Лиловый рай. Роман. Том второй. Остров (Эля Джикирба)

Остров

По желанию Стива, мечтавшего поскорее показать Майклу остров, Джанни, чертыхаясь, уже неделю готовил поездку. Звонил, кому надо, опрашивал на предмет занятости, делал рокировки, откладывал не шибко срочные дела на более позднее время – одним словом, занимался как никогда сильно раздражавшей его рутиной и мечтал лишь об одном: чтобы как можно больше народу отказалось ехать. Ему страшно не хотелось упускать возможность провести время с Майклом, и всё, что могло этому помешать, воспринималось им в штыки.

Как назло – а так и происходит в подобных случаях – команда для поездки набралась довольно большая: не менее дюжины парней, если считать Стива с Джанни. Но, вопреки опасениям, как-то сразу стало понятно, что на этот раз будет как никогда хорошо.

Тон общему настроению на самом деле задал Майкл. Он был вежлив и одновременно весел, даже игрив, к тому же сразу перешёл из личного салона в общий, чтобы, как он выразился, «поболтать с новыми знакомыми». Появление ангелоподобного юноши, которого Стив представил всем как своего приёмного сына, внесло дополнительную интригу в атмосферу предвкушения, всегда царившую среди настроившихся на праздничный уикенд парней накануне поездок на остров, и когда Майкл появился в салоне и сел среди них, они с готовностью приняли его, хохотали над его шутками и беззлобно подначивали его самого, играли в карты, смотрели баскетбол и новости, говорили о политике и женщинах, много ели и много пили и в итоге отлично провели долгое время полёта.

Стив тоже пил со всеми, но меньше, чем обычно, и тоже перешёл в общий салон. Впрочем, он часто так делал, он и самолёт заказал специально для полётов на остров – с двумя просторными салонами, удобный, но без излишеств, чтобы летать с парнями в одной компании. В свой салон он отлучался только по делу – если были срочные звонки – или если хотелось поспать.

Вёл он себя, как всегда, просто и вроде бы не замечал ни всеобщего восхищения красотой своего подопечного, ни интереса к нему, проявлявшегося во всём: и в том, как парни смотрели на него, вроде бы незаметно поначалу, но по мере увеличения возлияний всё более откровенно, и в том, как удивлялись феномену его магического воздействия на них, таких прожжённых и битых жизнью, и во всё более громких возгласах, сопровождавших каждый его жест или фразу, и в репликах, от которых его нежные из-за отсутствия растительности щёки покрывались румянцем, а по лицу скользила едва заметная улыбка.

Джанни понимающе усмехнулся, когда они, разгорячённые непривычно весёлым и насыщенным полётом, сошли с трапа в аэропорту архипелага и он услышал у себя за спиной шёпот Стива:

– Не много ли они себе позволяли, как ты думаешь, Джан?

– Как же ты предсказуем, – с незлобивой иронией отреагировал он. – Но моих парней не обижай. Ты забываешь, что они профессионалы.

– Наших парней, – поправил его Стив. – Наших, Джан. Но ты не учитываешь один маленький штрих. Или делаешь вид. Перед красотой, мой дорогой Джан, трудно устоять. Красота сродни тарану – может пробить любые стены.

– Вот когда пробьёт – тогда и будем обсуждать, ладно? – отрезал Джанни. – Не вижу повода к волнению. И потом, я не понял, ты на что-то намекаешь?

– Откуда мы с тобой знаем, на что они способны?

– Майкл хоть и красавчик, но мужчина, Стивви, мужчина. А не женщина. Вот если бы он был женщиной…

– Если бы он был женщиной, он остался бы в моём салоне, Джан.

– Они прошли тест, Стивви.

– С тех пор утекло немало воды. Люди меняются. И мир вокруг нас сошёл с ума.

– Мои не меняются. Я слежу за этим.

– А Оскар? – спросил Стив, имея в виду одного из парней, славившегося своей неразборчивостью в связях.

