Вы здесь

Личное дело женщины-кошки. Глава 3 (Дарья Донцова, 2007)

Глава 3

Потом Зое Андреевне повезло. После смерти мужа ее взяли прислугой к местному царю. Честная, аккуратная, старательная, всегда с улыбкой на лице, да еще великолепная повариха, Зоя очень скоро стала в семье мэра родным человеком. И сам Григорий Николаевич, и его жена Ольга дорожили домработницей, а Зоя не могла забыть отданные ими для Насти лекарства и служила им как верная собака. Когда Григорию Николаевичу предложили пойти на повышение и переехать в областной центр, он взял с собой и домработницу. Зое снова пришлось перебираться из города в город, но в отличие от покойного Ивана Петровича, скатывавшегося все ниже и ниже, Григорий Николаевич поднимался по служебной лестнице и в конце концов оказался в Москве. Став депутатом, оборотистый мужчина сумел выбить для верной помощницы квартиру, и жизнь Зои Андреевны превратилась в сплошное счастье. О таком она даже не мечтала: переезд в столицу, собственная жилплощадь, дочь – студентка столичного вуза и небольшой запас денег в банке. Настенька тоже была рада, она влилась в студенческую семью, в которой было много провинциалов. Никто не смеялся над Настей, в группе училась всего одна москвичка, Света Лазарева, приятная, хорошо воспитанная, но глуповатая девушка.

– Меня папа сюда с трудом пристроил, – честно призналась она Насте, – сказал: «Институт непрестижный, конкурс плевый, учись, доча! Получишь диплом, найду тебе работу. Главное, не сойди с дистанции». Но боюсь, не сдать мне сессию.

– Не волнуйся, – успокоила ее Настя, – я тебе помогу.

Вскоре девушки подружились, Настю принимали дома у Светы, как родную. Ясное дело, когда Лазаревы приобрели более просторную квартиру, Настя оказалась в числе тех, кого позвали на новоселье.

Держа в руках листочек с адресом, Настя вышла на нужной станции метро, свернула направо, налево, вошла в просторный двор и вдруг ощутила беспокойство. Что-то было не так! Она же никогда ранее не бывала тут и тем не менее великолепно знала, что из холла крайнего подъезда вверх ведут три ступеньки, одна со щербинкой, а перила покрывает диковинный орнамент из виноградных листьев. Настя будто ощутила под пальцами резьбу и вздрогнула, из одной «лозы» торчал гвоздик. Хорошо знакомым казался и широкий квадратный двор, вот только раньше здесь не было кованых лавочек, садик украшали простые деревянные скамейки. Подавленная накатившими воспоминаниями, девушка в растерянности стояла у входа в дом, а потом, несмотря на то что ей следовало пересечь двор и идти дальше, вошла в подъезд.

В холле не было консьержки, очевидно, она отлучилась. Настя решила подняться по лестнице, пошла наверх и столкнулась с девочкой, которая несла на прогулку собачку.

– Осторожней, девушка, – предупредила та, – не держись за перила, из них гвоздь торчит! Мама руку поранила, папа хотел его забить, но консьержка не позволила. Такой вопль подняла! «Только въехали, а уже свои порядки устанавливаете. Да этот гвоздь здесь с основания дома! Не смейте по резным перилам молотком дубасить! Ща старшего по подъезду кликну». Во дура! Говорила же мама папке: «Давай купим собственный дом, еще неизвестно, какие соседи попадутся». Но отец уперся, хотел в историческом центре жить! И чего? Мать-то права! Вокруг одни психи! Гвоздь убрать не разрешают, он им, видите ли, дорог как память!

Девочка продолжала возмущаться, у Насти начала кружиться голова. Она побежала вниз, вышла на воздух, сделала пару вдохов, и тут из подъезда вышла девочка лет восьми-девяти с мусорным ведром в руке. Несмотря на холодный, вьюжный день, она была в легком спортивном костюме, ноги ее были обуты в пластиковые сланцы.

– Катя! – донесся сверху крик. – Немедленно вернись и надень пальто! Катерина!!!

Девочка фыркнула и понеслась в дальний угол двора, где стояли железные баки. Внезапно Настя как будто ощутила лед под ногами, за шиворот посыпался снег, в правой ладони была зажата холодная никелированная ручка, а по бедру било ведро. Все, больше Настя ничего не помнила.

Очнулась она у себя дома, снова, как десять лет назад, у ее постели сидела Зоя Андреевна.

