Вы здесь

Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книга 4. Гром победы. Глава 1 (О. В. Северюхин)

© Олег Васильевич Северюхин, 2016


ISBN 978-5-4474-1468-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Северюхин Олег

Глава 1

Победа приближалась неотвратимо. Это уже понимали все, даже те, кто был упёрт так, что на нем клейма партийной канцелярии ставить некуда было. Так и казалось, что в воздухе реют строчки сенатора Гаврилы Романовича Державина:

Гром победы, раздавайся!

Веселися, храбрый Росс!

Звучной славой украшайся.

Магомета ты потрёс!

Мы ликуем славы звуки,

Чтоб враги могли узреть,

Что свои готовы руки

В край вселенной мы простреть.

Гимн сей был написан по случаю взятия крепости Измаил войсками Александра Суворова, но сейчас под его звуки Краснознамённые дивизии орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого рвались к европейскому Измаилу – у коего в союзниках была и ранее блистательная Порта, и многие страны, на знамёнах которых сиял полумесяц. Много у них было общего и много их объединяло, взять хотя бы общую ненависть к иудеям.

Звук гимна был слышен не только в рейхсканцелярии, но и в Белом доме в Вашингтоне и в резиденции на Даунинг-стрит, десять в центре Лондона. Там прекрасно понимали, что если они опоздают к концу войны, то русская армия может просто напросто попереть их с освобождённых территорий, имея полное право на все, куда ступила нога русского солдата. И против законов войны все доводы являются совершенно неубедительными.

В середине марта меня вызвал Мюллер.

– Как дела, коллега Казен? – ехидно осведомился он.

– Всё в порядке, господин группенфюрер, – ответил я.

– Как вы посмотрите на то, если мы присвоим вам очередное звание – штандартенфюрер, – спросил он, – время военное, сроки выслуги значительно сокращаются, да и дубовая веточка на ваши петлицы будет хорошим украшением.

– А нужно ли это, господин группенфюрер? – ответил я вопросом на вопрос. – Если наша победа будет зависеть от количества штандартенфюреров, то мы можем победить через неделю.

– Даа, воспитал я вас на свою голову, – протяжно сказал Мюллер, – смотрите, не вздумайте ехидничать где-то в другом месте, там я вам вряд ли смогу помочь. Вернее, неизвестно, захочу ли я вам помогать. Вы меня поняли?

Я кивнул головой.

– Вот приказ о вашем производстве, распишитесь, – и он протянул мне лист приказа о присвоении очередных званий по ведомству гестапо. – А вот за это распишитесь отдельно.

Я расписался в двух документах и взял в руки карточку, запаянную в тонкий целлулоид. Это было удостоверение на штандартенфюрера Дитриха фон Казена унд Либенхалле. Предъявитель сего удостоверения имеет право делать всё во имя Рейха и на благо Рейха. Подписи Гиммлера и Бормана. Печати партийной канцелярии и канцелярии рейхсфюрера.

– Так уж и всё? – усомнился я.

– Всё, коллега Казен, – заверил меня Мюллер. – И в первую очередь – вы должны убраться со стариком в самое безопасное место. Куда, решите сами. Никаких командировочных документов, приказов об убытии, снятия с довольствия и прочей строевой чепухи. Вся документация попадёт в руки англичан или русских, и сразу начнутся поиски вас и вашего объекта. Это нам не нужно. Будете действовать на свой страх и риск. Мы не потерпим поражения в войне. Будет временная неудача. Война начнётся тогда, когда Кейтель поставит свою подпись под актом о безоговорочной капитуляции. Мы ещё покажем всему миру, кто победил на самом деле. Вы должны создавать финансовую сеть по всему миру. Высшим пилотажем будет такая система, когда запущенная в одной из стран мира некая сумма вдруг потеряется в процессе перечисления с одного счета на другой. Но она не потеряется, просто она возникнет на одном из счетов, которым будет владеть член нашей организации. Вы меня понимаете? По вашей заявке курьер доставит вам необходимую сумму в любую точку мира. Вот для этого и нужен вам этот документ. И не бойтесь использовать силу там, где не помогают уговоры и хорошее отношение. Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер, – ответил я и вышел из кабинета.

Практически я был запущен в свободное плавание.

Дед Сашка жил на вилле и занимался разбором трав, которые ему присылали со всей Германии и тех стран, где авторитет фюрера германской нации был ещё высок или, если не высок, то там стоял сапог немецкого солдата. Я стоял и смотрел на моего уже старого друга, который был занят своим делом и для него то, что творилось на улице, являлось лишь элементом, отвлекающим его от основных занятий.

Так, вероятно, и Архимед Сиракузский рукой отодвинул римского воина, который загородил ему солнце. Так и дед Сашка совершенно не обращал на меня внимания и не слышал, как я вошёл в его комнату, напоминающую то ли мастерскую, то ли лабораторию. Дед любил заниматься всем, переключался с одного дела на другое с неимоверной быстротой и никогда не чувствовал, что такое скука или безделье.

Я стоял и думал над своей судьбой. До определённого момента я был гражданином Великого государства – Российской империи. Потом Российской империи не стало. На её месте появилась Советская империя, но в ней мне не нашлось места.

Это как в уравнении, поменяли знаки, положительные стали отрицательными, отрицательные – положительными. Два каторжника стали положительными, два положительных обывателя так и остались положительными. Положительный человек, якшавшийся с каторжником, стал элементом отрицательным, так и каторжник, пообщавшийся с человеком положительным, тоже становится отрицательным. Как ни крути, а при всех математических выкладках число отрицательных элементов должно быть равно количеству положительных, иначе корабль государства либо пойдёт на дно, либо взлетит вверх.

Отрицательные элементы тянут корабль на дно, но положительные вытягивают его наверх. Поэтому и руководители советской империи не всех положительных людей пустили под нож, понимали, что с одними каторжниками и челкашами им не построить светлого будущего для своих детей. А дети челкашей и так проживут.

А кто я для этого государства в начале 1945 года? Никто. По большей части элемент отрицательный. Я передавал стратегическую информацию, но чувствовал, что мне не доверяют как классово чуждому элементу, да ещё работающему в карательных органах Рейха. Я мог бы выложить всё, что я знал, меня бы, может, и орденом каким-нибудь наградили, посмертно.

Интересно, а Вилли Лемана, советского агента, работавшего с нами бок о бок в гестапо, наградили каким-нибудь советским орденом? Уверен на сто процентов, что нет. Раз провалился, то значит, что всех выдал. А раз всех выдал, так значит – враг. А врагов не награждают. Если после его ареста не было других провалов, то это просто хитрость гестапо.

Если бы я выложил всё, как Леман, то и меня ждала бы его судьба. Вот штука жизнь! Для государства, которое верит тебе и которое стоит на твоей стороне, жизнь отдать не жалко. Даже немцы, которых мы в то время считали поголовно фашистами, по-человечески относились к своим гражданам и тем, кто служил им. Их считали людьми, а всех других – недочеловеками.

Нельзя противопоставлять себя всему миру. За это они и получат своё по полной мере. Но почему же я, русский по своей сущности, верящий в нашу победу и знающий, что она уже близко, с каким-то внутренним содроганием жду прихода своих соотечественников? Я не делал ничего во вред моей родине, но со мной даже церемониться не будут. Коммунисты не церемонятся со своими же соратниками по партии и по борьбе с фашизмом. Поэтому, я принял для себя твёрдое решение уходить в безопасное место вместе с дедом Сашкой.