2
– Чем ты занимаешься? – спросила Ребекка, ходя утром по квартире в рубашке Пилигрима, и разглядывая разбросанные по квартире вещи. – Судя по беспорядку, который у тебя здесь царит, ты скорее человек творческий, чем простой обыватель.
– Судя по твоему вопросу, ты тоже скорее натура творческая, чем просто Прекрасная Дама.
– Все мое творчество сводится к прогулкам по набережной в облике Прекрасной Дамы, и в осчастливливании очередного претендента на право провести со мной ночь.
– Но ты же знаешь, что таковы общие правила, и отменить их мы не в силах!
– А ты бы хотел их отменить?
– Не знаю, скорее нет. После сегодняшней ночи скорее нет, чем да.
– Тебе было хорошо со мной?
– Я уже давно забыл, что значит провести ночь с женщиной.
– Если хочешь, я останусь здесь еще на несколько дней.
– А как же общие правила, ведь ты должна, как и другие женщины в городе, каждое воскресенье гулять по набережной в облике Прекрасной Дамы!
– До воскресенья еще далеко. Так ты хотел бы, чтобы я здесь осталась?
– Я же сказал, что скорее хотел бы, чем не хотел. Но ты не выдержишь здесь слишком долго, мой образ жизни обязательно сведет тебя с ума.
– Почему?
– Видишь ли, я мизантроп, и во всем обязательно ищу лишь негативную сторону проблемы. Я постоянно во всем сомневаюсь, с раннего утра, и до позднего вечера. Конечно, я бы хотел, чтобы ты здесь осталась, но мои сомнения могут свети тебя с ума.
– И в чем же ты сомневаешься?
– Да во всем, буквально во всем: необходимо ли женщинам продавать себя по воскресеньям, гуляя по набережной в облике Прекрасных Дам? Не смешно ли то же самое делать мужчинам, играя роль достойных и добропорядочных граждан, даже если они в душе все сплошные мерзавцы? Откуда вообще взялись все эти смешные законы, и кто их впервые придумал? Почему разрушаются церкви, и откуда взялась новая вера, во имя которой построен в центре города храм?
– Ты действительно задаешь себе все эти вопросы?
– Конечно, я задаю их себе с утра и до вечера, и даже больше того, я спрашиваю себя: а что же это за город, в котором мы все живем, и не существует ли за его пределами иной мир, о существовании которого мы даже не догадываемся сейчас?
– Ты думаешь, что за пределами этого города существует какой-то иной мир?
– Я полностью в этом не уверен, но думаю, что там должно что-то существовать обязательно!
– Но за пределами нашего города пустыня, там ничего нет, и туда запрещено всем заходить!
– Да, я знаю, под страхом смерти, особенно смерти позорной, когда человека измазывают в смоле, и вешают на дерево в железной клетке в назидание всем остальным!
– Ты думаешь, что эти несчастные искали выход из этого города?
– Что-то они искали определенно, если и не выход из города, то какой-то другой выход искали наверняка! Во всяком случае, они задавали себе вопросы, и я подозреваю, что многие из этих вопросов похожи на те, что задаю себе я каждое утро.
– И носишься с ними потом целый день?
– И ношусь с ними потом целый день!
– С таким образом мыслей и с таким настроением ты не долго останешься на свободе!
– Я тоже так думаю, и поэтому не советую тебе связываться со мной.
– Даже если тебе этого и очень хочется?
– Даже если мне этого и очень хочется!
Она подошла к нему вплотную, и погладила по щеке.
– В таком случае, я останусь здесь до следующего воскресенья.
– А что ты будешь делать, когда наступит следующее воскресенье?
– Мы пойдем с тобой на набережную, каждый своей дорогой, и случайно столкнемся там, как будто увидели друг друга впервые. И каждое воскресенье будем повторять это снова и снова, пока не состаримся, и в конце концов не умрем.
– Ты же знаешь, что в этом городе не умирают, что здесь смерти не существует, и люди живут вечно, довольные собой и всем, что их окружает!
– А как же тогда казни, во время которых людей убивают?
– Я сам иногда спрашиваю себя, куда же деть казни, на которых преступников убивают, если смерти не существует, и все мы живем вечно?
– Ты слишком много задаешь ненужных вопросов, неужели ты не можешь просто жить, и радоваться жизни?
– К сожалению, не могу.
– Возьми пример с меня: я еврейка, и принимаю жизнь такой, какая она есть, тысячи поколений моих предков научили меня этому!
– Вот видишь, раз есть предки, значит, существовала какая-то история, предшествовавшая истории этого города!
– Конечно, история есть у всех, и у городов, и у людей, но, к сожалению, очень многие забыли свои истории. Я, например, не помню, кем была в прошлой жизни, мне кажется, что я целую вечность только и делала, что гуляла по набережной в облике Прекрасной Дамы. А ты, кем ты был в прошлой жизни?
– Мне кажется, что я уже когда-то жил в этом городе, только это было очень давно, действительно в другой жизни, от которой уже ничего не осталось.
– И чем ты занимался в этой другой жизни?
– Мне кажется, что я был писателем.
– Ты был писателем?
– Да, я уверен в этом, я был писателем, и с утра до вечера писал свои книги.
– Ты был детским писателем, или взрослым?
– Мне кажется, что я вообще был писателем, не детским, и не взрослым, а писателем по призванию, и по зову души, который пишет потому, что не писать он не может.
– И у тебя была семья в этом городе?
– Да, жена и дочь. Но потом все это исчезло.
– А чем занималась твоя жена?
– Она была учительницей в местной школе.
– Как странно, – сказала Ребекка, – я тоже иногда думаю, что в прошлой жизни была учительницей, и тоже жила в этом городе. До того, как здесь все изменилось, и все мы стали жить вечно, отгороженные от остального мира и от наших воспоминаний какой-то страшной стеной.
– Ты думаешь, что прошлый мир отгорожен от этого мира какой-то страшной стеной?
– Прошлый мир, или этот новый прекрасный мир, – какая разница, кто от кого отгорожен, но оба они определенно отгородились один от другого.
– Для женщины это очень умное наблюдение.
– А я ведь не просто женщина, я еще и еврейка, и, думаю, в моем роду обязательно были два, или три философа, с утра и до вечера предающиеся размышлениям о смысле всего сущего. Мне кажется, что я унаследовала от них эту особенность.
– Ты больше нравишься мне, когда не рассуждаешь о философских проблемах, а играешь роль Прекрасной Дамы.
– Ты хочешь, чтобы я опять сыграла для тебя эту роль?
– Мне бы очень хотелось этого.
– Скажи, а отчего тебя зовут Пилигримом?
– Не знаю. Вероятно оттого, что я вообще склонен к путешествиям, и к бесконечным скитаниям. По странам и городам, а иногда по собственным воспоминаниям.
– У тебя есть собственные воспоминания?
– К сожалению, есть. Воспоминания, или сны, я не знаю, что из них реальнее, и как их отличить один от другого. Но воспоминаний у меня очень много, и они преследуют меня днем и ночью. Особенно ночью, когда остаешься один, и уже ничего не мешает им вторгаться в мою беззащитную душу.
– И тогда ты начинаешь путешествовать по долинам и холмам своих странных воспоминаний?
– И тогда я начинаю путешествовать по долинам и холмам своих странных воспоминаний.
– И очень часто тебе такие путешествия нравятся?
– И очень часто мне такие путешествия нравятся.
– И поэтому тебя зовут Пилигримом?
– И поэтому меня зовут Пилигримом.