– Доченька, – всхлипнула она, – ты как?

– Что со мной? – тихо спросила Настя.

– Ерунда, – вытирая слезы, ответила мать, – просто ты переутомилась, вот и упала в обморок. Светочка тебя в гости ждала, ждала, потом сообразила: что-то случилось, побежала к метро, а ты в проходном дворе лежишь. Слава богу, ничего не сломала!

– Мама, – резко спросила Настя, – кто я?

– О боже! – ужаснулась Зоя Андреевна. – Только не это! Неужели у тебя опять началась амнезия?

– Нет, – быстро ответила Настя, – наоборот, я все вспомнила.

– Что? – посерела Килькина.

– Свое детство, – задумчиво протянула Настя, – отца, мачеху, бабушку, кота Бублика. Я в тот день не послушалась Таню, вышла во двор почти голышом, подняла ведро и… конец. Очнулась в палате, ты рядом, на табуретке. Скажи, ведь моя фамилия Медведева? И я не твоя родная дочь? Так?

Зою Андреевну заколотило в ознобе.

– Ну и чушь ты несешь, – прошептала она.

– Врешь! – резко сказала Настя. – И мне больше лет! Я потеряла сознание у помойки на следующее утро после празднования моего десятилетия, мне не восемнадцать, а все двадцать. Вот почему я так отлично успевала в школе, просто уже один раз учила материал! Прошла программу первых классов во второй раз! Ну, мне пора!

– Куда ты? – одними губами спросила Зоя Андреевна.

– К отцу! – лихорадочно засуетилась Настя, вскакивая с кровати. – Представляю, как он волнуется. Да и бабушка Елена Сергеевна с ума сходит! Интересно, Бублик еще жив?

– Кто? – прошептала Килькина.

– Мой любимый кот, – ответила Настя, – ты вот не разрешала мне заводить животных, говорила про свою аллергию, а Таня, хоть и мачеха, купила Бублика. Я ее не любила из-за мамы.

– Кого? – лепетала Зоя Андреевна.

Настя бросилась к гардеробу, натягивая на ходу джинсы, она сказала:

– Моя мама умерла, Таня вышла замуж за папу, но я категорически не желала дружить с мачехой, все ее действия в штыки принимала, считала ее притворщицей. А вот сейчас сообразила: она меня любила, воспитывала! И в тот день я не надела шубку и сапоги из чистой вредности.

Зоя Андреевна заплакала, но Настя не стала ее утешать.

– Зачем ты мне врала? – сурово спросила она.

– Я никогда не лгу, – слабо засопротивлялась Зоя Андреевна.

Настя расхохоталась и убежала.


Таня замолчала и уставилась на меня.

– Дальше что? – спросила я.

Медведева сжалась в комок.

– Ничего. Настя в подробностях описала свою комнату в нашей квартире: где, что и как стояло. Рассказала массу деталей, известных лишь членам семьи. Представляешь, она, оказывается, будучи второклассницей, полезла в мой шкаф, хотела надушиться. Я не разрешала ей брать ни косметику, ни парфюмерию. Вовсе не из вредности или жадности, а из соображений здоровья, у ребенка могла возникнуть аллергия и…

– Не оправдывайся, – остановила я Таню, – тысячи родных матерей не подпускают детей к своим шкафам.

– Верно, – кивнула она, – мало ли что там обнаружить можно, и Настя в тот день нашла нашу секс-игрушку, фаллоимитатор. Ну, понимаешь?

– Да, – усмехнулась я.

– Я в самый дальний угол прибамбас прятала, – покраснела Таня, – за старое белье, укладывала в мешочек из розовой замши.

– Очень подходящая тара для искусственного члена, – не выдержала я.

– Ну тебя, – отмахнулась Таня. – Настя, обнаружив мешочек, ничего мне не сказала, она даже не поняла, что нашла. Но через пару дней к ней пришла «продвинутая» подруга Лина, Настя показала ей странную штуку и спросила: «Зачем это? Если мачеха прячет, значит, что-то очень нужное!» Лина захихикала и просветила одноклассницу.

«Жуть! – закричала Настя, засовывая „игрушку“ на место. – Какая гадость! Ты, Линка, врешь! Ну не могут люди ТАКИМ заниматься!»

Ни отцу, ни бабушке, ни мачехе Настя о фаллоимитаторе не рассказала, но сейчас подробно описала давнюю находку.

