Глава 7
Двенадцать белых покупателей в лавке Мельхиора
– Да, а где же монета? – вспомнила Лоскутик. – Кажется, она закатилась – под кровать. Я слышала, как она звякнула.
Лоскутик слазила под кровать, разыскала монету. Подкинула её на ладони:
– Подумать только! За одну такую кругляшку можно купить целое платье.
– Купить… – Облако с обидой посмотрело на неё, печально покачало головой. – Ни одно облако ещё никогда ничего не покупало. Все люди вечно что-то продают, покупают. А мы – никогда. Знаешь, как обидно! Так хочется хоть разок быть покупателем. А ведь мне тоже надо кое-что купить. Очень-очень надо.
– Нет, я куплю платье, – испугалась Лоскутик.
– Жадничаешь? – Облако нахмурилось и немного приподнялось над полом. В животе у него сердито заворчал гром. – С жадинами не дружу!
– Что ты, бери, я так, – поспешно сказала Лоскутик.
Облако мягко, большими скачками запрыгало по комнате, дрожа, как желе. Захлопало в ладоши. Очки сползли на самый кончик носа.
– Я куплю краски. Коробку красок. Я буду первое Облако-покупатель!
– Может быть, ты в кого-нибудь другого превратишься? – жалобно попросила Лоскутик. – Хотя я знаю, что ты – это не Барбацуца, всё равно мне как-то не по себе…
– Превратиться? С превеликим удовольствием, – охотно согласилось Облако.
Оно дёрнуло себя за ухо и взлетело к потолку. Разделилось на части. С потолка мягко спустилось одиннадцать белых кудрявых пуделей и одна дворняжка. У дворняжки было только одно ухо – видимо, на второе ухо Облака просто не хватило.
– В путь! – весело тявкнула дворняжка. Наверно, она была из них самая главная. – Мы пойдём в лавку к Мельхиору. Я что-то по нему соскучилась.
– Ни за что! – замахала руками Лоскутик.
– С трусами не дружу! – обиженно тявкнула дворняжка, и все двенадцать собак, семеня лапами, взлетели в воздух. – И вообще, что я ни скажу, ты всё: «Нет! Нет!»
Лоскутик не посмела больше спорить.
Они вышли на улицу.
Одиннадцать пуделей и дворняжка резво бежали по улице, деловито обнюхивая тумбы и заборы. Лоскутик с убитым видом плелась за ними.
Прохожие останавливались, оборачивались, долго смотрели им вслед.
Чем ближе подходили они к лавке Мельхиора, тем хуже становилось Лоскутику.
Сначала у неё разболелась голова, потом стало стрелять в ухо. Она семь раз чихнула, а нижняя челюсть начала отплясывать такой танец, что Лоскутику пришлось ухватиться за щёку рукой.
– Зубы болят? – с сочувствием спросила дворняжка. – Однажды у меня тоже вот так разболелись зубы. Ноют и ноют. Просто лететь не могу. Что делать? Но я не растерялась. Тут же превратилась в лодку с парусом. А как известно, у лодки с парусом нет зубов. А раз нет зубов, то и болеть нечему. Жаль, что ты никак не можешь превратиться в лодку с парусом…
Но Лоскутик не слушала болтовню дворняжки.
В конце улицы показалась лавка Мельхиора. Тут одна нога у Лоскутика почему-то перестала сгибаться, и Лоскутик принялась отчаянно хромать.
Потом у неё так скрючило руку, что она просто не могла её поднять, чтобы толкнуть дверь в лавку.
Но делать было нечего. Двенадцать собак стояли рядышком и влажно дышали ей на голые ноги.
Колокольчик над дверью беспечно и радостно пропел короткую песенку, ведь ему было всё равно, кто открывает дверь.
Лоскутик ещё надеялась, что в лавке никого не будет.
Но ей не повезло. На её несчастье, Мельхиор и его жена были в лавке.
Они так и остолбенели, когда Лоскутик вошла в дверь.
Они были удивительно похожи на кота и кошку, которые застыли на месте, увидев, что наивный мышонок сам идёт к ним в лапы.
– Пожалуйста, коробочку кра… – начала Лоскутик и даже не смогла договорить.
Лоскутик выронила серебряную монету. Монета покатилась по прилавку, делая круг. Лавочница быстро накрыла её ладонью, как бабочку или кузнечика.
В ту же секунду Мельхиор крепко схватил Лоскутика за руку.
Лоскутик завертелась, стараясь вырваться.
Если бы она могла оставить Мельхиору руку, как ящерица оставляет свой хвост, она бы это непременно сделала, даже если бы у неё не было никакой надежды отрастить себе новую.
Она дёргалась изо всех сил, но Мельхиор держал её крепко.
– Пустите! – закричала Лоскутик.
– Какая наглость… – прошипела лавочница.
– Жена, принеси плётку. Она висит за дверью, – ухмыльнулся Мельхиор.
Но лавочница не успела сделать и двух шагов.
В эту минуту в лавку не спеша, одна за другой, вошли двенадцать белых собак.
В тёмной лавке как-то сразу посветлело от их белоснежной шерсти.
– Здравствуйте, – небрежно кивнула хозяевам дворняжка, даже не взглянув на Лоскутика.
Собаки принялись внимательно разглядывать товары, выставленные на полках.
– Не купить ли нам дюжину чашек? – спросил белый пудель с пушистой кисточкой на хвосте.
– Или ножницы – подстригать шерсть?
– Может быть, сотню булавок?
– Ах да! Не забыть бы щётки и расчёски! В прошлый раз мы забыли их купить.
Нет, собакам положительно нравилось разыгрывать из себя солидных покупателей.
– Впрочем, все чашки в этой лавчонке битые, – высоко подпрыгнув, презрительно тявкнула дворняжка.
– А ножницы – тупые! – подхватил пудель с кисточкой на хвосте, взлетая к самой верхней полке.
– Булавки гнутые!
– Что за дрянная лавчонка! Все расчёски без зубьев!
Двенадцать собак подошли поближе и оскалили белые зубы.
Зубы были такие белые, как будто все собаки аккуратно чистили их зубным порошком утром и на ночь, не пропуская ни одного дня.
– А, вспомнила, – тявкнула дворняжка, – нам нужны краски!
– Краски! – зарычали разом все собаки, поставив двадцать четыре белые лапы на прилавок.
Лавочница тут же упала в обморок.
Лавочник выпустил руку Лоскутика и, весь дрожа, покорно полез на полку, посыпая упавшую жену чашками, блюдцами, булавками, расчёсками и ножницами.
Он положил на прилавок коробку с красками. Было ясно, что сейчас он безропотно отдаст все товары, до последней иголки.
Надо признаться, что Лоскутик не стала особенно задерживаться в лавке. Голова, руки и ноги у неё почему-то перестали болеть, чихать она тоже перестала, и, схватив краски, Лоскутик вихрем вылетела на улицу.