Либидо с кукушкой. Психоанализ для избранных. Глава 2. Беспричинно-следственные связи (В. В. Чибисов, 2018)

2.1. Ганьба противоположностей

Следующий случай из практики – противоположность предыдущего. Противоположность не полная, не формальная и не смысловая, а совершенно иного рода. Диалектическая. Как известно, в диалектической логике[21] противоположности – это не просто статичные полюса и не результат формального отрицания. Нет. Парные противоположности тесно переплетаются, взаимно превращаются, пребывают в единстве и борьбе, движутся навстречу друг другу. Если вовремя не вооружиться диалектической логикой, можно здорово вляпаться и пропустить целый ряд новых закономерностей.

Для устоявшихся научных парадигм достаточно формальной логики. Диалектику не загонишь в рамки математических теорем или алгоритмов обработки данных, хотя такие попытки уже активно предпринимаются[22]. Кот Шредингера уже сто лет как ни жив, ни мертв. Поэтому современным проблемам мироздания в формальных рамках тесно. Что уж говорить о психоанализе! Психоанализ – это субъективная наука о субъективном, то есть не наука совсем, а интеллектуальное развлечение, игра в бисер с неотрицательной суммой[23].

Поэтому мы снимаем с себя ограничения формальной логики и пользуемся логикой диалектической. В чем нас ограничивали? Во-первых, закон исключенного третьего: либо А, либо не А, третьего не дано. Во-вторых, закон двух отрицаний: не не А равно А.

Итак, благодаря диалектике мы не обязаны рассматривать противоположные тезисы как взаимоисключающие. Пример? Предыдущая глава. Клиент демонстрировал одновременно и панические атаки, и повышенный самоконтроль. Противоположные друг другу черты. Однако в психике противоположности спокойно сосуществуют, проникают друг в друга (прилюдно). В бессознательном закон «либо А, либо не А» меняется на закон «и А, и не А».

Само отрицание («не») меняется на процедуру диалектического снятия. Снятие содержит в себе не только отрицание, но и противоположность отрицания – удержание. Как же без единства противоположностей в диалектике? Никак. Поэтому так и говорят: снятие – это отрицание с удержанием. Поясним на простом примере[24].

Вы когда новую рукопись пишете, вы же старую не рвете? Нет. Рукопись уже издана в форме книги. Вы эту книгу читаете и за голову хватаетесь: какой же автор (то есть вы) был дурак! Формальное отрицание – это отозвать книгу из продажи, сжечь весь тираж, всех читателей, всего автора. Диалектическое снятие – это написать новую книгу, более умную, хорошую, правильную. В ней можно сослаться на старую рукопись, в том числе опровергая. Фройд так делал, за что его незаслуженно критикуют те господа, которые сами патологически не умеют признавать ошибок.

Новая книга в чем-то обязательно будет отрицанием старой. Хотя бы в плане текста. Иначе это просто две одинаковые книги. Но даже второе издание с качественной обложкой будет отрицанием первого самиздата. Удерживается, как минимум, личность автора, его стиль мышления, генеральная сюжетная линия, теоретический фундамент…

Чувствуете, как сразу процесс вытеснения заиграл новыми красками? Психическая цензура отрицает существование запретных влечений, но удерживает их в инкубаторе бессознательного, открывая им доступ к материалу для образования комплексов.

Теперь окончательно стираем границу между А и не А! В диалектие любое качество, достигая некоторого (количественного) предела обращается в свою противоположность. Очень быстро крутящийся диск кажется нам неподвижным. Замерзающий человек субъективно ощущает тепло. После оглушительного взрыва контуженный слышит звенящую тишину. Слишком слащавые комплименты звучат как издевки и оскорбления.

Заезженный мем о переходе количества в качество (точнее: количественных изменений в изменения качественные) даже упоминать не нужно. Тем более, он вполне себе укладывается в привычную математику. Элементарный пример: при бифуркации малое количественное изменение управляющего параметра качественно меняет структуру положений равновесия управляемой системы (рис. 2.1). Ну хорошо, хорошо, это мы выпендриваемся.

Конечно, куда элементарней кипение воды в чайнике. Там все просто. Никаких бифуркаций. К воде подводят тепло, кинетическая энергия молекул увеличивается. Динамическое равновесие двух процессов: испарения и конденсации – смещается в сторону первого. Так как вода не дистиллированная, в ее толще плавают всякие микроскопические примеси. На них начинается зарождение пузырьков водяного пара, которые правда еще слабые, схлопываются, не достигая поверхности. Так бы и остыла вода, не закипев, даже если ее довели до температуры кипения. Но мы не останавливаемся, подводим энергию дальше. Температура остается постоянной. так как энергия идет на дальнейший разгон молекул и преодоление сил молекулярного притяжения. В результате все больше молекул имеют энергию, сильно превышающую ее среднее значение. Пузырьки водяного пара живут дольше, имеют больше шансов встретиться и слиться в один пузырь побольше. А чем больше пузырь, тем меньше потенциальная энергия сил натяжения, поэтому большой пузырь с большей вероятностью достигнет поверхности, не схлопнувшись…

Рис. 2.1. Наиболее наглядная иллюстрация нормального распределения.

Н-да. Очень простой пример. Отвлеченные аналогии, хоть и помогают нащупать нужное направление исследований, все же могут увести далеко в дебри. Поэтому в психоанализе мы крайне неохотно лезем в область нейропсихологии и биохимии. Да, хороший нейрофизиолог может в двух словах объяснить химическую суть депрессии или смоделировать патогенез шизофрении. У такого подхода есть свои плюсы и минусы.

Часто мы готовы безропотно уступить поляну настоящим ученым и врачам (σ-1, σ-2). Но не в этот раз. К тому же, чтобы передать в public domain что-нибудь ненужное, нужно сначала изобрести что-нибудь ненужное[25]. Не похоже, что такая тонкая материя, как время, интересует нейропсихологов. Случается, что временем занимаются физики-теоретики. Но понять во вменяемом состоянии их формулы…

Психическая темпоральность – это во многом неизведанная территория для психоаналитиков, туда тянутся следы проблем, которые волнуют преимущественно (или исключительно) нас. Поэтому приходится разгадывать тайну времени в терминах психоанализа, жонглируя либидо под куполом бессознательного.

