Лица войны. Драматургия действа. Дмитрий Алтуфьев, главный редактор альманаха «Острог» ( Коллектив авторов)

Нашему обществу присущ избыток информации при нехватке действия. Поэтому для создания нужного впечатления масс архизначимы способы подачи и трактовки действия в инфопотоке. Единение политики и драматургии усиливает близкая терминология. Действо – пьеса, действие – часть политики и театральной постановки. Действие – акт, а действующие лица – акторы в политике и актеры на сцене. Современные политологи играют роль театральных критиков, оценивая политические спектакли и толкуя зрителям перипетии сюжетов; политтехнологи разных уровней работают зазывалами и массовиками-затейниками, антрепренерами, сценаристами и режиссерами-постановщиками. Присоединимся же к ним и мы, читатель. Занавес!

На Украине премьера века – спектакль, который Старый Свет не видел уже десятки лет: последняя национально-освободительная революция Европы. Характерные ее черты – пронизанность инфопотоками, большая личная вовлеченность акторов и свобода выбора ими пути, вызванная отсутствием видимых рамок процесса и его полустихийным характером. Все это наполнило украинские события невиданной доселе медиа-драматургией, сделало их грандиозной постановкой, идущей онлайн и разительно отличающейся от приевшихся телешоу своей реальностью, динамикой кипения, запахом дыма и крови. Российское общество спектакля так долго питалось симулякрами (политической борьбы, демократии, научно-технического развития, гражданского общества, национальных проектов, социального государства и пр.), что утратило всякую активность, мутировав в общество зрителей, общество массовки. Взбудораженное же революцией украинское общество спектакля в значительной мере стало обществом акторов, труппой. Связанные вместе тысячами нитей сообщества нашли друг друга и сцепились в вихре событий, как Инь и Ян. Вовлеченность российских «зрителей» в действо обеспечено незатухающей истерией СМИ, подъемом Крыма и Донбасса «с колен», фактором беженцев, наличием на Украине родственников и знакомых и пр. Вовлеченность в сюжет первых лиц мира связывает зрителя с ними, усиливая чувство сопричастности и делая интерес к событиям непреодолимым. Как поздний СССР бредил Санта-Барбарой и жил от серии к серии, так Россия в 2014—2015гг бредила Украиной, впитывая в себя украинские события, как губка.

Давно забыта Олимпиада, потеряно расписание матчей, заброшены компьютерные игры – Украина интереснее. Зимний боевик-стритфайтинг с элементами реконструкции и сценами массовых беспорядков сменила кровавая трагедия расстрела на Институтской, сцены революционного насилия и национальной самоорганизации сменил откровенный фарс захвата административных зданий на Востоке с прямым подражанием атрибутике Майдана. Разыгранный по нотам спектакль-спецоперация «Крымнаш» сменился комедией начала АТО, где суровые мужики на «Нивах» гоняют танки и берут в плен механизированные колонны десанта. Случился хоррор Одессы. Открытие театра военных действий добавило к списку жанров эпичную военную хронику с ракетными обстрелами, руинированием городов и сел, пленными, сбитыми самолетами, прорывами и котлами. «Боинг» привнес то, чего не хватало – бессмысленное безумие фильма-катастрофы.

Близость языка, понимание и узнавание «другого себя», общие древние архетипы (изломанные и покореженные у русских), артистизм украинцев – все это делает развертывающиеся сцены привлекательными, высокохудожественными и полными драматизма. Хроника же войн где-нибудь в Мали, Сирии и Ираке российскому зрителю скорее отвратительна, чужда и непонятна. Многие эксперты объясняют почти поголовную вовлеченность россиян в события вокруг Украины работой пропагандистской машины РФ, а мы говорим обратное: успех пропаганды вызван крайним интересом к событиям, интересом общества зрителей к обществу акторов, которому невозможно противиться.

Обыватель жадно впитывает происходящее на подмостках, вместе с искусно смонтированным видеорядом заглатывая комментарии и «аналитику» пропагандистов. На фоне довольно безликих для постсоветского населения конфликтов современности явился сонм образов и героев, раскрашивающий ход событий в свои цвета и часто дающий зрителю основания для личных переживаний и личностного восприятия конфликта. Важность таких чувств неоценима, мы знаем многих людей, чья поддержка определенной стороны конфликта (и даже участие в нем) вызвана симпатией и доверием к персонажу. Возникает ситуация шоу «Бегущий человек» (1987) с Арнольдом Шварценеггером. Разнообразие действующих лиц поражает воображение: от Топаза и Беса до Обамы и Путина, от Кургиняна и Макаревича до Порошенко и Меркель. Драматургия революционной войны интересна тем, что кто угодно может оказаться где угодно. Политзек Белецкий командует легендарным полком «Азов», украинская летчица и депутат Рады Савченко сидит в российской тюрьме, глава Духовного управления украинских буддистов правосек Мужчиль убит спецурой СБУ как российский диверсант. Певец Мозговой командует бригадой ЛНР «Призрак» и гибнет от рук «своих», демонический Ярош покидает ПС, работник автомойки Моторола становится героем ДНР, а царь Леонид Русского мира Гиркин уходит в зрительный зал с котиком на руках.

