Глава пятая
К счастью, а может, к несчастью, как мне это представляется теперь, не все мои подруги считали, как Мэри, что мне нельзя больше видеться с Ричардом – Воплощением Зла. Сима, с которой мы в свое время жили вместе, обожала хеппи-энды и считала, что всегда стоит попробовать наладить отношения. Так что, когда я сказала, что встречаюсь с бывшим, чтобы обо всем поговорить, она пришла в восторг, и не только предложила остановиться у нее в Лондоне накануне встречи, но и снабдила меня новым нарядом, который, по ее мнению, должен был сразить Ричарда наповал и мгновенно воскресить любовь.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказала Сима, оглядывая меня с ног до головы. Я надела ее супермодные джинсы и розовый топик в крапинку, такой коротенький, что я раньше и помыслить о таком не могла, пока не похудела. Переживания поглотили мой животик, обозначив утраченную было талию.
– Он просто рухнет к твоим ногам, – пообещала Сима. – Подумай только хорошенько, надо ли тебе это. Не возвращайся к нему только потому, что он попросит, поняла?
– Поняла, – ответила я. Можно подумать, я хоть на минуту усомнилась в том, что и рухнет, и попросит.
Сима сжала мою руку.
– Но вы на самом деле созданы друг для друга. Я уверена.
Сима была со мной в тот вечер, когда мы с Ричардом познакомились. Мы отмечали ее день рождения, двадцать два года. Отрывались, как команда футболистов, со смаком, и как раз дошли до той стадии, когда могли держаться на ногах, лишь подпирая друг друга. Так что, когда Сима, сделав очередной шаг, не удержалась на квадратных платформах туфель и поехала вниз со ступенек злополучного бара на площади Лесестер, меня потащило следом. Я приземлилась в объятия Ричарда. Теперь, оглядываясь назад, я начинаю подозревать, что не так уж это было и романтично.
Мы тогда снимали домишко на троих: я, Сима и Толстый Джо. Но с Джо мы виделись нечасто. Чтобы не тянуть время, скажу сразу: это был толстозадый компьютерщик, одержимый работой и вдобавок страдающий агорафобией. И хотя Джо целыми днями сидел закрывшись в своей комнате-бункере, его запах не боялся открытых пространств и проникал всюду, как ядовитый газ. По всему дому валялись его грязные носки, как будто Джо таким образом метил территорию.
Но, несмотря на все это, мы были хорошей командой те три года, что жили вместе, и почти не ссорились. Потом Сима уехала в Гарвард сдавать экзамены на степень магистра делового администрирования. Я переехала к Ричарду. Толстый Джо, однако, недолго горевал. У него завязалось знакомство через Интернет с какой-то Венерой. Должна признаться, мы все обрадовались, когда оказалось, что это действительно женщина.
Мы с Симой стояли рядом с Джо, как группа моральной поддержки, когда фотография Венеры грузилась в компьютере. Все мы дружно вздохнули с облегчением, когда увидели явные признаки пола (я имею в виду грудь). Радость омрачало лишь то, что она не была похожа на боттичеллиевскую Венеру, зато вполне могла сойти за пришелицу с одноименной планеты.
Тем не менее полгода спустя Толстый Джо превозмог агорафобию и полетел в Кливленд, штат Огайо, чтобы познакомиться с ней. Через две недели они поженились. Поверишь тут в судьбу. Мы с Симой послали им на свадьбу деревянную салатницу. С тех пор Толстый Джо живет в Огайо.
Сима любила рассказывать эту историю в подтверждение того, что у каждого человека есть своя половинка.
– И Ричард – твоя половинка, – заверила она меня. – Не знаю, что на него нашло.
Я надеялась, что ничего такого, чего не мог бы исправить разговор по душам. Так или иначе, Сима пообещала уйти из дому, чтобы оставить нас в квартире одних. На нейтральной территории, как она выразилась. Но когда Ричард явился, опоздав на двадцать минут, он отказался даже переступить порог.
– Ты ела? – отрывисто спросил он.
– Я не ем уже две недели, – ответила я.
– Да? Слушай, а я проголодался. Давай сходим перехватим чего-нибудь?
– Мы же хотели поговорить! Сима специально ушла, чтобы мы могли спокойно все обсудить.
– Поговорим в ресторане, – бросил он. – Пошли.
