Лиловый рай. Роман. Том второй. Оскар (Эля Джикирба)

Оскар

Вояжи на остров в составе Стива, Джанни, парней и примкнувшего к ним Майкла прекратились так же внезапно, как и начались, и с той поры Стив стал ездить на остров лишь в компании Джанни и Майкла.

Всё изменилось после четвёртой совместной поездки, когда прежнюю компанию в первый и последний раз разделил Оскар ван Сантен – левая рука Стива в теневой империи и единственный из парней, кто общался с боссом без того, чтобы о содержании беседы знал Джанни.

Таким профессионалом, как Оскар, гордилась бы любая разведка. Красавец и умница, специалист по тому, что в сфере торговли и сервиса обычно называется налаживанием коммуникативных связей с целью выгоды, а в агентстве звалось проще и банальнее – внедрением, Оскар ван Сантен был плодом союза голландца и француженки, самых, наверное, отвязных ньюйоркцев периода восьмидесятых, подвизавшихся в тамошней богеме и наградивших сына вполне сумасшедшим сочетанием тонкого, расчётливого ума, бешеного темперамента и патологической склонности к авантюрам.

Оскар стал гордостью агентства семь лет назад, когда во время поступления на службу решил тест с такой лёгкостью, что Джанни усомнился в честности прохождения новичком вступительного испытания. С тех пор его задействовали в самых деликатных делах, а Стив платил ему огромные деньги и прощал всё: и привычку ездить по опасным для жизни и дела маршрутам, и нагловатую манеру общения, и даже пьяные оргии в злачных местах юго-восточного азиатского региона, устраивавшиеся гордостью агентства в компании транссексуалов и несовершеннолетних проституток мужского пола.

Оскар жил один, не имел постоянного партнёра, снисходительно терпел своих ветреных и пьющих родителей и почти все заработанные деньги вкладывал в фонд борьбы за сохранение природы Арктики, парадоксальным образом воюя с тем типом разрушителей природы, на котором зарабатывал себе на жизнь.

Высокий, мастер по целому ряду восточных единоборств и духовных практик, с живыми тёмными глазами, крючковатым и одновременно изящным носом, тонкогубым выразительным ртом, густой вьющейся шевелюрой и породистыми в своей естественной раскованности манерами, полиглот и знаток вин, он был неотразим и знал об этом.

– Я чувствую себя новозеландской коровой в обществе этого прохиндея, – шутил по его поводу Стив.

– Хорош, – соглашался Джанни. – Один из лучших у нас, я полагаю.

– Лучший, – уточнял Стив.

Оскар не ездил на остров по двум причинам. Во-первых, он был всегда очень занят, а когда выкраивалась свободная минутка, с головой бросался в мутный омут «низменных», по его собственному выражению, страстей. Во-вторых, ему было неуютно в компании Стива, так как, несмотря на видимую демократичность общения, Стив никогда не давал окружающим возможности забыть, кто на самом деле здесь главный. А Оскар, в свою очередь, терпеть не мог подчиняться.

– Я бы и минуты не работал на него, если бы он не заслуживал этого, – как-то объяснил он свою позицию в одной из редких бесед с Джанни. – Заставить меня уважать себя – без сомнения, высший пилотаж. Босс знает, как подминать под себя людей, и одновременно является широкой натурой. Настоящий артист. Мне, как фанату театра, это не может не импонировать. Когда он меня хвалит, я таю, как баба, и готов на всё, даже подчиняться. Да я даже отдаться ему готов. Но общаться или – тем паче – дружить? Нет-нет, увольте.

Всё бы и дальше шло своим чередом, если бы не поездка на остров, которую Оскар предпринял исключительно в ответ на просьбу Стива раз в жизни хотя бы сделать вид, что он уважает их славную компанию.

Судьбу не обманешь, считали древние, и были правы, как никто.

Оскар тогда ничего не обещал Стиву, но после некоторых раздумий решил уважить его просьбу и появился в зале ожидания за три минуты до посадки на самолёт.

– Вот, выкроил свободное время и решил не тратить его где-то там, где меня уже все знают как облупленного, а… а-а-а… это кто с вами? Это что… новый агент? У-а-у-у-у! Вот это да! Парень, ты откуда такой?

– Эй-эй, полегче! К твоему сведению, это мой приёмный сын. Майкл, поздоровайся с дядей.

– Привет, – улыбнулся Майкл, и Оскар заметил в его глазах мимолётную искру восхищения, и вот это промелькнувшее в глазах юного синеглазого красавца восхищение в один миг свело с ума самого влиятельного агента Стива.

Любить того, кто восхищён тобой, в особенности если и он достоин восхищения, – самое упоительное занятие из всех возможных. Сродни наркотику. Столь же сладостное поначалу и полностью разрушительное впоследствии.

Он подловил Майкла на пятый день отдыха, когда уже мог точно сказать, что первое упоительно-восторженное впечатление от новой игрушки босса – а Оскар сразу назвал Майкла игрушкой и упорствовал в своём мнении в беседах с остальными – было не ошибочным, как это, увы, часто случается, а, напротив, очень точным.

Как и положено умеющему скрывать свои мысли человеку, он вёл себя предельно осторожно, ни разу не забыв о том, о чём догадался ещё там, в аэропорту. Что Стив неспроста решил пригласить его в совместную поездку и знакомство с Майклом – своего рода проверка.

А это значит, что за ним будут внимательно следить.

Узнать, зачем Стиву понадобилось его проверять, Оскар решил попозже. Искать ответ подобного рода надо было не спеша, и в другое время Оскар так бы и поступил, но мгновенно вспыхнувшее желание пообщаться напрямую с синеглазым юношей с внешностью то ли бога, то ли ангела заставило его действовать быстро.