– Во-первых, его здесь нет, – возразил Джанни. – Во-вторых, Оскар тоже профессионал, а значит, сможет держать себя в руках. К тому же я не в ответе за него. Это твой человек, и подчиняется он только тебе.

– Но привёл его ты.

– Хочешь, проверим его? Позови в следующий раз, пусть приедет.

– Ты же знаешь, он никогда не ездит сюда.

– Стив, если я – твоя правая рука, то он – левая. Прикажешь – приедет.

– Он не мой друг, так что сравнение неуместно. Ладно, я подумаю. Давай эту поездку пока разрулим.

Всю неделю взрывались фейерверками чернильные островные небеса, сияла огнями тысяч лампочек яхта, привезённые с континента музыканты сыграли, наверное, весь репертуар, которым был богат огромный регион к западу от архипелага: от наполненных синкопированными ритмами волшебных карибских мотивов и ямайского регги до бразильского джаза, джаз-фолка и аргентинского танго. Девушки в бикини и топлесс, с приколотыми к волосам живыми розами, брызжущие смехом и податливые, как растаявший воск, танцевали для парней и вместе с ними, дрались друг с другом в боксёрских перчатках на залитом пеной ринге, голенькими бегали по освещённому подсветками парку, отдавались всем, кто хотел их, по любому зову и прихоти. Снимало ночное похмелье ледяное пиво, парни заключали пари, кто сможет проплыть большую дистанцию в бассейне, и пытались играть в баскетбол, что на самом деле не очень-то получалось из-за переизбытка удовольствий.

Просто валялись в шезлонгах с нетбуками в руках и размышляли о вечном, глядя в глубокое небо.

Майкл тоже принимал участие в островной жизни, но вёл себя намного сдержаннее, чем можно было ожидать от юноши его возраста. Разве что любил девушек так же рьяно, как остальные, и пару раз оставался танцевать вместе со всеми до утра, делая вид, что не замечает общего восхищения и не сдерживающего слёз счастья Артуро.

Стив тоже несколько раз плакал от переизбытка чувств и периодически обрушивал восторженные речи на Джанни.

– Он всё оценил, Джан. Я показывал ему виллу, мы осматривали пляж, ходили по парку, и он подробно расспрашивал меня о строительстве, об организации островной жизни, о технической стороне – обо всём, короче говоря. Тысячи вопросов и вывод, от которого я чуть не умер от счастья. «Ты крутой чувак, Стивви. Я в восторге», – сказал он. Это те самые слова, ради которых я живу, ты понимаешь, Джан?!

– Ты счастлив, сынок?

– Да, папочка, я счастлив.

Они часто плавали на яхте одни, без парней и женщин. Только команда и они втроём. Принимали солнечные ванны, Майкл пил воду со льдом, даже позволил бармену добавлять в неё ложку сиропа и веточку мяты, Стив и Джанни баловались пивом, из динамиков звучал любимый Джанни джаз, и им казалось, что время остановилось и зависло над ними, не находя в себе сил прервать чарующую прелесть момента.

– Стив, ты ведь женат? – спросил в одну из таких поездок Майкл.

– Да. Её зовут Марша Маклинни.

– И у тебя двое детей – сын и дочь. Джо показывал мне фотки. Твоя дочь – красавица.

– Да, она красотка и похожа на мою мать. Так же умна не по годам.

– А ведь ты ведёшь двойную жизнь, – то ли констатировал, то ли удивился Майкл.

Стив спустил с переносицы солнечные очки и внимательно взглянул на него.

В ответ Майкл проделал то же самое.

– Да, ты прав. Он ведёт двойную жизнь, – прошелестел Джанни.

– Веду, – подтвердил Стив. – Веду. Но только здесь, на этом самом острове, если ты о женщинах. Я изменяю жене и детям только здесь. Потому что здесь – не их территория, скажем так.

– Я не о женщинах. Точнее, не только о них.

– Что ты хочешь услышать?

– Ты бандит? Нет, я спрошу по-другому. Ты убивал людей?