Но разговаривать в ресторане было невозможно. И вскоре я поняла, что Ричард именно этого и добивался. Кафе «Руж» в воскресный полдень. Боже мой! Да на самом популярном телешоу мы были бы в большем уединении!
Я тихонько сидела и слушала, как Ричард заказывает обед из трех блюд и просит подать все побыстрее. Он спросил, не хочу ли я чего. Я попросила официанта принести чашку чаю, но мне и этого не хотелось. Я смотрела, как Ричард ест острый стейк с аппетитом человека, только что покорившего Килиманджаро. Наш разрыв, разумеется, ничуть не повлиял на его аппетит. И в перерыве между блюдами, не дожевав еще хлеб, он бросил невзначай:
– Ну, как прошла свадьба?
– Спасибо, хреново, – сказала я. Что за дурацкий вопрос! – Я испортила лучший день жизни моей лучшей подруге.
– Как твои родители? – сделал он еще одну попытку.
– Ненавидят тебя.
– А. Слушай, а ты не звонила в Управление по поводу перепланировки моей квартиры?
– Что? – не поняла я.
– Ты не успела получить разрешение на перепланировку?
Мне хотелось схватить нож и вонзить ему в сердце. Хотелось схватить Ричарда за горло и ткнуть вилкой в глаз. Разбить тарелку и исполосовать ему лицо. Разбить бокал и вонзить осколки в пах.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой разрешение на перепланировку. Я пришла, чтобы поговорить о нас.
– Хорошо. Но ты звонила в Управление или нет?
– Нет!
Я заплакала. Ричард беспокойно заерзал на стуле, словно у него были глисты.
– Послушай, не надо плакать, – заговорил он. – Люди все время расстаются.
Люди все время расстаются? Это что, новая поговорка? Неужели он и вправду считает, что после четырех лет, проведенных вместе, люди расстаются – и все? Две недели спустя они вместе идут обедать, и она соглашается помочь ему достать разрешение на перепланировку его чертовой квартиры?
– Как ты можешь? – всхлипнула я.
– Что тут такого? – удивился Ричард, отправляя в рот огромный кусок лимонного пирожного. – Это может произойти с кем угодно.
– Что? Но мы же не кто угодно, Ричард! Мы же говорим о нас! О Малыше и Медвежонке! – Это были наши прозвища, но он не услышал боли в моем голосе. – Мы жили вместе. Мы любили друг друга.
– Послушай, – заявил Ричард твердо, – ты говорила, что, если я захочу расстаться с тобой, достаточно просто сказать об этом. Ты говорила, что не станешь пытаться меня остановить. Что не будет никаких истерик. Так вот, я хочу с тобой расстаться и говорю об этом. Держи слово.
– Какое слово?
– Тебя никто за язык не тянул, – напомнил Ричард, и кровь ударила ему в лицо, – ты говорила именно так. «Если ты захочешь расстаться со мной…»
– Хватит, – оборвала я. – Я сказала это на нашем третьем свидании. Третьем! И в то время это было так. Тогда ты мог отказаться от наших отношений, или у тебя могло не оказаться чувства юмора, или тебе не понравился бы цвет моих волос, – все это было еще приемлемо! После трех свиданий вполне можно сказать: «Слушай, мы прекрасно провели время, но мы не пара. Счастливо!» – и больше ничего не объяснять. Все это допустимо после трех месяцев знакомства. Но не после нескольких лет, когда делишь с человеком пополам квартплату и спишь в одной постели! Для того чтобы расстаться, прожив вместе несколько лет, нужна причина.
– Послушай, сердцу не прикажешь, – развел он руками. – Я ничего не могу с этим поделать, понимаешь?
– А как же я? – спросила я. – Я-то не хочу, чтобы мы расставались.
– Мы уже расстались, – отрезал Ричард. – Нельзя оставаться вместе, если один из двоих этого не хочет. И я – не хочу.
– Извини, – бросила я и выскочила из-за стола.
Я побежала в туалет, заперлась и согнулась пополам над сияющим унитазом. Ничего не вышло. Меня не вырвало, потому что было нечем. Но тело требовало освобождения. Тело требовало вывернуться наизнанку, так, чтобы Ричард увидел, сколько там накопилось боли. Тело хотело, чтобы все внутренности оказались снаружи и я могла бы сказать: «Вот, это мое сердце. Видишь, оно разбито, но, может быть, ты хочешь еще посыпать его солью, прежде чем бросишь меня навсегда?»