– Она его точно видела, – сказала Таня, – мы же, как ты догадываешься, о своих интимных привычках не трепались, откуда посторонней девушке знать и про розовый мешок, и про «резинового друга»? А еще Настю признал Бублик, ни на шаг от нее не отходит, лижет, лижет, лижет… Кот у нас с чувством собственного достоинства, он около чужого даже не сядет. А уж чтобы ласкаться! Да после пропажи Насти он никому так не навязывался!

– Ну и дела! – покачала я головой. – Бред какой-то! Получается, что кто-то по непонятной причине лишил ребенка чувств, потом Настя очнулась в городе на противоположном конце России, а около ее кровати сидела Зоя, назвавшая девочку своей дочерью?

– Выходит, так, – согласилась Таня.

– Но в чем мотив преступления? – продолжала недоумевать я. – Зачем было красть девочку, а потом переправлять ее невесть куда?

– Не знаю, – мрачно ответила Таня.

– И мне непонятно! Ладно бы, выкуп попросили! Но ведь десять лет от Насти не было сведений! В голову приходит лишь одна версия!

– Какая? – оживилась Таня.

– Зоя Андреевна хотела ребенка и организовала похищение Насти! Но только ничего глупее нельзя придумать. У Килькиной, если верить все той же Насте, не было денег. Предположим, что Зоя Андреевна наскребла средств на похищение, но за каким чертом ей десятилетняя девочка? Лучше украсть пеленочного младенца, тот стопроцентно никому слова не скажет. Вся эта история нелепа, нелогична и фантастична. А как восприняли ее Миша и Елена Сергеевна?

Таня открыла шкаф и схватила сигареты.

– Ты куришь? – изумилась я.

– Да, – подтвердила Медведева, – уже два дня. Мишка пришел в телячий восторг! Как же! Доченька вернулась! Не ожидала я от него такой наивности! Сначала он, правда, насторожился, а потом повел Настю в свой кабинет для разговора.

– Тебя не пригласили?

– Нет, – зло ответила Таня, – Миша решил поговорить с девкой о покойной жене, о Ларисе. Меня он якобы хотел уберечь от беседы, знает, как я к его распрекрасной Ларочке отношусь! Не смотри на меня так. Я же никому слова не сказала, ни одной подруге не пожаловалась, но ведь мы живем втроем! Портрет Ларисы в гостиной на стене! Да и ее мамочка, Елена Сергеевна, постоянно рядом. Как в гости придет, а, поверь, она сюда часто заруливает, мигом ныть начинает, сладкий сироп льет: «Танечка, детонька! Ларисочка на небесах счастлива, смотрит на тебя и думает: „Ах, какая замечательная женщина около МОЕГО мужа“». Воображаешь, как приятно знать: за семьей бдит привидение! Сколько раз я просила Мишу: «Окороти старуху! Дай ей по губам!» Но нет! Мне замечание сделать, наорать на меня – это с дорогой душой, а вот бывшую тещу прижать – он не может. Опустит глаза и зудит: «Не ревнуй, Танюша! Лариса умерла, она тебе не соперница. У Елены Сергеевны в целом свете никого, кроме Насти и меня, нет. Ну не гнать же ее вон! Она на пенсии с голоду сдохнет!»

Выпалив последнюю фразу, Таня задохнулась, схватила стакан, налила в него воды прямо из-под крана, залпом выпила и продолжила:

– Я разве жадная? Охота ему эту жабу черной икрой кормить, нехай жрет. Не в этом дело. Ну дай бывшей теще деньги на жизнь, купи ей хавки – и хватит. Но ведь Елена Сергеевна у нас мать родная, мы ей поперек не вздыхаем! Через день она тут бывает, со стонами про Ларису, в поликлинику ее наш шофер катает, в театр и консерваторию Миша сопровождает. И кому он звонить кинулся, когда эта самозванка приперлась? Угадай с трех раз?

– Елене Сергеевне, – пожала я плечами.

Татьяна постояла молча пару секунд, потом швырнула на пол чашку, фонтан фарфоровых брызг взлетел в воздух.

– Моя любимая кружка, – зарыдала Медведева, садясь на корточки, – разбилась!

Я бросилась к бару, моя покойная бабушка Фася всегда говорила: «Лучшего средства от стресса, чем сладкий крепкий чай с коньяком, нет. Успокаивает почище любых лекарств».

Напоив Таню волшебным средством, я усадила ее на диван и прижала к себе.

– Прости, Дашута, – еле слышно выговорила она, – чего это меня по кочкам понесло?

