел на только что отснятую фотографию, одобрительно кивнул и выключил камеру.

– А кто твой отец?

– Рэндэл Блэр, – ответил я, ощущая гордость.

У парня расширились глаза.

– О… Понятно…

Очевидно, это имя было ему знакомо.

– Ты пришел сюда один? Или ты здесь со своей мамой?

– Меня сюда привез Кристофер, наш водитель. Он сказал мне подняться на пятьдесят третий этаж и попросить секретаря проводить меня в кабинет отца.

– Окей, почему бы мне не пойти с тобой? Ну, знаешь, чтобы убедиться, что ты не заблудишься.

Он снова улыбнулся, на этот раз шире. Могу поспорить, я был первым ребенком, которого Милтон видел здесь, совсем одного, и который сказал, что пришел сюда по делу.

Я равнодушно пожал плечами. Мне казалось, что я достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно найти кабинет своего отца, но я не хотел грубить Милтону, поэтому согласился. В конце концов, это была его работа – обеспечивать безопасность здания и людей.

– Хорошая камера, – сказал он, ожидая, пока лифт откроется на нужном нам этаже. – Ты любишь фотографию?

Я кивнул, улыбнувшись.

– Да, люблю.

– Думаю, именно ты заменишь своего отца, когда он уйдет в отставку, ведь так?

Я нахмурился, не зная, как ответить на его вопрос.

– Он никогда не говорил мне, что я должен пойти по его стопам.

– Но я уверен, это именно то, чего он ждёт. Погоди, ты вырастешь и захочешь того же.

О, если бы Милтон только знал, что его предсказание однажды сбудется…

– Вот мы и на месте, сэр, – сказал он, как только лифт остановился и двери открылись в просторный холл.

– Кейт! – Позвал он девушку с рыжими волосами, сидевшую за столом в форме полумесяца. – Пришел сын мистера Блэра, чтобы увидеться с ним.

Она кивнула, встала и подошла к нам, широко улыбаясь Милтону. Они были примерно одного возраста, и я видел, что Милтон был рад встрече с Кейт. Я предположил, что именно она была настоящей причиной, по которой он повел меня наверх.

– Уильям, верно? – Спросила Кейт, подойдя ко мне. – Твой отец ждет тебя. Пожалуйста, следуй за мной.

Но перед тем, как сделать это, я повернулся к Милтону и пожелал ему удачного дня.

– Надеюсь, вам здесь понравится, сэр, – сказал он в ответ.

И мне действительно понравилось, так сильно, что я не мог перестать говорить об этом следующую пару недель. Я сидел и ждал, когда мой отец вернется вечером домой только для того, чтобы спросить все, что мог только придумать о компании и о том, как она работала. Некоторое время спустя я понял, что Милтон был прав. Мой отец действительно хотел, чтобы я пошел по его стопам, и хотя я до сих пор бредил фотографией, все же легко мог представить себя однажды сидящим в его большом кожаном кресле…

И вот сегодня я собирался на еще один шаг приблизиться к этой большой мечте, которая вот-вот должна была стать реальностью. Я никогда открыто не говорил, что это было моей мечтой с десяти лет. Я окончил школу, брал уроки фотографии в Париже, которыми, должен признать, я остался очень доволен, но глубоко внутри все, чего я хотел, – это стать им – мужчиной, которого я с гордостью называл своим отцом.

Я до сих пор чувствовал волнение, которое ощутил в тот день, когда впервые пришел в офис своего отца, почти десять лет назад. Но только сегодня присутствовал еще и страх, боязнь не оправдать его ожидания, боязнь неудачи.

Никто не видел, как сильно я нервничал. Толпа вокруг меня была слишком занята решением собственных проблем. Я не винил их. Я был одним из них, со своей жизнью, о которой следовало беспокоиться.