Да и обычного – физического – времени было в обрез.

После недолгих размышлений Оскар решил не тянуть с более близким знакомством и сделал это в своей фирменной манере, осторожно и одновременно дерзко, во время одной из совместных прогулок на яхте и практически у всех на глазах.

В тот день Майкл вновь плавал в маске, так как ему нравилось плавать без костюмов и кислородных баллонов, что вызывало недоумение со стороны бывалых дайверов, считавших, что он напрасно теряет время. Хватал рифовых акул за курносые носы, караулил пятнистую мурену в расщелинах донных камней, выискивал прячущихся в донный песок раков-отшельников и даже смог запечатлеть на камеру висящего в коралловых дебрях морского конька, что само по себе было значительной удачей.

Поднявшись на борт в состоянии совершеннейшего счастья, он взахлёб рассказал млевшим в шезлонгах Стиву и Джанни о чудесных ощущениях от погружения и побежал вниз, в свою каюту, чтобы принять душ и переодеться.

Оскар спустился вглубь яхты сразу же перед тем, как Майкл пошёл к себе. И, притаившись в кресле холла, ждал ещё почти двадцать минут после того, как Майкл исчез за дверьми своей просторной, оформленной панелями из ореха каюты.

Сразу за ним Оскар не пошёл, а просто сидел, листая страницы в своём смартфоне, около двадцати минут. Он уже знал, что первым делом после любых водных процедур, что в бассейне, что в открытой воде, Майкл бежит в душ, затем переодевается. И что на всё про всё у него уходит около получаса.

Привычку подолгу нежиться под водой Майкл утратил давно, ещё в свою бытность в школе Барта. Льющиеся беспрерывно водные потоки уже тогда стали вызывать в нём беспокойство и казаться ненужным излишеством, и он старался производить все гигиенические процедуры как можно быстрее, а упоительная нега долгих купаний в ванной комнате Тереситы осталась жить лишь во фрагментарных воспоминаниях, столь же редких, сколь и ненужных.

Майкл принял душ, надел лёгкие льняные штаны и майку и был уже у двери, когда в неё постучали.

Едва он открыл дверь, как поджидавший с той стороны Оскар буквально прыгнул на него. И сделал это так неожиданно, что Майклу тоже пришлось отпрыгнуть, чтобы не столкнуться с ним лбом.

Оба засмеялись забавному эпизоду, отметив про себя взаимную слаженную ловкость. Продолжая весело улыбаться, но не говоря ни слова, Оскар защёлкнул дверь на замок изнутри и на лице Майкла появилась недоумённо-вопросительная улыбка.

– Какие-то проблемы? – спросил он, глядя на Оскара так, будто что-то был должен ему, но забыл, что именно.

– Надо поговорить, а наверху слишком много народу. Я буду краток, обещаю, – сказал Оскар.

– Валяй… – полувопросительно сказал Майкл и осторожно сделал пару небольших шагов назад.

– Как ты прикольно улыбаешься, – прошептал Оскар.

Дежавю!

Точно такую фразу сказал когда-то Боб Джералд, когда, так же как и этот незваный гость, стоял на пороге комнаты, но так и не посмел пройти дальше, скованный неприветливой отчуждённостью хозяина.

Правда, Оскар не был Бобом Джералдом, и Майкл понял это через мгновение. Он не стал топтаться на пороге в ожидании разрешения, а так стремительно двинулся на него, будто на самом деле хотел столкнуться с ним лбом, но, только Майкл собрался отступить, чтобы избежать надвигавшегося столкновения, внезапно сменил траекторию и, мгновенно оказавшись у него за спиной, обхватил его руками, сильно сжал грудную клетку и прошептал на ухо:

– Не шевелись, если не хочешь задохнуться.

Предупреждение было напрасным, поскольку ни ногой, ни рукой Майкл пошевелить не мог, не говоря уже о том, чтобы оказать сопротивление.

– Что ты делаешь? – задыхаясь от нехватки воздуха, прошептал он, по-прежнему не понимая до конца, шутит с ним этот человек или нет.

– Собираюсь признаться тебе в любви.

– А почему так… странно? Отпусти и признавайся.

– Э-э, нет, моё синеглазое чудо. Я собираюсь признаться тебе именно в этой позе. Так будет понятнее, уж поверь.

– Вряд ли. Отпусти, мне больно дышать.

– С тобой, тигрёнок, нельзя вести себя иначе. Ты можешь быть очень опасен. Ты даже сам не знаешь, насколько можешь быть опасен.

В голосе Оскара появилась характерная при возбуждении хрипотца, дыхание стало прерывистым, пенис окреп, и, так как поза захвата вольно или невольно заставляла его прижиматься к Майклу вплотную, тот сразу почувствовал наступившую у Оскара эрекцию.

– Отвали от моей задницы, сукин сын, – яростно зашептал он и вновь попытался вырваться из душных болезненных объятий.

– Я же сказал – будь паинькой. Дядя Оскар не хочет навредить тебе. Он всего лишь просит минуту внимания.

– У тебя встал! Мне противно, отвали!

– Противно? Что ты хочешь этим сказать, красавчик? Что большой босс Стив Дженкинс выделил тебе лучшие апартаменты на вилле просто так, за твои, без сомнения, самые прекрасные в мире глазки? Давай не будем играть в эти детские игры. Давай просто, без обиняков и экивоков, будем любить друг друга прямо сейчас. Ты уже большой и умный, поэтому пообещаешь мне быть паинькой, а я, в свою очередь, буду ласковым и терпеливым. Клянусь честью, я буду с тобой таким, как ты этого заслуживаешь, моё солнце!

