Глава 23
– Анализ мочи не может солгать, – сказал доктор Донклин.
Валет на своем сторожевом посту около двери поднял голову и встряхнул ушами, как будто соглашался с ним.
Скит, к которому теперь были подключены провода электрокардиографического аппарата, все так же пребывал во сне, настолько глубоком, что казалось, будто все жизненные процессы в нем приостановились, как после глубокого охлаждения организма.
Дасти наблюдал за зеленым узором, рисовавшимся в окошке осциллографа монитора сердечной деятельности. Пульс его брата был медленным, но ровным, без всяких признаков аритмии.
Клиника «Новая жизнь» не являлась ни больницей, ни диагностическим центром. Однако из-за изощренной сообразительности и наклонности к саморазрушению многих ее пациентов в ней по необходимости имелось сложное и совершенное оборудование, с помощью которого можно было провести быстрый и достаточно точный анализ телесных жидкостей на предмет наличия в них наркотиков.
Анализы крови Скита, взятые у него при поступлении, показали, из чего состоял тот химический коктейль, с которого он начал день: метамфетамин, кокаин, ДМТ. Мет и кокс были возбуждающими препаратами, а ДМТ – диметилтриптамин – синтетическим галлюциногеном, близким к псилосибину, который, в свою очередь, являлся кристаллическим алкалоидом и добывался из гриба Psilocybe mexicana. Такой завтрак явно был не так полезен, как овсянка и апельсиновый сок.
Исследование самого последнего анализа крови, взятого в то время, когда Скит погрузился в свой похожий на кому сон, еще не было закончено. Однако анализ взятой катетером мочи показал, что в организм не поступило никаких новых наркотиков, да к тому же и метамфетамин, и кокаин, и ДМТ успели в значительной степени разложиться в организме. По крайней мере, в настоящее время он уже не увидел бы ангела смерти, который уговорил его спрыгнуть с крыши дома Соренсонов.
– То же самое мы увидим и в повторном анализе крови, – предсказал Донклин. – Потому что так оно и есть, моча не лжет. Или, как говорят неспециалисты, пи-пи – правду говори, или же струя не гнется.
Дасти подумал, что интересно, была ли эта непочтительная манера поведения у постели больного свойственна этому врачу, когда он имел свою собственную практику, или же он принял этот стиль уже после отставки, поступив на службу в «Новую жизнь».
Моча была также исследована на мочевые цилиндры, альбумин и сахар. Результаты не подтвердили наличия диабетической или уремической комы.
– Если новый анализ крови ничего не прояснит, – сказал доктор Донклин, – то мы, вероятно, предложим перевести его в больницу.
В холодильнике, к которому прислонилась Марти, постепенно замирал перезвон стекла.
От боли в сведенных судорогой руках у нее на глазах выступили крупные слезы. Она размазала их рукавами блузки, но тем не менее перед глазами у нее все продолжало расплываться.
Ее пальцы были согнуты, как будто она пыталась вцепиться в противника или удержаться на ненадежном выступе. Сквозь соленую пелену слез ее собственные руки казались ей угрожающими руками демона из кошмарного сновидения.
Возникшее перед мысленным взором и никак не желавшее тускнеть видение винной бутылки с отбитым донышком настолько напугало ее открывшейся вместе с нею тягой к насилию, проявлением ее неосознаваемых намерений, что она не могла пошевелиться, как парализованная.
Действовать. Так ее наставлял отец. Одна надежда – на действие. Но она была не в состоянии ясно мыслить, проанализировать, а потом обдуманно выбрать верный и наиболее эффективный путь действия.
Но, так или иначе, она действовала, потому что в противном случае она лежала бы на полу, сжавшись в комок, как какая-нибудь мокрица, и оставалась бы в такой позе до тех пор, пока Дасти не вернется домой. А к моменту его прихода она бы настолько глубоко ушла в свою столь неприятную новую сущность, что уже никогда не смогла бы распрямиться.
Итак, теперь набраться решимости. Оттолкнуться от холодильника. Пересечь кухню. Подойти к шкафу, от которого она отступила лишь несколько секунд тому назад.
Пальцы стискивают ручку. Клик-клик. Ящик выдвигается. Сверкающие ножницы.
Марти чуть не сдалась, увидев сверкающие лезвия, чуть не растеряла всю свою хрупкую решимость.
Действовать. Вон их из шкафа вместе с проклятущим ящиком. Прочь! Это труднее, чем она ожидала.
Скорее всего, ящик не был на самом деле настолько тяжелым, каким казался Марти; он был тяжел лишь потому, что для нее ножницы обладали куда большим весом, нежели тот, что измерялся в граммах. Психологическим весом, моральным весом, весом устремленной к злу цели, скрывающейся в стали.