Сейчас мы рассмотрим любопытный случай из практики, а вы подумайте – что полезного из него могли бы извлечь нейропсихологи, физики и другие уважаемые люди. Если их вообще заинтересует то шаманство, которое до сих пор происходит в психоаналитических кабинетах, невзирая на двадцать первый век. Хотя какой, zum Teufel, двадцать первый? Если только не считать начало нового тысячелетия ретроспективной эклектикой тысячелетия предыдущего.

Кто сказал «мракобесие»? Нет, мы не об оскорбленных верующих! Как можно?! Мы о том, что какой-то психоаналитик до сих пор разделяет, развивает, пропагандирует, применяет идеи Фройда и диалектику Гегеля.

2.2. W значит Вундт

Предыдущий клиент испытывал неудовольствие от неконтролируемого хода времени. Косвенно это порождало социофобию. Возможность управлять темпом метронома стала ресурсом для адаптации, переходным объектом[26]. Сейчас вы увидите зеркальную стратегию бессознательного взаимодействия с ходом времени.

Клиента обозначим первой буквой его имени W (нет, не Воланд). История повторяется. Когда-то другой W, Вильгельм Вундт (Wundt), основатель экспериментальной психологии, использовал метроном для обкатки нового метода – интроспекции[27]. Испытуемые должны были слушать щелчки метронома (одиночные или сгруппированные) и подробно сообщать о своих ощущениях. Таким простейшим манером Вундт постепенно выстроил удивительно точную модель сознательной части психического аппарата.

Наш W был далек от психологии. Средних лет, женат, двое детей, кандидат технических наук, работает не по специальности (поэтому обеспечен). После защиты кандидатской степени поступил в военное училище, по семейным обстоятельствам не смог продолжить обучение и отказался от карьеры военного.

В девяностых организовал бизнес в своем городе. Обустроил, отстоял в стычках с «братвой», раскрутил и внезапно продал. Стало скучно. То же повторилось еще несколько раз. Никаких объективных причин начинать с нуля не было – порывы носили иррациональный характер, сверхприбылей не приносили и удивляли самого бизнесмена.

Это вскрылось потом. Первичным же запросом была частая беспричинная смена настроений. Вспышки гнева, которые трудно контролировать. Избирательная непереносимость чужой речи. Последнее обстоятельство сильно мешало клиенту слушать доклады некоторых подрядчиков и вести деловые переговоры. У многих есть такие знакомые, чьи монологи невозможно долго выносить. Но когда круг раздражающих вас ораторов быстро расширяется, то это уже повод насторожиться.

Сеансы длились по 50 минут. Клиент выбрал кресло, а не кушетку, но смотрел преимущественно куда-то в сторону. Сессии нерегулярные, от раза в две недели до трех раз в неделю, в зависимости от деловой активности клиента.

В отличие от Икара, W активно пользовался сравнительными темпоральными категориями («раньше, позже…»). Привязка событий прошлого к годам жизни тоже не вызывала у W проблем. Правда, клиент рассказывал в основном о ближайших событиях и своем текущем состоянии.

Речь мужчины отличалась строгой структурой, логической связностью и целостностью изложения. Хорошо? Отнюдь. Нарратив страдает от излишнего порядка. Нетрудно было заметить, что W наводит порядок внутри нарратива именно тогда, когда рассказ касается особо деликатных вопросов или острых конфликтных ситуаций. Эта форма психической защиты – интеллектуализация – хорошо известна в современном психоанализе.

У W интеллектуализация выражалась в повышенной тяге к хронологическому стилю. Он даже причинно-следственные конструкции заменял на темпоральные. Например, вместо фразы «жена обиделась на меня, потому что я забыл о нашей годовщине», клиент говорил «жена обиделась на меня после того, как я забыл о нашей годовщине». Или вместо «я разозлился, потому что N не мог три раза назвать точную цифру» – «я разозлился, после N трижды не смог назвать точную цифру». Здесь нет опечатки, это такая специфическая конструкция, маленькая оговорка по Фройду. Разберем ее чуть подробнее.

Предлог после здесь используется в роли подчинительного союза, со всеми вытекающими грамматическими нестыковками. Клиент часто прибегал к этому способу соединять причину и следствие. Вы можете справедливо заметить, что это просто способ сэкономить время: вместо «после того, как» говорить просто – «после». Но ведь мы именно о времени говорим! И если желание его сэкономить столь сильно, что психика перекраивает лингвистическую ткань, то мы просто обязаны докопаться до бессознательных причин (или просто докопаться).

Как избыточная хронологичность влияет на целостность нарратива? С одной стороны, это большой вклад в иерархичность и связность. Все события упорядочены, маркированы определенным периодом в жизни; временны́е интервалы выверены и доступны сознанию. С другой стороны, степень речевой свободы снижается.

Строгий хронологический порядок позволяет психике провернуть еще один фокус, который называется изоляцией аффекта. Событие как бы оборачивается в плотную ткань времени и тем самым изолируется от сопровождающего аффекта.

Поясним. Злость на другого человека – это сперва аффект и лишь во вторую очередь событие. Аффект подобен молнии, вспышке, взрыву. Его трудно осознать и отрефлексировать сразу. Для этого требуется какое-то время, хорошая привычка смотреть на себя со стороны и опыт практики заботы о себе.

Событие (то есть фактическую причину) мы часто можем осознать сразу, непосредственно в момент, когда оно произошло. Из опыта рефлексии и переосмысления событий рождаются лучшие образчики эпистолярного жанра, мемуаров и просто маленьких рассказов. Подобная малая проза (чаще всего это именно проза) имеет силу не текста, а контекста. Множество художественных деталей в ней спрятаны или не упоминаются вовсе, они предполагаются чем-то очевидным и общеизвестным, доступным читателю в силу общего с автором места и времени жизни. Читатель и писатель реагируют на одни и те же явления одним и тем же образом, даже если эти явления вообще никак не упоминаются. Что это значит? То, что автор владеет искусством немой речи.

