Глава 3. Начинаем бой
Синий фургон катил по черной асфальтированной дороге. Я развернул «Хищник» и встал параллельным курсом с машиной, чтобы мы могли отслеживать ее, после того как она минует контрольно-пропускной пункт. Мы не знали, чей это фургон и куда он направляется.
Выяснение этого было нашей задачей на сегодня.
Скорее всего, обычный разъездной рабочий проверял вверенные ему объекты на участке 63. Но сегодня мы рассматривали его в качестве условного боевика. Простая учебная операция по сбору информации, наблюдению и разведке. Именно этот набор навыков, которым нас обучали во время практической фазы подготовки, предстояло использовать при выслеживании боевиков в Багдаде и горах Афганистана. Точно таким же образом мы передавали наземным войскам изображение их целей с высоты птичьего полета.
Научившись отыскивать и отслеживать противников, мы перешли к имитации ударов по ним двумя ракетами «Хеллфайр», закрепленными под крыльями БПЛА. Этот этап обучения, в ходе которого мы отрабатывали навыки применения оружия, вызывал у меня наибольшее опасение. При выполнении разведывательного полета от пилота требовалось лететь достаточно близко от цели, чтобы оператор средств обнаружения мог непрерывно удерживать камеру направленной на нужный объект, будь то человек, дом или автомобиль. Вроде просто.
Однако ракетный выстрел требовал особого умения. Основное вооружение «Хищника» – ракета «AGM-114 Хеллфайр». Разработанная как противотанковая ракета для запуска с вертолетов, «Хеллфайр» первоначально была оснащена восьмикилограммовой боевой частью, предназначенной для пробивания брони. Более поздние модификации стали снаряжать осколочно-фугасными боеголовками, которые, подобно гранатам, при взрыве создавали стену осколков, превращая снаряд в эффективное оружие для поражения живой силы противника.
Вооружение на «Хищнике» появилось только в 2001 году с выходом модели MQ-1B. Гондола целеобнаружения была усовершенствована и получила функцию захвата цели. До модернизации операторам средств обнаружения приходилось сопровождать цель камерой вручную. Схема не идеальная, поскольку уставший оператор средств обнаружения мог расслабиться в неподходящее время и сместить перекрестье прицела с цели в ключевой момент, что привело бы к промаху. Компания «Raytheon» прислушалась к пожеланиям военных и разработала систему слежения, которая автоматически удерживала прицельную гондолу направленной на цель.
Я не обладал опытом оказания огневой поддержки с воздуха, и это могло подпортить мне второй этап обучения. Я все еще был вторым после Майка в списке лучших, и мне хотелось остаться как минимум на том же месте, поэтому я решил поискать тактический справочник «3–3» для «Хищника». «Три-тире-три», как мы его называли, представляет собой базовое руководство по тактике, в котором описывается, как выполнять ту или иную боевую задачу.
Обычно такого рода справочник можно было найти среди вороха незасекреченных материалов, относящихся к различным системам вооружений в ВВС. Но мои поиски в библиотеке эскадрильи не увенчались успехом. Я откопал лишь одну устаревшую статью времен войны в Персидском заливе, написанную пилотом армейского вертолета о ракете модели «A», которая применялась на винтокрылых машинах. Мы же стреляли модифицированными ракетами модели «K».
Тогда я начал расспрашивать инструкторов, пытаясь выудить из них любые крупицы нужной мне информации или копию руководства.
– Где найти справочник «3–3»? – задавал я один и тот же вопрос.
Каждый раз мне в ответ недоуменно пожимали плечами. Даже Гленн не знал, где его отыскать. «Хищник» стоял на вооружении ВВС почти десять лет, а к нему, как выяснилось, до сих пор не было руководства! О какой эффективности обучения можно говорить без руководства по тактике?
И тогда я решил написать его сам.
У меня дома лежала инструкция от моего старого учебно-тренировочного «T-37», оставшаяся со времен, когда я служил летчиком-инструктором. Ее первая часть была посвящена обучению базовым навыкам пилотирования. В 1990-х годах все пилоты американских ВВС получали основы летной подготовки на «T-37», поэтому инструкция оказалась весьма полезной в качестве образца для моего собственного пособия. Однако я понятия не имел, что писать в разделе, касающемся тактики, поэтому обратился за советом к Майку. Он был летчиком-истребителем и имел тактический опыт, которого мне недоставало.
