Глава 8
Как можно догадаться, с доктором Тоссом встречался Владимир Колчин. Он затеял серьёзную игру и должен был завершить её с перевесом в свою сторону как опытный журналист, не подличая и никого не подставляя. Свою придуманную историю жизни Колчин обставил со всеми мерами предосторожности, понимая: слова и заверения к делу не пришьёшь, последует негласная проверка деятельности Платона Лебедева в Москве, а также в Санкт-Петербурге, где Платон учился. Руководство такой организации, как Лига Добровольной Смерти, не обвести вокруг пальца.
Позаботился Колчин о собственной безопасности. Договорился с офицерами Генерального штаба Министерства обороны придать ему группу опытных бойцов морского спецназа. Там вспомнили прошлое офицера Колчина, пошли навстречу. «Морские котики» прикроют в случае чего, помогут при надвигающейся опасности выбраться из пансионата. Таким тонкостям спецназовцев учить не приходилось, в каких только переделках ни побывали. Детали операции продумали тщательно, изучив местность и обстановку, в какой предстояло действовать.
Оформив документы и получив разрешение на выезд, команда спецназа вылетела в Упсалу заранее. Предстояло в короткий срок обжиться на новом месте, подыскать работу и затаиться до поры и времени, чтоб по сигналу тревоги прийти на выручку своему агенту, обеспечить ему надёжный отход. Благо, пограничные заставы России на близком расстоянии с моря и воздуха.
Расследование захватило Колчина, а делать что-либо в полсилы не в его характере. Работая в пансионате Лиги, Владимир старался войти в доверие, а способности доказать на деле. Он понимал, на какой континент ты бы ни уехал, проблемы с нравственностью сегодня везде одни. Рассуждаем и спорим о делах Лиги, а брачные агентства – разве не бизнес на жизнях красивых женщин?
Их продают неведомо кому, а хозяева невольниц поступают с несчастными, как им заблагорассудится. И редко когда доходит до суда…
В коллективе русского приняли. Расторопен, не завистлив, слов на ветер не бросает. Настырность и желание заглянуть в каждый угол расценили как профессиональную целеустремлённость. Тем более что забот у директора распорядительной службы хватало. В его подчинении охрана, кафе и столовые, снабжение отделений и лабораторий всем необходимым, встречи и проводы гостей, проведение официальных приёмов и брифингов.
«Сдюжим, – думал Колчин, внимательно изучая порядки, заводя знакомства и тормоша подчинённых, заставляя их быть исполнительными и заботливыми. – Не такое выдерживали»… Менять профессию журналиста Колчину доводилось в Ираке и Сербии, в Афганистане.
С первых дней пребывания в пансионате Платон Лебедев сдружился с невропатологом Жаном Летерье из Реймса. Близки оказались характерами. Как говорится, родственные души. Жан никогда не поддавался унынию, находил выход из трудного положения и не мог долго расстраиваться или злиться. Вспыхнет иной раз, заведётся с полуоборота, обругает обидчика или недотёпу медсестру, а через минуту уже забыл огорчения, смеётся, рассказывает анекдоты. Подобное поведение некоторые расценивали как легкомыслие молодого человека, списывали на молодость.
– Перестань ребячеством заниматься, – поучает Жана доктор Эрик Теглер, коллега по работе. – Научись строже обращаться с подчинёнными. Твою доброту воспринимают за слабость характера и неуверенность в делах. Иной и работу выполняет спустя рукава, надеясь на ротозейство начальника, его беспечность.
– Почему надо быть держимордой? – вскипает каждый раз Летерье. – Не понимают доброты – их беда. Я уважаю этих людей, ценю их достоинство и надеюсь, что они поймут меня. Держать человека под колпаком страха – значит, унижать его, не давать возможности вытравить в себе раба. Помните, как Христос ответил фарисеям? По наружности кажетесь людьми праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.
– Эх, молодёжь… – отвечает с грустной улыбкой Теглер. – Скачете по верхам, а того и не видите, что под ногами зыбкая топь. Не удержитесь, и поглотит вязкая тина бытия…
– Зачем кланяться каждому встречному? – не сдаётся Жан.