– Меня сейчас стошнит. Кстати… то, что ты мне предлагаешь, называется… попыткой изнасилования… Ты в курсе?.. Хотел бы я посмотреть на тебя после того… как тот самый большой босс поговорит с тобой на эту тему, – с трудом прошептал Майкл.

– А мне плевать. Ради общения с тобой я готов на всё. Плевать!

Майкл попробовал сменить тактику.

– Я не сплю с ним. Он усыновил меня, если говорить… о формальной стороне, хотя я не просил его об этом… Мы с ним просто… друзья, если иметь в виду факты… Отпусти…

– Хорошо излагаешь, моё чудо, – ласково заметил Оскар, и Майкл вдруг явственно осознал, что этот ловкий и очень сильный человек и не собирается его отпускать, более того, он даже если и слышит, то не слушает его.

«Ты точно не Боб Джералд», – хотел сообщить он, но пришлось бы объяснять, кто такой Боб Джералд, что вряд ли было удачной идеей.

– Как глупо мы выглядим… – набравшись сил, прервал невольно возникшее молчание Майкл. – Два разновозрастных барана… Один озабоченный, второй тупой.

– Не возражаю. Я баран – да. Я озабоченный – о, ещё как! А вот почему ты себя так обзываешь, не пойму? Ты не заслужил ни одного бранного слова в свой адрес, ни единого, мой сильный и сладкий мальчик.

– Я тупой баран, потому что уже целую вечность стою здесь, прижавшись к твоим яйцам, в самой нелепой позе, какую только можно представить, – выдохнул Майкл.

– Так отдайся мне.

– Размечтался. Иди трахай шлюх, там тебе самое место.

– Как ты вкусно грубишь, моё чудо, – прошептал Оскар и попытался залезть языком Майклу в ухо.

– Убери язык. Мне противно… ну пойми же, наконец… – вновь сделав попытку вырваться, яростно зашептал Майкл, но Оскар не обратил на его подергивания ни малейшего внимания.

– Ты умный и дерзкий, а не только сказочно красивый, – периодически залезая языком Майклу в ухо, заговорил он. – Нежный и сильный, гибкий и грациозный, в тебе океан достоинств и ни грамма манерности. Ты воплощение гармонии, апофеоз античной мечты об идеале, гимн красоте. Оживший Адонис.

И неожиданно ослабил объятия, но ровно настолько, чтобы Майкл мог чуть свободнее дышать. И тут же возобновил прерванный монолог, уже не прерываясь на ласки, а ровно, будто по написанному.

– С того мгновения, как я увидел тебя там, в аэропорту, я испытываю к тебе целый спектр чувств: от низменных и развратных до желания поклоняться тебе и целовать пыль под твоими ногами. И эта адская мешанина так меня заводит, что у меня нет никаких сил терпеть. Честно, я раньше никогда не думал, что вообще смогу запасть на белого парня. Мне белые парни всегда были… ну, никак, в общем-то. Но ты не такой, как все. Ты особенный, таких больше нет нигде в мире. Ты чист и целомудрен, да-да, целомудрен – и одновременно возбуждаешь самые страстные и низменные желания. Если бы ты достался мне в безраздельное пользование, давай предположим подобное на минуту, я бы не слез с тебя неделю, наверное. Целовал бы до обморока, трахал бы до полного онемения конечностей и там же, у любовного ложа, молился бы на тебя, как религиозный фанатик. Послушай, мы же теряем время. Давай договоримся по-хорошему.

– А если не договоримся? – подавив смешок, невольно возникший от резкой смены темы, спросил Майкл.

– Что значит – если? Что за ерунда? Давай договоримся. Ну давай же, давай, будь паинькой – и больше от тебя ничего не требуется. Просто нагнёшься и расслабишься. Остальное я беру на себя.

– А если не договоримся? – повторил свой вопрос Майкл. – И если я откажусь? Тогда ты изнасилуешь меня, невзирая на море моих необыкновенных достоинств? Какой-то когнитивный диссонанс получается, ты не находишь?

– Ай-ай-ай, какие слова, какие слова! И произносит их не литератор или политолог, а семнадцатилетний юноша. Что ты заканчивал, кстати?

– Школу для сирот, – пробормотал Майкл.

– А выражаешься как выпускник крутого колледжа. И умудряешься при этом не выглядеть противным занудой. Ох-х, «моя ты прел-л-л-л-е-с-с-с-с-ть»!

Майкл невольно рассмеялся.

– Тоже любишь Толкина? – спросил Оскар и, вновь усилив цепкость объятий, захватил губами край его уха, скользнул по нему языком и довольно чувствительно прикусил мочку.

Майкл замер. Он не знал, что делать, действия Оскара были отвратительны и одновременно возбуждающи, высвободиться из его объятий было невозможно, уже затекли и стали болеть плечи и руки, и становилось невмоготу ощущать позади эрегированные выпуклости.

«Хоть бы кто-нибудь постучал в дверь», – тоскливо подумал он и решил вообще не разговаривать со своим неожиданным поработителем, а просто молчать в ответ.

Майкл, конечно, мог закричать. И так громко, насколько это возможно. Или хотя бы попробовать крикнуть разок. Но он и не подумал поступить подобным образом. Сам факт исторгнутого из груди крика был унизителен даже в мыслях, не говоря уже о том, чтобы проделать это наяву.

В конце концов, его никто не убивает. Чего кричать? Он же не девчонка.

