Декабрь 2010
17 декабря 2010. Эшли
Были в гостях у Эшли, на чае. Они живут в основном корпусе семейного общежития ЛШЭ – старом здании с огромными одинарными окнами, деревянными украшениями на высокой лестнице, которую слегка повело, и деревьями, торчащими в окнах. В семье учится жена – муж сидит с детьми. Точнее, с младшим ребенком, старшая, четырехлетняя, ходит в начальную школу.
Двухлетний мальчик Джошуа – веселый крепыш с глубокой царапиной на носу. Он все время приносил Севе игрушки, Сева милостиво принимал.
Сидя перед нами в кресле, хозяйка говорила о том, что она меньше имеет возможностей и времени учиться, чем ее сокурсники, потому что у нее семья, что она говорила об этом с руководителем, но он ее успокаивал, говоря, что остальные тоже тратят время не на учебу. Она пишет диссертацию, работает неполный день и ведет домашнее хозяйство. Муж здесь тоскует, он оксфордец, архитектор. Он тоже работает, но дома проводит больше времени, чем она. Он все время говорил о том, какой прекрасный дом у них в Оксфорде, какой большой, и как там хорошо и уютно, и какие там вообще открытые люди, и как здесь все не так.
Мне совершенно понятны ее чувства, потому что я испытываю похожие. Даже если у современной женщины дети, диплом о высшем образовании, профессия, карьера или какой-никакой успех, она все равно ощущает себя ущербной. Если сидит дома с детьми – мучается, что не работает, живет «на деньги мужа», если выходит на работу или начинает учиться – переживает, что «плохая мать». У меня много таких подруг. Можно сказать, что мир предъявляет ко всем нам обширные требования, и женщина, как часть мира, сама предъявляет – в дополнение к глажке белья, приготовлению обеда, игре с детьми и заботе о муже занимаясь самоедством.
Брук – так зовут дочь Эшли – ходит в католическую школу. «Ну, я и сама католичка». «Ей нравится». «Я уверена, и вы сделали бы выбор в пользу хорошей католической, а не плохой православной. Здесь мало хороших школ, католические самые лучшие». Обучение в частной школе стоит 15 тысяч фунтов в год. (По сегодняшнему курсу, 719 тысяч рублей.) К слову, массовые протесты студентов связаны с тем, что плату за обучение поднимают до 9 тысяч фунтов в год (для местных студентов). Городские школы бесплатные, в очередь в хорошую школу нужно записывать ребенка чуть не с рождения.
Еще хозяйка рассказывала: «Когда я была беременна сыном, Брук тоже была беременна. У нее была двойня. Она все время говорила, какие волосы будут у Гоги, какие у Лили».
18 декабря 2010. Net interneta
U nas net interneta. Vse horosho. Pishu iz biblioteki. =) Sneg.
21 декабря 2010. Английское удивление
Сегодня у нас в гостях были Эшли и Бонни с двумя детьми. Сева, увидев дядю с бородой, потребовал его спрятать. То есть, Севу спрятать. Но в принципе можно бы и дядю. Но потом Сева как-то вовлекся. Сначала в рисование, а там уж было недалеко до беготни по комнатам.
Англичане не слишком-то довольны жизнью в Англии. В США, говорят, лучше. И жилье дешевле, и за обучение платят стипендию. А здесь на зарплату преподавателя вы не проживете!
Я озвучила им зарплату Глеба, который преподавал в течение четырех лет в МГУ. У них распахнулись глаза на мир. Они долго не хотели верить. Переспрашивали. А не перепутала ли я часом, как будет по-английски «тысяча» и «сотня»? А «неделя» и «месяц» не перепутала? Тоже нет?
А для чего же тогда преподаватель идет на такую работу?
Хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Даже не знаешь, что на него ответить…
(Глеб в те годы работал на двух работах, конечно же.)
– А сколько вы платили за жилье? (Так и читалось: «Может быть, при такой зарплате преподавателям дают бесплатное жилье, а на дом приносят горячие обеды?»)
Нет, не приносят? Странно.
22 декабря 2010. Страж подземного мира
Были в Британском музее.
Севонька, как ни странно, был в полном восторге. Оказывается, он уже достаточно большой, чтобы интересоваться древними комиксами на стенах.
Еще мне понравились ассирийские Ашурбанипалы, все как один – вылитый Андрей, по которому я скучаю.
Греческие залы мы пробежали, так как где только не видишь тех греков, хотя Перикла было приятно заметить, как знакомого, с которым пересекался ранее по интернетным делам.