– Людей – нет, малыш. Только бандитов.

– Таких же, как ты?

– Куда им до меня! Они все мертвы, а я, как видишь, жив.

Джанни и Стив засмеялись на этой фразе одновременно.

– И Джо тоже убивал?

– Нет, – поспешно сказал Джанни. – Я организовываю, просчитываю.

– Я понял. А вы и сегодня бандиты, так?

– Нет. Уже почти нет, ха-ха. Уже лет тридцать как почти нет. Мы стали добропорядочными гражданами и гордимся этим. Правда, Джан?

Джанни выразительно промолчал.

– Ты платишь налоги?

Стив засмеялся, но добродушно, как смеются над наивными вопросами, которые любят задавать маленькие дети. За него ответил Джанни.

– Налоги всегда надо платить, малыш. Только глупцы не платят налогов.

– Я не об этом спросил, – заметил Майкл. – Я спрашиваю о другом. Ты платишь налоги со своей теневой деятельности? Не напрямую, конечно, а опосредованно. Через фонды или ещё как-то.

– Во-первых, я даю взятки, и их берут. И я попрошу обратить на это самое пристальное внимание. Во-вторых, я очень много занимаюсь благотворительностью и таким образом смываю с себя грехи.

– Ты думаешь, что благотворительностью смываешь с себя грех торговли наркотиками?

– И это тоже. Я не виноват, что в мире столько придурков, готовых положить жизнь на алтарь собственной распущенности. Я помогаю им забыться, а они за это платят мне деньги. И не надо мне говорить про их детей, внуков и собачек. Если они безмозглые животные, я в этом не виноват.

– Я и не собирался их защищать. Просто спросил.

Стив и Джанни переглянулись.

Зачем ему это?

Он и дальше задавал вопросы – о семье и детстве Стива, о сне, в котором ангел пришёл спасти шестилетнего светловолосого крепыша, приняв его, Майкла, обличье. О доне Паоло и обычаях в его семье. О его скрупулёзной мелочности и животной жестокости.

– У него всегда была эрекция на предсмертный хрип, помнишь, Джан?

– Разве это можно забыть?

О его гибели от их рук, правду о которой они оба, не сговариваясь, решили не скрывать.

– Думаю, я бы тоже убил отца, если бы он так мучил мою мать, – сказал Майкл, выслушав трудную историю, которую они рассказывали вдвоём, перебивая друг друга.

Джанни облегчённо вздохнул, услышав его слова.

Сколько раз он говорил себе то же самое. Он ведь на самом деле убил дона Паоло из-за неё. Только из-за неё.

Говорили о семье Стива и о несчастливых брачных союзах, когда люди держатся друг за друга, не понимая, зачем им это нужно. Честнее разбежаться, наверное, но подчас честность даётся труднее, чем вся мировая ложь, вместе взятая.

Говорили и о том, какое место занял Майкл в жизни Стива, и это неожиданно внесло в их доверительную беседу оттенок драматизма.

– Почему ты не представил меня своей семье?

Вопрос прозвучал мимоходом, небрежно, и Майкл задал его, не глядя. Он держал в руках блокнот и занимался тем, что рисовал в него простым грифелем всё, что видел вокруг: поручни, сияющую чистотой палубу, стаканы с напитками, поднос с фруктами, сброшенные с ног шлёпанцы и летающих над головой чаек.

– Ты должен навсегда запомнить одну вещь, Майкл, – как можно мягче, но постепенно распаляясь, пустился в объяснения Стив. – У меня, как ты уже понял, две жизни, которые я не смешиваю. Ты, так уж вышло, и почему так вышло – тема для долгого разговора, часть этой жизни. И не только ты. Даже Джан, и Вишня, и остров, и голые девочки, и парни, что резвятся там, откуда мы только что отчалили. А семья – она в другой жизни. Там, где легальный бизнес, семейные традиции, приёмы, ложа в Метрополитен, головные боли моей жены, беседы и переговоры. Где мои дети, лыжи и сёрфинг, гольф и моя головная корпорация. И множество других корпораций тоже. И не верь мне, если я скажу, что там мне хуже, чем здесь. Это будет ложью. Мне очень хорошо там, ведь для амбициозного чувака типа меня нет ничего лучше, чем легитимная признанность обществом. Признание на равных сильно заводит, понимаешь?