Оскар тоже понимал, что Майкл не будет звать на помощь. Многолетняя практика давала ему возможность очень точно определять возможную линию поведения собеседников, и он знал, что люди типа Майкла скорее позволят совершить над собой насилие, нежели громогласно заявят миру об унижающей их достоинство угрозе. Но и действовать дальше по намеченному плану он не мог. И не потому, что не знал, как именно надо действовать, а потому, что был ограничен во времени, ведь в обшитом панелями из палисандра холле в любой момент могли появиться люди, преследующие единственную цель – выяснить, почему на верхней палубе до сих пор нет Майкла.

Он отпустил Майкла так же стремительно, как захватил несколькими минутами ранее. Встряхнул руками, чтобы снять возникшее в мышцах напряжение, сделал пару шагов в направлении двери, обернулся и невозмутимо спросил:

– Неужели это правда?

Майкл тоже хотел размяться, даже попрыгать на месте или присесть пару раз, чтобы расслабить ноющее от напряжённого противостояния тело, но не решился, испугавшись, что спровоцирует собеседника на новые приставания.

Ещё некоторое время назад он вообще не ответил бы на вопрос, а просто проигнорировал бы его с равнодушно-отстранённым видом, разом устанавливая непреодолимую дистанцию между собой и собеседником. Он тысячи раз проделывал подобное – и в глубоком детстве, ещё там, в Мексике, и позже, в отравленной страхом и одиночеством школьной среде, и совсем недавно, в бытность вольным бродягой в каменных дебрях Нью-Йорка.

Но в новых условиях, на этом райском острове, среди дивных пейзажей, изысканной роскоши интерьеров и ловких умельцев, создавших почти иллюзорный в своей отстранённости от всего сущего мир, действовали другие правила, и Майкл понял это давно, ещё во время первого визита Джанни к нему, в его схожее с купе поезда убогое жилище.

Нельзя игнорировать вопросы, которые они задают.

– Что именно – правда? – спросил он, стараясь быть вежливым.

– То, что ты не спишь с ним.

– Да, я не сплю… Нет, не так. Босс не спит со мной. И дело не только в том, что я не позволил бы ему. Я понимаю, что я тут никто и моё мнение не интересно никому, а ему тем более. Просто мы с ним… – Майкл замялся, подыскивая нужное слово. – Мы с ним дружим. Мы друзья, вот. И ещё он усыновил меня, да я тебе уже говорил про это.

– Насчёт усыновления – хотел бы я увидеть документы, подтверждающие этот замечательный факт. Но сейчас речь не об этом. То есть ты хочешь сказать, что вам просто интересно друг с другом?

– Да. Именно так.

– Знаешь, что прикольнее всего?

– И что же?

– То, что я тебе верю. Но всё равно не всё понимаю до конца. Например, не могу понять почему.

– Что – почему?

– Почему ваши отношения развиваются, как ты выразился, именно так?

– Я бы оказал сопротивление.

– Не смеши меня. Тебя бы никто не спросил, как ты сам только что выразился. Сформулирую по-другому. Почему он не тронул тебя? Ты же игрушка для него. Очень красивая, очень редкая и тем не менее – всего лишь игрушка.

Майкл коротко вздохнул. Разве он мог опровергнуть эти убийственные в своей точности слова?

– Я, конечно же, игрушка, – подтвердил он. – Но, как это ни пафосно звучит, я ещё и часть его души. Он любит меня по-настоящему. Даже, может быть, больше, чем своих детей.

– Чего-то мне не хватает в этой благости. Какого-то звена, – качнув головой, щёлкнул пальцами Оскар.

– Понял, о чём ты… – усмехнулся Майкл. – Ты и тут прав. Звена точно не хватает. Вернее, оно есть, но я тебе о нём не скажу.

В дверь постучали.

Выражение лица Оскара сразу изменилось, но он не сделал никаких предупреждающих жестов и ни о чём не попросил. Молча отошёл к стене, чтобы находившийся за дверью человек не мог увидеть его сразу, и спокойно, даже с вызовом, взглянул на Майкла.

«Ты не выдашь меня», – означал его взгляд.

Майкл подошёл к двери и открыл её. В холле, переминаясь с ноги на ногу, стоял смуглолицый паренёк-стюард.

– Сеньор просил узнать, всё ли у вас в порядке, – поклонившись и явно преодолевая сильное смущение, сказал он на испанском.

– Передай, что у меня всё в порядке, – тоже по-испански ответил Майкл. – Я просто засиделся в Интернете. Скоро поднимусь.

– Передам, – обрадованно воскликнул стюард и тут же исчез.

Майкл не стал закрывать дверь, а отошёл вглубь комнаты, явно предлагая Оскару покинуть апартаменты, но Оскар не собирался уходить. Он вновь запер дверь на замок и обратился к Майклу:

– У нас совсем мало времени для общения, и, может быть, мы больше никогда не сможем остаться наедине. Конечно, я хотел бы знать, какого звена не хватает в твоих отношениях с боссом, но повторяю: у меня мало времени. Да и чёрт с ним, с боссом. Не это сейчас главное. Давай логически завершим наше общение.

– Что означает – логически?

– А давай я сделаю тебе минет, – понизил голос Оскар. – Это будет быстро, ты молод, и тебе не понадобится много времени, чтобы кончить. Зато получишь удовольствие. Я гарантирую.

– Сделай, – согласился Майкл.

Явно не ожидавший столь быстрого проявления благосклонности, Оскар внимательно взглянул на него, желая удостовериться, что не ослышался, и встретил ответный взгляд, в котором был вызов и одновременно приглашение не тянуть с действиями.

И Оскар принялся действовать.

