Глава 4
Я жила у Тин уже третий год. Подросла на ладонь[3], слегка отъелась. На ребристо-плоском рельефе между шеей и животом, который Тин прежде звала шутливо «стиральная доска, а сверху два соска», появились две небольшие выпуклости. И пришли женские недомогания. Вот без последнего счастья я бы точно прожила!
Единственным утешением стало то, что всё произошло по слову Тин, – однажды, медитируя с закрытыми глазами, я увидела поверх знакомой темной снежной равнины серебристый отблеск, будто легкую туманную дымку. Сначала удивилась, а потом поняла, что это и есть те реки силы, о которых говорила Тин. Тем вечером я в первый раз зажгла свечу без огнива.
Тин меня похвалила и подарила купленный в Сухой Сохе кинжал с красивым куском старой бирюзы в рукояти. И велела тренироваться больше. И понеслось: я зажигала и гасила свечи, отпирала и запирала замки, научилась делать маленьких светлячков безо всяких лучин или свечей. Тин кивала. Но предупредила, чтобы я была осторожна – тренироваться не значит надорваться! Пожадничаю – могу потерять всё.
А еще она преподнесла мне сшитые ею лично две пары порток. С кривоватой красной вышивкой у пояса.
– Знаю твое отношение к парням. Да и беречь тебе пока себя надо. Вот, поставила я тут проклятую печать, насколько сил хватило.
– Проклятую печать? Тин, а это что?
– А какой мужик без твоего согласия шнурок развяжет или по-другому снимет, тот силы лишится. Думаю, на неделю или около того…
Я округлила глаза. Вот это да! Здорово-то как!
– Тин, а меня научи? Я тоже так хочу!
– Хорошо, научу. Но помни – это не игра. Пообещай, что просто шутить ты так не станешь. Это – только для защиты. И еще – всё равно всегда будь очень осторожной. Ты понимаешь, что, если парней будет двое, печать тебя не спасет?
Эх-х… жаль.
– Я слышала, что бывают магические щиты, которые защищают тело. Но я так не умею. Это тебе другого учителя надо искать.
Не хочу другого. Лучше Тин нет никого!
Тин протянула руку и взъерошила мне волосы надо лбом:
– Не бери пока в голову! Давай-ка на запруду сходим, искупаемся. Да и плаваешь ты пока неважно, а научиться надо бы – мало ли что? А потом раков половим.
Я облизнулась. Раки – вкусные!
Как мне казалось, кормила меня Тин на убой. Картошки, хлеба, пшенной или тыквенной каши было вдоволь. С маслом или кленовым сиропом. Не реже двух раз в неделю настоящая яичница, каждый день – козье молоко и утром каша на молоке, пару раз в неделю какая-нибудь мелкая лесная дичь – или жаркое, или похлебка. А еще были верши и ловушки для раков на бегущей с гор к югу от нашего дома речке Нестае. Деревенские сюда не ходили – час в одну сторону, полтора обратно – больно далеко. Да и зачем, если рядом с Зеленой Благоденью текла речка покрупнее нашей, звавшаяся Потавой? Тоже и с раками, и с рыбой.
Да и одевалась я не так, как раньше. Вслед за валенками у меня появились настоящие полусапожки на жесткой кожаной подметке. Сверху они затягивались на плетеный кожаный шнурок, как на кошелях. А на ноги полагалось надевать еще и носки. И менять и стирать их каждый день. А ступни тоже зачем-то надо было мыть. Тин смеялась, видя мое недовольство.
– Твоё счастье, что ты лёгенькой крохой была. А то б имела к пятнадцати годам не ноги, а растоптанные лошадиные копыта! Да и сейчас, гляди, как у тебя пальцы в разные стороны торчат! А чтоб потом туфли носить, они должны плотно лежать, один к одному.
Я хлопала глазами – какие туфли? Зачем мне туфли?
Роскошную обувь дополнили плотные штаны, туника, как у охотников, и толстый суконный плащ с капюшоном. На поясе я носила кошель с нужной мелочовкой и подаренный мне кинжал. Обращаться с ним я уже умела – могла и метнуть на десяток локтей, и от нападения прикрыться, и кролика освежевать. И как правильно точить, знала.