Я никак не рассчитывала на то, что наша встреча пройдет вот так. Конечно, я понимала, что мы не будем смеяться от счастья, но, по крайней мере, надеялась расшевелить сомнения по поводу нашего разрыва в его тонкой душе. Я надеялась всколыхнуть любовь, оставшуюся в его сердце, всю до дна. Надеялась, что Ричард хотя бы почувствует угрызения совести и, может быть, раскаяние. И признает, что поторопился с разрывом.
Но теперь стало совершенно ясно, что Ричард намного больше меня преуспел в науке расставаний. Он вел себя так, словно его удивляло, как это я могу еще страдать? Словно это так странно для него, а все эти четыре года мне просто приснились. Словно я преследую его со своей любовью, а он мне и повода-то не давал. Словно не он построил для меня замок из песка. Он был непробиваем, как бункер Гитлера. И так же человеколюбив.
Я вернулась в зал и направилась к столику. По пути я сказала официанту так, чтобы все слышали:
– Принесите счет вон тому козлу в углу, чтобы он поскорее выметался отсюда. Нечего мне глаза мозолить, раз не может внятно объяснить, почему мы расстались!
Официант кивнул и тотчас же принес счет. Ричард взял ручку, чтобы подписать чек.
– Чаевые оставь, – бросила я.
– Обслуживание включено в счет, – сказал Ричард.
– Точно так же, как когда мы жили вместе, – выпалила я. Мой гнев рвался наружу. – Знаете, – обратилась я к официанту, – я жила с этим дерьмом четыре года. Он зарабатывал в два раза больше меня, но не возражал, чтобы мы платили за квартиру поровну, только я еще обстирывала его, готовила, убирала и занималась налоговыми документами. А в ответ он всего лишь раз за все это время купил мне цветы. Этот человек четыре года подряд забывал про мой день рождения. И ни разу не довел меня до оргазма.
– Как? Ни разу? – удивился официант.
– Ни разочка, – отрезала я.
Ричард сделал было протестующий жест.
– Он забыл, что я актриса, я могу правдоподобно изобразить все что угодно, – опередила я.
– Невероятно, – сказал официант. – Вам явно будет лучше без него, леди. И кстати, обслуживание в счет не включено. Сэр?
Ричард уже шел к двери.
– Идем, – шикнул он, выдергивая меня за шиворот на улицу, – достаточно оскорблений для одной встречи.
– А ты, думаешь, сам не оскорбил меня? Мы четыре года были вместе, спали в одной постели, Ричард! – прокричала я. – Четыре долбаных года! Ты что, думал, я просто забуду нашу любовь, наш дом, прореву две недели у родителей, а потом приеду в Лондон и буду счастлива стать твоим другом? Ты думал, мы обсудим разрешение на перепланировку квартиры и разойдемся через полчаса? Это все, чего я заслуживаю? Полчаса созерцать, как ты набиваешь пузо? Ричард, мне надо, чтобы ты поговорил со мной. Поговорил по-человечески. Ты обещал, что мы все обсудим!
– Нам нечего обсуждать, – сказал он.
– Но почему?
– Послушай. Я действительно не хотел тебе говорить, но ты не оставляешь мне выбора. Лиза, нет больше никакого «мы». И не только потому, что я тебя больше не люблю, а потому, что я встретил другую.
Он словно ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Известие меня подкосило. В буквальном смысле слова: я рухнула на тротуар. Хорошо, что я хотя бы не потеряла сознание.
– Нет! – вырвалось у меня, и я заплакала.
– Прости.
Пробегавшая мимо собачка хотела лизнуть меня в нос, но хозяин дернул ее за поводок и равнодушно прошел мимо.
– Лиза, вставай, – сказал Ричард и сердито потянул меня за рукав. – Ты выставляешь себя на посмешище.
– Мне плевать! – Я смотрела на него снизу вверх. – Скажи, что ты соврал, скажи, что специально придумал это, чтобы я отстала от тебя!
– Нет, Лиза, я не вру. Я встретил другую и хочу быть с ней.
– Кто она? – требовательно спросила я.
– Вставай.
– Я не встану, пока не скажешь.
Я схватила Ричарда за брюки и решительно уселась на тротуаре, демонстрируя, что так оно и будет.
– Дженнифер, – сказал он. – Давай поднимайся и иди домой.
