Глава 2
Скит сидел высоко на крыше, и его силуэт вырисовывался на фоне мрачного неба. Его сознание было помрачено галлюцинациями и мыслями о самоубийстве. Три жирные вороны кружили футах в двадцати над его головой, будто предвкушая, что вот-вот произойдет нечто отвратительное.
А внизу на дороге стоял Мазервелл, упершись в бедра своими кулачищами. Хотя он и отвернулся от улицы, вся его поза недвусмысленно говорила о владевшей им ярости. В этом настроении ему больше всего хотелось свернуть кому-нибудь шею.
Дасти поставил свой фургон на мостовой позади патрульного автомобиля, украшенного названием охранной компании, которая обеспечивала безопасность жителей этого дорогостоящего огороженного жилого района. Стоявший около автомобиля высокий парень в униформе умудрялся своим видом одновременно продемонстрировать и властность, и непричастность к происходящему.
Трехэтажный дом, на крыше которого Скит Колфилд размышлял о бренности своей жизни, представлял собой кошмар площадью в десять тысяч квадратных футов и стоимостью в четыре миллиона долларов. Архитектор, имевший или паршивое образование, или большое чувство юмора, свалил в одну кучу сразу несколько средиземноморских стилей – современный испанский, классический тосканский, греческое Возрождение и вдобавок разрозненные элементы еще нескольких других. Если посмотреть сверху, то все это представляло собой несколько акров небрежно набросанных одна подле другой пузатых черепичных крыш; их хаотическое изобилие подчеркивалось чересчур многочисленными дымоходами, бездарно замаскированными под колокольни с куполами. Бедняга Скит взгромоздился на высшую точку этого горного хребта, рядом с наиболее уродливой из этих колоколен.
Вероятно, охранник не имел достаточно четкого представления о том, что ему следует делать в этой ситуации, но знал, что обязан сделать хоть что-нибудь, и поэтому поинтересовался:
– Я могу чем-то помочь вам, сэр?
– Я подрядчик-маляр, – отозвался Дасти.
Возможно, Дасти показался загорелому охраннику подозрительным, а может быть, тот был косым от природы – кожу на его лице прорезало такое множество морщин, что оно стало похожим на часть недоделанного оригами.
– Подрядчик-маляр, ха! – скептически повторил он.
Дасти был одет во все белое: хлопчатобумажные брюки, пуловер, легкий пиджак из хлопчатобумажной ткани и кепку, на которой повыше козырька были синими буквами напечатаны слова «МАЛЯРНЫЕ РАБОТЫ РОДСА», что должно было придать некоторую убедительность его представлению. Он вполне мог бы поинтересоваться у недоверчивого охранника, неужели район осаждает банда профессиональных грабителей, замаскированных под оформителей интерьера, водопроводчиков и трубочистов, но вместо этого он просто ткнул пальцем в свою кепку и сказал:
– Я Дастин Родс, а тот человек наверху из моей команды.
– Команды? – Охранник нахмурился. – Вы так это называете? – То ли он был настроен саркастически, то ли просто не был способен поддерживать беседу.
– Большинство маляров называют это командой, – пояснил Дасти, не отрывая взгляда от Скита, размахивавшего руками. – Мы сначала назывались ударным отрядом, но это пугало некоторых домовладельцев, звучало чересчур агрессивно, так что теперь мы называемся просто командой, как и все остальные.
– Ха! – громко выдохнул охранник. Его косоглазие стало еще заметнее. Было совершенно невозможно определить, о чем он думает – пытается ли понять, о чем говорил Дасти, или решает, стоит дать собеседнику по зубам или не делать этого.
– Не волнуйтесь, Скит спустится вниз, – заверил Дасти.
– Кто?
– Прыгун, – пояснил Дасти и направился по проезжей части к стоявшему все на том же месте Мазервеллу.
– Как вы думаете, может быть, мне стоит позвонить в пожарную команду? – озабоченно спросил охранник, направляясь вслед за ним.
– Нет. Он не станет поджигать себя перед тем, как прыгнуть.
– Тут хорошие соседи.
– Хорошие? Черт возьми, это просто чудесно.
– Наши жители расстроятся из-за самоубийства.
– Мы подметем кишки, сложим в мешок все остальное, смоем кровь, и они вообще не узнают, что тут произошло.
Дасти испытывал одновременно и облегчение, и удивление из-за того, что никто из соседей до сих пор не примчался, чтобы понаблюдать за драматическими событиями. В этот ранний час, возможно, они все еще ели горячие сдобные булки с икрой и попивали шампанское и апельсиновый сок из золотых кубков. К счастью, клиенты Дасти, Соренсоны, на чьей крыше Скит заигрывал со смертью, проводили отпуск в Лондоне.
– Привет, Нед, – негромко сказал Дасти.
– Ублюдок, – откликнулся Мазервелл.
– Я?
– Он, – уточнил Мазервелл, указывая на сидевшего на крыше Скита.
Нед Мазервелл, в котором было шесть футов пять дюймов и 260 фунтов[1], был на полфута выше ростом и почти на сотню фунтов тяжелее, чем Дасти. Его руки не стали бы более мускулистыми, если бы вместо них пришили ноги клайсдейльского тяжеловоза. Несмотря на прохладный ветер, он был одет в футболку с короткими рукавами и даже не накинул какой-нибудь жилетки; Мазервелл, казалось, обращал на погоду не больше внимания, чем это могла бы сделать гранитная статуя Пола Баньяна[2].
