Глава 2
В полдень следующего дня Джереми выпало сражаться с тачкой – спускаться с нею от виноградников, что были разбиты на высоком холме, до деревни, да по крутому и каменистому склону. Это была уже не первая ходка. Высокий и гибкий паренек изо всех сил упирался босыми ступнями в утоптанную тропу, рыжие кудри падали на глаза, крепкие руки до боли сжимали ручки тачки. Несколько раз тяжелая тачка перевешивала, и Джереми спотыкался, едва не опрокидывая ее, и ронял драгоценный груз, поскольку вез он недавно собранный виноград. Тяжелые гроздья то тут, то там пестрели зелеными листьями. Пурпурные спелые кисти, налитые сладким соком, горой лежащие в тачке, весили немало. Джереми взмок от пота, его одежда была перемазана липким виноградным соком.
Этот поистину необыкновенный виноград, который выращивали в деревне изюмщиков, обычно не давили на вино в отличие от немногих поселян вроде дяди Гумберта. Из него изготавливали великолепный, знаменитый далеко за пределами деревни, изюм. Первое время Джереми объедался изготовленным здесь изюмом, но за последние два месяца тот успел ему страшно надоесть.
Скоро деревенские винные чаны будут заполнены, и виноград придется таскать на другой конец села, где его разложат на специальных листах и высушат. Тогда для Джереми настанет тяжелая пора – ему придется неделями сидеть под жарким солнцем на одном месте, переворачивая ягоды и отгоняя от них назойливых мух. Но по крайней мере он отдохнет от этой проклятой тачки.
А может, его погонят стаскивать на берег реки камни подходящего размера для постройки новой пристани?
Часы изнуряющей работы с самого восхода давно уже выветрили из его головы грезы этой ночи. Джереми ругался и ворчал себе под нос – так вся молодость пройдет за работой, – когда от деревьев долетел слабый голос: «Помогите…»
Это был почти неслышный шепот. Несколько ударов сердца Джереми стоял и недоумевал, слышал ли он вообще что-то. Странный призыв насторожил его. Ночные мечты мгновенно ожили в его памяти.
Тихий шепот повторился. Он звучал так же явственно, как скрип тачки, и был не менее реален, чем боль в натруженных мышцах, так что мечты здесь ни при чем.
За день по этой тропе постоянно сновал народ, но сейчас Джереми оказался один. Отсюда никто его не видел, хотя на окраине деревни маячили двое-трое. Слева, на поле, где зеленели поздние летние посевы, тоже никого не было, а справа, где земля не годилась для пашни, густо зеленели деревья.
Парень отбросил со лба рыжую прядь – он стал отращивать волосы, когда заметил, что это вызывает неприязнь у местных жителей, – и решился заглянуть за кусты. У него вырвался невольный вздох, когда он встретился взглядом с молодой девушкой. Она неподвижно лежала на боку, чуть приподняв голову, и смотрела на него темными глазами.
Две вертикальные подпорки на тачке со стуком уперлись в землю. Оставив груз, Джереми сделал три шага вперед и опустился на одно колено. Лежащая девушка была измождена и грязна, но было ясно, что несчастная едва старше самого Джереми.
Бедняжка прижалась к земле, как испуганный кролик. Правая ее рука была скрыта телом, а колени были подтянуты к груди. Эта поза навела Джереми на мысль, что девушка ранена. На бледном, искаженном страданием лице жили только темные глаза. Поскольку здесь царил полумрак, с первого взгляда Джереми не рассмотрел, во что она была одета. Разве что одежда была темного цвета и скрывала почти все тело: черные сапоги и штаны, свободная рубашка и куртка.
Быстро оглядевшись, Джереми убедился, что никто его не заметил. Потом он нырнул под куст и пристроился справа от незнакомки.
Девушка сверкнула на него темными глазами, словно пытаясь заглянуть ему в душу. Она заговорила так же мягко и тихо, как прежде, только на секунду делая паузы, чтобы набрать в грудь воздуха.
– Не… выдавай… меня.
– Не буду, – сразу же прошептал Джереми.
Отвечая, он не кривил душой, хотя даже представить себе не мог последствий своего обещания. Да и как он мог бы ее выдать? И сразу же откуда-то из глубин сознания пришел ответ, словно какая-то его часть давным-давно предусмотрела такой поворот событий.
– Я видела… ты ходил мимо… по тропе.