– Ну, что тут у тебя? – сказал он, усаживаясь за стол-бюро в кабинете у меня дома.
Я протянул ему папку с бумагами, ставшими плодом моей попытки написания руководства «3–3» для «Хищника».
– Знаешь, я не смог отыскать «3–3» ни для одного тактического самолета, – сказал я.
Майк кивнул. Тактические руководства для всех истребителей были в ограниченном доступе, даже если на них не стоял гриф секретности. Истребительные эскадрильи не позволяли совать в них нос посторонним без особой необходимости.
– В целом я оформил его по примеру инструкции от «T-37», – сказал я Майку.
Майк сразу перешел к страницам, посвященным тактике.
– Вижу, раздел о «Хеллфайр» ты уже закончил.
– Тяжеловато пришлось, – ответил я.
Я вывел на экран компьютера соответствующий документ.
– Я тут отыскал кое-какие базовые схемы, – пояснил я. – Использовал их как шаблон для описания процедуры применения ракеты. Тут все, от приема целеуказаний 9-Line до действий после нанесения удара.
Майк молча изучал раздел.
– Летчик-истребитель так бы не действовал, – произнес он.
– Мы не летчики-истребители, – возразил я.
Майк вскинул на меня глаза.
– Все летчики-истребители обучаются по своим программам, но в целом алгоритм их действий схож, – объяснил он. – Нарушать его – непрофессионально.
Он был прав. БПЛА-сообщество пребывало еще в младенчестве, и составление справочника стало попыткой привнести в его ряды некоторый профессионализм. Большинство людей называют беспилотные летательные аппараты дронами, однако, как сказал Чак в своей приветственной речи, мы этот термин не приемлем, поскольку он отказывает работникам нашей сферы в профессионализме. Беспилотник не летает и не сражается сам по себе. Он не автономен. Пусть мы лично и не сидим в «Хищнике», не стоит заблуждаться, думая, что у него нет пилотской кабины и пилота. Мы управляем в нем всем, включая вооружение.
– Ладно, можешь порвать, – вздохнул я.
Следующие несколько дней Майк занимался внесением правок в тактический раздел. В общей сложности составление чернового варианта справочника заняло чуть больше месяца. Уже не испытывая прессинга борьбы за титул «выпускника с отличием», я сосредоточился на написании пособия, а Майк мне помогал. Мои летные и боевые навыки быстро развивались, отчасти благодаря работе над справочником.
Впрочем, ничто не могло заменить практические занятия. Мой первый учебно-боевой вылет обернулся полной катастрофой. Я не имел представления даже о том, как вывести на экран системы слежения оружейное меню. В отсутствие симулятора, на котором можно было бы попрактиковаться, в реальном полете я с трудом понимал, что мне необходимо делать.
Пришлось признаться инструктору. Выражение его лица в тот момент было таким же, с каким я порой взирал на своих курсантов в годы службы на инструкторской должности. Это пугающее выражение лица как бы говорило: «Ты что, не сделал домашнее задание?» Он неспешно провел меня по всей карте контрольных проверок, объяснив назначение каждой кнопки и пункта меню. Благодаря его терпению и содействию Майка в составлении справочника «3–3» я вскоре научился запускать ракеты.
К финальному этапу обучения я подошел, по-прежнему находясь в пятерке лучших в группе. Но этот этап оказался даже более сложным, чем обучение ракетной стрельбе. На протяжении трех вылетов мы должны были действовать как передовые авиационные наводчики. Нашим заданием была «координация ударов и рекогносцировка». Мы эшелонировали истребители и наводили их на цели, фактически выполняя функцию контрольно-диспетчерской вышки. Чтобы удерживать все движущиеся объекты на нужных курсах, требовались предельная концентрация внимания и слаженность действий.
ВВС Национальной гвардии Техаса выделили в помощь нашей группе несколько истребителей «F-16». Это был мой последний учебно-боевой вылет, предполагавший решение некоторых оперативных задач, после чего меня ожидали еще несколько контрольных полетов и финальный летный экзамен. Сегодня по сценарию я должен был найти несколько ракет «Скад», спрятанных в пустыне. После их обнаружения моей задачей было навести «F-16» на цель. На выполнение задания нам отводилось два часа.