– Запомни: лев боится петушиного крика… Царь зверей, а кукареканья не выносит.
– Как это понимать?
– Понимай в меру своего разумения. Оглядывайся, когда права качаешь…
– А… – махнул рукой Жан. – Воду в ступе толчём!..
Разговорившись однажды, Платон узнал от Летерье, что в пансионат Лиги Добровольной Смерти Жан попал случайно. Окончив Медицинский институт во Франции, в родном Реймсе достойную работу по специальности Жан не получил. Какое-то время трудился на станции «Скорой помощи».
И тут наткнулся Жан в Интернете на сайт ЛДС. Пансионату Лиги требовались опытные врачи, в том числе и невропатологи. Созвонившись с дирекцией и переговорив, Летерье получил согласие на переезд в Упсалу.
– Мне здесь нравится, – сказал Жан. – Город в зелени парков немного напоминает мой Реймс. Собор и вовсе во французском стиле, как Реймский. Такие же шпили, фасады, кафедральный зал внутри со скамьями и нефами. Зайду иной раз, присяду на скамью и задумаюсь… Встаёт перед глазами композиция «Встреча Марии с Елизаветой» – справа от центрального входа в Реймский собор. Вспомню, и видится мама…
Жить в пансионате привык. Здесь столько интересных людей! Пусть они больны, пусть разочаровались в жизни, но они многое успели, им есть что рассказать. Пилот Алексей Жарков, к примеру. Кстати, он русский. Командир экипажа Ту-154. Самолёт потерпел аварию возле Новороссийска. Погибли пассажиры, пилоты, а он один уцелел. Радоваться надо, в рубашке родился, но Жарков не может смириться с гибелью людей. Считает себя виноватым и страдает.
– Со специалистами пансионата ладишь? – спросил Платон.
– Что нам делить? Чужое горе? Люди, скажу прямо, очень талантливые. Хирурги, терапевты, психологи. И совестливые. Им мало известных правил общения и ухода, они придумывают свои во благо клиентов пансионата.
– Чем же привлекает Лига? Солидным жалованьем?
– Зря так думаешь. Евро, конечно, нужны, – спокойно ответил Летерье. – У меня, допустим, есть возможность перевести маме пятьсот евро, а то и тысячу в месяц. Мне здесь много не требуется. Счёт имею в банке. Но главное – то, что мама в Реймсе, ни в чём себе не отказывает. Поверь, для меня это очень важно.
Летерье замолчал, видимо, вспомнил мать, представив, как одна тихо снуёт по квартире – пылесосит, смотрит телевизор, а телефон хранит и хранит молчание…
– Лига, как говорит наша русская Клеопатра, это Молох, ненасытная сила, беспрестанно требующая полной самоотдачи обслуживающего персонала, – продолжил разговор Летерье. – Если хочешь знать, самопожертвования. Не обладаешь такой ответственностью, эгоизм в душе, – лучше уйди. Кое-кто считает, что мы заложники этой силы. Совсем не так, мы служим людям, облегчаем их страдания.
– Всё ли уж так благополучно в Лиге, как подаётся? – Платон попробовал зайти издалека и вызвать Летерье на откровенность.
– Конечно, случаются неувязки, возникают проблемы. Как и во всяком живом процессе. В пансионате закон: не позволяй себе усомниться в правильности избранного пути. Сомнение – блуждание во тьме. Но здесь я могу убедиться, к чему годен по нравственности своей, проверить ум и успокоиться, осознав, к чему обязан стремиться, а в чём мои старания напрасны.
– Каждый должен понять, на что он способен, и не терзаться сомнениями…
– Правильно! – воскликнул Летерье. – Одному предназначено быть великим учёным, а другому надлежит осознать, что его призвание – дворник, уборщик дворовой территории. И не комплексовать, не зеленеть от зависти. И будет порядок. Ты прилетел из России, полагаю, реализовать свои возможности, подняться на ступеньку выше того, что свершил ранее.