Теперь противоположный пример. Какой-нибудь низкопробный роман, где писатель решил окунуть нас по самые уши в обалденно богатый внутренний мир своих картонных персонажей. На первой же странице главная героиня и злится, и грустит, и возбуждается, и тоскует. Почему, зачем – не сказано ни на второй, ни на пятой, ни на последней. Возможно, писатель просто пытается с помощью графомании унять собственное биполярное аффективное расстройство[28].

Получается, что события и эмоции входят в нарратив несимметричным образом. Субъект рассказывает о событии – и мы в принципе можем догадаться, какие эмоции это событие вызывает у рассказчика. Неважно как: по мимике, интонации, расширенным зрачкам собеседника. Или благодаря собственной эмпатии, социальному интеллекту, опыту общения с этим субъектом. Или на основании неких общечеловеческих соображений, на основании контекста.

Обратное неверно. Субъект может полчаса расписывать оттенки своего гнева, негодования, экзистенциального краха и постепенного смиренного принятия… А это он просто пальцем об угол тумбочки ударился. Событие ускользает, меркнет на фоне яркой вспышки аффекта. Нужно подождать, пока пыль осядет, пространство перестанет дрожать от эмоциональных вибраций.

А если мы хотим надежно скрыть то событие, которое вызвало у нас сильный аффект? Например, объявить аффект самостоятельным событием. Вас спрашивают: почему вы злитесь? Какое событие вызвало у вас гнев? А вы деланно удивляетесь. Какое событие? Не было никакого особого события. Гнев? Нет-нет, это не аффект. Это просто гнев. Эмоция без события, следствие без причины.

Но превратить эмоцию в обычное событие очень трудно. Эмоции – это биохимия, там временны́е масштабы на несколько порядков меньше, чем в макромире. Все происходит быстро, почти мгновенно. Только в результате психического развития мы учимся контролировать свои эмоции, и либидо принимает более плавные, более зрелые формы (главы 4–6).

Психика идет на хитрость, разносит событие и аффект во времени. Чтобы разница в их длительности была не так заметна. Для этого нужно вставить между причиной и следствием всякие указатели времени, а причинно-следственные убрать. Вместо «потому что» сказать «после».

В отличие от обычного вытеснения, сам аффект не отрицается. Субъект охотно констатирует факт эмоции. Но в том-то и дело, что происходит подмена переживания констатацией факта! Ну разозлился, ну успокоился, мало ли. И причина тоже вроде бы известна и даже названа. Но между причиной и следствием – темпоральная изоляция. Поэтому обилие в речи хронологических связок указывает на сопротивление. Чем чаще клиент не к месту употребляет временные союзы и частицы, тем сопротивление острее.

Простая и гениальная психическая защита, которая позволяет рассказывать о травмирующих событиях, изолируясь от сопутствующих переживаний. То есть ничего не надо вытеснять, отрицать, приукрашивать. Субъект рассказывает все, как есть, даже перечисляет когда-то испытанные эмоции, но последние надежно изолированы от событий. И причина, и следствие известны, но связь между ними не осознается, не переживается в полной мере.

Сама по себе изоляция аффекта является более-менее известной психической защитой. Но до сих пор не удавалось поймать за хвост столь необычную и яркую реализацию этой защиты в потоке речи. Субъект мыслит речью, сознание – это в первую очередь слова. Поэтому лингвистическое оформление психического процесса – ценный материал. Благодаря находке мы теперь яснее понимаем саму механику (или кинетику) защитного процесса. Хочешь ослабить причинно-следственную связь между двумя событиями – разведи их подальше на оси времени. Почему? Потому что оба события находятся в сознании. А наше сознание привыкло (в процессе обучения и воспитания), что вероятность причинно-следственной связи двух событий тем меньше, чем больше времени прошло между ними.

2.3. Щелчки под носом

Начало анализа W примерно совпало с последними сеансами Икара. Поэтому метроном так и стоял на столике. Другие клиенты особого интереса к агрегату не проявляли. Но W без лишних раздумий передвинул столик к своему креслу и несколько раз за сессию включал метроном. Он устанавливал произвольный ритм, запускал метроном и через несколько щелчков выключал. Могло показаться, что W использует метроном, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

Однако вскоре мы заметили, что короткая последовательность щелчков вызывает у W перепад настроения и хорошо скрываемую вспышку агрессии. Речь приобретает характерную чеканку, имена определенных людей произносятся с нажимом. Взгляд, обычно направленный в сторону, сменяется кратким прямым зрительным контактом: клиент как бы проверяет наличие аналитика и готовность последнего выдержать взгляд.

Вы прекрасно знаете, что для каждого клиента мы словно выстраиваем психоаналитическую теорию и технику заново. Не с нуля, не с чистого листа, а именно заново, попутно прислушиваясь к себе. Что там с контрпереносом, нарциссизмом, бессознательным манипулированием, профессиональной паранойей? Поэтому немедленная попытка повторить успех Икара исключалась. Если клиент так реагировал на короткую последовательность щелчков, как повлияла бы на него еще и смена ритма?

Но одна возможность для эксперимента все же была. Передвинуть грузик перед началом сеанса. Тем самым мы смогли проверить, насколько для клиента важен конкретный ритм. Оказалось, что совершенно не важен. Перепад настроения, быстро подавляемая вспышка гнева, элементы немой речи – картина была одна и та же для разных частот. Сам клиент если и перемещал грузик, то не глядя, в некоторое случайное положение.

