Загадочные предки загадочного князя
Почему загадочные, если у него и мама известна – средняя дочь Гостомысла Умила, и даже дед – новгородский старейшина Гостомысл, – и братья – Трувор и Синеус, и точное время призвания на будущую Русь? Ан нет, от всех этих сведений толку мало и лишь голова идет кругом.
То, что призван, никто не оспаривает, то, что дед Гостомысл, вроде тоже, и про маму спора нет, хотя она особой роли в истории не сыграла. Про папу с уверенностью утверждать нельзя, а еще про то, откуда этот Рюрик был призван.
Подавляющее большинство из нас откуда-то прибыло, если не мы, то наши деды или прадеды. В Рюриковы времена перемещались, конечно, не так активно, но сам князь не в Новгороде вырос и не в Ладоге, прибыл, это точно, «из заморья».
Если найти почти сказочное «заморье», можно понять, из каких Рюрик, но пока не получается. Значит, придется перебирать варианты. Их много, но в основном все сводится к тому же боданию норманистов и антинорманистов. То ли «заморье» скандинавское и Рюрик тоже, то ли он славянин, пусть из далеких краев, славян и за морем хватало.
Рюриков в Европе обнаружилось много и в то же время недостаточно для полной ясности. Попробую перечислить если не всех, то «основных». Но сначала предки, без них Рюрика никак не было бы.
Все началось с Рюрикова деда Гостомысла, то есть началось-то как у всех – с Адама и Евы, но родословную русского организатора до такого колена история не сохранила совсем.
Само имя «Гостомысл» появилось в русских летописях не раньше XV века (в Первой Софийской летописи), хотя в западноевропейских хрониках он (?) известен с IX века как король государства ободритов. В России самые подробные сведения содержались в Иоакимовской летописи (ИЛ), которую «живьем» из относительных современников видел только Татищев.
Почему первого новгородского старейшину «не помнят» остальные русские летописи – понятно: ни к чему правившим Рюриковичам какой-то дед основателя династии, который не скандинавских знатных корней или знатных, да не той направленности. Достаточно вспомнить, как жестко была правлена «Повесть временных лет…» игуменом Сильвестром по приказу Владимира Мономаха (о летописях отдельная глава).
Всякие новгородские посадники киевским да московским князьям были ни к чему даже в качестве далеких предков. Династия Рюриковичей строптивый Новгород не просто не жаловала, но и всячески с его «самостийностью» боролась, в качестве первой столицы Руси признавать не желала, вот Киев – другое дело, он «мать городов Русских», а эти северные нахалы…
Удивительно, но судьба независимого Новгорода тесно связана с судьбой династии. Новгород, вернее, его поддержка помогла многим князьям, начиная с Владимира Красно Солнышко, не просто завоевать престол, но и элементарно сохранить жизнь. С Новгорода начиналась «Русская Правда» Ярослава Мудрого, слава Александра Невского, этот город изгонял и миловал, помогал и бунтовал.
Как платили Рюриковичи за помощь и наказывали за бунт? Да как обычно: карали и вешали на деревьях, заливая город кровью. Символ городской независимости (хотя бы относительной) – Большой вечевой колокол – был сброшен со своего места и разбит. Последним расстарался Иван Васильевич Грозный, возведя на Новгород откровенный поклеп и утопивший северную столицу Руси в крови. Судьба ответила опричному царю – его сын Федор Иоаннович править уже толком не смог и стал последним из Рюриковичей.
Конечно, из летописей твердой рукой вымарывалось все, что касалось особых заслуг строптивого города, в том числе и по поводу призвания варягов. Кто знает, какие еще сведения были уничтожены? Кстати, сам Иван Грозный, который был грамотен и весьма претенциозен, а потому читал многие летописи, «недоизуродованные» его предками, в том числе Мономахом, писал (царь любил переписку), что варяги пришли из немцев. Монах Сильвестр по приказу Владимира Мономаха исправил «Повесть временных лет…», столп российской исторической мысли, «неприкасаемый» Карамзин по приказу совести вымарал в царском письме «немцы», заменив на… «шведы». Велика ли разница? Для кого как, тем более «немцами», то есть немыми, людьми чужого языка русские издревле называли иностранцев, кроме, пожалуй, тех самых скандинавов, которые немыми не были, ибо в Ладоге толпились испокон века. Русским историческим документам досталось ото всех – от самих переписчиков, от князей, царей, ученых-иностранцев и даже от собственных российских светочей исторической науки. Кстати, Карамзину можно попенять уже на то, что написал, мол, русские до прихода варягов жили «звериньским образом». Такое неуважение к великому, затоптанному прошлому своего народа не украшает историка и не делает ему чести.