– Проклятье, босс, мне кажется, что я звонил тебе еще вчера, – сказал Мазервелл, пощелкав пальцами по телефону, прицепленному к поясу. – Где тебя носило?
– Ты позвонил мне десять минут назад, и все это время я стоял перед светофорами и пропускал школьников на переходах.
– В этом районе действует ограничение скорости – двадцать пять миль[3] в час, – торжественно сообщил охранник.
Мазервелл, с негодованием глядя на Скита Колфилда, потряс кулаком.
– Знаешь, парень, я с удовольствием прибил бы этого панка.
– Это перепуганный ребенок, – отозвался Дасти.
– Это сопляк, нажравшийся «дури», – возразил Мазервелл.
– В последнее время он не касался ее.
– Он дерьмо.
– Нед, у тебя такое прекрасное сердце…
– У меня, что гораздо важнее, есть мозги, и я не собираюсь пудрить их себе проблемой наркотиков и не хочу находиться рядом с людьми, стремящимися к самоуничтожению, как вон тот.
Нед, бригадир команды, участвовал в движении «Стрейт Эджер». Это почти неправдоподобное, но неуклонно развивающееся движение среди подростков и молодежи двадцати с небольшим лет (причем мужчин в нем было значительно больше, чем женщин) призывало воздерживаться от употребления наркотиков, чрезмерного пьянства и случайных половых связей. Они предпочитали головоломный рок-н-ролл, слэм-данс[4], сдержанность в общении и чувство собственного достоинства. Какой-либо из элементов истеблишмента мог бы явиться для них вдохновляющим культурным ориентиром, но дело было в том, что участники «Стрейт Эджер» ненавидели систему и презирали обе главные политические партии. Если в клубе или на концерте они случайно обнаруживали наркомана, то выколачивали из него «дурь» и не давали себе при этом труда именовать свои поступки суровой любовью. Вероятно, эта линия поведения служила и тому, чтобы удержать их поодаль от политической жизни.
Дасти любил и Мазервелла и Скита, хотя по различным причинам. Мазервелл был остроумным, веселым и надежным – если, конечно, был справедлив. Скит был кротким и добрым, но, вероятно, обречен на жизнь, посвященную безрадостному самооправданию, жизнь, полную дней, прожитых без цели, и одиноких ночей.
Из этой пары Мазервелл был гораздо лучшим работником. Если бы Дасти строго следовал правилам, изложенным в учебнике для менеджеров, то он уже давно прогнал бы Скита из команды.
Конечно, руководствуясь одним только здравым смыслом, можно значительно облегчить жизнь, но порой легкий путь и верный путь не суть одно и то же.
– Судя по всему, дождь не даст нам работать, – сказал Дасти. – Тогда непонятно, зачем же ты послал его на крышу? Это во-первых.
– Я не посылал его. Я велел ему прочистить песком оконные коробки и отделку на первом этаже. И сразу же после этого я обнаружил, что он сидит там и говорит, что намерен брякнуться вниз о мостовую своей глупой головой.
– Я сниму его.
– Я уже пытался. Но чем ближе я к нему подходил, тем истеричнее он становился.
– Он, вероятно, боится тебя, – предположил Дасти.
– И он чертовски прав. Если его убью я, то это будет куда больнее, чем раскроить череп о бетон.
Охранник со щелчком открыл свой сотовый телефон.
– Может быть, я лучше вызову полицию?
– Нет! – Понимая, что его голос прозвучал слишком резко, Дасти глубоко вздохнул и уже спокойнее пояснил: – Жители таких районов не любят, когда начинается суета, которой можно было бы избежать.
Если приедут копы, то им, возможно, и удастся благополучно спустить Скита с крыши, но ведь после этого они передадут его в руки психиатров, а те продержат парня самое меньшее три дня. Но скорее всего, гораздо дольше. А Скит сейчас меньше всего нуждался в том, чтобы попасть в руки одного из тех передовых докторов, которые с непоколебимым энтузиазмом ринулись в объятия психоактивной фармакопеи и щедро поят всех без разбора пуншем из лекарств для коррекции поведения, а это хотя и успокоит его на непродолжительное время, но в конечном счете приведет все его синапсы в еще больший беспорядок, нежели сейчас.
– В таких местах, – повторил Дасти, – не любят спектаклей.
Окинув взглядом огромные дома, выстроившиеся вдоль улицы, королевские пальмы и величественные фикусы, ухоженные лужайки и цветники, страж принял решение:
– Я даю вам десять минут.
Мазервелл поднял над головой правую руку и погрозил Скиту кулаком.
Скит, над которым вороны продолжали свой хоровод, помахал в ответ.
– Во всяком случае, он не кажется настроившимся на самоубийство, – проворчал охранник.
– Этот маленький выродок говорит, что он счастлив, потому что рядом с ним сидит ангел смерти, – объяснил Мазервелл, – а ангел, дескать, показывает ему, каково там, на той стороне, и рассказывает, что там-де царит самый что ни есть благоговейный покой.
– Я пойду поговорю с ним, – сказал Дасти.
Мазервелл нахмурился.
– Поговори, черт бы его подрал. А еще лучше – подтолкни хорошенько.