Во время практической фазы обучения операторы средств обнаружения и пилоты тренировались вместе, но не в постоянных составах. В этот день рядом со мной сидела Сара. Мне уже доводилось с ней летать, так что мы были знакомы. Она поступила на службу в ВВС в восемнадцать лет сразу после окончания нью-йоркской средней школы. Женщина миниатюрная, за панелью управления Сара и вовсе выглядела Дюймовочкой. Зато она имела острый глаз и репутацию одного из лучших операторов средств обнаружения в группе.
Чтобы найти и уничтожить ракеты противника, нашим сокурсникам потребовались все два часа, а у нас на поиски «Скадов» и прикрывающей их батареи зенитных управляемых ракет (ЗУР) ушло несколько минут. Благодаря этому у нас в запасе оказался почти целый час на то, чтобы составить ориентировку – набор фотографий и схем, которыми надлежало сопроводить подготовленный нами отчет 9-Line. С их помощью было проще описать цель летчику-истребителю. Уничтожение всех целей у нас заняло всего пятнадцать минут. Выполнив программу, я откинулся в кресле и взглянул на Гленна. В нашем распоряжении оставалось еще сорок пять минут полетного времени.
– Еще какое-нибудь задание? – спросил я. – Время есть.
Гленн оторвал взгляд от планшета, в котором делал какие-то пометки.
– На ваше усмотрение; свой норматив вы выполнили.
Он предложил поискать еще цели, но мне не хотелось заставлять пилота «F-16» ждать, пока я буду заниматься придумыванием вводных данных для нового задания. Я связался с «F-16» по радио, чтобы сообщить, что мы закончили. Все равно у пилота наверняка нет желания с нами возиться.
– Гадюка Два-Два, это Беспощадный Один-Один, – обратился я по радиоканалу. – Отработка сценария завершена.
Беспощадным Один-Один был я, а Гадюкой Два-Два – «F-16». Гадюка вышел в эфир через несколько минут и предложил смоделировать воздушный бой.
Я поглядел на Гленна, сидевшего позади меня и оператора средств обнаружения. На инструктажах мы не моделировали ситуацию воздушного боя, поэтому, перед тем как дать ответ, мне требовалось одобрение Гленна. У нас в ВВС не принято отклоняться от заранее намеченного плана, – авиация ошибок не прощает. Даже самая незначительная оплошность в момент, когда мы схлестнемся, могла привести к крушению истребителя стоимостью в многие миллионы долларов (а то и к человеческим жертвам).
Гленн одобрительно кивнул, и я вышел на связь с пилотом «F-16». Мы наскоро обговорили некоторые правила безопасности, условившись придерживаться тех же ограничений по высоте, которые были предписаны по условиям предыдущего сценария.
Мы собирались совершить беспрецедентную вещь.
«Хищники» не предназначены для выполнения базовых истребительных маневров и ведения ближнего воздушного боя. БПЛА имеют отрицательную статистику в прямом противостоянии с авиацией противника. Так, широкую известность получил случай, произошедший в 2002 году, когда иракский «МиГ» сбил «Хищника», кружившего над Багдадом в период подготовки к вторжению в Ирак.
Тот «Хищник» был снаряжен парой ракет «Стингер». Иракский пилот промахнулся при первом заходе на цель, и возбужденный пилот «Хищника» выпустил по самолету ракету, хотя последний находился вне пределов ее досягаемости. «Стингер» разработан для поражения авиатехники с земли, а не из-под крыла. Ракета имела мало шансов попасть в цель и не смогла достать «МиГ», ушедший на второй заход. Зато пуск ракеты не ускользнул от пилота иракских ВВС. Он проследил траекторию полета «Стингера» по дымовому следу и дал по «Хищнику» ответный залп двумя ракетами. Ракеты иракского «МиГа» попали в яблочко.
Я скептически оценивал свои шансы на успех над невадской пустыней.
– Это Беспощадный Один-Один, Гадюка Два-Два, начинаем бой.
Я взглянул на карту над HUD-дисплеем и увидел «F-16» примерно в 32 километрах к северу от нас. Гадюка Два-Два выполнил разворот в сторону приближения и пошел нам навстречу.