До тех времен, когда Рюриковичей на посту сменили Романовы, «дотянула» неисправленной только Иоакимовская летопись, да и то потому, что была малоизвестна. Ее никто, кроме современников да вот еще Татищева, не читал, но архив Василия Никитича исчез, что, собственно, не удивительно: он слишком много твердил нелицеприятного и непринятого в «приличном» научном обществе своего времени, состоявшем поголовно из иностранцев.
Но и полностью доверять каждому слову, записанному Татищевым, тоже не стоит – временами его текст слишком смахивает на пересказ какой-нибудь издревле известной истории. Возможно, Василий Никитич вовсе не преувеличил, даже наоборот – слово в слово пересказал все, что прочитал, а летописец, в свою очередь, переписал буква в букву, но сам текст от этого менее фантастичным не становится.
Вот в этой Иоакимовской летописи и нашелся наиболее полный рассказ о вещем сне Гостомысла и призвании его внука Рюрика. Полный, но фантастичный, больше похожий на литературно обработанную легенду или изустное сказание. И все-таки попробуем повторить…
«Гостомысл имел четыре сына и три дсчере. Сынове его ово на войнах избиени, ово в дому изомроша, и не остася ни единому им сына, а дсчери выданы быша суседним князем в жены. И бысть Гостомыслу и людем о сем печаль тяжка, иде Гостомысл в Колмогард вопросити боги о наследии, и, возшед на высокая, принесе жертвы многи и весчуны угобьзи. Весчуны же отвесчаша ему, яко боги обесчают дати ему наследие от ложесн его. Но Гостомысл не ят сему веры, зане стар бе и жены его не раждаху, посла паки в Зимеголы к весчунам вопросити, и ти реша, яко имать наследовати от своих ему. Он же ни сему веры не ят, пребываше в печали. Единою спясчу ему о полудни виде сон, яко из чрева средние дсчери его Умилы произрасте древо велико плодовито и покры весь град Великий, от плод же его насысчахуся людие всея земли. Востав же от сна, призва весчуны, да изложат ему сон сей. Они же реша: «От сынов ея нмать наследити ему, и земля угобзится княжением его», и вси радовахуся о сем, еже не имать наследити сын большия дсчере, зане негож бе. Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривич и дрягович, яви им сновидение и посла избраннейшия в варяги просити князя. И приидоша, по смерти Гостомысла Рюрик со двема браты и роды ею…»
Это из Татищева.
Идея ясна: будучи уже в весьма преклонном возрасте, Гостомысл (интересно, что в тексте не указывается его «должность», а вся привязка к местности – только упоминание о «Колмогарде», но таких названий по всей Европе пруд пруди, хотя Татищев привязывает этот Колмогард к месту будущего погребения Гостомысла – в районе села Бронницы, что у Ильменя в устье Мсты) обратился к ведунам, которые предсказали великое будущее его потомству. Выглядело такое предсказание оскорблением лучших чувств, поскольку сыновей у Гостомысла к тому времени уже не было (в боях погибли или «в дому изомроша»). Вторая попытка предсказания теперь зимеголами (предки латышей, жившие в нижнем течении Даугавы с выходом к морю в районе Риги, считались знатными предсказателями) не изменила, зато увидел Гостомысл чудесный сон, что выросло из чрева его средней дочери Умилы огромное дерево. Вещуны Гостомыслову сну обрадовались, объяснили, что это и есть пророчество – потомство Умилы продолжит род.
Что тут особенного? Ну, видел человек сон и видел, мало что не приснится? И то, что такие сны слишком часто упоминаются у многих народов в качестве предсказания, тоже неудивительно. Почему кому-то можно их видеть, а Гостомыслу нет? Его сон, что хотел, то и увидел.
Гостомысл собрал всех старейшин славян, руси (?), чуди, веси, мери, кривичей и дреговичей и убедил их, что лучший представитель выросшего в его сне древа – сын Умилы Рюрик.
Что не вызывает вопросов?
