Глава 19
Укрывшись под черным зонтом, Этан Трумэн шел по травяной мостовой авеню могил. Каждый шаг по пропитанному водой дерну сопровождался чавканьем.
Гигантские, с поникшими кронами кедры скорбели в этот день плача, птицы, словно поднявшиеся из могил души, шебуршали на ветвях, когда он проходил достаточно близко, чтобы потревожить их.
Насколько мог судить Этан, по этим полям смерти он шагал в гордом одиночестве. Уважение любимым и ушедшим воздают в солнечные дни, с воспоминаниями такими же благостными, как и погода. Никто не приходит на кладбище в дождь и ветер.
Никто, кроме копа с туго закрученной пружиной любопытства, родившегося с ненасытным желанием узнать правду. Часовой механизм его сердца и души, спроектированный судьбой и дарованный при рождении, заставлял Этана следовать в направлении, указанном интуицией и логикой.
В данном случае интуицией, логикой и страхом.
Интуиция подсказывала, что он в этот день не будет первым визитером этого бастиона смерти, что его ждет тревожное открытие, пусть пока он и не мог сказать, какое именно.
Надгробные камни из неподвластному времени гранита, мавзолеи в пятнах лишайника, мемориальные колонны и обелиски на этом кладбище отсутствовали. Бронзовые таблички на постаментах из светлого гранита на могилах едва виднелись из травы. Издали кладбище могло показаться обычной парковой лужайкой.
Яркая и незаурядная при жизни, Ханна напоминала о себе такой же бронзовой табличкой, что и тысячи других, кто покоился на этих полях.
Этан приходил сюда шесть или семь раз в год, в том числе и под Рождество. И обязательно в день их свадьбы.
Он не знал, почему появляется здесь так часто. Не Ханна лежала в этой земле, только ее кости. Она жила в его сердце, навечно оставшись с ним.
Иногда он приходил сюда не для того, чтобы вспомнить ее, она оставалась незабвенной, но чтобы взглянуть на пока пустующий соседний участок, на гранитный постамент, где в известный только судьбе день появится бронзовая табличка с его именем.
В тридцать семь лет он не призывал смерть и не считал, что жизнь для него кончена. Тем не менее и через пять лет после смерти Ханны Этан чувствовал, что какая-то его часть умерла вместе с ней.
Двенадцать лет, прожитых вместе, они тянули с детьми. Считали себя молодыми. Полагали, что спешить некуда.
Никто не ожидал, что у цветущей, прекрасной, тридцатидвухлетней женщины обнаружат скоротечный рак, который свел ее в могилу четырьмя месяцами позже. Злокачественная опухоль убила не только ее, но и их детей, и их внуков.
Так что в каком-то смысле Этан умер вместе с ней: Этан, который мог стать любящим отцом для рожденных ею детей, Этан, который мог бы наслаждаться радостью общения с нею, Этан, который мечтал о том, как будет жить и стареть рядом с Ханной.
Возможно, он бы не удивился, обнаружив, что ее могила вскрыта, пуста.
И пусть могилу не ограбили, увиденное также не стало для него сюрпризом.
У гранитного постамента с бронзовой табличкой лежали две дюжины роз с длинными стеблями. В цветочном магазине бутоны и верхнюю часть стеблей прикрыли конусом из жесткого целлофана, который предохранял их от нескончаемого дождя.
Это были гибридные чайные розы, золотисто-красные, сорт назывался «Бродвей». Из тех роз, что любила и выращивала Ханна. «Бродвей» всегда ходил у нее в фаворитах.
Этан медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, оглядывая кладбище. Ни единого человека на окружавших зеленых акрах.
Он присмотрелся к кедрам, дубам. Вроде бы ни за одним никто не прятался.
Ни один автомобиль не двигался по узкой дороге, петляющей по кладбищу. Только «Экспедишн» Этана, белый, как зима, сверкающий, как лед, застыл на обочине.
За границами кладбища сквозь пелену тумана и дождя проступали городские кварталы, более напоминающие не реальный мегаполис, а мираж. Ни шум транспорта, ни автомобильные сигналы не долетали сюда с далеких улиц, словно все горожане давно уже лежали на этих зеленых акрах, окружающих Этана.
Он вновь посмотрел на букет. Помимо яркого цвета, розы сорта «Бродвей» еще и источали тонкий аромат. Они могли цвести в залитом солнцем саду и обладали повышенной, в сравнении со многими другими сортами, устойчивостью к мучнистой росе.
Две дюжины роз, найденные на могиле, не могли послужить вещественной уликой в зале суда. Однако для Этана эти яркие цветы стали неопровержимым доказательством того, что мертвый мужчина отдал дань уважения мертвой женщине.