Дженнифер! Нет, только не это! Модель. Та самая Дженнифер, чей баснословно богатый жених заказал ее портрет для нового особняка на Ноттинг-Хилл? Которая, по словам Ричарда, была настолько без ума от возлюбленного, что прерывала сеансы, чтобы посылать текстовые сообщения по мобильнику. Очевидно, она пригласила Ричарда к себе, чтобы тот смог вне студии изучать анатомию ее тела, дабы портрет получился качественный.
– Но у Дженнифер есть жених, – проскулила я.
– Он плохо с ней обращался, – сказал Ричард без тени иронии. – И оказался ее недостоин.
– Нет, Ричард, нет! – простонала я.
– Прости, Лиз. Я не собирался крутить с ней роман. Нас просто швырнуло друг к другу.
– Швырнуло? Тебя швырнуло? – взвизгнула я. – Или ты хочешь сказать, что не смог удержать свои поганые руки, когда она позировала без блузки? Ричард, как ты мог? Это так… так пошло!
– Мы с ней не были близки до того дня, как я расстался с тобой, – сказал он почти с гордостью.
– Великолепно. Просто великолепно. Вот за это тебе большое спасибо, Ричард. Ты не лапал ее, пока спал со мной. Просто джентльмен. Честный, благородный, мать твою!
Собачка, которая хотела меня лизнуть, появилась снова.
– Вам помочь? – спросил хозяин.
– Все нормально, – заверил Ричард.
– Нет, не нормально, – сказала я хозяину собаки. – Человек, которого я люблю, только что сказал, что уходит от меня к бесстыжей грудастой модели.
– Не называй ее так, – нахмурился Ричард.
– Почему? Она модель? Да. Бесстыжая и грудастая? Тоже да. Как же ее называть? – обратилась я к хозяину собаки.
– Э-э-э… не знаю, – пробормотал он и зашаркал прочь.
– И как я только верила, что тебе плевать на женщин, чьи портреты ты пишешь? – не унималась я. – Что за лапшу ты мне вешал на уши!
– Раньше этого никогда не случалось, – сказал Ричард.
– Думаешь, мне от этого легче?
Хозяин отошел на приличное расстояние, но пес продолжал меня обнюхивать.
– Да пошел ты! – отмахнулась я от него.
Ричард сделал шаг в сторону.
– Нет, это я не тебе! – крикнула я и схватила его за лодыжку. – Не уходи. Я послала собаку. Ричард, вернись. Я еще не закончила.
– А я закончил.
– Ты еще пожалеешь, – предупредила я. – Жизнь с безмозглой моделью – это не то, что со мной. У нас все было глубже, чем просто страсть. Мы были духовно близки, Ричард. Мы были созданы друг для друга. Наша любовь связала нас в одно, мы объединились, и здесь – тоже, – я показала на голову.
– И именно там у тебя сейчас что-то разъединилось, – сказал Ричард. И рванул прочь.
Сима вернулась из магазина с таинственным выражением лица. Она тихонько открыла входную дверь и с заговорщическим видом прошла на цыпочках мимо кухни.
– Я одна, – всхлипнула я. Одна. В слезах и в соплях. Сижу уронив голову на кухонный стол. Среди вороха мокрых смятых салфеток.
– Ой, блин! – Сима застыла на пороге, оглядывая поле боя. – А я уж решила, что пришла в разгар примирения, такая тут тишина. Порадовалась было…
– Нечему радоваться, – шмыгнула носом я. – У него другая.
– Что ты, Лиз? Нет. Скажи, что ты пошутила.
– Какие тут шутки… Хуже не придумаешь. Она модель. Метр восемьдесят, волосы до сих пор, – я хлопнула себя по заду, – и такая грудь, за которую мужчины идут на войну.
Сима, у которой была грудь мальчика-подростка, обиженно нахмурилась и присела рядом со мной.
– Ты с ней знакома? – осторожно спросила она.
– Ричард писал ее портрет.
– Вот стерва. Хочешь ее обсудить?
– Хочу перемыть ей все косточки до последней.
– Можем начать с характера, – предложила Сима.
Так мы и сделали.
Но из всего, что сказала Сима в тот день, мало что могло меня утешить. Конечно, со временем красота Дженнифер увянет. Но и моя (не такая насыщенная, прямо скажем) не продержится дольше. Правда, в отличие от Дженнифер у меня есть еще и специальность, но покажите мне хоть одного нормального мужика, который ценил бы диплом выше задорно торчащих сосков.