То, что Рюрик внук Гостомысла, сын его средней дочери Умилы, которая замужем за каким-то варягом или не совсем варягом, но иностранцем (вероятно, Умила уже была вдовой, потому что о папаше Рюрика речи не шло, а сам Рюрик далеко не малыш). Кстати, в тексте Татищева никаких намеков на это родство дед – внук не видно, просто сказано, мол, послали
«в варяги просить князя», и «приидоша по смерти Гостомысла Рюрик со двема браты и роды ею».
Где про внука-то и дедов наказ?
Умилу и Гостомысла никто не оспаривает, видно, потому, что никому не мешают.
Осталось понять, кто же все-таки такой Гостомысл, которого русские летописи как-то полупрезрительно забыли, и где был сам Рюрик, когда дед его во сне разглядывал.
Что не так, не считая почти сказочного сюжета?
Если серьезно, то собрать даже не старейшин (наверняка большинство не намного моложе самого Гостомысла), а просто представителей всех племен с такой территории за недельку-другую – нереально.
И почему это в пору выборности власти у перечисленных племен Гостомысл так пекся о том, что ее по наследству некому передать? Ну, умрет от старости или болезней, выберут другого… Почему этот другой должен быть из Гостомыслова потомства? Ладно бы сыновья имелись, жаль было в чужие руки вместо своих кровиночек власть отдавать, но ведь рядом никого из мужского потомства, Рюрика пришлось «из заморья» везти.
Что-то здесь не так. Если власть выборная, то вся попытка Гостомысла навязать соплеменникам (и не только) своего внука выглядит не вполне симпатичным использованием служебного положения в корыстных целях. Но если навязывал, значит, понимал, что имеет право это делать?
Передать власть практически по наследству… соплеменники не удивились… и даже не вполне соплеменники, а члены большого союза племен – те же кривичи, чудь, весь, меря… не впервые?
Территория есть, народ тоже, аппарат принуждения у Гостомысла, видно, был немалый и действенный, потому что представители племен сбежались по первому звонку, какие-то правила поведения не просто выработаны, но крепко сидели в умах, если и слова против Гостомысловых сентенций высказано не было, то есть требование усадить на… куда, на престол (?) Рюрика, как прямого продолжателя правящей династии, проглотили молча. Столица, видно, тоже имелась, не под кустом же Гостомысл свои сны разглядывал и не в чисто поле на пригорок старейшин приглашал.
Каким бы высоким ни был авторитет самого Гостомысла, навязать соплеменникам и остальным членам огромного племенного союза «забугорного» внука он мог только в одном случае – имея на то хоть какое-то, кроме морального, право. Причем это право должно быть признанным всеми, даже если после смерти Гостомысла нашлись несогласные (а без этого ни одна передача никакой власти не обходится) вроде другого его внука – сына старшей из дочерей – Вадима Хороброго, поднявшего большой мятеж и едва не лишившего будущую Русь будущей династии. Были бы не Рюриковичи, а Вадимовичи… фи… как-то не звучит…
Но признанное право передачи власти по наследству – это государство, как ни крути.
Тогда что организовывал сам Рюрик?
И кто таков Гостомысл – посадник, как его позже назвали русские летописи, выборный старейшина, позволивший себе превысить должностные полномочия, навязав в правители внука, или все же князь – глава племенного союза, хотя его, возможно, так не называли? То, что Гостомысл пекся об отсутствии у себя сыновей (потерять четверых, конечно, тяжело) и невозможности по возрасту произвести на свет еще парочку, а не вообще о власти на вверенной ему территории, наводит на мысль о княжеской природе этой власти. Обратите внимание: Гостомысла не слишком беспокоило, что пока не родившиеся сыновья могли оказаться слишком юны, чтобы подхватить скипетр из его слабеющих рук, он переживал, что жены больше не рожали вообще. Весь вопрос в том, чтобы убедить, что наследовать должны его внуки, а не чужие дяди.
Причем если сам Гостомысл указал на потомство Умилы, то старейшины после его смерти не воспротивились попытке взять власть Вадимом Хоробрым. Значит, вопреки совету своего начальства, признавали права внуков равными? И что же это, как не наследственное владение? Тогда чем-то то, что было при Гостомысле, отличалось от того, что стало при Рюрике? Чужак пришел и варягов привел. О варягах пока не будем, но Рюрик явно не чужак, все же внук, пусть и заморский.