Классическая победившая в столице революция, распространенная и утвержденная в стране гражданской войной и интервенцией, будь-то французская, октябрьская или украинская, порождает собственный пантеон богов, героев, титанов и чудовищ, противостоящих друг другу. Поначалу эта мифология несерьезна и бессистемна, но со временем мифы систематизируются и являют нам Миф, который сам становится системообразующим. Вспомним мифологию Древней Греции, которая стала объединяющей культурной базой для всех греческих (и не только) племен Эллады. Гений Александра Македонского состоял не только в военном искусстве, его политический талант выразился в мастерском создании и тиражировании «образа врага» в лице Дария (и персов вообще) сначала в Элладе, а затем в Азии и Египте. Украина же выбрала по отношению к своему огромному сильному соседу-врагу стратегию глухой обороны. Отказ от военной экспансии ясен, но отказ от экспансии смыслов необъясним. Лучшая иллюстрация – проект возведения Великой украинской стены, что равносильно прятанью головы в песок. Еще никому не удавалось отгородиться от Орды стеною, подтверждением тому судьбы Пекина, Козельска и линии Маннергейма.

Обороной войну не выиграть, а отказаться от войны Украина уже не может. С одной стороны, несмененная элита использует войну как повод увести революционную активность масс от вопросов государственного и национального строительства на фронт и помощь ему. Тогда элиты тихо утилизируют революцию во властный передел. С другой стороны, революционная война конституирует нацию и продолжает революцию, показывая истинные лица и способности акторов, дискредитируя одних и выдвигая кандидатов в новую элиту. Именно в ходе революционной национальной войны крепнет Миф как база новой идентичности. Не секрет, что единого национального мифа Украины нет. Иконы украинского национализма в Галичине Бандера и Шухевич на Донбассе будут сочтены врагами, как донецкие Щорс и Артем во Львове. Фигура Даниила Галицкого безразлична жителям Днепропетровска и Одессы, а киевляне ориентированы скорее на мифологию Киевской Руси. Один Тарас Шевченко, как и один Гомер, не может стать конституирующим мифом, нужна сакральная война и пантеон. Нужен новый нациеобразующий миф, который родится скорее на фронте, нежели в стенах Рады. Подобно ахейцам, украинцы обрели свою Троянскую войну и уже не вправе от нее отказаться. Десять лет длилась осада Трои, и если б ахейцы смалодушничали и ушли – не было б Гомера, не состоялись бы эллины как этнокультурная общность, не было б ни Древней Греции, ни классицизма, каким мы его знаем, а значит, не было б и Европы. Вернее, она была бы иной. Какой? – вполне возможно, классикой стала бы культура Ахеменидов и их менталитет, персидские каноны. Поэтому вернемся еще раз к Александру, донесшему и закрепившему эллинский (европейский) культурный канон в глубине Азии и Египте.