По поводу случайности. Этим словом нельзя бросаться. Поэтому поясним. Перед началом сеанса и по его завершении мы записывали положения грузика. На метрономах есть такая шкала с цифрами, специально для музыкантов, показывает число ударов в минуту. Очень удобно. Так вот, положения грузика после его перемещения клиентом хорошо укладывались в нормальное распределение. Среднее значение примерно совпадало с серединой метрономной шкалы (120 ударов в минуту).

Вы можете спросить: почему нормальное распределение более случайно, чем равномерное (рис 2.1)? С физической точки зрения именно гауссова кривая описывает большинство случайных процессов. Чем дальше от «колокола», тем больше подозрений, что эксперимент поставлен в слишком идеальных условиях.

Равномерное распределение на гауссиану слабо похоже. И неудивительно – оно достигается, когда кто-то заранее позаботился об уравнивании случайных исходов между собой. Например, изготовил симметричный кубик (выпадение каждой грани равновероятно) или подрубил генератор случайных чисел. В общем, равномерное распределение – это нечто математическое, нормальное – нечто физическое.

Так что, если бы W перемещал грузик равномерно по шкале метронома, это могло вызвать дополнительные вопросы. Возможно, клиент бессознательно «сканирует» свою психику, проверяя ее отклик на разные частоты.

Нормальное же распределение имеет простую физическую интерпретацию – нам удобнее поставить груз в середину. Мозг действительно стремится к симметрии, потому что симметричные конфигурации – это почти всегда минимум потенциальной энергии. Но мы помним (σ-2), что наша нейронная сеть наполнена шумами. Так что поддерживать строгую симметрию мозгу тоже напряжно. Как следствие, возникают случайные отклонения от среднего. Вероятность малых отклонений выше, вероятность больших отклонений ниже, но не нулевая. Настроение боевое, захотелось не сесть, а резко плюхнуться в кресло, выкинув подушку-валик для шеи. И грузик от больших щедрот передвинуть сразу на край шкалы. Бывает такое? Бывает. Но редко. Но бывает.

Итак, перепад настроения и вспышка гнева от частоты щелчков не зависели. А как обстояли дела с количеством щелчков? В среднем за одну итерацию (то есть за один заход) клиент позволял метроному совершить в среднем шесть щелчков. Если точнее, то 6 ± 1. Не пугайтесь. Эта запись означает лишь, что две трети результатов попали между 5 и 7. За пределы отрезка от 4 до 8 не вышел почти никто.

На третьем-четвертом щелчке W демонстрировал подавленную реакцию гнева: соответствующая мимика, подергивание головы, гипертонус плечевых и шейных мышц, сжатые кулаки. В первый раз это удалось заметить, когда метроном щелкал достаточно медленно (50 ударов в минуту). Внимательные наблюдения позволили зафиксировать тот же эффект и при более быстрых щелчках.

На последнем щелчке W удавалось овладеть собой, после чего он поспешно выключал метроном. Меньше минуты он отдыхал, полностью откинув голову и постепенно расслабляя мышцы плечевого пояса.

Все это очень сильно напоминает опыты Вильгельма Вундта. Он включал метроном и прямо спрашивал у испытуемых, что те ощущают при прослушивании щелчков. Ученого интересовало, при каких условиях субъект воспринимает группу щелчков как единое целое и насколько трудно удерживать такие группы в памяти. Для этого испытуемого просили просто слушать, но не считать щелчки. Метроном отщелкивал несколько раз, делалась небольшая пауза, отщелкивание повторялось столько же раз, снова пауза… Затем испытуемый должен был вспомнить, сколько щелчков было в одной группе. Этот показатель Вундт назвал объемом памяти.

Здесь хотелось бы почтить светлую память Валерия Викторовича Петухова. В своих лекциях по общей психологии он часто напоминал слушателям, что средний объем внимания – семь элементов (плюс-минус два). И добавлял: это то количество элементов, по которому можно распознать целое. Если элементов больше, то их ряд не воспринимается как целое, сливается с другими элементами.

Для нашего клиента этим целым являлся подавленный акт гнева. Серия щелчков заставляла психику проходить один оборот цикла смены состояний. Но мы, как и Вундт, будем подходить к вопросам сознания диалектически. Там, где была проявлена целостность, должна была быть и дискретность. Не просто возможность разделения на части. Тут-то все очевидно – щелчки и так разделяются объективными паузами. А эффект, который появляется в результате разделения. Если запустить метроном (не делая искусственных пауз) и попросить субъекта мысленно сгруппировать щелчки, то это потребует определенного внимания. Чем больше группа, тем труднее.

Познавательно, не правдо ли? Но на этом мы прощаемся с Вильгельмом Вундтом. Его щелчки – это ряд однородных, равнозначных стимулов, за которыми нет дополнительного скрытого содержания. Они вызывают у всех примерно одинаковую реакцию, которая обусловлена универсальными свойствами сознания. Для нашего W щелчки были неравнозначны. Богатая эмоциональная реакция указывала, что в игру вступало бессознательное. А Вундт все-таки занимался сознанием.

Какая же личная история скрывалась за бессознательной реакцией на щелчки? Может, течение времени доставляло ему неудовольствие, как и Икару? Скорее наоборот. Мы помним, что клиент использовал время как средство психической защиты, чтобы оттащить аффект от эмоционально значимых событий. Агрессия – это аффект в чистом виде, который у W проявлялся очень отчетливо. Вытеснения или отрицания тоже не было. Какое уж тут вытеснение, если человек может спокойно рассуждать о своей злости, об оттенках гнева и о возможных последствиях несовладания с собой? Психика клиента быстро отслеживала возможный прорыв агрессии, – и клиент оперативно выключал метроном.

Получается, щелчки метронома позволяли клиенту подавлять агрессию. Подавлять, но не управлять. Здесь можно вспомнить, что люди со склонностью к неврозу навязчивости любят все контролировать и прерывать. В частности, это касается прерывания полового акта, задержки разрядки, продолжение ради продолжения, хотя процесс уже не доставляет никому удовольствия. Эти же субъекты отличаются агрессивностью, иногда садистическими наклонностями, постоянно находятся в напряжении.