Или… вся эта история просто выдумана ради красного словца, а Рюрик к ней притянут за уши? А может, она вообще не наша, поскольку почти идеально совпадает с другой, ободритской, тоже с Гостимуслом и Рюриком, а еще с городом Рёриком и варягами, которые с севера?
О чем речь?
Реку Эльбу, на мосту через которую состоялась знаменитая встреча союзнических сил в конце Второй мировой войны, во времена Рюриковой юности звали Лабой. И жили на ее правом берегу, ближе к устью, славянские племена, которых называли соответственно – полабскими. И был у этих славян в очень подходящее нам время – ближе к середине IX века – очень подходящий нам князь – Гостимусл…
Откуда известно? В 1827 году в Британском музее нашли рукопись, названную «Ксантенскими анналами». Эти самые анналы писались точнехонько с 831 по 874 год на территории нынешней Германии, то есть там, где этот самый Гостимусл и проживал совсем по соседству, но уж никак не за тысячи километров и не два столетия спустя. Никаких сомнений в подлинности записей анналов нет, все согласны, тем более большинство данных четко согласуются со многими другими анналами, где действуют совсем другие правители.
Но нас другие не интересуют, нам Гостимусла подавай.
Пожалуйте.
Чуть-чуть чужой истории.
Дальше Карла Великого, который большую часть Европы в одну кучу собрал, забираться не будем, но его упомянуть придется, потому как сам Карл и особенно его внуки ободритскому князю Гостимуслу на любимые мозоли наступали. Земля ободритов (это целый союз племен) располагалась между землями саксов и лютичей – поморских славян. И с теми, и с другими очень даже не дружили, чем Великий Карл хитро пользовался, то привлекая ободритов против саксов, то стравливая их с поморскими славянами и поддерживая в этой нелюбви.
Города в ободритских землях весьма подходят для нашей истории – Велигард (Рёрик), Старигард (Ольденбург?), Любек… И остров почти напротив – Рюген (Руян) с городом Аркона на нем и большущим капищем Святовита. Все так и просится в нашу историю: Остров Рюген (Буян наших сказок), капище, ободриты с их городами – Велигардом, то есть Великим, Старигардом – «Старым» и глава союза племен Гостимусл…
Не хватает только Рюрика.
И Рюрик нашелся – Вендский или Ободритский, как его зовут. О Рюрике потом, вернемся к Гостимуслу и потомкам Карла Великого.
Осознав, что земной путь близится к концу, Карл решил заранее раздать земли сыновьям, но судьба распорядилась иначе: ничего раздавать не пришлось, остался у Карла только один сын – Людовик, позже прозванный Благочестивым. Надо сказать, почти полная папаше противоположность. Благочестивым назван не зря, сам Карл хоть и имел с церковью, особенно папами римскими, хорошие отношения, даже был папой коронован как император Великой Римской империи, но особой набожностью не отличался, некогда было, все на коне да в походах – то одних примучить, то других усмирить, то третьих завоевать.
Зато миролюбивей его сына трудно найти. Людовика Благочестивого меньше интересовала огромнейшая империя, полученная на блюдечке с голубой каемочкой в наследство, и куда больше монастырские дела и мощи святых, а еще больше молодая любимая вторая жена Юдифь. Молодые красивые, к тому же умные жены никогда до добра не доводили. Юдифь усиленно проталкивала собственные интересы и интересы своего сына Карла (позже прозванного Лысым). Пасынки, прекрасно понимая, что в их пользу мачеха действовать не намерена, еще при жизни отца не раз устраивали настоящую свару за власть. Старшие – Лотарь, Пипин и Людовик – вовсе не желали принимать в свою компанию младшего сводного брата Карла (еще не облысевшего).
Свары и бучи следовали одна за другой. Миролюбивый и вовсе не жаждавший власти Людовик Благочестивый через три года даже назвал Лотаря своим соправителем, но это к всеобщему миру не привело, напротив, после смерти Пипина и нового передела будущего наследства в пользу маленького Карла, получившего то, что потом станет Францией, братья пошли на отца настоящей войной. Людовика даже заключали под стражу и намеревались насильно постричь в монахи, но тот прилюдно покаялся во всех грехах и был прощен.
Едва дождавшись отцовской смерти в 840 году, братики снова сцепились за наследство. Не доверяя друг другу, средний и младший – Людовик и Карл – заключали договоры, даже давали клятвы, нарушали их (моя клятва, сам дал – сам и обратно возьму), отвоевывали у Лотаря земли и снова теряли их… В общем, много что было в истории Франкского государства ближе к середине IX века.