Вдруг что-то привлекло мое внимание. Я присмотрелся и увидел на полу мигающий огонек красного цвета, всего в нескольких шагах от меня. Я замедлил шаг, надеясь, что это было не то, о чем я подумал. Потом я подошел ближе и остановился как вкопанный.

«Это невозможно», – подумал я. Я внимательно осмотрелся вокруг, но казалось, никому не было дела до маленькой девочки, сидевшей на куске картона, с железным браслетом, застегнутым вокруг одной из ее лодыжек. Я заметил красный свет, свет, который сказал обо всем – девочка была из «Рая», худшего места в мире или, скорее даже, ада на земле для детей или любого другого человека, переступившего его порог.

Я тихо выругался. Я знал о «Рае» слишком много, чтобы поверить в то, что этот чертов браслет, также известный как трекер, на лодыжке девочки был всего лишь мерцающим ювелирным украшением. Это было ее проклятье, жестокая реальность, которую она не могла изменить…

Я вспомнил тот день, когда отец впервые рассказал мне о «Рае». Он сказал, что это был приют для детей, в котором вырос и он сам. Он сказал, что это место не было похоже на другие приюты, в которых родители оставляли своих детей потому, что они были им не нужны. Это было место, где должны были храниться секреты. И под секретами я подразумеваю незаконнорожденных детей знаменитых и влиятельных людей, чьи жизни были бы осложнены существованием этого ребенка, ребенка, который не должен был даже родиться. В «Раю» они отслеживали каждый шаг, совершаемый детьми, а когда те становились достаточно взрослыми, чтобы уйти, они отпускали их, чтобы они могли жить так, как те того хотели. Но только некоторые из них могли противостоять жестокости внешнего мира. Лишь немногим удавалось стать теми, кем они хотели стать. Им не разрешалось знать о том, кем были их биологические родители. Многие полагали, что они просто умерли.

Девочке с железнодорожной станции было лет десять, от силы двенадцать. Она была одета в темное пальто, порванное и грязное. Она заметно тряслась, засовывая руки поглубже в карманы пальто. Сомнений не было, она замерзала. Моей первой мыслью было забрать ее со станции, накормить и купить ей новую одежду. Но потом я вспомнил, что отец рассказывал мне о правилах «Рая», и передумал. Девочке нельзя было разговаривать с незнакомцами, а мне нельзя было помогать ей; из-за меня у нее могли быть большие неприятности.

Но было что-то во взгляде ее глаз, что не отпускало меня, – он был ищущим и наивным, но полным надежды. Она посмотрела вниз на пустую шляпу, лежавшую возле ее скрещенных ног, и вздохнула. Никто не остановился и не дал ей и пенни.

Я знал, что мне нужно что-то делать, помочь ей, но я не знал, как это сделать и не стать причиной проблем для нее. Я подошел ближе, заботливо глядя на девочку. Я не хотел пугать ее. И хотя я спешил, я не мог уйти, не поговорив с ней.

Я вытащил бумажник из кармана своего пиджака, открыл его и достал оттуда стодолларовую купюру, надеясь улучшить девочке настроение. Я положил банкноту в ее шляпу и стал ждать. Сначала я подумал, что она не видит меня. Потом она повернула голову к шляпе на земле и тихонько ахнула. Я улыбнулся. Могу поспорить, я был одним из немногих, если не единственным, кто дал ей так много денег.

– Спасибо, – сказала она, глядя на меня снизу вверх. В ее зеленых глазах было так много света, как будто они подсвечивались изнутри.

Я улыбнулся ей в ответ.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Луиза, – ответила она после короткой паузы. Мы оба знали, что ей не следует разговаривать со мной, и я вдруг так возгордился ее маленькой попыткой продемонстрировать то, какой смелой она была.

«Маленький боец», – подумал я. Не знаю откуда, но я каким-то образом знал, что она была не такой, как остальные дети из «Рая». Безграничное волнение, которое я видел в ее взгляде, выдавало гораздо большее, чем она думала. Несомненно, она надеялась, что у нее будет лучшая жизнь, полная радости и вещей, о которых дети из приюта могут только мечтать.