– Философию чистого разума развёл! – засмеявшись, ответил Платон Лебедев. – Я приехал сюда, чтобы не жалеть после. Мол, проморгал вероятность удачи. Как бывает? Не свершит человек что-то из задуманного, а потом мучается сомнениями.
– И я о том говорю! Не прилетел бы сюда из Франции, и жалел бы в своём Реймсе: упустил момент.
– Но люди в Лиге разные! Может, кого и не устраивают порядки. Или то, что здесь твориться…
– Как в любом коллективе! Разумеется, есть сомневающиеся, есть и те, кто против миссии Лиги. Но они помалкивают в тряпочку. Они не праведники, не живут по принципу: ты друг мне, Платон, но истина дороже. – И засмеялся, довольный образным сравнением, имея в виду имя собеседника. – Место преступления – наш разум, – говорит доктор Теглер. И он прав. Какие волнения, какие взлёты и падения свершаются в нашем сознании!..
– Кто такая, как ты выразился, русская Клеопатра? – поинтересовался Платон.
– Ты бы её видел! Прекрасная женщина – красивая и глубоко верующая. Живёт, радуясь и получая удовольствие. И доставляя удовольствие другим.
– Египетских ночей любви мне только не хватает, – ответил Лебедев.
– Зинаида позволяет пережить их клиенту, который пожелал провести последнюю в своей жизни ночь с женщиной.
– Так она занимается любовью с клиентами пансионата?
– Только с клиентами Дома последней ночи. Для неё это как благословение. Одни утверждают, что Зинаида, проводя с клиентом последнюю его ночь в любовных утехах, пытается открыть для себя суть человеческой души, и, отдаваясь, проделывает это едва ли не с исследовательской целью, чтобы распознать мужчину в минуты, когда он полностью раскрепощён. Другие считают, что занятия сексом имеют для русской Клеопатры особую прелесть, позволяют испытать совершенно неповторимые чувства. Не знаю, где истина.
– Заинтересовал ты меня…
– Познакомить тебя с Зинаидой?
Льёт обложной дождь, на улицу не выйти. Деревья и кусты поникли, верхушки берёз, похожие на пряди девичьих волос, опускаются ниже и ниже, но не поддаются. Стряхивая тяжёлую влагу, ветви распрямляются и раскачиваются, словно переваливаются из стороны в сторону.
У окна во всю стену сидит в кресле мужчина и неотрывно смотрит на берёзы. Ему лет сорок пять, он седой, а в глазах усталость. Пилот Ту-154 смотрит на поникшие берёзы, и сердце его сжимается от страдания. Бывшему командиру экипажа самолёта кажется, что деревья застыли в печали, горюют по невинно погибшим в авиакатастрофе. И не деревья то застыли, а женщины с поникшими головами стоят в скорбном молчании.
Жизнь для мужчины пуста и бессмысленна, он весь в ожидании решения консилиума. Смерть станет избавлением от невыносимых душевных болей, очищением и отпущением греха.
Детский отчаянный плач, крики о спасении, зов матерей, обращённый к Господу, – это неизбывно звучит в ушах, сжимает мозг и хочется бежать, бежать… Только бы не слышать голосов.
Когда смерть близка и неожиданна, каждый человек оказывается раздавленным ужасом. Но в самолёте, который падал, ужас на лицах пассажиров сменило страстное желание жить. Люди молили о спасении, они надеялись на чудо…
Заметив страдание на лице мужчины, Платон Лебедев не смог безучастно пройти мимо. В пансионате царит атмосфера сочувствия и поддержки. Если кто заметил, что клиент подавлен или пришёл в отчаяние, он спешит на помощь, старается отвлечь и успокоить.
– Скверная погода, – сказал Платон, чтобы завязать разговор.
– Нелётная… – ответил мужчина. – Низкая облачность, дождь…
– Жарков? – догадался Лебедев.