– Почему, если тебе там хорошо, ты изменяешь своей женщине и своим чудесным детям с этими глупыми шлюхами? И почему твоя семья лишена возможности видеть твой чудесный остров? Когда я женюсь, я ни на секунду не буду расставаться со своей женщиной и детьми. Буду ловить каждое мгновение с ними, упиваться общением, кайфовать просто от того, что они здесь, рядом, а не сами по себе, где-то там, вдалеке…

Джанни хотел было ответить Майклу вместо Стива и таким образом смягчить жёсткость его вопросов, но Стив его опередил.

– Во-первых, у моей семьи есть остров, и не один. Возможно, там не так чудесно, как здесь, но только если сравнивать именно с этим островом, аналогов которому – так уж сложились обстоятельства, – я думаю, нет нигде в мире. Не забывай, я посвятил его тебе, а значит, он должен был соответствовать моему идеалу. И не возражай сейчас. И моя семья, Майкл, ничем не обделена, в сравнении и с чем бы то ни было, и с кем бы то ни было. А во-вторых, мой дорогой, вот когда женишься, проживёшь совместно с женщиной какой-то отрезок жизни и даже заведёшь детей – тогда и поговорим. Ладно?

– Я понял тебя, – улыбнулся Майкл и больше не возвращался к теме семейных ценностей, хотя объяснение Стива оставило в его душе неприятный осадок, в чём он в ходе дальнейших размышлений посчитал виноватым себя из-за привычки лезть не в своё дело.

Осадок остался и у Стива.

– Что этот малолетка понимает в моей жизни, Джан? – пожаловался он, когда Майкл ушёл к себе. – Лезет с вопросами, которые мне никто не смеет задавать. Даже ты. Я вынужден был поставить его на место, как видишь. И как мне теперь объяснить ему, что он для меня лучшее, что есть в этом мире?

– Он разберётся, Стив. Он умный мальчик. Дай ему время.

– Я только этим и занят, чёрт побери!

В ту, первую поездку Майкл впервые в жизни нырнул и на пронизанные солнцем отмели у коралловых рифов между двумя крошечными островками, расположившимися в трёх часах езды от острова, если плыть туда на моторе.

Он нырял не один, а в компании с двумя парнями из агентства, давними любителями дайвинга, один из которых, Эл, всегда брал с собой камеру, чтобы снимать на неё материал для серии роликов о погружениях. Снятый под водой материал Эл обрабатывал и выкладывал в Сеть от имени несуществующего пользователя.

Как ни странно, Стив не любил дайвинг.

– Я предпочитаю наземных рыб, – подмигивал он, и нельзя было понять, шутит он или нет.

А Джанни вообще плавал только в бассейне.

– Да ну его, это плавание, – говорил он. – Не моё это. Я и плавать-то нормально так и не научился.

Они битых полчаса напутствовали парней, прежде чем доверить им Майкла. И приятно удивились, когда выслушали рассказ о том, каким сообразительным он оказался.

– Босс, парень рождён, чтобы плавать под водой, – восторгался поджарый, долговязый Эл, главный специалист по программированию в теневой империи Стива. – Какая реакция, какая ловкость! Мы в восторге – скажи, Хью!

– А какой красавчик, глаз не оторвёшь! Тело, грация в движениях, ловкость. Настоящий бог, – подхватил слова Эла его партнёр по погружениям Хью, страстный поклонник бодибилдинга и финансовых спекуляций.

– Ангел, – поправил его Стив, блестя глазами.

– Мне он не кажется ангелом.

– Почему? Говори, твоё мнение мне интересно.

– Он слишком мужественный для ангела. И дерзкий.