– Это моя работа. Я работаю тут, на дядю.
– За мной охотятся, – тем же слабым голосом произнесла девушка. – Хотят убить меня.
А потом, спустя минуту, пока у Джереми волосы на затылке вставали дыбом, она задумчиво добавила:
– Они уже убили меня.
– Кто… Но ты ранена.
Только сейчас Джереми разглядел черную засохшую кровь, почти не различимую на темной одежде.
Девушка покачала головой – объяснения могли подождать. Пересохшие губы шевельнулись.
– Воды. Дай мне воды. Пожалуйста.
Джереми сорвал притороченную к тачке тыквенную бутыль и принес раненой девушке.
Сперва у нее не было сил, чтобы сесть, так что юноше пришлось поддержать стройное тело за плечи. Сами плечи оказались костлявыми и крепкими, хотя и узкими. Даже с его помощью каждое движение давалось девушке с трудом.
Бедняжка осушила бутыль несколькими быстрыми глотками, потом взяла предложенную Джереми кисть винограда. Она не просила еды, но, судя по внешнему виду, незнакомка не ела давно. И нуждалась в пище не меньше, чем в воде. Девушка жадно набросилась на лакомство, отрывая ягоды губами, глотая их вместе с косточками и черенками. Сок стекал по ее подбородку. Она потянулась за следующей гроздью, которую держал Джереми.
У девушки были пепельные волосы. Их недавно коротко подстригли, и они не успели вырасти даже до плеч.
– Хорошо, – пробормотала она, закрывая глаза и облизывая губы. – Очень хорошо.
– Что мне делать?
Вода и виноград не придали ее голосу силы. И девушка с трудом произносила несколько слов на одном дыхании.
– Помоги добаться… до реки… прежде, чем… они меня найдут.
– А-а!
Джереми огляделся, не совсем понимая ее слова. Но он ни капли не сомневался, что просьбу девушки необходимо исполнить.
– Сначала я лучше отнесу тебя подальше от тропы. А то еще увидит кто…
Она кивнула. Но поморщилась и едва не закричала, когда Джереми попытался ее поднять и случайно дотронулся до больного места. Понемногу пареньку удалось оттащить незнакомку к высоким кустам, где никто не смог бы заметить ее с тропы.
– Положи меня. Боги, как больно! Положи меня.
Он быстро повиновался. И осторожно, насколько сумел, опустил девушку на землю.
– Меня… кто-нибудь услышал?
Джереми подозрительно оглянулся в сторону тропы.
– Нет. Никого нет.
Неожиданно он ощутил себя более живым, чем за все последние месяцы, с переезда в дом дяди Гумберта. Юноша вытер пот со лба рукавом домотканой рубашки. Никто из деревенских не видел эту загадочную незнакомку, а то бы уже поднялся переполох. И, не раздумывая, он решил, что никто и не должен узнать о ней.
Джереми даже не пришло в голову спросить, кто же охотится за беднягой. Самым главным во всем мире для него была нить, протянувшаяся между ним и этой девушкой, которая проделала долгий путь из невероятного далека. Он не мог бы дать названия этой связи, но она была так сильна, что отделила их двоих от всего остального человечества. Ничего подобного он не испытывал с самого приезда в эту деревню.
Парень замер над распростертым телом незнакомки. Он смотрел прямо перед собой и удивлялся. Пока Джереми не осознал до конца всего происходящего, но успел понять, что его жизнь внезапно и разительно переменилась.
Девушка снова прикрыла глаза.
– Спасибо, что спас мне жизнь.
Джереми не нашелся, что ответить. Он ведь не сделал ничего, чтобы заслужить эту благодарность. Но сделает! Юноша лишь хмыкнул, чувствуя себя последним деревенским дурачком. И лицо в бесчисленных веснушках залил румянец.
Девушка, погруженная в раздумья над какими-то важными проблемами, даже не заметила его смущения. Сухая трава чуть хрустнула, когда незнакомка приподняла голову и принюхалась.
– Пахнет дымом. И чем-то гнилым.
– Это моллюски. Некоторые добывают моллюсков, ради раковин.
Она покачала головой.
– Я слышу людей. Я вижу… Правда, отсюда не много увидишь.
Она прищурилась, повернув голову вправо.
– Да. Ты давно тут лежишь?