Мне понравился керамический китайский дяденька, зеленый, с маникюром, он был никто иной, как страж загробного мира, а на свитках, которые он держал подмышкой, были запечатлены все гнусности и злодеяния, совершенные умершим человеком. Свитки были не очень объемистые. Впрочем, Глеб говорит, что страж использует свой загробный язык и наверняка архивирует информацию очень компактно.
Вообще музей атмосферный, с красиво расставленными вещами, правдоподобным загробным освещением.
А таблички мне опять не понравились (в Национальной галерее лучше). Здесь снова, как в Пушкинском музее, вместо того чтобы рассказать, какая именно тут сидит, уже спустив одну ногу, мраморная боддхисаттва, что-то пишут про то, что белый мрамор был жутко редок и дорог в такой-то древней провинции.
Музей бесплатный, кстати, и разрешено фотографировать, но платная гардеробная, поэтому все ходят как по вокзалу в куртках и шапках. Вероятно, у посетителей чаще всего просто не находится полтора фунта в кармане на гардероб, ведь тут почти никогда не требуют настоящих денег (только электронные).
Снег
Культурно выпал фотогеничный предрождественский снег. И узенький ход с зеленой калиткой – наш – выглядит как будто мимо, того гляди, проскочит белый кролик с часами.
Англичане говорят, погода не совсем обычная. Но ведь и каждый год снег – что-то необычное. Совершенно неожиданное. В Москве, к примеру.
Аккуратные особнячки, припорошенные рыхлым, пушистым снегом – снег лежит в выбоинах и щербинах кирпичей – напоминают елочные игрушки, пряничные домики в дорогом магазине.
Даже дома типовой застройки имеют здесь собственные имена: «Мальбери хаус» и «Блюберри корт».
И едва ли не в каждом окне – разубранная елка небывалой красоты. Как на утреннике с дед Морозом.
25 декабря 2010. Сегрегация
Eздили за подарками для родных и соседей, в сравнительно дальний район, который выглядел более бедным, чем Ислингтон. В автобусе было много Черных. Видимо, все-таки социальное разделение проходит здесь где-то очень вблизи от расового. Торговый центр утомил, я вообще к торговым центрам питаю мало нежных чувств, но в Москве, как обнаружилось, они строятся так (и вообще-то в большинстве столиц мира, где доводилось в них забредать), чтобы один раз войти, скинуть верхнюю одежду на коляску или на руку, и прогуливаться от магазина к магазину, не выбираясь на улицу.
Здесь требовалось все время выходить, все построено по тому же принципу, что и Оксфорд-стрит – миллион маленьких магазинчиков с отдельными входами.
Мы простудили ребенка.
Ночью у него вдруг поднялась температура.
Ислингтон чинно встречает свое Рождество. Две-три чопорные хлопушки пыхнули на улице, настала тишина.
По-видимому, мы остались одни в нашей пристройке (в пристройке четыре квартиры, три заселены) – все разъехались на каникулы.
В Лондон модно ездить на новогодние праздники. Что здесь можно делать, ума не приложу. Хоть и не зима-зима, а все-таки холодно. Вчера был резкий ветер.
***
Лондонцы очень ответственно подходят к праздникам, как ни встречали в последние дни старушку с тележкой – из тележки обязательно торчит два-три рулона праздничной оберточной бумаги, и у каждой кассы, в каждом магазине, вплоть до продуктовых, эти рулоны. В конце концов и мы не устояли и купили этой бумаги, неизвестно для чего. Настригли из нее гирлянд, снежинок, а Глеб вырезал преотличного снеговика. На елку решили в нынешнем году не разоряться. Эх, пойду еще наклею фанариков.
26 декабря 2010. Будущая встреча в Париже
Вчера состоялся рождественский обед. Бонни прекрасно готовит. Мы собирались испечь к празднику рыбу, но испекли курицу.
Брук с порога принесла мне фотографию, на которой она с мальчиком:
– Мой бойфренд, – протянула она нежным голоском пятилетней девушки. – Здесь его уже нет! Но мы с ним встретимся в Париже…
Где-то здесь, в общежитии, был мальчик, ныне увезенный родителями в Лиссабон, и Брук надеется встретиться с ним по прошествии лет в Париже – и возможно ведь, встретится.
У нее блестящее будущее, у этой Брук.
***
У нас тоже были похожие хлопушки в нашем Советском детстве, их разрываешь, и оттуда как пыхнут конфетти, игрушечные короны и какая-нибудь ерунда – сюпризик.