– А можно подробнее?

– Поясню. Он вроде бы нежный, и кожа у него как у девушки, и глаза, и нос, точнее носик, так мило вздёрнут, ну прямо пусечка, прямо конфетка! Красавчик, что и говорить. Из тех, кого холят и лелеют, кормят из ложечки и выводят гулять за ручку. У него умопомрачительная грация в движениях, врождённая, такую не встретишь у белых, это феномен просто. Будь я пидором, втюрился бы без оглядки и на всю жизнь. Но если подумаешь, что им можно вертеть-крутить, то можно и обломаться. Он себя в обиду не даст. Я таких сразу насквозь вижу. Таким палец в рот не клади.

– Ты сейчас разговариваешь как драгдилер с границы с Мексикой, ты в курсе? – спросил Стив.

– Всё-всё, молчу-молчу, – поднял обе руки Хью. – Считайте, что я ничего не говорил. Пошли, Эл, пора к ужину себя в порядок приводить.

– С чего эти придурки решили, что они что-то смыслят в ангелах? – возмутился Стив, когда Эл и Хью ушли к себе.

– Думаешь, они не правы? – спросил Джанни.

– А ты?

– У меня может быть своё мнение?

– Иди в жопу, Джан.

– Вот именно.

Майкл перестал бояться рифовых акул уже в свой следующий приезд на остров. Осторожно, но уверенно подплывал к серой морской красавице, не мешкая, хватал её за полуовальный наждачный нос, и акула замирала, впадала в транс, поворачивалась вверх белёсым брюхом, а в бок уже тыкались другие, мелькали мимо жемчужно-серыми тенями, чуть ли не становились в очередь, чтобы поиграть.

Своим подводным успехам Майкл радовался, как ребёнок, оживлённо рассказывал Стиву и Джанни об акулах и других морских обитателях и, вдохновившись примером Эла, тоже стал снимать их на камеру и на фотоаппарат.

Выкладывать снятое он отказался наотрез.

– Почему нет? – допытывались они.

– Я пока не готов. Это всё так непрофессионально. Я должен набить руку.

– Майкл…

– Нет, Стивви, не надо мне никого нанимать. Нет. Я сказал – нет.

– Почему?

– Знаешь, я когда-нибудь обязательно займусь акулами. Буду защищать их от двуногих. И остальную природу тоже. Я понял недавно, что худшее, что я видел в жизни, – это не некоторые эпизоды из моего прошлого, а рыбные рынки и отделы морепродуктов и мяса в маркетах. Я понимаю, что это еда. Я не понимаю, зачем столько? Столько мяса, шстолько рыбы, столько всего остального? Планета же не резиновая. Это какими же надо быть мудаками, чтобы не понимать столь очевидной вещи? Почему мудрость так и не стала признаком элитности, признаком настоящего вкуса, настоящего эстетизма в высоком понимании этого заезженного в хвост и в гриву термина? Почему? Почему люди предпочитают оставаться двуногими, а не истинным венцом творения?

– Потому что мы и есть двуногие, малыш.

– Да. Да. Да. И это ужасно, потому что планета зависит от нас.

– Вьёт из меня верёвки, крысёныш, – разводил руками Стив в беседах с Джанни, и с его лица не сползала довольная улыбка.

В их второе пребывание на острове, уже накануне отъезда, он сильно напугал Майкла, когда глубокой ночью зашёл в его апартаменты и прилёг на другой край кровати. Майкл всегда отличался крепким сном, а после погружений вообще спал как убитый, но на этот раз будто что-то его толкнуло. Он проснулся и, почувствовав, что не один, замер и не шевелился, пока не услышал короткий знакомый смешок, а следом за ним уже в полный голос произнесённую фразу:

– Эй-эй, спокойно, это всего лишь я.

– Что-то случилось? – садясь на кровати и натягивая на голое тело покрывало, спросил Майкл, стараясь в приглушённом свете ночника разглядеть лицо примостившегося рядом Стива.