– Не знаю. Может, несколько часов. Может, дней. Один день точно. Я больше не могла идти. Боялась, что кто-то увидит. Это деревня медоваров?
– Нет, – ответил Джереми, не совсем поняв ее вопрос. – У нас и пчел-то никаких нет.
– Тогда помогите мне, боги, – вздохнула девушка. – В твоей деревне есть алтарь? Какому богу?
– Ну, это не совсем моя деревня. Но маленький алтарь есть.
Почти во всех селениях, которые доводилось видеть Джереми, находились святилища или алтари, хотя многие из них были давно заброшены.
– Наш посвящен Дионису и Приапу. Первый для вина, второй – для виноградарства.
– Ясно. Не густо. Помоги мне, Аполлон! Домашние животные могут стать помощниками. Пчелы могут стать помощниками. У вас есть пасека?
– Пасека? Нет.
Пчелы? Как они могут помочь? И пасека? По спине Джереми прошел холодок, когда он подумал, что девушка, к которой он успел привязаться, может оказаться сумасшедшей.
– Тогда где я?
Он сообщил ей официальное название селения – архаичное слово «изюмщики», – произнося его так, как говорили тетя и дядя. Но лицо незнакомки осталось непроницаемым – название ничего ей не сказало.
– Но здесь река, – упрямо произнесла девушка. – Мы рядом с рекой. Ты ведь говорил о свежих моллюсках?
– Да.
– Эта река – Эрон? Я-то не видела, пришлось обходить стороной.
– Да, Эрон.
Видимо, девушка наконец услышала что-то определенно знакомое. Джереми заметил, как она слегка расслабилась.
– Значит, здесь есть лодки, – сказала она. – Люди на реках строят лодки.
– Да. Кое-кто рыбачит с лодок. Их тут около дюжины.
– Тогда мне нужно как-то… достать лодку.
– Я могу добыть одну для тебя, – быстро пообещал юноша.
Естественно, единственным способом получить лодку было воровство. Всего час назад Джереми и в голову не могло прийти что-нибудь украсть. Родители всегда говорили, что воровство – это плохо и порядочные люди так не поступают.
Но прежде он жил в другом мире.
Девушка заворочалась. И поза, и выражение лица говорили, что ей нехорошо.
– Воды. Пожалуйста, мне нужна вода.
Она быстро допила остатки воды из бутылки.
– А еда еще осталась?
Джереми дал ей несколько кистей винограда с тачки и разломал напополам кусок хлеба, который приберег на обед. Потом он бегом бросился вниз по склону, едва придерживая тачку. Ему хотелось поскорее принести бедняжке воду и еду. Он пообещал быстро вернуться.
До конца дня Джереми занимался обычной работой – толкал пустую тачку на вершину холма, нагружал доверху виноградом и спешил обратно. Ему казалось, что все не сводят с него глаз. И все же ему удалось передать незнакомке воды и нормальной пищи – кусок пшеничного хлеба и несколько жареных рыбин. На самом деле поселяне были слишком заняты своими делами и не обращали на парня никакого внимания. Проще всего было набрать воды прямо из реки, все жители деревни так и делали.
Вечером Джереми впервые за весь день увиделся с родственниками. Тетя Линн заявила, что племянник какой-то грустный. Поскольку он никогда не отличался веселостью, старики больше ничего не сказали.
Еще до рассвета он прибежал к холму проведать незнакомку. И, впиваясь зубами в хлеб и рыбу, она поинтересовалась:
– Как тебя зовут?
– Джереми. Джереми Редторн.
На обветренных губах мелькнул отблеск улыбки.
– Редторн. Рыжик, значит. Походит.
Из-за волос, конечно. Он кивнул.
Когда он впервые принес ей еду, он сказала:
– Если хочешь как-то называть меня, зови Сал.
– Сал. Красивое имя.
Она усмехнулась, и Джереми понял, что это не настоящее ее имя.
– Когда достать лодку?
– Нужно подождать. Пока я не окрепну… хотя бы чуточку. И смогу идти. Ты можешь остаться ненадолго и поговорить?
Он кивнул. Если дядя Гумберт заподозрит, что Джереми волынит, то разве что накричит, но размахивать кулаками не станет. Обычно Джереми старался на совесть, поскольку работа избавляла его от мыслей о вещах печальных и мучительных. Таких, как мертвые родители, нагие девушки и беспросветная жизнь, что вилась бесконечной каменистой тропой, по которой он толкал нагруженную тачку.