Кивком головы он предложил Майклу отойти к стене. Майкл с готовностью отошёл назад и прислонился к шёлковым обоям в сине-белую полосу, покрывавшим верхнюю часть обшитых ореховыми панелями стен. Продолжая смотреть ему в глаза, Оскар подошёл, обнял его одной рукой за талию, а второй нежно, но настойчиво взял за причинное место. Подержал, поглаживая, в ожидании и, как только почувствовал изменения, тут же попытался спустить с него штаны, но Майкл не позволил, а сделал это сам и закрыл глаза.

Надо было сосредоточиться, чтобы ненароком не оттолкнуть или не ударить своего неожиданного партнёра.

Разворот одного из журналов Хуана. В нём сильно накрашенная желтоволосая девушка с торчащими в разные стороны и круглыми, как шары, грудями. Маслянистый взгляд Мигеля Фернандеса, от которого маленькому Мигелито становится не по себе. Джейн, ласковая и по-матерински нежная, её тонкие пальцы на восставшем мальчишеском пенисе. Чей-то влажный женский рот, накрашенный ярко-красной помадой. Рот кричит в экстазе: «А-а, о-у-у-у, да, да, делай это, делай, сильнее, ещё, ещё!» Ритмично трясутся от сильных толчков крупные сиськи. Сколько раз он видел это в Сети и уже успел проделать наяву и с бархатисто-звенящей Линн, и во время поездки в Италию, и здесь, на острове, с горячими и податливыми красотками всех кровей, терявшими дар речи от его красоты.

Она встаёт на четвереньки и призывно оглядывается на него из-под задранной вверх попки. Взгляд призывает взять её немедленно. Скользит во влажном коридоре жаркой пещерки набухший ствол, пульсирует горячая кровь в переполненных венах, давай, Мигелито, быстрее… быстрее, Мигелито, быстрее, быстрее…

Майкл вздрогнул и дёрнулся перед тем, как исторгнуть семя.

– Я кончаю, отпусти, – прошептал он, но Оскар лишь сильнее прижался к нему и с готовностью вобрал в себя семя Майкла.

– Отказываться от ангельской спермы – непростительная глупость, – засмеялся он, когда вставал с колен, утёр губы, оправил вздыбленные штаны и, не говоря ни слова, ушёл.

А Майкл вновь поплёлся в душ и стоял под его ледяными струями до тех пор, пока тело не стало сводить от холода.

Оскара он больше не видел.

В мыслях Майкл много раз спрашивал себя, хотел бы он повторить то, что произошло между ними, и каждый раз ответ был отрицательным.

«Не моё», – мысленно подвёл он черту под собственными переживаниями и успокоился, будто после долгих усилий сумел преодолеть неожиданно возникшее препятствие.

А Оскар провёл оставшееся до отъезда время в своей комнате. Читал детективы из местной библиотеки, смотрел кино в Сети, играл в компьютерные игры, пил пиво, спал, вновь пил. Вечерами выползал, чтобы посидеть в баре для обслуживающего персонала в компании Артуро, подолгу беседовал с ним и в итоге сумел вывести на чистосердечный разговор о Майкле.

Что поделаешь, годы проживания в расслабляющей атмосфере острова потихоньку брали своё, поэтому бывший агент Стива и Джанни легко попался в сети, которые Оскар расставил перед ним сразу, когда понял, что Артуро знает об объекте его желаний больше, чем ему положено знать.

Артуро рассказал Оскару обо всём. О своём сне, об ангелочке с измученным лицом и глазами цвета штормового моря, о сломанной орхидее, о больнице, в которой провалялся потом две недели в сильном душевном смятении. О том, что ангел вырос и находится здесь, буквально в сотне метров от них, и что Стив посвятил этот остров ему, если он в своё время правильно понял мимолётный намёк Джанни.

– Чувак, ты понимаешь, я очень счастливый человек, – рассуждал Артуро. – Мне встретился ангел. Не каждому так везёт. Я даже думаю, что никому, кроме босса, конечно.

– Ну почему никому? – возразил Оскар. – Мне, например, тоже повезло.

– В каком смысле? – спросил Артуро, внезапно поняв, что только что сделал какую-то очень большую глупость.

– А я отсосал ему, – сказал Оскар, нагло и насмешливо глядя на Артуро.

– Что? Что ты сделал?

– Да. Подкараулил его в каюте и уговорил. У твоего ангелочка ровный, крепкий и рабочий хуй и очень вкусная сперма. Попробовать не желаешь?

– Ах ты, ублюдок, – зашипел Артуро и попытался въехать кулаком в нагло ухмыляющуюся рожу, но Оскар увернулся, и удар Артуро пришёлся по ближайшему блюдцу с орешками и чипсами.

Все, кто находился в помещении, включая двух барменов, обернулись на шум.

– Отдыхай пока, – громко, чтобы они слышали, сказал Оскар и покинул бар, оставив Артуро с мыслью, что его только что использовали, как какую-нибудь тряпку.

Той же ночью, когда изрядно пьяный Артуро, покачиваясь, шёл по коридору к своей комнате, он обнаружил возле двери своего дневного собеседника.

– Парень, ты пытался ударить меня при всех, – улыбаясь одними губами, сказал Оскар. – Меня, Оскара ван Сантена. Прости, любезнейший, но я вынужден наказать тебя.

После этого он избил Артуро и перед уходом пригрозил, что прикончит его, если Артуро взбредёт в голову мстить за избиение.

Джанни узнал о том, что Артуро и Оскар подрались и Артуро попал в островной госпиталь со сломанным ребром и ушибом почек, на следующее утро, как только солнце выкатилось из-за горизонта на своё обычное дневное дежурство.

– Артуро попал в госпиталь один? Без Оскара? – ядовито поинтересовался у докладывавшего охранника Джанни. – Чего жмёшься? Иди. Я знаю ответ.