От внутренней агрессии психика вынуждена постоянно защищаться. Включение метронома вместе с изоляцией составляют неплохую пару психических защит. Когда защита применяется клиентом во время сеанса, то это уже не защита, а сопротивление. Психика сопротивляется обострению внутреннего конфликта. На всякий случай.

Но погодите. Как щелчки помогают защищаться от агрессии, если они ее сами и вызывают? Вот вам и диалектика. Противоположности пребывают в единстве и борьбе. Мы даем противоположностям дополнительную площадку для единства (метроном). Это ведет к обострению борьбы между ними. Противоречия нарастают. А затем разум субъекта внезапно поднимается над собой и ловко разрешает все противоречия. Так и происходит психическое развитие. Акт разрешения разумом внутренних противоречией называется рефлексией[29].

Как же нам подтолкнуть клиента к рефлексии, как разрешить метрономное противоречие? Да как обычно. Устроить маленькую провокацию.

2.4. Спрячь бабушкины часы

Современная мода на полное потакание клиенту несостоятельна и уродлива, ибо является прямым продолжением леволиберальной антикультуры. Это – попытка растлить психоаналитическую методологию, которая есть плоть от плоти великого Австро-Венгерского авторитарного модерна.

Первая попытка начать Эпоху Просвещения, предпринятая французскими аристократами, провалилась. Ибо аристократы, философы, юристы, маркизы де Сады и прочие представители элиты недооценили разрушительного эффекта неуправляемой свободы. Социальное днище, пропитавшись революционными идеями, решило взять реванш за… За что? За свое убожество, за свою бесталанность, за духовную и социальную нищету, за объективную ненужность.

Думаете, это про прошлое? В США контркультурное большинство, сидящее на пособиях, массово проголосовало даже не за кандидата от демократов. А за исламистов и китайцев, щедро спонсирующих избирательную кампанию обманутой жены. Это про будущее. Свобода не рождается внизу, как разрушительная стихия. Это изысканное усложнение всей общественной структуры, которое проектируется номинальной элитой, конструируется элитой фактической, а отстаивается средним классом (нарождающимся сословием). Низы не имеют никакого морального и исторического права на свободу, даже если все общество внезапно становится свободней. Свою свободу толпа всегда использует для уничтожения носителей прогресса.

Именно так поступили с наследием Фройда марксисты и феминистки. Они изуродовали, испоганили, извратили все его идеи. Под маркой «неофрейдизма» миру скормили леволиберализм и культурный марксизм, просто заменив экономические термины на психологические (как сделал Фромм) или антропологические (как сделал Хабермас).

Конечно, многие «специалисты» рассуждают более приземленно. К ним пришел человек, готовый платить за беседу и аренду метронома. Что еще нужно? Но прикрываться они будут, разумеется, некими абстрактными теориями, которые сами же и понаписали.

Просто возьмите любой труд Фройда по психологии бессознательного. Выпишите в столбик ключевые термины, которые использует Фройд: представление, вытеснение, топический подход, либидо, удовольствие… Потом возьмите любую книженцию современных «аналитиков». В электронном виде. И простым нажатием ctrl+F перейдите в режим поиска. Нашли что-нибудь от Фройда? Нет. А если и нашли, то в крайне изуродованном виде. Фантик похож, но вместо конфетки то, из чего конфетки делать не стоит. Даже терминологию не пощадили, что уж говорить об идеях и методических нюансах?

Так вот. Психоанализ пропитан духом не абы какой свободы, а свободы авторитарной, методологически выверенной. Австрийская империя, затем Австро-Венгрия, а с недавних пор[30] Австрия и Венгрия по отдельности – эталон авторитарной свободы, при которой только и возможен триумф науки, искусства, экономики и духа. Аналитики, которые имеют за плечами клиническое или (как автор) техническое образование, это понимают. Но современный сбившийся с пути мир забит гуманитариями, которые готовы в любую щель прятаться от понимания собственной бесполезности.

Психоанализ – это не посиделки и не ожидание у моря погоды. Это, среди прочего, каузальная психотерапия, то есть направленная на поиск причин (causalis). Опять причины! Таковыми в психоанализе считаются неразрешенные психические конфликты между противоречивыми влечениями. Комплексы.

Сопротивление клиента – это очень полезное препятствие, потому что указывает на кратчайший путь к обострению и разрешению противоречий. Полезное, но все же – препятствие. Психоаналитик должен тщательно изучать феномен, структуру и динамику сопротивления, не ослабляя хватку, не позволяя клиенту «соскочить», извлекая максимум информации. Выдержит ли субъект? Если психически здоров, то выдержит обязательно, еще и спасибо скажет. С клиническими психотиками никаких гарантий нет (поэтому мы их отсеиваем на подступах).

Сопротивление – это еще и некая дань уважения, которую субъект платит своей цензуре, прежде чем преодолеть ее запрет. Психика капризничает для галочки или чтобы распалить саму себя перед решающей капитуляцией. Чем эмоциональнее субъект отрицает вытесненное содержание, тем ближе это содержание к осознанию. Говоря «нет», бессознательное соглашается. Ох, как этот пассаж не понравится феминисткам, они обязательно увидят здесь скрытый удар по их кастрационному «этикету».

Только сопротивляясь, психика клиента открывает последние козыри. Сопротивление – основной источник знания о субъекте, мощный аналитический ресурс. Но сопротивление должно быть не только проанализировано, но и преодолено. Проанализировать значит осознать, понять причину, выразить в свободной речи, преодолеть и подчинить себе. Себе – это кому? Не аналитику, конечно же, а клиенту. То есть анализировать, осознавать и все остальное должен клиент. А кто же еще? Олег Иваныч, что ли?

Итак, надо было аккуратно подтолкнуть клиента к рефлексии, к обсуждению эмоций, вызванных щелчками метронома. Столкнуть W и время лбами.