– Ничего. Просто не спалось, вот я и решил полежать здесь, рядом с моим мальчиком. Скоро мы возвращаемся на большую землю, а там всё урывками, сам знаешь, вот и воспользовался моментом, чтобы доставить себе удовольствие.

– Каким, к чертям, моментом? – возмутился Майкл. – Я тебе что, картина в музее? Какого чёрта?

– Тихо, тихо, – сохраняя полное спокойствие, с добродушной улыбкой сказал Стив. – Ты не картина, я не в музее, я просто люблю тебя и не желаю терять времени, вот и всё.

Майкл хотел спросить у этого наглого и в то же время действительно испытывающего к нему самые искренние чувства мужчины что-то хлёсткое, пригвождающее к месту, но так ничего и не сообразил и ограничился простой фразой:

– Пошёл отсюда.

– А если не уйду? – продолжая улыбаться, спросил Стив.

– Тогда уйду я.

– Ладно-ладно, прости меня, малыш, если я заставил тебя волноваться, – сказал, вставая с постели, Стив. – Клянусь, я не хотел этого.

Майкл промолчал и молчал до тех пор, пока Стив не вышел и не прикрыл за собой дверь. Когда они встретились за завтраком, оба вели себя как ни в чём не бывало, и Майкл даже разоткровенничался и во время очередной прогулки на яхте впервые коротко, без подробностей рассказал о некоторых моментах своего детства.

– Настоящий Шекспир, мать твою, – качал головой потрясённый рассказом Майкла Стив. – Они же все умерли! Джан, ты слышишь? Это же надо! Из твоего рассказа выходит, что они фактически умерли из-за тебя, ещё и тебя чуть не погубили, сучьи дети. Я шокирован!

– Они сами во всём виноваты. При чём тут я? – не совсем уверенно, будто убеждая самого себя, сказал Майкл.

Он, конечно же, скрыл от Стива и Джанни историю про поляну с покойниками и лиловый мир.

Зачем им знать про то, чего уже нет?

Артуро так и не посмел подойти к Майклу в его первый приезд. Не смог и во второй, хотя стал ждать его повторного появления с той минуты, как яхта с гостями ушла в сторону главного острова и на вилле наступила тишина. Все дни он исподтишка следил за Майклом и почти возненавидел Стива за «узурпацию всеобщего достояния», как он выразился, выпив лишку во время традиционного вечернего досуга в баре. Джанни сразу доложили о неосторожном высказывании управляющего, и, в тот же вечер навестив Артуро, он пригрозил ему немедленным увольнением в случае повторения чего-либо подобного.

– Скажи спасибо, сукин сын, что я не рассказал Стиву про твои грёбаные сны и съехавшую ко всем чертям крышу, – жёстко заявил он Артуро во время визита. – Ты слишком много себе позволяешь и слишком много пьёшь. Даже тебе не сойдёт это с рук!

– Он не даёт нам общаться с малышом, а мы тоже люди, – оправдывался Артуро. – Кстати, аборигены считают его богом. Ты знал, шеф? Я серьёзно сейчас говорю, не делай такое лицо! Они собираются строить алтарь в его честь. Меня уже сколько раз просили, чтобы я поговорил с тобой и с боссом. Что такого произойдёт, если малыш пообщается и с нами… и с ними?

– Я спрашивал про аборигенов у Стива, и он сказал «нет». И это не обсуждается. Что касается вас всех, я даже не стал заикаться. Он откажет – и будет прав.

– Почему?

Джанни снизу вверх холодно взглянул на Артуро и коротко процедил:

– Потому.

– Исчерпывающе, – разочарованно пробормотал Артуро.

– Худей, Артуро, – сказал Джанни. – Ты стал похож на старую жирную свинью. И бросай пить, мать твою. Это последнее предупреждение.

И вышел вон.

Следом вышел сопровождавший Джанни во время визита Вишня. Когда выходил, сочувственно подмигнул разочарованно молчавшему Артуро.