– И что ты собираешься делать? – поинтересовался Гленн.
– Проверим, как у него со зрением, – бодро ответил я, вовсе не чувствуя той уверенности, которую пытался придать своему голосу.
Я направил «Хищник» к северу, в сторону Гадюки Два-Два, полагая, что у «Хищника» малая радиолокационная заметность, благодаря чему его будет трудно засечь на радаре. Я ошибался.
– Это Гадюка Два-Два, один MQ-1 уничтожен. КДВА два семь ноль, шестнадцать, шесть тысяч.
Он обнаружил меня через десять секунд и имитировал запуск ракеты. За аббревиатурой КДВА скрывались мои курс, дистанция, высота и азимут относительно специальной точки на земле, известной как «бычий глаз». Я находился в шестнадцати километрах к западу от бычьего глаза, на высоте примерно шести тысяч метров над землей. Гадюка Два-Два выполнил разворот в сторону удаления, готовясь ко второму заходу на цель.
Гленн хихикнул.
– Ну а теперь у тебя какие планы? – спросил он.
– Будут предложения?
Гленн отрицательно покачал головой. Похоже, он наслаждался этой виртуальной расправой.
– Для меня такое в новинку, – пояснил он. – Любопытно наблюдать за твоими действиями.
Я не знал, как отнестись к этому комментарию. Он был матерым летчиком-истребителем, закаленным в реальных боях. Я же не обладал и толикой познаний в области тактики воздушного боя. Меня не обучали истребительным маневрам, вложив в голову только самые базовые тактические приемы воздушного боя, поэтому я постарался припомнить хотя бы те азы, которые вынес из летного училища. Сдаваться я не собирался.
– Гадюка Два-Два начинает сближение.
Я стиснул зубы.
– Гадюка Два-Два, это Беспощадный Один-Один. Начинаем бой.
Была не была. Если уж я решил играть со взрослыми мальчиками, то, по крайней мере, должен вести себя как они.
Вместо того чтобы двинуться навстречу «F-16», я стал разворачиваться к нему боком. В каком-то смысле я жульничал, так как знал, каким курсом он идет. С другой стороны, в реальном бою я бы и так обладал этой информацией, поскольку с АВАКСа или наземного контрольного пункта мне бы сообщили, откуда исходит угроза. Сара развернула «шар» и переключилась в инфракрасный (ИК) режим работы. Теперь она могла захватить ИК-излучение самолета.
– Захвати его, – сказал я.
– Выполняю, – ответила Сара.
Она стала крутить «шаром», пока не поймала тепловую сигнатуру «F-16».
– Цель захвачена, – проинформировала она.
Теперь гондола целеобнаружения следила за Гадюкой Два-Два в режиме автосопровождения. Одним глазом поглядывая на экран, я плавно развернул «Хищник» так, чтобы гондола оказалась повернутой к «F-16» под углом 90 градусов. Затем потянул на себя рычаг управления двигателем, замедлив «Хищник» до скорости, лишь на пару узлов превышающей скорость сваливания. Я понятия не имел, какими характеристиками обладает тот «F-16», как и не знал, на какой модификации истребителя летели парни, но уповал на то, что если буду двигаться достаточно медленно, увидеть нас на экране радара будет сложно.
Истребитель неумолимо приближался. Нервы у меня натянулись как струна.
Находившийся от нас в 30 километрах истребитель выглядел как размытое пятно с ярким факелом тепловой сигнатуры. В наушниках раздавался легкий электростатический треск. Когда самолет приблизился к нам на расстояние 16 километров, его очертания и массивный воздухозаборник под носовой частью уже отчетливо вырисовывались на HUD-дисплеях.
Продолжая внимательно следить за скоростью, я немного скорректировал курс, чтобы законцовка крыла «Хищника» была направлена на истребитель. Наверняка Гадюка Два-Два видел нас на экране радара, однако мы летели так медленно, что и ему пришлось замедлиться, ограничив возможности истребителя в маневрировании.