Решение простое (из скромности не добавляем, что гениальное). Поставив метроном на столик, мы добились нового эффекта. Значит, теперь надо этот метроном убрать. Что и было сделано перед очередным сеансом – агрегат отправился в шкафчик. Минут пять W молчал, пытаясь собраться с мыслями. Начал говорить, сбился с мысли, замолчал. Смутное беспокойство нарастало. Наконец, он перестал смотреть в сторону (как обычно делал) и принялся взглядом обыскивать кабинет.

Кл.: Тут стояли часы для гипноза.

А.: Метроном?

Кл.: Да. Можно его вернуть на место?

А.: Зачем?

Кл.: Помогает собраться.

А.: Почему часы для гипноза?

Кл.: Загадка. Стоит в кабинете, тикает, но время не показывает. Разгадка. Часы для гипноза. Вы же их специально сюда поставили, чтобы я спокойнее был. Это гипноз. Я не прав?

А.: Почти. Вы сами себя гипнотизировали. Это немного по-другому работает. Сейчас. Прислушайтесь к ощущениям. Готовы?

(метроном извлечен из шкафчика, выставлен медленный темп – 50 ударов в минуту)

1. Выполняется ровно один щелчок метронома.

А.: Что чувствуете?

Кл.: Бодрость. Собранность.

(Далее W рассуждает о своих ощущениях и, следуя по цепочке ассоциаций, добирается до воспоминания-первоисточника; для компактности промежуточные звенья нарратива пропущены.)

Кл.: Когда я учился, младшим курсам не давали общежития. Жил я у дальних родственников… А с утра были лабораторные работы. Их нельзя было пропускать. У нас вообще ничего нельзя было пропускать, но всякую электротехнику – особенно. Приходилось вставать рано, добираться до вуза по темноте и холоду. Я придумал себе испытание – просыпаться за секунду до звона будильника. Получилось. Будильник был старый и перед самым звоном он негромко щелкал. Мне удавалось слышать щелчок сквозь сон. Я просыпался бодрый, довольный собой и на этой волне быстро собирался и ехал в институт. Потом я стал просыпаться на полчаса раньше и путь до института проделывал пешком. Ух, хорошо было! Свежий ветер в лицо, улицы еще полупустые, в голове полный порядок.

А.: Согласен, приятное состояние. Когда вы в последний раз его испытывали?

Кл.: (долго вспоминает) В 1994 году был переезд, и я выбросил будильник. Все.

А.: Что же мешает испытывать состояние бодрости без будильника? Без щелчка?

2. Еще один щелчок метронома. Ровно один.

Кл.: Я тоже часто об этом думал. Почему больше ничего в голове не щелкает? Ни идей, ни вдохновения. Будильник не виноват. Мне просто грустно. Уехал из любимого города, выбрал не ту семью. Грустно, что не нашел в себе силы сразу послать благоверную куда подальше.

А.: Итак, вы чувствуете грусть?

Кл.: (крайне неуверенно) Да…

А.: Это точно грусть?

3. Еще один щелчок метронома.

Кл.: Нет! Это точно не грусть! Мне обидно. Глобально обидно. Я ей столько всего позволял. Терпел ее родственников. И сколько раз планировал порвать. Уйти и не назваться.

4. Щелчок метронома.

А.: Что мешало?

Кл.: (гневно, почти срываясь на крик) Бизнес! Я делал бизнес! Один бизнес, второй, третий! Не до личной жизни было. Да и какая личная жизнь с этой образиной?! Отожралась так, что в дверь не пролезает.

5. Щелчок.

А.: Поэтому вы каждый раз разрушали старый бизнес?

Кл.: (гораздо спокойнее) Ну, я бы так не ставил вопрос. Под таким углом. Не знаю. Просто надоедало. Задалбывало. Просто.

А.: С нуля строить проще, чем перестраивать?

Кл.: Не скажите. Хотя новая семья мне бы давно не помешала.

А.: Что нужно, чтобы строить с нуля?

Кл.: Бизнес или семью?

А.: Бизнес.

Кл.: Решимость.

А.: А семью?

Кл.: Еще решимость. И чтобы за**ало все.

А.: И куда делась решимость?

6. Последний щелчок.

Кл.: (сдувает с ладони воображаемый порошок). Пффффф, ветром сдуло. Усталость, пустота. Щелчка не хватает.

А.: Еще раз – зачем Вам щелчок?

Кл.: Чтобы собраться.

А.: Каким образом?

Кл.: Собраться. Собрать себя. Военные сборы. Собрать все силы. Подтянуть резервы. Мобилизоваться.

(Клиент знает о пользе свободного ассоциирования и при случае пользуется им.)

А.: Для чего?

Кл.: Для разрыва, конечно же. Там нужно все одним ударом кончать. Иначе запудрят мозги. Когда я собираюсь поставить точку, жена начинает свой доклад про то, как много она для меня сделала. А я теряюсь. У меня только одно большое ощущение гадливости. Ну достала она меня. Ну накопилось. Что конкретно, не могу вспомнить. Потом вспоминаю, конечно, но не дома.

А.: На работе, во время чьего-нибудь доклада?

Кл.: Да…

А.: И монолог супруги вы назвали докладом.

Кл.: Сам назвал? Так и сказал «доклад»?

(Классическая реакция на прорыв вытесненного, запоздалая попытка отрицания авторства, такие речевые мелочи очень ценны.)

А.: Сами. Еще вы говорили, что агрессию у вас вызывают не все докладчики, а только некоторые. Сходство с манерами супруги есть?

Кл.: (судя по мимике, проговаривает про себя фразы других людей) Какое-то есть. Не могу понять, какое. Ну говорят они вроде гладко, не подкопаешься. Но бесят. Жду, что вот прям сейчас найду подводный камень или разводилово. Или увижу путь к успеху.

А.: Чтобы внутри что-то щелкнуло?

Кл.: Во!

А.: А оно не щелкает?

Кл. Не-а.