Мое сердце сжалось при одной лишь мысли о том, что я оставлю ее на станции. Она казалось такой маленькой, такой хрупкой. Даже ее громадное пальто не смогло бы защитить и согреть ее.

– Луиза, – тихо повторил я. – Какое красивое имя.

Ее щеки покраснели.

– Спасибо, – пробормотала она, опустив глаза на свои руки. Ее перчатки были все в дырах и выглядели так, будто она носила их лет сто или даже больше, хотя подобное было невозможно, учитывая ее юный возраст.

– Вот, возьми мои перчатки, – сказал я. – Твои выглядят не очень хорошо.

Она замешкалась, внимательно осматриваясь вокруг, очевидно боясь, что кто-то из «Рая» может увидеть ее разговаривающей со мной и принимающей мой маленький подарок.

– Возьми их, тебе они нужны больше, чем мне.

Она кивнула и взяла перчатки.

– Ты ведь не собираешься потратить мою сотню на сладости или мороженое?

Я знал, что она никогда бы так не поступила, даже если бы ее злые наставники позволили ей сохранить деньги.

– Я куплю себе новый шарф, – сказала девочка, удивив меня своими словами. Она спрятала деньги глубоко в карман и снова осмотрелась вокруг. Но вокруг нас было слишком много людей, и никому не было дела до того, что она делает.

– У тебя хватит денег и на покупку нового пальто, – сказал я.

– Я последую вашему совету, сэр.

Я кивнул, а потом снова посмотрел на часы.

– Мне нужно идти. Ты пообещаешь мне кое-что?

– Все, что угодно, – ответила она, снова удивив меня своей смелостью.

– Не позволяй никому делать тебе больно.

– Обещаю.

– Хорошо. Удачного дня, Луиза.

– И вам, сэр.

Я уже было двинулся вперед, потом остановился и повернулся, чтобы посмотреть на нее в последний раз.

«Я найду тебя, Луиза, – сказал я про себя. – Я обещаю это».

Я не мог перестать думать о девочке, которую встретил на станции. Она сказала, что ее имя Луиза, и для меня оно звучало как имя из другой галактики. Может быть, это было оттого, что оно принадлежало именно ей. Почему-то она казалось особенной, отличавшейся от любого, кого я когда-либо встречал в своей жизни – ангелочек, живущий в аду, но с надеждой однажды обрести крылья и улететь далеко, где никто и ничто не сможет причинить ей боль.

Первое, что я сделал, когда встретился с отцом, – спросил его о «Рае».

– Есть ли возможность забрать её оттуда?

– Сын, я так не думаю. Мы не можем помочь ей. Даже если она была туда отправлена случайно. Я имею в виду, даже если ее родители не платили за то, чтобы ее держали там, «Рай» никогда не позволит своим детям уйти до тех пор, пока им не исполнится восемнадцать. Это единственное правило, которое не может быть нарушено.

– Думаешь, они позволят мне снова её увидеть? Я бы хотел что-нибудь сделать для нее, может быть, купить ей новую одежду.

– Ты можешь попытаться поговорить с их директором. Но я очень сильно сомневаюсь в том, что это что-то изменит. Детям из «Рая» разрешено жить только той жизнью, которую это место предлагает им, и не более того.

Я не думал, что когда-нибудь почувствую себя таким раздраженным и беспомощным одновременно. Но я все равно решил попробовать. Я поехал в «Рай» и попросил о встречи с директором. Марлена оказалась настоящей стервой. В тот момент, когда я сказал, что хочу помочь одной из ее девочек, она сказала, что это невозможно, потому что все дети должны жить в одинаковых условиях, никаких исключений.

– Могу я хотя бы присылать ей маленькие подарки? – спросил я Марлену.