– Ричарду надоест любоваться на нее, – заверила меня Сима. – И тогда он поймет, чт́о потерял. И вернется, я обещаю тебе.
– Он никогда не вернется ко мне, – уныло сказала я. – Я надеялась на это, когда думала, что он просто боится обязательств. Я думала, что в конце концов смогу вернуть его, если не буду слишком давить. Но он променял меня на модель поновее, Сима. Все, место занято. А когда он закончит с ней – если, конечно, не решит меня доконать и не женится на ней, – найдет следующую, еще получше. Ты когда-нибудь встречала мужчину, который согласился бы пересесть за руль «форда-эскорта», поездив на «порше»?
– Я уверена, множество мужчин именно так и вынуждены были поступить после кризиса в восьмидесятые, – сказала она. – И заметь, Ричард сам тоже не всегда будет завидным кавалером.
Но я не поверила этому. В моих глазах Ричард был красив, как Рассел Кроу, остроумен, как Ален де Боттон, недоступен и желанен, как принц Уильям. И пока я была занята тем, что обустраивала наше гнездышко на Тафнелл-парк, он отдалялся от меня все дальше и дальше.
В этом-то и заключалась проблема. Пока Ричард был помощником бухгалтера и рисовал в свободное от работы время, а я подрабатывала секретаршей и училась в драматической школе, мы были на равных. Идеальная пара. Теперь, когда он стал преуспевающим модным портретистом с заказами на полгода вперед, а я превратилась в бывшую студентку, снова по бедности работающую секретаршей, мы уже не стояли на одной ступеньке. Ричард жил уже совсем в ином измерении. И там ему больше подходила девушка уровня Дженнифер. Звезда с обложки модного журнала. Она была ему ровня. К тому же ради него она бросила миллионера!
– Сима, придумай что-нибудь, утешь меня! – взмолилась я.
– Ну, по крайней мере родители не пытаются выдать тебя замуж за хлопчатобумажного магната из Мадраса, – вздохнула она.
– Очередной претендент? – спросила я. С тех пор как Симе исполнилось шестнадцать, родители то и дело пытались выдать ее замуж.
– Иду на чай к его родителям в воскресенье. Хочешь, спрошу, нет ли у него холостого друга?
– Большое спасибо, но не стоит. Никаких холостяков. И больше никакой любви. Налюбилась – во! Мне почти тридцать, а у меня ни мужа, ни работы, ни квартиры. Живу снова у родителей. Сдохнуть бы прямо здесь, на кухне. Нет, никаких новых знакомств.
– Не сдавайся, Лиза, – попробовала взбодрить меня Сима, – вспомни Венеру и Джо. У каждого человека есть половинка.
В этот момент зазвонил телефон.
– Не возражаешь, если я отвечу? – спросила Сима.
– Что ты, конечно нет.
В глубине души я надеялась, что это Ричард, что он каким-то чудесным образом одумался и решил позвонить.
Мимо.
– Толстый Джо! – завопила Сима. – Какими судьбами?! Мы только что вспоминали тебя. Слушай, тебя так хорошо слышно, как будто ты сидишь в соседней комнате. Лиз, это Толстый Джо, звонит из Америки, – крикнула она мне, словно я не поняла. – Как дела в Кливленде? Да что ты?! В Лос-Анджелесе? Ну ничего себе! Как тебя туда занесло? Что? Ты разводишься? Нет, Джо, нет! Скажи, что ты шутишь!
Бессмысленно было пытаться уснуть той ночью. Стоило мне закрыть глаза, как передо мной вставало лицо Дженнифер. К сожалению, я слишком хорошо помнила, как она выглядит. Пару раз мы с ней сталкивались. Первый раз, когда мы с ее богатеньким дружком – владельцем интернет-компании – зашли к Ричарду в студию посмотреть, как продвигается работа над портретом. Я еще удивилась тогда, что эта невероятно красивая женщина делает с такой жабой. Интернет-магнату не было и двадцати, и чуть пробивающийся темный пушок не мог скрыть прыщей, украшавших все его лицо. Потом он сказал что-то про последнюю модель «ягуара»…
Мы с Ричардом посмотрели вслед новомодному автомобилю, на котором укатили Красавица и Чудовище, и хорошенько прошлись по поводу богатых и знаменитых, благо язычки у нас были острые.