А.: У нас остается не так много времени. Предлагаю следующее. Я сейчас запущу часы для гипноза. Закройте глаза. Вдыхайте на каждый третий щелчок. Дыхание ровное. Вы проделали долгий путь к своему бессознательному. Теперь бессознательное открыто вам. Вы свободно и уверенно погружаетесь в воспоминания. Вы вспомните все основные претензии к супруге и ее родственникам. Воспоминания сами выстроятся в нужные слова и фразы. Выскажете Вы их не здесь, а дома. И ваша воля будет крепче любых попыток запутать или сбить Вас с темы.

2.5. Полет разборов

Знакомые с техниками гипноза прекрасно представляют, каким тоном с какой ритмикой были даны указания. Фройд, как известно, был не самым хорошим гипнотизером, поэтому немного вредничал на сей счет и запрещал использовать трансовые техники в психоанализе. Шандор Ференци наоборот не имел ничего против гипноза.

Кому верить? Здесь работает правило «послушай современных аналитиков и сделай наоборот». А они, протаскивая леволиберальные идеи под ширмой науки и психологии, активно возражают против любого «авторитарного» подхода. В некоторых штатах США вообще законом запрещено применять гипнотерапию для работы с эгодистонными сексуальными предпочтениями. Эгодистония – это жутко неприятное состояние субъекта, когда он страдает от собственных привычек, особенностей, ориентации… И нет ничего зазорного, если человек хочет по-быстрому разобраться в себе и кое-что починить. Например, активный гомосексуализм, который (по Ференци) часто оказывается обыкновенным неврозом навязчивости[31].

А что? Многие успешные, немного авторитарные мужчины средних лет с помощью навязчивых движений снимают стресс. Кто-то четки перебирает, кто-то метрономом щелкает, а кто-то вот креативных менеджеров за филейную часть хватает. Ну нервный тик у человека такой, что ж поделаешь? Правда, ради этого открывать в учреждении отдельный «креативный отдел»… Нет, нам чужих денег не жалко. Просто невроз пройдет, а отдел останется. И что потом с мальчиками-менеджерами делать? Только раздарить ровесникам, у которых невроз навязчивости на фоне кризиса среднего возраста еще не прошел. Вот эта ситуация психоаналитически очень быстро исправляется. В США же за саму попытку решения можно сесть, ибо толерантность.

Так, слушатели (и читатели) оживились. Хорошо. Возвращаемся к сути. Гипноз иногда очень полезен. Например, вы сильно ограничены по срокам. Или надо красиво оформить инсайт (озарение) клиента – для этого нужна мягкая форма гипнотической интервенции, ни в коем случае не транс. Нашу интервенцию осуществляет не аналитик, а бездушно щелкающий метроном. Наши руки чисты.

Оставшиеся несколько минут метроном был постоянно включен. Частота – 50 щелчков в минуту. У клиента не было возможности выключить метроном, но он и не выказывал такого желания. W не сразу закрыл глаза, смотрел (как обычно) в сторону, но более напряженно. Чтобы спокойно вслушиваться в щелчки, прикладывал видимые психические усилия.

Первые 20 щелчков клиент явно испытывал дискомфорт. Напряженные мимика и взгляд, сжатые кулаки, поднятые плечи. Постепенно успокоился и расслабился. После 60–70 щелчков закрыл глаза, стал глубоко и ровно дышать. Примерно через 10 минут (500 щелчков) клиент уснул в кресле.

На выключение метронома не среагировал. Чтобы разбудить клиента и сохранить нужный настрой, был сделан одиночный щелчок метронома. Такой же короткий одиночный щелчок издавал когда-то будильник W, что ассоциировалось у него с повышенным эмоциональным фоном при пробуждении. Клиент проснулся, открыл глаза. Взгляд ясный, открытый, быстро сфокусировался.

Кл.: (встает) Теперь точно знаю, что и как буду говорить.

А.: Бодрость и собранность? (Так сам клиент описывал свое состояние после первого щелчка – классическое возвращение речи.)

Кл.: Так точно.

Клиент надевает головной убор и тут же поправляет, как перед военным смотром. Непроизвольно подносит правую ладонь к виску, как будто отдавая честь. Чеканным шагом движется к выходу. В этой моторной регрессии было отыграно вытесненное желание W сделать карьеру военного. Еще один отзвук прошлых амбиций – ассоциативная реплика клиента «Собраться. Собрать себя. Военные сборы. Собрать все силы».

Откуда именно такая интерпретация? Во-первых, сам клиент об этом вскользь упоминал на некоторых сеансах. Во-вторых, на следующей же встрече он более подробно рассказал о своих упущенных возможностях. Знакомства, ум, квалификация инженера, хорошее образование и физические данные позволили бы W сделать успешную карьеру военного. Но родственники жены (во главе с последней) активно запротестовали. Одни не желали отпускать «свой» источник дохода в дальние края. Другие не желали вместе с этим источником по дальним краям ездить. Третьи запугивали рисками для жизни и свободы. Окончательно добила мужчину позиция его собственной родни, которая мастерски умела хранить молчание в самые критические моменты.

Именно эти «семейные обстоятельства» и заставили W прервать получение военного образования. Они же не позволили перспективному инженеру свалить за границу и заниматься вторым любимым делом. А там, глядишь, и первым (американская оборонка никогда не брезговала брать приезжих высококлассных спецов). Пришлось придумывать третье дело – сидеть в родном городе, строить бизнесы один за другим и вести настоящие боевые действия с братками (хоть какая-то отдушина).

Еще два сеанса прошли в классическом ключе свободных ассоциаций и разматывания длинных цепочек воспоминаний и обид. Вопреки некоторым ожиданиям, клиент не торопился смещать фокус нарратива в семейную область. Он занимался методичной вербализацией тех эмоций, которые у него вызывали партнеры по бизнесу, субподрядчики, бюрократы разных уровней и (до кучи) бывшие однокурсники.

W больше не обрывал цепочки свободных ассоциаций с помощью темпоральных конструкций и метронома. Он доводил каждый эпизод до конца, завершая парой крепких словцов в адрес действующих лиц.