Вскочив с шезлонга, на котором он сидел с книгой в руках, Джанни в сопровождении следовавшего за ним тенью Вишни покинул виллу и распорядился доставить его в местный госпиталь. Пока электрокар с ним и Вишней неторопливо дефилировал по вымощенным белоснежным песчаником тропам, приказал найти Оскара и передать ему, что Джо Альдони будет ожидать его в кабинете через полтора часа для важной беседы.

– Говори, – тихо процедил Джанни, присев возле кровати, на которой возлежал бледный как полотно Артуро. – Мне плевать, что тебе больно. Говори.

– Сукин сын соблазнил нашего мальчика, – с трудом дыша, прошептал Артуро. – А может, он врёт?

И он с надеждой посмотрел на Джанни.

– Говори, – яростно прошипел побледневший Джанни, не удосужившись ответить на вопрос Артуро. – Всё говори, ничего не скрывай.

– Сукин сын раскрутил меня вчера на душевный разговор, – с трудом заговорил Артуро. – Я и рассказал ему про свой сон, про орхидею, про то, что малыш вырос и объявился наяву. Про наш с тобой, шеф, тогдашний разговор тоже сболтнул. Кретин, одним словом. Распустил нюни, как баба. А он в ответ возьми и заяви, что сделал мальчику минет. Ещё и смаковал подробности.

– Что ты имеешь в виду под словом «подробности»?

– Ну, он сказал, что уговорил его на яхте, когда мальчик спустился к себе после погружения, чтобы переодеться. Говорил что-то о его ху… о его пенисе, но я уже не слушал, а просто решил накостылять ему как следует, но, видно, выпил лишнего и… в общем, промазал. Сукин сын ушёл, а ночью подкараулил меня возле комнаты и… избил. Кстати, шеф! – Тут Артуро слегка оживился. – Он уверен, что босс – папик Майкла. Ты понимаешь, что я имею в виду?

И вдруг заплакал. Одутловатое небритое лицо сразу исказилось от боли, он попытался взять себя в руки, но боль не отпускала, слёзы продолжали катиться по щекам, и Джанни подумал, что тоже не прочь добавить пару затрещин этому неудачнику.

– Прости, шеф, – пробормотал Артуро, утираясь тыльной стороной ладони. – Я знаю, как я жалок сейчас.

– Ты уволен, – холодно сказал Джанни. – Как придёшь в себя, убирайся с острова. Чтобы духу твоего здесь не было.

– Шеф…

– Я всё сказал, – отрезал Джанни, вставая со стула. – Стиву доложишь, что устал. И то, если он спросит, понял, ты?!

– Шеф!

– Я спрашиваю, ты понял? – переспросил Джанни.

– Понял, – угрюмо пробубнил Артуро. – Надеюсь, ты и его накажешь?

– А это уже не твоё дело.

Оскар поднялся в апартаменты к Джанни ровно через полтора часа.

– Шикарно отдыхаешь, шеф, – восхищённо щёлкнул он языком, окидывая взглядом наполненный светом и воздухом изысканный интерьер.

– Заслужил, – коротко сказал Джанни и сразу перешёл в наступление. – Говори всё, сынок. Господь да пребудет с тобой и сделает тебя благоразумным.

– Что именно я должен сказать?

Оскару нужно было время, чтобы попытаться вычислить не степень осведомлённости Джанни, насчёт которой не было сомнений, а то, насколько соратник и друг Стива склонен верить рассказам Артуро об ангеле.

– Если сразу после моей последней реплики ты не заговоришь, я прерву наш разговор, – сухо добавил к сказанному Джанни. – Надеюсь, ты понимаешь, что за этим последует.

– Нет. Не понимаю. А что последует? На мне слишком много завязано, шеф, поэтому я, честно, не понимаю, что такого может последовать за прерыванием нашей в высшей степени содержательной беседы.

По окончании фразы Оскар сделал изящный жест, будто собирался присесть в реверансе, но на лице Джанни не дрогнул ни один мускул.

– Всё просто, сынок, – сказал он. – Тебя уколют маленьким укольчиком, после чего ты выложишь всё, что есть в твоей голове, – схемы, адреса, имена, пароли, номера счетов и места, где их можно отследить. И ещё много чего, в чём ты не хотел бы признаваться даже себе самому. И будешь пай-мальчиком целых два часа, после чего тебя спокойно выкинут на помойку. Точнее, то, что от тебя останется. Устраивает такой расклад?

– Какой-то треш, – покачал головой Оскар. – Такое впечатление, что ты не наигрался в подростковые игры.

– Это и есть твой ответ? – спросил Джанни, никак не реагируя на последнюю фразу Оскара.

– Нет, конечно, – засмеялся Оскар. – Я отвечу тебе, Джо Альдони, как на духу! Как насчёт того, что мне наплевать, что вы со мной сделаете? Ну уколете меня, я и сам это делал сколько раз, чтобы развязать чужие языки. Ну выложу я вам всё, ну найдёшь ты мне замену – такого же умного и ловкого мерзавца, как я, а меня с перерезанной глоткой выкинут, как ты только что изящно выразился, на помойку. Подумаешь – испугал! Можешь хоть сейчас уничтожить меня – я готов. Давай, уничтожай!

Джанни устало потёр пальцами лоб и пробормотал:

– Идиот. Напыщенный идиот. Даже если ты всё скажешь без всяких уколов, я с большим удовольствием избавлюсь от тебя. И знаешь почему?

Сидя, закинув ногу на ногу, в кресле с резной узорчатой спинкой, Оскар молча смотрел на Джанни, ожидая продолжения разговора. Джанни не стал отводить от него взгляда, и некоторое время мужчины сверлили друг друга глазами, пока Джанни не решил прекратить этот поединок нервов.