– Тебе повезло, что для меня внешность важнее денег, – заключила я.
– А тебе повезло, что для меня мозги важнее внешности, – ответил Ричард.
В другой раз я увидела Дженнифер пару месяцев спустя. Я работала тогда в рекламной фирме секретаршей у одной дуры, которая драла глотку каждый раз, как я случайно наливала ей кофе без кофеина в кружку, а не в чашечку для эспрессо. Я позвонила Ричарду, чтобы предложить встретиться в пабе после работы, но он не снимал трубку. Его студия была по пути домой, и я решила заскочить. Может, у него разрядилась батарейка в мобильнике? Может, он слишком громко включил музыку и не слышит телефон? Ричард так делал иногда, для вдохновения.
Когда я вошла, то не слишком удивилась, увидев его на коленях перед грязной тахтой, на которой возлежала Дженнифер в серебристых трусиках-стрингах. Ричард часто подходил вплотную к моделям, чтобы предельно точно подобрать краску, соответствующую цвету их кожи. Я сама позировала ему пару раз и знала об этой новой технике. Тогда я решила, что прервала творческий процесс, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что то была прелюдия к поцелую.
– Привет, Лиз, – холодно улыбнулась Дженнифер.
Ричард стремительно вскочил.
– Вот так, все правильно, – пробормотал он.
– У меня был ужасный день, – пожаловалась я, кидая сумку на свободную кушетку и падая рядом. – Решила заглянуть к тебе и пригласить ненадолго в бар, ты не против?
– Нет, прости, сегодня не получится, – сказал Ричард. – Надо еще кое-что закончить. Дженнифер, ты не против? Еще не слишком устала лежать в одном положении?
– Нет, – ответила она. – Я думала, может, ты устал. Стоять в одном положении.
И все это происходило у меня на глазах! Но я столько раз видела, как Ричард пишет женщин обнаженными, что меня это встревожило меньше, чем его могло бы встревожить подозрение, что я познакомлюсь с кем-нибудь у ксерокса. Не то чтобы такое невозможно, но крайне маловероятно. Ричард часто благодарил меня за то, что я не ревную. Он часто пишет женщин обнаженными, это его работа, так он говорил. Здесь нет ничего общего с сексом.
Так вот, поскольку он был занят, я встала с кушетки и пожелала им счастливо поработать. Дженнифер послала мне воздушный поцелуй. Ричард целомудренно подставил щеку. Когда я ушла, то позвонила Симе и вытащила ее в бар вместо Ричарда.
– А он чем занят? – поинтересовалась подруга.
– Пишет обнаженную девушку, – сказала я. – Какую-то модель.
– Боже мой, настоящую модель? Обнаженную? – всплеснула руками Сима. – И ты не боишься? Я бы такого не допустила.
– Я ему доверяю, – спокойно сказала я. – Это просто работа.
Какой же идиоткой я чувствовала себя теперь! Ну и дура же я была!
Ну а если серьезно, то что я могла сделать? Сидеть в студии рядом с Ричардом каждый раз, как Дженнифер снимала одежду? Позвонить ее дружку-компьютерщику и потребовать, чтобы он следил за своей безмозглой подружкой, которая дразнит моего любимого, пользуясь тем, что он нормальный мужик?
Или мне надо было спросить Ричарда, почему он так долго пишет этот растреклятый портрет? Обычно это занимало пару-тройку недель, Дженнифер же позировала в общей сложности три месяца.
Но даже если бы я отдавала себе отчет в том, что происходит, разве смогла бы я сделать так, чтобы Ричард не влюбился в нее? Возможно, догадайся я сразу, к чему приведет это позирование, постаралась бы выглядеть лучше, похудеть на пару килограммов, изменить прическу, почитать секс-журналы с советами, как привлечь мужчину. Может, это остановило бы его?
– Нет, – заверила меня Сима. – Ни к чему бы это не привело.
Я спросила, может, это моя толстая задница качнула чашу весов в сторону Дженнифер?
– Пойми, – сказала она, – когда мужчина хочет прокатиться на новеньком «феррари», бесполезно уговаривать его променять это удовольствие на поездку на старой машине, даже если ты ее заново покрасишь. Лиза, не кори себя, что надо было сделать что-то иначе, это самообман. Если бы он не связался с Дженнифер, он связался бы с кем-нибудь другим. Дело не в тебе. Дело в том, что Ричард был к этому готов, он сам хотел этого, понимаешь?