Я чуть опустил нос «Хищника», чтобы набрать скорости, и попытался затеряться в зоне помех от наземных объектов. Взглянул на карту на экране системы слежения над HUD-дисплеем. Гадюка Два-Два был от нас в трех километрах. Должно быть, он заметил на экране радара на мгновение вспыхнувшую метку нашего самолета, так как неожиданно заложил крутой вираж и стал разворачиваться. Оторваться от «F-16» я не мог, поэтому единственной защитой БПЛА была его невысокая скорость. Я ожидал, что летчик вот-вот выйдет на связь и сообщит мое местоположение, но тот упорно молчал.
Наконец я нарушил тишину:
– Гадюка Два-Два, это Беспощадный Один-Один. Подтвердите визуальный контакт.
Я хотел удостовериться, что он меня видит. Он находился настолько близко от нас, что мог прочитать наш бортовой номер.
– Визуальный контакт не подтверждаю.
Я был поражен. Я пилотировал на чистом инстинкте и умудрился одолеть опытного летчика-истребителя.
– Любопытно… – послышался у меня из-за спины скупой комментарий Гленна.
Он такого тоже не ожидал. Я внутренне ликовал.
– Вас понял. Мы в шестидесяти градусах справа от вас, тремя километрами ниже.
Летчик смог заметить нас только спустя несколько секунд. В общей сложности мы провели пять симуляций боестолкновений. Из них в трех случаях Гадюке Два-Два не удавалось нас увидеть, то есть он не мог засечь нашу метку на радаре, чтобы «выпустить» ракету либо установить визуальный контакт и открыть по нам условный пулеметно-пушечный огонь. Я расценивал это как победу, даже несмотря на то что не представлял никакой угрозы для передового реактивного истребителя.
После полета я тщательно зафиксировал в блокноте полученные новые знания, чтобы использовать их при составлении справочника по тактике. Пяти боестолкновений, конечно, недостаточно, чтобы разработать правильную тактику боя, но, по крайней мере, Школе вооружений ВВС на авиабазе Неллис я дал достаточно материала для проведения дальнейших, более детальных испытаний.
Это было мое последнее испытание. Я хорошо себя проявил во время финальных проверок и получил высшую оценку на летном экзамене. Отныне с точки зрения ВВС я был пилотом БПЛА. Когда я выходил из комнаты по завершении последнего инструктажа Гленном, я мог думать только о своем следующем назначении.
Оперативных эскадрилий было две.
17-я разведывательная эскадрилья представляла собой специальное тактическое подразделение «Хищников». Это была команда парней, которые действовали, не афишируя себя. В их задачу входило проведение войсковых эксплуатационных испытаний; они разрабатывали тактику применения новых видов вооружений. Из учебных групп в 17-ю эскадрилью отбирались только самые лучшие экипажи. В то время у операторов и пилотов служба в ней считалась самой престижной. Остальные экипажи шли в 15-ю разведывательную эскадрилью, расквартированную на авиабазе Неллис. Майк был единственным из нас, кого, кажется, нисколько не беспокоило, куда его направят. В группе он занимал первое место среди курсантов и, скорее всего, должен был получить назначение в 17-ю эскадрилью. Я же, со своей стороны, немного волновался. Меня не отпускала мысль о службе в 17-й разведывательной; ни о чем другом я и не мечтал. Однако мне не давала покоя мысль о проваленном полете на ранней стадии обучения. Я опасался, что в рейтинге выпускников мое имя окажется слишком низко.
Вечером в день выпуска все мы собрались в местном баре. Не то столовая, не то буфет, не то кабак, он был центром общественной жизни эскадрильи. Командир должен был огласить наши назначения. После этого нам предстояло разъехаться по соответствующим оперативным эскадрильям и начать боевую службу.
Бар был оборудован пивным диспенсером и несколькими холодильниками, полными пива. Полки за барной стойкой ломились от закусок. Потолок зала был украшен плитками, разрисованными и подписанными выпускниками всех курсов. Не хватало только одной плитки, с нашими автографами, которая заранее была снята перед церемонией. В одном из углов висела картонная ракета «Хеллфайр».