– Потому что ты подрываешь дисциплину, – стараясь оставаться спокойным, сказал он. – У нас, считай, военная организация, и в ней царят дисциплина и субординация. Даже твоё эксклюзивное положение не даёт тебе права вести себя как пьяная торговка.

– О, какое цветистое сравнение, – усмехнулся Оскар.

Голос Джанни стал ледяным.

– У нас военная организация. Не можешь подчиняться её законам – уходи на покой. Признайся самому себе, что не выдержал, – и уходи.

– Чего я не выдержал? – раздражаясь, спросил Оскар. – Я не подчиняюсь тебе. Ты просто наниматель, не более того. Я подчиняюсь лишь Стиву и делаю дела, в обсуждении которых ты ни разу не участвовал. И отдавать приказы по ликвидации моей персоны может лишь он. А ты отдыхай.

– Прекрати клоунаду. Признайся в первую очередь самому себе, что ты слабак и не выдержал испытания красотой. Для агента твоего уровня это полный крах, парень. Если бы зависело от меня, я бы не доверил тебе даже перевозку почты. И я убеждён, что Стив отдаст такой приказ. Как только узнает правду.

– Какую правду? Что я отсосал его мальчишке? Смешно. Нет, я бы поверил твоим угрозам, если бы не знал Стива. Он намного умнее, чем тебе хотелось бы, ха-ха-ха. И потом, я ничего такого не сделал. Ну да, отсосал. Ну да, я – испорченный и конченый сукин сын и люблю отсасывать мальчикам, и глотать всякую гадость, и занюхивать это всё отменной пудрой. И что с того?

Оскар шутовски всплеснул руками и продолжил ёрничать:

– Плохой мальчик Оскар нюхает кокс, сосёт хуи и даже не писается в штанишки от мысли, что большой папочка поругает его за недостойное поведение. И чем это я так сильно отличаюсь от остальных? Если здесь монастырь, то где тогда праведники? Я их что-то не заметил. А вот развратников и прочих сукиных сынов – сколько угодно, включая всеми любимого босса. Разве нашу военную, как ты выразился, организацию не возглавляет семейный человек, преданный муж и горячо любящий отец, столп общества и проводник вечных ценностей?! Возрази мне. Разбей мои аргументы в пух и прах. Разложи их по полкам. Давай, действуй, ковбой!

Он засмеялся, затем, резко став серьёзным, взглянул на Джанни совершенно по-другому, и в его живых чёрных глазах мелькнуло мечтательное выражение.

– Он прекрасен. И целомудрен. И вся эта грязь отскакивает от него, как целлулоидный мяч от стены. Его красота совершенна и одновременно разрушительна. Она уничтожает тебя, переворачивает внутри всё с ног на голову. И я постарался для него. Очень постарался.

– Я и говорю, что ты не прошёл испытание, – по-прежнему сохраняя полную невозмутимость, заметил Джанни.

На самом деле Джанни был в сильном замешательстве, потому что не совсем представлял себе, как найти выход из создавшегося положения.

О том, чтобы рассказать Стиву о причине ссоры его агентов, не было и речи. Джанни не хотел даже думать о том, как Стив отреагирует на рассказ о факте дерзкого самоуправства Оскара и о странных видениях Артуро, о которых ему не было известно, потому что его правая рука, его друг и соратник Джо Альдони попросту скрыл от него правду. А ещё Стив обязательно напомнит тому самому Джо Альдони, что недавно он самонадеянно заявлял, будто уверен во всех прошедших его тест парнях.

«Чёрт бы вас всех побрал», – думал он, глядя на Оскара.

Умный и хитрый зверь, достаточно молодой, чтобы соображать в пять раз быстрее него, достаточно смелый и отчаянный, чтобы не бояться угроз. Надо ли тебе тягаться с ним, Джо Альдони?

И он решил, что нет. И что ему лень раскручивать эту мутную историю. Он смотрел, как Оскар перебирает книги на полках в его кабинете, слушал, как тот рассуждает о вечных и преходящих ценностях, и думал, что хочет лишь одного – общаться с Майклом, ходить на прогулки с ним и Вишней по нью-йоркским паркам, поехать в Европу. В конце концов, он накопил достаточно средств, чтобы безбедно существовать до конца своих дней. И он обещал показать малышу Францию, и другие страны, и хочет съездить с ним в Африку, ведь Майкл мечтает туда попасть, и хочет навещать иногда знакомых девчонок, особенно ту, игривую…

– Чёрт с тобой, – внезапно сказал он. – Иди, и чтобы ноги твоей больше не было на острове. Здесь педикам не место.

– А вы все тут кто? – парировал Оскар, направляясь к выходу. – И ты, и босс, да и все остальные? Слюной уже изошли, глядя на него, думаешь, не вижу? Лицемеры.

– Иди-иди, – пробормотал Джанни ему вслед. – А мы будем решать проблемы по мере их поступления. Кто знает, может, всё решится само собой?

Последний вопрос Джанни задал себе уже после ухода Оскара. Вернее, своему отражению в зеркале. И оказался прав, потому что Оскар улетел на континент, не дожидаясь остальных, первым же грузовым бортом, а через неделю после возвращения Стива в Нью-Йорк, открыто пренебрегая правилами конспирации, заявился к нему в офис и сообщил, что увольняется.

– Не могу больше, босс, – сказал он, красуясь кудрявым чубом и тщательно стриженным затылком, стоя в самом центре изысканно отделанного кабинета, две стены которого занимали громадные окна. – Боюсь напортачить. Не специально, конечно, но в нашем деле промахи недопустимы, ты же понимаешь, о чём я сейчас.