Но почему он превратился из Ричарда, который любил меня, в совершенно другого человека? Для кризиса среднего возраста он еще слишком молод. И он всегда так гордился тем, что ему не нужно самоутверждаться как мужчине. Или это была просто поза?
Я не была полной идиоткой и не питала иллюзий относительно любви. Я не из тех, кто мечтает выскочить замуж в двадцать один год и снять с себя всю дальнейшую ответственность за то, как развиваются отношения. И в Ричарда я влюбилась не сразу. На это ушло довольно много времени. Это не была любовь с первого взгляда, когда на парня можно запасть от одной только падающей на глаза челки, сексуальной улыбки или парочки необыкновенно пикантных ягодиц. Это было постепенным осознанием того, что вот он, тот человек, у которого совершенно такое же чувство юмора, как у меня. Который способен слушать про мои планы стать великой актрисой и не издеваться надо мной, а может предложить помощь и пару дельных советов. Мужчина, который, когда я раздеваюсь, смотрит на меня так, словно у меня нет целлюлита. И который уважает меня.
Я думала, мы и есть те самые половинки.
Прошло много времени, прежде чем я сказала Ричарду, что люблю его, и когда я говорила это, то была уверена, что ничем не рискую. Я знаю множество мужчин и женщин, которые считают, что признание в любви – это поражение. Они убеждены, что, как только ты сам произнесешь заветные слова или как только это сделает твой партнер, игра заканчивается.
Помню, один мой приятель, Руперт – кстати, агент по недвижимости, в связи с чем не стоит слишком доверять его словам или верить в его искренность, – сказал, что стоит только девушке признаться ему в любви (что они делали, как правило, через неделю знакомства) – и все. Азарт пропадает.
– Я мгновенно теряю интерес, – признался он. – Это свойственно всем людям – тяга к тому, чего не можешь получить. Всегда должна быть приманка. Что за интерес гнаться за тем, что уже и так у тебя в руках?
Для Руперта, как философа романтических отношений, любовь представлялась болезненным чувством, свойственным слабаку, который, набирая номер телефона, в страхе думает: снимут там трубку или нет? А если не снимут, значит, она может быть где угодно и с кем угодно. Ричард знал, что, если я не подхожу к телефону, значит, я чищу плиту или мою ванну. Но уж точно не кувыркаюсь на диване с молочником. Ему нечего было бояться.
А отсутствие страхов ведет к успокоению. Успокоение приводит к скуке. А скука, в свою очередь, приводит к другой женщине.
Когда я признавалась Ричарду в любви, то думала, что нашла того единственного мужчину, который воспринимает любовь как дар, а не как сыр, которым заманивают в мышеловку. Но он оказался таким, как все. Ничуть не лучше.
Итак, я вернулась в Солихалл. Только теперь все было еще хуже, потому что у меня не осталось надежд. И хотя я и раньше изводила себя мыслями о том, что Ричард может найти себе другую, это не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывала теперь, точно зная, кто моя разлучница.
Я пыталась отвлечься. Я часами, до боли в глазах, смотрела сериалы. Но это не помогало: все время у меня перед глазами был обнаженный Ричард рядом с Дженнифер. Каждый раз, когда на экране появлялась блондинка с длинными волосами, мне приходилось переключать канал. Днем, когда я смотрела телевизор одна, еще куда ни шло, но вечером мама просто выходила из себя во время любимой «Улицы коронации».
Я по-прежнему не хотела есть. Я почти не вылезала из постели и вскоре вообще перестала вставать; я просто лежала до вечера в комнате с задернутыми шторами, пока не услышу звук подъехавшей машины: это мама возвращалась с работы. Тогда я вылезала из постели, натягивала что-нибудь и притворялась, что так и провела день. Думаю, мама догадывалась, что я обманываю ее.
Единственное общение, которое я признавала во время пребывания в доме родителей, это долгие разговоры по телефону со всеми, кому я могла дозвониться. Однажды, когда Симы не было дома, а Мэри еще не вернулась из свадебного путешествия, я обзвонила все телефоны доверия, подробно излагая историю о нас с Ричардом – от первого поцелуя до рокового прощания. Даже «Добрые самаритяне» не могли дождаться, когда я закончу и уступлю место какому-нибудь самоубийце, с которым пообщаться будет явно интереснее.
Я стала рано ложиться спать.
Жизнь была кончена.