– Можете. Но помните, вы не можете присылать ей ничего слишком ценного. И я бы очень сильно рекомендовала вам, чтобы это было то, чем она сможет поделиться с другими. Дети ненавидят, когда один имеет больше, чем остальные.

Я кивнул в ответ.

– Я запомню это.

С того дня я начал посылать Луизе разные подарки, надеясь, что они сделают ее жизнь по крайней мере более сносной, пока она вынуждена оставаться в этом богом забытом месте. Я не знал, каково это – жить ее жизнью, но судя по тому, что я видел и что отец рассказывал мне о своем собственном детстве, это было совсем не сладко. Еще я посылал Луизе письма. Предполагалось, что они будут вызывать у нее улыбку, не более того. Почему-то для меня было важно знать, что она много улыбается. Я просто хотел, чтобы она была счастлива, даже если, учитывая ужасные условия её жизни, это случалось не часто. К несчастью, большая часть проблем, с которыми мы сталкиваемся, вырастая, – это следствие того, что нам пришлось пережить в детстве. Я не хотел однажды узнать, что будущее Луизы было разрушено воспоминаниями о ее детстве. Я знал, что ни мои подарки, ни мои письма не смогли бы ничего изменить, но надеялся, что у нее будет что-то хорошее, пусть и маленькое, на память о ее жизни в «Раю».

Я никогда не переставал заботиться о Луизе. Год за годом я наблюдал за тем, как она растет. После смерти отца моя жизнь изменилась, я постоянно был в разъездах и проводил в Нью-Йорке совсем мало времени. Но даже находясь вне дома, я просил Кристофера убедиться в том, что с Луизой все в порядке.

Он фотографировал ее и потом посылал снимки мне. Он рассказал мне о том, как она нарушила комендантский час и прокралась в кондитерскую, чтобы купить сладости. Однажды он сказал мне, что видел ее танцующей на железнодорожной станции. Камеры у него с собой не оказалось, но он сказал, что она была такой счастливой, когда танцевала; люди останавливались, чтобы посмотреть на нее, и давали ей деньги. Она улыбалась и благодарила их за доброту. Кристофер также рассказал, что каждую ночь, возвращаясь в приют, она достает из кармана кожаные перчатки и на несколько мгновений надевает их, закрывает глаза и улыбается, потом снимает и прячет в рюкзак или карман. Он сказал, что она делает это даже в теплую погоду.

Я улыбнулся, услышав это, но не рассказал ему, что это были, скорее всего, те самые перчатки, которые я дал ей в день нашей первой встречи. Это делало меня счастливым; простое осознание того, что она помнит меня, давало мне веру в то, что однажды, когда ей наконец разрешат покинуть «Рай», я смогу снова увидеть ее и, возможно, смогу помочь с мечтами о будущем или просто поговорить с ней.

У меня всегда было странное ощущение того, что моя история с Луизой еще не окончена, что придет день, когда она и я встретимся в другом месте, в другом мире, где все будет проще. Может быть, это был просто обман моего воображения, не знаю. Но идея о наблюдении за тем, как Луиза начнет новую и лучшую жизнь, была весьма заманчивой. Я хотел помочь ей; мне нужно было знать, что она получила все, что не могла позволить себе, будучи ребенком. Всякий раз когда я думал о ней, я вспоминал своего отца, который, как я полагаю, был еще одним поводом моего желания сделать что-то хорошее для Луизы. Его со мной больше не было, но воспоминания о нем были такими яркими. Я помнил каждое слово, которое он мне рассказывал о «Рае», и я пообещал ему, что позабочусь о Луизе.

Я не мог помочь каждому в «Раю», хотя у меня было достаточно денег для того, чтобы купить это чертово место вместе со стервой Марленой, но я не знал ничего о других детях, «заключенных» там, или об их родителях. Но был по крайней мере один ребенок, которого я точно мог сделать счастливым. Луиза заслуживала этого, и я собирался быть там, когда ей наконец разрешат стать свободной…