Когда мы взрывали хлопушки с Эшли, в виде такого сюрпризика мне попалась сантиметровая лента, но вместо того, чтоб сграбастать ее поскорее в карман, я положила ее на стол и, конечно, забыла. А я ей так обрадовалась! Мне как раз не хватает сантиметровой ленты.
***
Кухня Эшли в основном здании намного больше нашей (в нашей, к примеру, невозможно поставить стол), но все выглядит слегка покосившимся и совершенно неосновательным (так же, как и в доме оксфордского профессора). Обычный (до того известный по телекартинкам. По документальным фильмам с интервью: специалисты по различным вопросам сидят в высоких полосатых креслах, на стенах фотографии в рамках и книги. Обобщаю?) западный быт. Кастрюльки, сгрудившиеся на шкафах, детские игрушки, пластиковые елочные шары (что гораздо практичнее, учитывая аппетиты детей, готовых пожирать стеклянные шишечки и мишек), на кухне открытая духовка – осторожно! – всё пышет жаром, всё кипит, хозяйка мечется от соусов к блюдам, ставит по очереди на стол тарелки, младший ребенок на днях обварился, сунув руку в кипящий суп.
– Здесь все только исключительно традиционно британское, например, вот джем, который подается к индейке, – я вам очень рекомендую попробовать.
Оказывается, у Эшли ирландские корни (что можно было предположить, поддавшись стереотипам и поглядев на его медную физиономию в рыжей бороде), а у Бонни – как будто, турецкие (но ведь она говорила о традиционно британской индейке? Их не разберешь!).
Эшли еще долго переводил мне какую-то занудную шутку, выпрыгнувшую из очередной хлопушки. Шутка основывалась на игре не известных мне слов. Я никак не могла вникнуть и сосредоточиться, кивала как китайский болванчик, улыбалась, говорила: «Да-да, понимаю!», и следила за Севой. Сева еще болел и капризничал, Джошуа и Брук гладили Севу по голове, каждый со своей стороны, он надевал колечки на деревянный стерженек и отмахивался от них свободной рукой.
Потом я его унесла, а Глеб еще оставался.
29 декабря 2010. Интерьеры
Вчера ходили по Ислингону в поисках замка. Я как-то видела, проходя в Арквей-центр, в глубине улицы старинный средневековый замок, его-то мы и искали. Оказалось, конечно, то был не замок, а ряд печных труб с торца
***
Были в музее интерьеров, где экспонировали интерьеры с 1600 годов до нынышнего времени. Нынешнее время самое смешное. Если старинные интерьеры, показанные там, отличались от реальных настолько же, насколько представления искусствоведов об интерьерах 90-х годов отличаются от реальных интерьеров (я реферирую здесь в первую очередь к Российским музеям, ибо Советские интерьеры мне известны не по наслышке), то мало что из увиденного соответствует действительности.8 Однако выяснилось, что раньше полуподвальные помещения – а в них живет чуть ли не четверть лондонцев. Во всяком случае, почти в каждом доме здесь есть подвал, и в нем живут люди – в богатых домах использовались под кухни.
(И, вероятно, как место для жизни прислуги). Во всяком случае, на кухнях работала прислуга. Вообще трудно представить, как можно в Лондонском климате жить или готовить в подвале. Даже на нашем первом, не подвальном, этаже, довольно сыро.
Сева был, как и в прошлом музее, всем заинтересован.
***
Через забор от нас живет музыкант. Он очень хорошо играет на электрическом пианино (вряд ли то был синтезатор).
30 декабря 2010. Дирхэмы
У нас в гостях были Бекки Дирхэм и молодой Финн Дирхэм (пятнадцати месяцев от роду).
31 декабря 2010. Кухня
Глеб задумал печь пирожные в корзинках. Он заказал накануне все ингридиенты, включая ягоды, которые нужно класть в желатин, а также изучил рецепты теста. Корзинки в процессе выпечки стекли внутрь.
– Но это же полный провал! Что ты смеешься, я не понимаю?
***
Еще он задумал сделать салат оливье и селедку под шубой.
– Какой же русский стол без салата оливье! И селедки под шубой.
– А ты свеклу купил? Я ее не видела в холодильнике.
– Нет. Ну хорошо, обойдемся оливье. А ты успеешь нарезать ингридиенты, пока мы с Севой гуляем?
***
Только что нам принесли вино в коробке, на коробке адрес и имя Глеба, в коробке какой-то темно-зеленый «Haton Classic» – ни обратного адреса, ни счета. Глеб пробормотал: «Может, это нацпроект такой – доставлять всем вина на Новый год?»
Оказалось, подарок от родителей Глеба.