Зал был набит летчиками эскадрильи и членами их семей. Все ждали, когда придет Бэтман, наш командир. В ВВС бытует традиция, согласно которой каждая группа курсантов в выпускной вечер вручает подарки эскадрилье, а также любым инструкторам по выбору в знак благодарности за первоклассное обучение. В бар мы пришли с удавом в желто-белую крапинку. Удава в качестве подарка мы выбрали, потому что на эмблеме эскадрильи была изображена змея. Удав так и остался жить в том баре. Каждому классу вменялось в обязанность ухаживать за животным и кормить его. До той поры никому из летчиков эскадрильи не доводилось видеть, чтобы подразделению преподносили такой подарок. Большинство выпускников обычно ограничивалось подписанными открытками и памятными табличками.
Впрочем, змее, полагаю, до всего этого не было никакого дела.
Потом староста группы Простак от нашего имени преподнес инструкторам подарки: традиционные памятные таблички «Лучшему пилоту-инструктору», «Лучшему оператору-инструктору», а еще «Пурпурный шлем». Когда Простак вызвал Гленна, тот остался невозмутимым. Простак объявил, что инструктор оказал настолько мощное влияние на команду, что простой награды недостаточно. Решение класса было единогласным. Гленн заслужил награду «Пурпурный шлем» – детский военный шлем из пластмассы, выкрашенный бурой краской, – поскольку снискал репутацию говнюка.
Я его говнюком, конечно, не считал. Гленн не давал мне спуску, однако его намерения были для меня очевидны – он стремился выковать лучшего пилота «Хищника». У него не было скрытого мотива или необходимости добиваться уважения к себе со стороны курсантов. Он просто хотел, чтобы его подопечные демонстрировали высокие результаты. Этот подарок потом еще многие годы занимал почетное место на рабочем столе Гленна.
После вручения сувениров встал командир и начал объявлять наши назначения. Как ни странно, Майка распределили в 15-ю эскадрилью. И это притом, что в нашей группе он занимал безоговорочное первое место. Потом очередь дошла до меня, я был в напряжении…
– Белка, – объявил командир, – ты направляешься в 17-ю.
Со мной в 17-ю разведывательную эскадрилью уходили еще двое сокурсников – весьма необычно, поскольку в прежние времена в 17-ю брали только одного пилота-новичка из каждого выпуска.
По окончании церемонии мы собрались в одном из летных залов. Командир хотел переброситься с нами несколькими словами с глазу на глаз, без посторонних. Сплетни распространяются в военных организациях так же, как и во всех других местах. В присутствии гражданских лиц обсуждать решения, касающиеся распределения персонала, было бы неправильно. Когда командир предоставил нам возможность задавать вопросы, я обратился к нему первым.
– Почему так много назначений в 17-ю? – спросил я. – Разве они обычно не одного берут?
Командир кивнул.
– Да, верно. Но в этот раз почему-то сделали запрос на большее число выпускников.
– Есть соображения, почему? – спросил я.
– Уверен, что вы это узнаете, когда поступите в их распоряжение, – ответил командир.
Когда после собрания все стали расходиться, чтобы продолжить вечеринку, мы с Майком задержались. Тогда-то он и задал вопрос, который терзал и меня.
– Почему меня направляют в 15-ю? – спросил Майк командира.
Тот помедлил.
– Лучший выпускник обычно получает право самостоятельно выбрать место своего назначения… Ты бы пошел в 17-ю. Но посуди сам: 15-я тоже заслуживает того, чтобы время от времени получать выпускников-отличников.
В действительности 15-я эскадрилья пополнялась лучшими пилотами с каждым вторым выпуском. Майк спокойно воспринял ответ. Он был лучшим пилотом в группе, а его вклад в разработку тактики действий беспилотников был неоценим.
БПЛА-сообщество немногочисленно, поэтому я не сомневался, что когда-нибудь нам еще представится случай полетать вместе.
Перед тем как оформить документы на убытие к новому месту службы, я передал инструкторам черновик тактического справочника, попросив их поспособствовать его публикации. Офицер по применению систем вооружения, полистав бумаги, скептически поморщился.
– Он неправильно оформлен.
– Я решил, что офицер-оружейник тоже мог бы внести сюда свою лепту, – ответил я и быстро ретировался, не дожидаясь ответа.
Покидая расположение эскадрильи, я столкнулся с Гленном, направлявшимся вместе с курсантом-новичком от авиатренажеров к комнате инструктажа.
– Белка, форму можешь не паковать, – сказал он. – В 17-й она тебе не понадобится.
И оказался прав.