Зачем так подробно? Дело в том, что, пока при жизни отца братцы бодались между собой, им было не до ободритов, примучили саксов, и ладно. Ободриты считались зависимыми, но не более. В результате раздела восточные земли достались Людовику, прозванному по владениям Немецким. Этот Людовик, в отличие от папаши, Благочестивым и миролюбивым вовсе не был, охотой и женщинами, конечно, увлекался, но предпочитал воевать и захватывать. Правда, монастырям, как и папаша, подарки делал щедрые (не из своего же кармана, простите, кошелька).
Кстати, Карл отблагодарил свою мамашу Юдифь тем, что попросту отнял у нее земли, которые бывшая императрица наследовала после смерти мужа. Но это так, к слову.
Земли братьев-королей шли чересполосицей: на западе – Карл Лысый, посередине Лотарь, а восточные (скорее юго-восточные) – у Людовика Немецкого. Первым двум бодаться оставалось только между собой и с братом, а вот у Людовика простор был – на востоке лежали богатые земли славян, прежде всего ободритов. Королем ободритов (именно так называет его даже весьма недоброжелательно настроенный автор Ксантенских анналов – королем, подчеркивая, что он главный над остальными корольками) был знакомый нам Гостимусл.
А дальше начинается самое интересное.
Лотарь, как вы помните, правивший центральной частью бывшей громадной империи, взял да и подарил Ново-Корбейскому монастырю… остров Рюген со всеми поселениями и жителями. Знаете, по какому поводу? Дарственная была написана в 844 году, в том году Людовик Немецкий пошел на славян настоящей войной и разгромил их. Хронист написал, что король Гостимусл погиб в этой войне, но в дарственной такого нет, просто указывается, что остров дарится как достояние от возобновления войны, вражеских набегов и полного разгрома короля по имени Гестимул и других вождей его многочисленных племен.
Участвовал ли Лотарь в этом походе – неизвестно, но, как глава империи Каролингов, мог сделать монастырю столь щедрый подарок. Об этом упоминает и хроника самого монастыря.
А вот о Гостимусле больше упоминаний нет, хотя о других вождях говорится, что они поклялись Людовику в верности, но, как только тот ушел, клятву, ничтоже сумняшеся, и нарушили. Правильно, клятва под дулом пистолета или под занесенным клинком честной считаться не может.
Гостимусл упоминался как король ободритов и даже просто вендов, а еще руян, то есть тех, кто жил на острове Рюген. Понятно, что крепкий остров со славянским языческим святилищем и земли ободритов были костью в горле многих, хроники зафиксировали, например, нападение в 808 году на столицу вендов Велиград датчан под предводительством короля Готфрида. При этом земля ободритов была опустошена, и они согласились выплачивать большую дань.
Велиград уже больше не восстановился до прежней славы (сейчас это Мекленбург), но неподалеку вырос новый город – Вышмор (Висмар).
Интересно продолжение.
В Ксантенских анналах Гостимусл больше не упоминается, зато в статье следующего года есть интереснейшее (для нас) свидетельство: в следующем, 865 году Людовик снова идет на вендов (ободритов), но те, не желая воевать, отправляют навстречу послов. В записи упоминается новый король вендов – Рорик – в связи с его 40-дневным постом во избавление от какой-то смертельной болезни.
Людовику пришлось ходить на вендов еще, но почему-то прошел дальше на чехов, то ли венды больше не сопротивлялись, то ли по пути передумал. Хронист отмечает, что язычники с севера весьма усилились (видно, передача Рюгена монастырю помогла мало) и доставляли неприятности христианам… А еще, что норманн Рюрик все же захватил Дорестад во Фрисландии. Запомните это известие.
Куда делся Гостимусл, действительно ли погиб, умер или уплыл за море, не вынеся падения Рюгена, – неизвестно, хронист слишком лоялен к Людовику, чтобы писать правду, только правду и ничего, кроме правды. Ясно одно: Гостимусла в тех местах больше не было.
Зато был какой-то норманн Рюрик, доставлявший много неприятностей королям франков, и ободритский король Рорик, который после сорокадневного поста со всеми договорился. Поди разберись в их Рюриках-Рориках, которые короли и бандиты в одном лице!