Теперь к открытому черному ходу. Там стоит мусорный бачок.
Она держала ящик на вытянутых руках, намереваясь вытряхнуть все его содержимое в бак. Но по дороге ножницы сталкивались с другими предметами, и этот звук так ее встревожил, что она бросила в бак весь ящик вместе с его содержимым.
Когда Том Вонг принес в комнату Скита результаты последнего анализа крови, предсказание доктора Донклина полностью сбылось. Тайна состояния Скита осталась нераскрытой.
Мальчишка в течение нескольких последних часов не глотал никаких наркотиков. В крови имелись лишь остатки того, что он сожрал утром.
Показатель количества лейкоцитов, который оказался нормальным, и нормальная температура – оба эти признака напрочь опровергали версию о том, что он мог стать жертвой острого инфекционного воспаления мозга. Или любой другой инфекции.
Если бы дело было в пищевом отравлении, например, ботулиновом, то коме предшествовала бы рвота, боль в животе и, вероятнее всего, еще и понос. Но Скит ни на что подобное не жаловался.
И, хотя конкретные причины апоплексии оставались непонятными, следовало отказаться от возможности мозгового кровоизлияния, эмболии и тромбоза.
– Этот случай уже не для нашей лечебницы, – решил, наконец, доктор Донклин. – Куда бы вы предпочли, чтобы мы его перевели отсюда?
– В больницу Хоэг, – откликнулся Дасти, – если, конечно, у них есть место.
– Смотрите, что здесь творится! – воскликнул Том Вонг, указывая на электрокардиограф.
Поскольку надоедливый зуммер на аппарате ЭКГ был выключен, ни Дасти, ни Донклин не заметили, что частота пульса Скита увеличилась. Зеленые синусоиды и цифровое табло указывали на то, что она равнялась уже не сорока шести ударам в минуту, а пятидесяти четырем.
Внезапно Скит зевнул, потянулся и открыл глаза. Частота сокращений его сердца составляла уже шестьдесят ударов в минуту и продолжала постепенно возрастать.
Скит повернулся к Тому Вонгу, доктору Донклину, Дасти и подмигнул им:
– Эй, у вас тут что, вечеринка?
Открытая бутылка «Шардоннэ», две нераспечатанные бутылки «Шабли» – в помойку.
Комната для стирки полна кошмарного оружия. Бутылка слепящего, удушающего аммиака. Отбеливатель для белья. Средство для сухой химчистки на щелочной основе. Все в помойку.
Она вспомнила о спичках. Они в кухонном шкафу. В высокой жестяной банке из-под бисквитов. Несколько картонок с бумажными спичками. Коробки, полные коротких деревянных спичек, кучка спичек десятидюймовой длины, предназначенных для того, чтобы поджигать плавающие фитили в длинношеих масляных лампах.
Если человек способен на то, чтобы изуродовать разбитой винной бутылкой лицо невинной жертвы, если человек настолько опасен, что без всякого раскаяния может воткнуть автомобильный ключ в глаз любимому человеку, то никакие моральные принципы не помешают ему поджечь свой или чей-то еще дом.
Марти, не открывая, швырнула коробок со спичками в бачок. Послышался негромкий сухой стук наподобие того звука, каким рассерженная гремучая змея предупреждает о нападении.
Быстрая вылазка в гостиную. Столько дела, столько дела. Газовый камин, сделанный из очень похожих на настоящие керамических бревен. На каминной полке лежит зажигалка для газа, работающая от батарейки.
Вновь вернувшись к открытой кухонной двери, чтобы бросить в помойку каминную зажигалку, Марти вдруг взволновалась из-за того, что могла открыть газ в камине. У нее не было никаких причин так поступать, она не помнила, чтобы сделала это, но не доверяла себе.
Не смела доверять себе.
Если она полностью открыла газовый кран, то гибельная струя природного газа затопит все комнаты первого этажа в минуту или два. И тогда любой искры будет достаточно для того, чтобы вызвать мощный взрыв, который полностью уничтожит дом.
Скорее назад, в гостиную. Как перепуганный герой из компьютерной игры, которого швыряет от одной опасности к другой.
Запаха тухлого яйца нет.
Шипения уходящего газа тоже нет.
Головка газового крана торчала из стены возле очага. Ее нельзя было повернуть без особого ключа, и этот медный ключ лежал рядом, на каминной доске.
Слегка успокоившись, Марти вышла из комнаты. Но не успела она вернуться на кухню, как к ней, словно тема в музыкальной фуге[19], вновь вернулось опасение: а не могла ли она открыть газ после того, как убедилась в том, что он перекрыт?