– Уходи, раз решил, – не стал останавливать его Стив и разочарованно развёл руками. – Хотя мне жаль, чёрт возьми. Чем будешь заниматься?

– Ещё не решил. Всё зависит от размеров пенсии, которую ты будешь мне платить, хе-хе.

– А если не буду? – шутливо спросил Стив.

– Пойду в сутенёры, – сказал Оскар.

Оба рассмеялись.

– О пенсии не беспокойся, – похлопал Оскара по плечу Стив. – Она будет соразмерна заработкам. И ещё я дам тебе выходное пособие, но не выкидывай его на ветер сразу, сынок, как ты делал это все прошедшие годы. Деньги – вроде бы субстанция вполне материальная, но одновременно полностью эфемерная, и переход из одного состояния в другое всегда происходит незаметно.

– Я в курсе особенностей перехода, как никто, – кивнул Оскар. – Всю жизнь занимаюсь перекидыванием из материального в эфемерное.

– Пора поумнеть, сынок. Знаю, что ты, хоть и спустил большую часть заработанного на пьянки, кое-что передаёшь в фонд защиты Арктики. Как говорит в таких случаях мой приёмный сыночек, налицо когнитивный диссонанс, ха-ха. Одной рукой борешься с зарвавшимися корпорациями, в том числе и с моими, другой служишь им, то есть мне.

– Все мы не без греха, – тонко улыбнулся Оскар.

– Кстати, на острове ты совсем не общался с ним. Почему, если не секрет? Он хоть и молод, но весьма умён. Ты мог оценить его ум по достоинству.

– Он очень красив. Я просто испугался влюбиться.

– Мне нравится твоя откровенность.

– Разве с моим боссом можно иначе?

– Ну да, ну да. Ладно. Жду твоих рекомендаций по замене. Дело прежде всего, ковбой!

– Считай, что я уже подобрал себе замену, – улыбнулся Оскар. – И спасибо тебе за деньги. Я всегда говорил, что мой босс – самый крутой перец в мире.

– Иди, сынок, – махнул рукой Стив.

Последняя фраза Оскара доставила ему удовольствие, которого он не счёл нужным скрывать.

Они встретились ещё пару раз, пока Оскар передавал сведения и проводил консультации с найденной заменой, а потом распрощались друг с другом навсегда.

После получения выходного пособия Оскар купил себе дом в Оклахоме, перевёз в него родителей, перестал заниматься спортом и духовными практиками, не пользовался компьютером и читал лишь утренние газеты. Через год женился на полной весёлой девушке, работавшей официанткой в местном баре, в котором очень быстро стал завсегдатаем. Много пил, мало разговаривал, работал в саду и вёл спортивную рубрику на местном радио.

Жена родила ему подряд троих детей – двух девочек и мальчика, которого по его просьбе назвали Майклом.

Есть только два способа забыть любовь. Способ первый. Утопить воспоминание в беспробудном хмелю. Способ второй. Отрезать прошлое и начать всё заново, будто и не жил до этого.

Впрочем, второй способ не исключает первого и растягивается подчас на целую жизнь.

Увольнять Артуро Джанни тоже не стал. Сказал Стиву, что Артуро попал в госпиталь из-за своего пьянства, выслушал в ответ отповедь по поводу неумения держать персонал в узде, а затем просто оставил всё как есть.

Не стал он увольнять Артуро не потому, что пожалел его или не захотел объясняться со Стивом. Джанни не уволил Артуро по просьбе Майкла. Улучив момент, тот шепнул Джанни, что умоляет, он так и сказал – «умоляет», не трогать ни Оскара, ни Артуро. И в ответ на резонный вопрос «почему?» Джанни вдруг услышал странный и страшный рассказ о прекрасном лиловом мире и толпе покойников на поляне с утоптанным земляным грунтом, тщетно высматривающих в пронизанных лиловым золотом небесах стремительно проносящегося над ними прекрасного ангела.

– Мой мир погиб, но я убеждён, что смертельный марафон может возобновиться в любой момент. Я бы не хотел давать повод, – уставившись в пол, бормотал Майкл. – Если возможно, конечно.

– Для тебя нет ничего невозможного, – пообещал Джанни, стараясь отложить на потом желание поразмышлять по поводу приоткрывшейся только что завесы над его прошлым. – Но у меня будет вопрос к тебе.

– Да, конечно, спрашивай, Джо.

– Скажи мне, парень, как на духу. Этот сукин сын Оскар небезразличен тебе? Имей в виду, малыш, мой вопрос – не из праздного любопытства. Этот вопрос задаст тебе Стив, если, не дай бог, узнает о случившемся. Я хотел бы узнать ответ раньше него. Опять-таки, в наших с тобой интересах.

В ответ Майкл рассказал ему историю с Оскаром, не скрыв ничего, и из неё Джанни сделал вывод, что произошедшее на яхте – лишь случайный эпизод в его жизни, монетка, брошенная в копилку жизненного опыта, страница, которую он перевернёт, чтобы тут же забыть содержание.

– Знаешь, почему я считаю, что ты и Оскар – братья по несчастью? – сказал он Артуро перед отъездом. – Вы для него лишь лица, мелькнувшие в толпе.

– Я его увидел раньше всех и подарил ему орхидею, а не отсасывал где-то в каюте, как портовая проститутка, – ответил Артуро. – Не сгребай меня в одну кучу с этим сукиным сыном.

– Ладно, – усмехнулся Джанни. – Валяйтесь в разных кучах, какая разница.

И Артуро еле сдержался, чтобы не начистить шефу морду в этот момент.

Вот была бы потеха.