Что это – простое совпадение или…
Новгородский старейшина («король ободритов») Гостомысл (Гостимусл), жестокие норманны-датчане, разорившие Велиград (Великий город), необходимость платить этим норманнам дань, чего раньше не делали, быстро вставший новый город – Вышмор и норманн Рюрик-Рорик, который стал новым королем вендов (и по совместительству новым владельцем Фрисландского Дорестада), или два разных Рюрика?
А потом Дорестад переживает не лучшие времена, с ним расправляется сама природа, у Рорика не остается владений, и он… что, снова становится королем вендов?
Рорики, Рюрики, Гостомыслы, Гостимуслы… нападение на вендские земли норманнов-данов, выплата им дани, а потом отказ от нее после прихода Рюрика… Не слишком ли много совпадений для одного-двух десятилетий?
«Повесть временных лет…» начинает датировать события только с 853 года, когда новгородского Гостомысла (или ободритского Гостимусла) уже не было в живых. Или Гостомысл еще был?
Вот что вызывает удивление:
Ксантенские анналы написаны, конечно, предвзято, автор – лояльный к Людовику монах, но в его записях по годам подробнейший рассказ не только (а временами и не столько) о войнах и нападениях, сколько о погодных катаклизмах. Например, отмечены все лунные затмения, наводнение 834 года, северное сияние в 836 году, ураганный ветер и комета 837 года, гром в январе и феврале и небывалая жара летом следующего года… и так далее… То есть человек писал то, что видел сам – ураганы, затмения, свечения, жару или гром среди ясного неба зимой, в 868 и 869 годах он описывает целых две кометы, чудовищный ураган, последовавший за их прохождением, и голод…
Неужели затмения, ураганы и кометы, не говоря уже о голоде и наводнениях, бывали только в Европе в королевстве франков? Русь такие бедствия миновали? И кометы стороной пролетели, и зим без морозов не бывало, и ураганные ветры не дули?
Или ПВЛ написана все-таки много позже и с «чужих слов», и Нестор с этих чужих слов, экономя чернила и пергамент, сведения о февральском громе или хвостатой штуке в небе добавлять не стал?
Тогда и история с Гостимуслом, норманнами и Рюриком-Рориком тоже чужая? Славянская, вендская, ободритская, но не новгородская, не ильменская. Не могли ильменцы призвать никого в Новгород, а сам Гостомысл – быть новгородским старейшиной или посадником просто потому, что Новгорода тогдашнего не было!
А если вспомнить, что славяне тех мест действительно были вынуждены переселиться на территорию будущей Руси просто потому, что на них наседали с запада, то неудивительно, что эти переселенцы принесли с собой историю короля Гостимусла и сопротивления норманнам, разрушившим Велигард. Конечно, переселились не все: полабские славяне и сейчас живут в районе Мекленбурга, но это уже другая история.
Были ли у вендского Гостимусла четыре сына, погибшие кто в боях, кто на охоте? Вполне возможно, ведь власть он никому из своих сыновей не передал. Была ли дочь Умила? Тоже возможно. Умила имя вовсе не словенское. И замужем за ободритским князем Годолюбе (или Годлавом) тоже вполне могла быть, и сына Рорика иметь. Это куда вероятней, чем вариант с забугорным замужеством средней дочери новгородского посадника и его точной уверенностью, что ее потомство годится в продолжатели рода.
Потому остальные летописи Гостомысла и не знали – легендарный (и заслуженный) предводитель ободритов действительно правил там, где должен править, – в ободритской земле. И власть в отличие от новгородского старейшины передавать имел право, и дочь у него не по воле злого рока за ободритским князем Годолюбе замужем была, а вполне логично – за своим, и Великий город не мираж в пустыне, и Новый город Вышмор реальный.
Вся история реальна, она даже славянская, но не новгородская, не словенская.
Вот и варяги у них плохие, потому что не русь, а наши, русские, хорошие. Надо знать, откуда варягов звать, свои – они всегда лучше. Вот это неправда, бывает очень даже наоборот, зато патриотично: наши варяги самые варягистые варяги! И наши норманны самые… как же и обозвать-то?
Неважно, главное – наш Рюрик лучший. Он приплыл по первому зову из-за моря (или «из заморья»?) и государство быстренько организовал. Пусть у этих вендов-ободритов уже было, у них свое было, а у нас свое, потому тоже лучшее.