– Ты сильно перенервничала, – попыталась я ее утешить.

– У нас хорошая семья.

– Никто не сомневается в этом.

– Конечно, Елена Сергеевна порой меня раздражает!

– Пожилые люди частенько бывают докучливы, своих-то родителей трудно вынести, а у тебя бывшая теща мужа! Не всякая жена согласится постоянно иметь перед глазами напоминание о прошлой жизни супруга.

– Нет, мы с ней вполне ладим!

Я промолчала. До сих пор я совершенно искренне считала Медведевых образцовой парой. Но, как видите, ошибалась, между тремя взрослыми членами семьи сложились непростые отношения. Хотя разве бывают в природе безмятежно счастливые браки? Похоже, нет. Кое-кто из любящих родственников выясняет отношения при помощи кулаков, сковородок и кухонных ножей. А Медведевы цивилизованные, интеллигентные люди, ну ругаются изредка, так это в порядке вещей. И потом, с какой стати Танюше любить Елену Сергеевну? Правда, старуха очень помогала ей с Настей, практически служила у Медведевых нянькой.

– Елена Сергеевна узнала внучку, – прошептала Таня.

– По каким признакам?

– По шраму от аппендицита, девочке в восемь лет делали операцию.

– Это не такая уж редкая примета, – уточнила я, – у многих есть рубец.

– Верно. Но еще родинки.

– Где? – заинтересовалась я.

– На ноге, у щиколотки, – пояснила Таня, – из-за них девочку и назвали Настей.

– Почему?

Таня криво ухмыльнулась.

– Лариса на всю голову долбанутая была! Не забудь, я с ними в одном дворе жила. Такая противная, медлительная, ходила, словно боясь расплескать свое достоинство, ее все терпеть не могли.

– Противная?

– Не передать словами! Вечно замечания людям делала и очень собой кичилась. Считала только свое мнение правильным, а себя – венцом совершенства. Елена Сергеевна такая же. Представляешь, она простыню во дворе вывесила.

– Сушить после стирки?

Таня засмеялась.

– Нет. Наутро после свадьбы! Вот был цирк! Вообрази картину. Полдень, воскресенье, наши сплетницы на лавочках сидят, день солнечный, теплый. В общем, греют жабы пупырышки, и тут из подъезда выпархивает Елена Сергеевна и заявляет:

«Люди добрые! Смотрите сюда! Ларочка вчера замуж вышла непорочной девушкой! Вот простыня!»

И на веревку полотнище вешает с кровавым пятном. Народ прямо офигел. Знойный спектакль. Все и раньше в курсе были, что старшая Кругликова со съехавшей крышей, но размера бедствия не представляли. Во! Шоу одинокой девственницы! До сих пор люди ржут.

Когда Настя появилась на свет, внимательная бабушка усмотрела у нее на лодыжке несколько родинок, выстроившихся в виде буквы Н.

– Господь имя указал! – воскликнула Елена Сергеевна. – Девочку Настей крестить надо.

– Настя – это Анастасия, – напомнил зять, – если отталкиваться от буквы Н, то есть масса других имен: Нина, Наталья, Наина, Нелли.

– Настя, – стояла на своем бабушка.

Молодые решили не ссориться со старухой, ни мать, ни отец не имели ничего против имени Анастасия.

Так вот, узнав о воскресшей внучке, бабуля прилетела к Мише с Таней и велела девушке показать ногу.

– Это она! – зарыдала престарелая дама. – Н на месте.

И Миша бросился обнимать вновь обретенную дочь.

– Где сейчас девушка? – спросила я.

– Они с Мишей поехали к Зое Андреевне, хотят задать ей пару вопросов, – ответила Таня.

– Всего пару? Лично у меня к ней имеется по крайней мере с десяток, – заявила я, – и лучше бы пригласить милицию! Ясно же, Зоя в курсе произошедшего! Она знает организатора похищения.

– Миша сказал, что не стоит впутывать ментов в семейное дело, – прошептала Таня, – сами разберемся. Сейчас везде народ продажный, стукнут в «Желтуху», и понесется вой. А нам скандал не с руки, Миша собрался баллотироваться в депутаты.

– Ясно, – протянула я, – подходящий момент выбрала судьба, вернула Настю именно тогда, когда требуется тишь да гладь. А зачем я тебе понадобилась?

Таня набрала полную грудь воздуха.

– Это не Настя! – выпалила она.