Использовал ли он драматургию? Безусловно. Мастерское использование СМИ той эпохи – слухов в сочетании с мистериями – почерк Александра1. Первое лицо постреволюционной Украины Петр Порошенко с точки зрения драматургии не оправдал ожидания ни общества зрителей, ни общества акторов. Первое ждало от него действий главаря хунты, второе – действий Робеспьера. Ошиблись все. Порошенко по советской привычке выбрал роль на экспорт, ибо свои для него менее важны, чем чужие. Главный для него зритель – мировое сообщество, которому пан Петр играет респектабельного главу большого европейского государства – весьма отдален, ему не так уж интересно, и он заходит посмотреть на действо лишь изредка. Но время уже не советское и мнение неважных ранее «своих» имеет значение, поэтому играть президенту все тяжелее. Зрители вовсю свистят, а коллеги из-за непонимания и отчужденности подыгрывают все хуже. «Добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!»2. За год Порошенко не случилось не только «кровопролитиев», но даже заметных «посадок», не говоря уж о системных и институциональных реформах. Президент уверенно идет вверх по лестнице, ведущей вниз. Респектабельность руководства Украины нужна, как сакрализация власти царю Азии, но это не значит, что ради нее надо слить революцию, консервировать постсоветчину и отказаться от показательного правоприменения и политического артистизма. Именно артистизм Майдана стал одним из факторов его поддержки и победы, именно он повлиял на то, что сепаратисты Донбасса активно имитировали поначалу его внешние формы и атрибуты. Именно кровопролитие стало апофеозом действа, рубежом невозврата к прошлому. Отказавшаяся от драматургии или неспособная к ней дирекция труппы уже начинает проигрывать арт-войну, войну сцен и сильных образов обществу зрителей. Например, Украина так и не нашла достойного ответа на регулярное шоу Белого гумконвоя из сотен фур, сопровождаемых шумихой от Москвы до Луганска. Российские СМИ штампуют героев Русского мира как пирожки, раскручивая сомнительных типажей вроде Гиви Иловайского, Моторолы, и Бэтмена в то время как Украина эту работу провалила совершенно сознательно, ибо Киеву не нужна новая элита.

В отличие от Украины в России существует единое мифологическое поле, разработанное в мельчайших подробностях. Это советский миф с измененными акцентами: ведущую роль коммунизма заменила ведущая роль Великой Отечественной войны и победы советского народа над фашизмом. Последняя подается как метафизическая мирообразующая победа всего хорошего над всем плохим, адекватности здесь нет и быть не может, налицо религиозно-мифологическое восприятие одного из театров военных действий второй мировой войны. В соответствующие праздники религия Священной Войны принимает в РФ надрывно-истерический характер и выливается в ряд театральных постановок федерального, регионального и местного значения, и большинство населения уже воспринимает это как должное. Орда грамотно эксплуатирует этот миф, он весьма удобен: многонациональность, фанатизм, готовность к сверхусилиям и сверхлишениям и многое другое. Во внешней политике он позволяет ей вмешиваться во все события на постсоветском пространстве и в мире двумя способами: убеждения – «Как же, мы же вместе победили фашизм» и принуждения – «Надо добить недобитый фашизм». Логика простая, как мычание, и народу понятная.

Украине предстоит создать свой миф и уже сейчас ясно, что уместить в одну систему Святослава Храброго, короля Данило, Богдана Хмельницкого, Мазепу, Потемкина, дюка Ришелье, Петлюру и Щорса, Махно и Петровского нереально. Необходимо удаление советского пласта символов и смыслов, тотальная чистка топонимики до последнего Красного Партизана. И разумеется, используя опыт древних и опыт врага, надо сделать войну за выживание и консолидацию революционной Украины-Руси базовой частью нового нациеобразующего мифа. Аббревиатура АТО для этого не годится, нужно название, которое можно сакрализовать. А сам миф должен носить характер не оборонительный, замкнуто-изоляционистский, базирующийся на узком украинском этнонационализме, а наступальный, экспансивный, включающий в свою орбиту других, прежде всего русских и белорусов.

От театра военных действий вернемся к театру. Постсоветские реалии и декорации позволяют нам представить пространство России и Украины единым мегаполисом, в котором работают два театра – Большой и Малый. Их репертуар построен на классике и одинаков уже столетие, отличаясь деталями. Где-то далеко за границей в последнее время с шумом проходят революционные постановки, но руководство наших театров и публика уверены, что у них подобный авангард недопустим. Вдруг труппа Малого театра ставит совершенно бунтарскую пьесу «Геть!», изгоняя вон главного режиссера и директора. Грандиозный спектакль собирает аншлаги в течение всего сезона, отбирая зрителя у Большого. Его руководство вынуждено увеличивать расходы на рекламу, проплачивать массовку, потакать вкусам галерки и даже устраивать диверсии против Малого, в том числе отжать флигелек и поджечь склады. Столь нехарактерная для современных театров реакция вызвана стойким ощущением дирекции Большого, что все события в Малом – это прогон, масштабное моделирование, полевые испытания. Именно потому все вмешательство из-за границы сведено к минимуму – для чистоты эксперимента. Репертуар Большого и тиражируемые им культурные смыслы сегодня воспринимаются мировым театральным сообществом как нонсенс и кажутся ему архаично-агрессивными и ведущими к войне. А так как задача мирового театрального сообщества – избежать войны и молчания муз, оно будет стремиться изменить репертуар Большого изнутри, возможно, по методу Малого. Разумеется, это разные театры и полное сходство невозможно, и число охраны в Большом уже превзошло число актеров и прочее, но общие расклады уже намечены, противостоящие театральные группировки определены.