История Гостимусла меньше всего похожа на то, что могло происходить у Ильменя по многим причинам, о них я уже писала вначале, но коротко перечислю:
– Гостомысла называют новгородским старейшиной или посадником.
Непонятно, потому что посадник – это ставленник князя, «посаженный» представлять центральную власть на какой-то территории.
На что мог иметь право посадник? Казнить и миловать от имени князя – да, но власть завещать никак не мог, не было у него такого права. Старейшина – тем более, старейшина должность вообще выборная;
– никого не только призвать, но вообще жить в Новгороде Гостомысл не мог. Новгорода в его нынешнем понимании тогда просто не было, он родился от слияния трех поселений после прихода Рюрика, даже городище Рюрик ставил позже. Есть, конечно, вариант, что сам Новгород был где-то в другом месте, но тогда это уже не ильменская история;
– интересно, что в известиях о Гостомысле не упоминается, где же жил сам посадник. Вот просто вздремнул после сытного обеда, увидел сон с вырастающим деревом и спросонья объявил соплеменникам о необходимости призвать из-за тридевяти земель своего внука с его бандитами, прошу прощенья – достойную родную кровиночку с весьма уважаемыми братьями и их родами;
– «бодаться» с норманнами на будущей Руси вот так вот – выгнали-призвали – очень сложно, если бы это «проклятье морей» по территории расползлось, всех отловить и изгнать было бы крайне тяжело, как и заменить одних на других;
– неужели у «новгородского» Гостомысла внук и впрямь мог безобразничать так далеко – в Дорестаде? Наказывая призвать внука, дед должен бы знать, что тот: а) существует вообще; б) достаточно взрослый, чтобы держать меч в руках и править; в) не кривой, не хромой, не увечный и относительно нормальный на голову; г) порядочный по меркам тех времен, то есть если и бандит, то в пределах разумного; д) что этот самый внук (даже неважно, какой из них) вообще согласится прибыть и править.
Рюрик Ютландский по четвертому пункту отпадает сразу, его репутация была столь подмоченной, что даже вторая половина прозвища – «христианства» – едва ли окупала первую – «Язва». «Язва христианства» был язвой не по религиозным, а по бандитским убеждениям, к чему же Гостомыслу, радеющему за будущее своих соплеменников и иже с ними, этакое им на шею сажать? Могли ведь и проклясть посмертно.
Даже если новгородский дед о безобразиях внука не знал, то репутацией-то поинтересоваться должен был. Если не он, так остальные старейшины.
Историки согласны признать ободритского Гостимусла нашим Гостомыслом. Есть много интереснейших работ на эту тему, вроде все сходится, забывается только одно: каким образом глава ободритов оказался в Приильменье, бросив на произвол судьбы своих собственных соплеменников во время жестокого противостояния с Каролингами.
Во-вторых, если даже отправился на разведку в весьма преклонном возрасте, то, заручившись поддержкой, почему же не торопился обратно или хотя бы гонцов не послал с доброй вестью соплеменникам? Вместо этого почивал себе после обеда, сны всякие смотрел да зимегольских прорицателей вопросами терзал.
Есть еще версия, что ильменские словене, доведенные до отчаяния бесконечным раздраем в собственной земле, отправились просить совета к ободритскому князю Гостомыслу, а тот, мол, посоветовал им позвать собственного внука, чтобы тот порядок навел.
И снова не то, потому что от Ильменя до Лабы, что по морю, что посуху, слишком далеко, чтобы за советом отправляться, если только, конечно, не использовали ковер-самолет. Встречала вариант, в котором за советом отправились на Рюген в Аркону, мол, остров-то какой, там святилище мощное. А на Арконе присоветовали обратиться к мудрому Гостимуслу, который знает, как сладить с плохими варягами и подобрать себе на шею хороших. Гостимусл посоветовал, а в довесок к варягам подсказал призвать своего внука.
Позвольте не поверить, потому что ильменские словене и кривичи, согласно нашей летописи (ведь мы именно ей верим в версии призвания варягов и Рюрика?), «плохих» варягов за море прогнали сами, безо всяких советов с Лабы, а вот Гостимуслу и его соплеменникам это не удалось, пришлось дань платить. И воевал Гостимусл с норманнами, как мы знаем, не слишком успешно. Зачем же просить совета у того, кто сам ничего сделать не может?