– Ты живешь с родителями, Джереми? – тихо спросила Сал. – Братьями? Сестрами?
Джереми тряхнул буйной рыжей гривой.
– Вовсе нет, – хрипло начал он, но голос предательски сорвался. – Мама и папа умерли. Я живу с тетей и дядей.
Девушка оглядела его и подумала, что мальчика нельзя назвать привлекательным. Его лицо состояло из странных углов, скулы были слишком высоки и оттеняли щеки, на которых еще рано было пробиваться бороде. Зеленоватые глаза сверкали из-под курчавой копны рыжих волос. Лицо, жилистая шея и открытые руки были сплошь усыпаны веснушками. Руки и ноги Джереми вскоре нальются силой, а пока они казались слишком длинными и нескладными. Ладони и ступни уже были достаточно крупными для взрослого мужчины, но плечи оставались узкими и покатыми. Правое колено выглядывало из дырки на штанах, которые уже становились коротковатыми, хотя тетя Линн сшила их всего пару недель назад.
Иногда, навещая незнакомку, Джереми находил ее почти выздоровевшей, тогда ее речь делалась плавной и четкой. А потом девушка снова слабела.
А что, если она умрет? Что же ему останется делать тогда?
Однажды она протянула маленькую крепкую ладошку и сжала руку парня.
– Джереми, я не хочу быть для тебя обузой. Но я обязана кое-что сделать. Это важнее всего на свете… важнее всего. Это может стоить твоей жизни. И моей тоже. Но стоит. Ты должен помочь мне спуститься по реке. Ты должен!
Он выслушал девушку, пытаясь догадаться, что же это за важное дело… Ладно, он все равно согласен.
– Я постараюсь. Конечно, я помогу тебе. Все, что угодно! Куда ты собираешься плыть?
– До конца. Сотни миль вниз по реке. До самого моря.
Да! В это мгновение с ужасающей ясностью Джереми осознал, что он добудет лодку и, когда девушка отправится вниз по реке, он поплывет вместе с нею.
– Ты никому не говорил обо мне?
– Нет! Не бойся. И не скажу.
Джереми опасался доверять кому-нибудь из сельчан. Естественно, говорить о незнакомке тете и дяде было равносильно раструбить об этом по всей деревне.
– Кто у вас староста? У вас вообще есть староста?
– Нет, – покачал он головой, – деревня слишком маленькая.
– Сколько домов?
– Чуть больше десятка. – И горько добавил: – Здесь все ненавидят чужаков. Это село так не похоже на мою родину… где был мой родной дом.
– Какой она была?
Джереми только мотнул головой. У него не было слов, чтобы описать родную деревню, в которой он прожил почти пятнадцать лет жизни. Там все его знали, и родители были еще живы.
Вероятно, Сал поняла его чувства.
– Да. Там есть целый мир, а здесь его нет, так?
Он снова кивнул. В сердце юноши жила надежда, что этот мир реален. И он был благодарен Сал, что она правильно поняла его молчание.
Последние полгода он был сиротой. Дядя Гумберт не был злым, но его доброе отношение, как и тети Линн, имело четкие пределы. Они оба часто поглядывали на Джереми, словно бы сожалея о поспешном решении. Видимо, в деревне изюмщиков брать к себе осиротевших племянников не было принято.
А все объяснялось просто – своих детей у дяди Гумберта не было, и он не захотел отказаться от бесплатного работника, которым и являлся Джереми. Сейчас паренек уже исполнял мужскую работу всего за мизерную часть средств, которые ушли бы на оплату наемного рабочего.
Нет, Джереми не питал никаких иллюзий на счет Сал или свой собственный – что было бы, если бы он обратился за помощью к дяде и тете. Вот тогда бы начались настоящие проблемы, это уж точно, хотя он слабо представлял себе, какие именно. Поразмыслив, юноша решил, что ни одна живая душа в селении не согласится пойти на риск и приютить раненую незнакомку.
Джереми подумал о Мире. На этот раз она предстала перед его мысленным взором уже одетая, хотя и менее реальная. Действительно, ее образ потускнел и расплылся. Потому что у Джереми не было ни времени, ни желания думать о Мире в данную минуту. Деревенская девушка значила для него не больше, чем остальные жители деревни, которые теперь не значили для него ровным счетом ничего.