Огромное влияние на них оказывает драматургия украинского Прогона. Вполне определенные люди уже осматривают кресло главного режиссера, сцену и помещения Большого, прикидывая смену декораций, путь реформ, оценивая удачи и неудачи актеров Малого в контексте труппы и зрителей Большого. Вполне определенные люди уже примеряют в гримёрке бороду Коломойского, усы Корчинского и думают, чем заменить косу Юлии, вилы Ляшко и эмблему «Азова».

В любой эпичной постановке каждый зритель волен выбрать «своего» героя для отождествления. Но для успеха здесь нужно масштабное видение действа, которое в состоянии дать лишь интернет, и при определенных условиях – наличии времени, кругозора и навыков отбора и сортировки информации. Вкупе это позволяет искушенному зрителю различать и отслеживать несколько сюжетных линий со своими героями, видеть и осмыслять их сплетение, взаимодействие и борьбу. Телевидение же склонно упрощать процесс до уровня голливудского боевика с навязанными героями, экономя время обывателя и вкладывая в его мозг даже не полуфабрикат, а готовый разжеванный продукт. Телевидение РФ, например, целиком вернулось к черно-белому формату пропаганды. Спартаковский спектакль «Русская весна» долго был завязан на образе «полковника Стрелкова», когда этот миф обветшал, он был сменен на миф «Новоросии». Но роль главного героя после выброса Гиркина из сюжета вакантна. «Официальные лица» ДЛНР крайне антипатичны, Губарев слишком хорошо имитирует безумие, Моторола отталкивает внешностью и повадками. Какое-то время на роль героя Новороссии претендовали два похожих кандидата: «Бес» -Безлер как часть мифа ДНР, сказочный барон Горловки, и левак А. Мозговой как часть мифа ЛНР. Общее преимущество было за Безлером: он удержал свой домен – Горловку (достаточно большой город-спутник Донецка, где есть даже свой университет), в то время как Мозговой оставил Лисичанск. Но в ходе ликвидации атаманства в ДНР «Беса» выбросили вслед за Гиркиным. Утилизация «баронов» носит уже плановый характер и является знаковой для любого советского образования: «героев» заменяют «винтиками и шпунтиками». В этой связи, учитывая многонациональность РФ как заказчика и исполнительность Захарченко как прораба, мы ожидаем раскрутки тандема Гиви Сомали и Моторолы. Парни работают на контрасте, как Тарапунька и Штепсель, и абсолютно лишены феодальных амбиций и идеологического окраса.

Вернемся в Большой театр. В советской по сути погоне за валом, охватом и процентом его дирекция существенно упрощает и обостряет сюжет спектакля и жизнь в стране. Но со временем публика привыкает к одному типу индукции, и уровень восприятия падает. Оставаясь в целом внутри навязанного восприятия, зрители все реже приходят в зал и все чаще – в буфет. И если в буфете хуже, чем вчера, одни привычно выпивают, а другие начинают глядеть в окно, а то и вовсе уходят. Вот почему дирекция время от времени меняет репертуар: это позволяет удерживать публику в возбужденном состоянии. При закрытии театра рейтинговое большинство будет пассивно, но первые же афиши нового шоу могут развернуть его в любом направлении.

Если темп добровольно-принудительного превращения России в страну-изгоя сохранится, произойдет катастрофа. РФ не готова к автаркии, даже частичной. Программа импортозамещения разделит участь федеральных целевых программ домедведевских времен. Клептократия неспособна создать мобилизационную экономику и прекрасно это знает. Но она может поставить новое грандиозное и кровавое шоу, полностью меняющее расклад. В драме «Осада Трои» финал предопределен, и нужно менять сюжет на ходу, вызывая новых акторов и переводя скрытую угрозу в прямое вмешательство третьих сил. Есть основания предполагать, что следующая премьера Большого театра будет исполнена в новом для публики жанре научной фантастики: «Вторжение инопланетян», «Чужие» или «Восстание планеты обезьян». Чужих кругом хоть отбавляй, и они готовы к шоу. Пока их содержат в вольерах и используют на черных работах, но репетиции бунтов проходят регулярно, в том числе и на главной сцене.

Полюбившаяся Путину роль Хищника, приведшая его в круг красных флажков, в борьбе с Чужими может мгновенно вывести его из изгоев в ряд спасителей мира. Все интересное только начинается. Занавес!