Но ведь это просто смешно. Она не могла провести всю оставшуюся часть жизни, выскакивая из гостиной и вновь вбегая туда, в бесплодных и беспрерывных проверках камина. У нее никогда не было временной потери памяти, затмений сознания, во время которых она совершала какие-либо диверсии…
По непонятной для нее причине Марти вдруг вспомнила о второй комнате ожидания в офисе доктора Аримана, в которой читала роман, пока Сьюзен находилась на сеансе психотерапии. Прекрасное место для чтения. Нет окон. Нет раздражающего музыкального фона. Ничего не отвлекает.
Комната без окон. Но разве она не стояла у огромного окна, глядя на серую пелену дождя, закрывающую побережье?
Нет, это же была сцена из книги, которую она читала.
– Это настоящий триллер, – вслух сказала она, хотя в комнате никого больше не было. – Хороший язык, интересный сюжет, а персонажи – яркие и живые. Роман мне очень понравился.
Сейчас, находясь в кухне, где все было перевернуто вверх дном, она почувствовала резкую тревогу от ощущения потерянного времени. Она ощущала зловещий промежуток, в течение которого произошло что-то ужасное.
Посмотрев на наручные часы, она была удивлена, увидев, что уже так поздно – 5.12 пополудни. День истек вместе с дождем.
Она не знала, когда она впервые вошла в гостиную, чтобы осмотреть камин. Возможно, минуту назад. А возможно, две, или четыре, или десять минут назад.
В открытую дверь черного хода дышала ночь начала зимы. Марти не могла вспомнить, видела ли она темноту в окнах гостиной, когда находилась там. Если в этом дне существовал провал времени, то он должен был случиться именно тогда, когда она находилась в той комнате, у камина.
Марти поспешила в переднюю часть дома, и место, по которому она пробегала, было хорошо знакомо ей, но при этом сильно отличалось от того, каким было этим утром. Ничего теперь не было совершенно прямоугольным или квадратным, все приобрело какие-то текучие формы и стало почти треугольным, почти шестиугольным, криволинейным. Потолки, прежде ровные, получили легкий уклон. Она могла поклясться, что пол качается под нею, будто палуба лавирующего судна. Неодолимая тревога, которая, как ей казалось, деформировала ее умственные процессы, порой преображала физический мир в странные формы, хотя она знала, что эта ирреальная пластичность была мнимой.
В гостиной – нет шипения; газ не уходит. Запаха газа тоже нет.
Ключ лежит на каминной доске. Она не прикасалась к нему. Пристально глядя на эту блестящую медную штуку, Марти отступила от камина и прошла, пятясь, между креслами и диваном вон из комнаты.
Выйдя в прихожую, она поглядела на часы. Пять тринадцать. Минута прошла. А потери времени не произошло. И никаких признаков фуги не было заметно.
В кухне, пытаясь справиться с охватившей ее неодолимой дрожью, она снова посмотрела на часы. Все те же 5.13. Она в порядке. У нее не было затмения сознания. Она не могла в состоянии фуги вернуться в гостиную и включить газ. Перед ее глазами изменилась одна из цифр: 5.14.
Дасти в своей записке обещал приехать домой к пяти часам. Он опаздывал. Дасти обычно бывал точен. Он выполнял свои обещания.
– Боже, прошу тебя, – сказала она и была сама потрясена патетическим звучанием своего голоса и чувствовавшейся в нем горькой дрожью, из-за которой слова звучали искаженно, – приведи его домой. Боже, боже, умоляю тебя, ну, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне, пожалуйста, приведи его сейчас домой.
Когда Дасти вернется, он введет свой фургон в гараж и поставит его рядом с ее «Сатурном».
Это плохо. Гараж был опасным местом. Там в бесчисленном количестве хранились острые инструменты, смертельно опасные машины, ядовитые вещества, огнеопасные жидкости.
Она должна оставаться в кухне и ждать его здесь. В гараже с ним ничего не случится, если ее там не будет, когда он приедет. Острые инструменты, яды, горючее – все это не опасно. Реальной опасностью, единственной угрозой, была она сама, Марти.
Из гаража он войдет прямо в кухню. Она должна убедиться, что убрала отсюда все, что могло бы послужить оружием.
И все же продолжать эти поиски острых и твердых предметов, ядовитых веществ было явным безумием. Она никогда не сможет причинить вред Дасти. Она любит его больше жизни. Она сама умерла бы за него, если бы узнала, что он может умереть из-за нее. Нельзя убить того, кого так сильно любишь.
Однако эти бессмысленные страхи все больше и больше заражали ее, растворялись в ее крови, пронизывали ее кости, как сонмы бактерий, осаждали ее разум, и она с каждой секундой ощущала, что заболевает все тяжелее и тяжелее.