Даже если ободритский Гостимусл был очень разумен и имел огромный авторитет (лично я в этом ничуть не сомневаюсь), то едва ли его опыт и разум могли сослужить службу жителям далекого Приильменья, и не стоит городить огород от Ильменя до Лабы (Эльбы) и обратно, чтобы оправдать летописную фразу, возможно, просто занесенную в нее по ошибке из тех же анналов.
Татищев сам признавал, что монах Вениамин, от которого ему якобы передали тетради, чтобы быстро переписал, вымышлен. Но если вымышлен сам Вениамин, то как можно верить сведениям, полученным от вымышленного человека?
Возможно, поэтому сведения, согласно Татищеву, сообщенные в Иоакимовской летописи, и показались неприемлемыми остальным современным ему историкам, тем паче уже главенствовало твердое убеждение: варяги – это скандинавы, Рюрик – шведский конунг, а Гостомысл нам не нужен. Основная летопись ПВЛ о нем не упоминала, и слава богу.
Вот и осталось у всех летописцев: призвали варягов, и пришел Рюрик с двумя братьями Трувором и Синеусом и их родами, расселись по земле словенской, кривичской, мерянской и прочей вольно, организовали государство и стали жить-поживать… Два братца, правда, недолго, как-то очень уж кстати померли – Трувор в Изборске, а Синеус на Белом озере, – оставив наследство не собственным детям, о которых ничего не известно, а своему брату Рюрику.
Вот как хотите, но что с Гостомыслом, что без него родня у Рюрика, прямо скажем, странная.
Дед помер, папы в живых уже явно не было (о его призвании и речи не шло), мама Умила где-то по пути к Ильменю затерялась, бросили ее три братца на съедение оставшимся, даже роды забрали, а мамашу нет.
Братья молча проследовали на отведенные им места, два года пахали на ниве организации древнерусского государства, а потом вдруг помре божьей волей (неважно, чьей именно) и при этом своих кровиночек пристроить не подумали, все заработанное, то бишь награбленное, в общую казну и вернули. Да и сам Рюрик наследством как-то странно распорядился – оставил единственному известному сыну Игорю от горячо любимой им жены норманнской (урманской) княжны Ефанды на двоих с мамашей всего лишь… Ижору. Ижора по сравнению со словенскими, кривичскими, мерянскими и прочими владениями Рюрика – капля в море, причем не самая большая капля. А остальное кому?
Игорь после Рюрика остался совсем маленьким, его еще много лет воспитывал князь Олег (об этом тоже позже), но своими считал все земли, откуда призывали папашу. По какому праву, если наследства такого не получал?
Драчки за наследство после смерти Рюрика в 879 году в летописи не упомянуто, право маленького Игоря признали (или не признали вовсе, и князю Олегу пришлось с мальчишкой под мышкой уносить ноги в Киев?).
Но больше никто из родственников ни на что не претендовал. А может, и претендовать не на что, кроме Ижоры, Рюрику ничего и не принадлежало? Как-то не очень похоже на Рюрика Ютландского. Исходя из его подмоченной репутации, следует предположить, что он должен до Уральских гор всех данью обложить и земли собственностью объявить. Что случилось, укатали Сивку крутые горки или все же не Ютландский Рюрик с братьями к Ильменю прибыл?
А как насчет «на первый-второй рассчитайсь!»? Неужели норманны при пересечении границы с будущей Русью на таможне свой буйный нрав на хранение сдали? Позже, когда князья не раз призывали на помощь шведов (Владимир Святой и Ярослав Мудрый), те вели себя далеко не ангельски, и впрямь приходилось выпроваживать где хитростью, где силой… А при Ярославе Мудром новгородцы устроили норманнам кровавую баню, за что сам князь устроил в ответ такую же новгородцам, правда, тут же попросил прощения и… помощи против своего отца – князя Владимира Святого. Но это другая история и случилась много позже. Однако она демонстрирует довольно буйный нрав гостей с северо-запада, который едва ли был иным во времена Рюрика.
Какими организаторскими талантами обладал Рюрик, чтобы справляться с теми, с кем его потомки справиться не могли?
Так что же все-таки организовал князь Рюрик?
Вопросов бы не было, знай мы с самого начала, кто такой Рюрик, откуда и куда он пришел и кто же в действительности его пригласил.
Так ли это важно? По сути, не очень, главное – после Рюрика Русь стала иной, в ней появилось, как считается, подобие государства, которого раньше не имелось. А вот при нем ли появилось ли, не имелось ли – действительно вопрос.