– Жарков. Командир экипажа разбившегося самолёта со ста шестидесятью пассажирами на борту. Наверное, читали в газетах о трагедии, а то смотрели по телевизору. Показывали обломки фюзеляжа, разбросанные по земле вещи… Погибли в основном дети. Летели на отдых…
– Экипаж сбился с курса и врезался в гору… – вспомнил Платон тот трагический случай.
– Сбился с курса… Да тем курсом мы летали десятки раз, и хорошо знали маршрут! С закрытыми глазами я мог вести самолёт и не ошибиться… Техника отказала! Сначала правый двигатель дал сбой и перестал работать, затем не выдержал нагрузки левый. Сбился с курса… Техника изношенная до предела, а владельцы авиакомпании слышать ни хрена не хотели, им бы деньги за билеты содрать. Количество рейсов увеличивается, экипажи имеют такую лётную нагрузку, что за голову хватаешься… Сколько падает самолётов, а кто из руководства какой-то авиакомпании ответил? Отправлен за решётку хотя бы один директор или диспетчер? Сваливают на человеческий фактор и отделываются лёгким испугом, изверги… Жаль, нет больше Сталина…
Чувствовалось, что Жаркову хочется поговорить с незнакомцем, излить наболевшее.
– Самолёт технари купили на Украине. Развалюха, как говорится, но выгадали несколько миллионов долларов. Доллары поделили, а Ту-154 поставили в график полётов. Гоняли до последнего. Утром проверка, как это положено перед рейсом, автопилот бездействует. Тормозные щитки не работают. Устранить необходимо неисправности, но начальство успокаивает, мол, поломка не ахти какая, вчера обошлось, повезёт и сегодня, сгоняем туда и обратно по маршруту, а завтра загоним самолёт в ангар. Рапортуют по шаблону: технический досмотр машины произведён, никаких неполадок не обнаружено.
Горючее в тот день заправили полностью. На душе тяжесть… Не хочется лететь и всё тут. Мне бы отказаться, сославшись на технические неполадки, а не посмел. Побоялся спорить, пожалел экипаж – с работы могут вытурить. Пассажиров, детишек, их не пожалел… Люди погибли, а я уцелел. Скажи, как такое могло случиться?
– По теории вероятности. Один из миллиона случай, когда в подобной аварии кто-то остаётся цел и невредим…
– Вылетел через расколовшееся лобовое стекло. Как футбольный мяч…
– Так определено Высшим Разумом. Бывает такое: человек спешит на теплоход, а попадает в полицию. И опаздывает. Судно уходит без пассажира и терпит кораблекрушение. Все, кто находился на борту судна, пошли на дно. А тот, кто опоздал на теплоход, остался живой…
– Так-то оно. И всё же случайностей не бывает. Правильно подметили: каждый наш поступок предопределён Высшим Разумом. Только мы не придаём значения, не анализируем свои действия. Я остался в живых, чтобы ответил кто-то за невинные души, испил горькую чашу до дна в назидание другим.
В полёте отказал правый двигатель. Связались с авиадиспетчером, доложили обстановку. Нам в ответ: «Разворачивайтесь на шестьдесят градусов к югу и постарайтесь сесть на ближайшем аэродроме. Там готовы принять вас».
На развороте заглох левый двигатель. Самолёт начал падать. Пассажиров буквально вдавило в кресла. Многие потеряли сознание. Кое-кто взял детей на руки, начал молиться. Последний раз вышел на связь с пассажирами.
«Уважаемые пассажиры! – сказал им в утешение. – Мы постараемся сделать всё, чтоб обеспечить посадку. Пристегните ремни, сохраняйте выдержку».
Попытались связаться с диспетчером, но ответом было молчание. Бортовая система электропитания бездействовала. Оставалась надежда дотянуть до моря и сесть на воду. Сколько удастся продержаться, никто сказать не мог. Подтверждаю: паники не было.
Но тут поднялся встречный ветер, и начал прижимать самолёт к земле. Напряжение в кабине пилотов на пределе.
«Держать глиссаду! Держать глиссаду!» – повторял я.
Впереди выросли горы и быстро приближались. Мы падали…
Конец ознакомительного фрагмента.