А.: Осталось пять минут до конца сеанса. Есть что-нибудь, что вы хотели рассказать, но не успели?

Кл.: Нет. Я рассказываю, что хочу, но никуда не спешу. Завтра про одного е***тяя расскажу, вместе с ним (название объекта) строили. Таких е***тяев я еще не видел.

А.: Вы заранее знаете, про кого будете рассказывать?

Кл.: Да.

А.: Специально продумываете?

Кл.: Нет, все само в голову лезет. Лезло и раньше. Сейчас лезет в порядке очереди, без суеты.

А.: Метроном?

Кл.: Да.

А.: Но говорили вы тогда не о бизнесе.

Кл.: Я помню! Вы не думайте, я не бегаю от семейных проблем. Просто не готов пока некоторые вещи озвучивать.

А.: Это естественно. Вы уже победили, поэтому можете позволить себе расставлять точки над Ё в любом порядке.

Кл.: Победил. Но до Дня Победы еще дожить надо. И своих не перебить.

На следующем сеансе смысл последней фразы W прояснился. В его рассказах все больше людей из делового окружения получали нелицеприятные ярлыки. Параллельно клиент обрывал многочисленные деловые и неформальные контакты, давно его тяготившие.

Кл.: Я хочу понять… Я их всех ненавидел раньше? Так?

А. (молчит)

Кл.: Наверное, так. Но не всех. Сейчас тоже не всех. Но очень многих. За**али просто до пятьдесят третьего позвонка. Чем? (Смотрит на метроном.)

А. (молчит)

Кл.: Да понятно чем. Болтовня, обещания, треск сплошной. Жизни нет, сплошной радиошум. С кем на связь ни выйду, приходится помехи слушать. Вот я начал глушить вражеские глушилки. Агрессивно глушу. Многим достается на орехи. Зато работать стали лучше. Вообще это нормально – в одном человеке столько злобы?

А.: Агрессию нельзя все время подавлять, иначе наступает взрыв.

Кл.: Взрыв. Взрывная волна. Ну это все меняет! Нечего бегать по линии фронта, когда вокруг снаряды взрываются. Сами виноваты.

А.: Почему снаряды вдруг стали взрываться?

Кл.: Не знаю… Взрыв на складе боеприпасов.

А.: Что склад делает на линии фронта?

Кл.: Тогда это артиллерия пристреливается! Ну точно. Это ведь я сам начал разбор полетов. Не какой-то там склад случайно взорвался, а я сам подвез к артиллерии боеприпасы. Иначе склад действительно взорвался бы.

А.: Действительно, нет выбора: воевать или нет. Есть выбор, где будут взрываться снаряды. На линии фронта или у вас в голове, то есть на складе.

Кл.: А Вы знаете, как пристреливаются? Устанавливают репер на местности и ***ат по линии, пока вилку не получат. Вилка знаете что такое? Ну, неважно. Короче, я выбрал себе репер. Бодрость, собранность. И чтобы никто на мозги не капал. И теперь стреляю по местности, чтобы линию разрывов получить. Два дела делаю. И разгон даю тем, кто давно напрашивался. И к точечным ударам по стратегически важным целям готовлюсь.

А.: Вы сами ответили на свой вопрос. Будем продолжать пристрелку?

Кл.: Конечно! Сегодня стреляем по (фамилии партнеров по первому бизнес-проекту и эмоциональный монолог о человеческой расхлябанности)…

Пристрелка длилась еще несколько сеансов. Затем клиент задумался: может, он обидел кого-то зря. Но оказалось, что почти все попавшие под раздачу регулярно создавали проблемы для бизнеса и спокойствия W. То есть выбор целей для агрессии (σ-9) был детерминирован и логичен.

Но неужели у нас так мало людей могут и хотят нормально работать? Во-первых, да, очень мало. Во-вторых, все успешные люди проходят этот этап развития, когда их окружение массово и почти синхронно косячит. Еще один кризис, который необходимо преодолеть каждому, чтобы продолжить развитие. Так что вопрос не праздный. Нас всех это касается.

W так и не преодолел этот кризисный рубеж. Он все время начинал бизнес с нуля, но сохранял старые связи. К ним добавлялись новые связи, которые были ничуть не лучше. Соответственно росло и число накосячивших.

Кл.: На самом деле, не удивляюсь я их косякам. Я сам откладываю серьезный разбор полетов до последнего. Причину Вы уже знаете.

А.: Главное, что теперь вы тоже знаете причину. Озвучьте ее.

Кл.: Вместо списка конкретных претензий в голове – шум, усталость, внутренняя борьба. Не хватало щелчка.

А.: Сейчас вы уже не используете метроном?

Кл.: Мне достаточно мысленно щелкнуть. И – бодрость, собранность.

А.: Хорошо. Что планируете делать дальше?

Кл.: Конкретные меры. Я уволю еще многих людей. В том числе из своей семьи и жизни.

А.: Вот и хорошо. Тогда рекомендую начать массовое увольнение с меня. Если будет потребность, приходите. Но сейчас вам не нужны ни аналитик, ни метроном. Исходная проблема с перепадами настроения и вспышками гнева решена, не так ли?

Кл.: А, это… Я и забыл. Гнева нет, есть злость.

А.: В чем разница?

Кл.: Гнев мешал. Злость помогает решать вопросы и расчищать плацдарм. Гнев был вспышками. Зол я в последние дни постоянно. Это приятная злость. Даже не злость… Бодрость. Собранность.

А.: Мысленный щелчок?

Кл.: Так точно.

А.: Что и требовалось доказать. Вы управляете своей психикой лучше многих. А значит, Вы уже победили. Поздравляю вас с тотальной победой.

Кл.: (уже стоя на пороге в верхней одежде и головном уборе) А вы уверены, что победа будет именно тотальной?

А.: Конечно. Тотальная война обещает тотальную победу. Главное, пленных не брать.

Кл.: (отдавая честь) Есть пленных не брать!