Когда оделась в первый раз, Тин покачала головой:
– Мири, если б не волосы да ресницы, тебя б за мальчишку можно бы было принять.
Выглядеть мальчиком меня устраивало. Интересно было бы посмотреть на себя со стороны. Вот только большого зеркала у нас не было. А в речке или в бочке фиг чего рассмотришь.
– Тин, я хочу волосы остричь!
– Не вздумай! Стригут больных лихорадкой да неверных жен! В какую категорию хочешь записаться?
Ой, ни в какую… Но коса тоже надоела. Болтается без толку, нафиг нужна, сама не знаю.
– Мири! Кончай свои фиги по всякому случаю поминать! А то ведь ляпнешь, где не надо! А волосы я тебя подбирать научу. Все, что нужно – хорошая лента в два пальца шириной. Если возьмешь черную или синюю, так с такой и парень ходить может. А к твоим каштановым волосам любой цвет пойдет! Вот, давай покажу просто с полоской ткани.
Тин ловко замотала вокруг полоски концы своих распущенных черных кудрей, натянула ленту и, вертя её пальцами, стала накручивать волосы, поднимая их выше и выше.
– Со спины смотри! – скомандовала она.
А что со спины? Волосы, ровненько так, подворачивались и подворачивались, укорачивались и укорачивались. А потом Тин подняла ленту так, что та прилегла к затылку, и завязала хитрым узлом на темечке.
– Вот так! – и повернулась в профиль.
Ух ты! Черной гривы как и не было. Выглядит, как прилизанная короткая стрижка. На мужика все равно не похожа, потому как лицо тонкое и кадыка нет. Но по прическе и не баба…
– Сейчас узел покажу. Научись завязывать, не глядя, хоть на спинке стула. Потом на голове без накрученных волос. А как наловчишься – тренируйся. Челку я тебе выстричь могу… тогда и впрямь за пацана сойдешь.
Вопроса, как прятать грудь, не возникало. По отсутствию той самой груди. Вместо пышных булок, что так ценили деревенские, у меня имелись два тощих плоских блина на снятом молоке. Тин даже расстраивалась и утешала меня, говоря, что у моей мамы все было очень красивым, а значит, и у меня со временем появится.
Красивым, да… И что ей это принесло?
Однажды Тин дала мне в руки большое железное кольцо. Размером с браслет, но грубое. К таким у коновязей поводья привязывают.
– Вот, зачаруй-ка.
– А как? И зачем?
– Да постарайся вложить в него столько себя, сколько сможешь. Посмотри на реки силы, потом зачерпни, чем больше – тем лучше, пропусти через солнечное сплетение и помести в кольцо. Поняла?
Если честно, то не очень. Но попробую. А для чего?
– Лучше металла держат магические метки только драгоценные камни. Но их у нас, сама знаешь, нет. А кольцо, если сделаешь все, как надо, и через двадцать лет найти сможешь. Хочу я с тобой вместе в Похоронную лощину сходить. Отыщем могилу твоей матери и пометим. Чтобы ты всегда ее разыскать потом смогла. Ясно?
Я хотела, очень хотела побывать там. Пока жила у дядьки Сибира, каждый месяц умудрялась выкроить хоть полчаса и сбегать к могилам. Какая мамина – не знала. Но темный распадок с рядами кривоватых осин и торчащими вешками был единственным местом, где я пыталась что-то рассказать о себе, пожаловаться и найти сочувствие.
В кольцо я вложила, сколько смогла. Думала о том, как хотела бы увидеть маму, встретиться с ней, рассказать, как мне сейчас хорошо живется. Про то, что стану великим магом и буду сильнее всех. Потом почувствовала, что очень устала, уронила голову на стол и уснула. Растолкала меня Тин ближе к вечеру.
– Мири, ну-ка дай кольцо! Хорошо. А теперь закрой глаза и говори мне, где оно.
Я его чувствовала. Справа, слева, сзади, над головой. Поняла, когда Тин вынесла его на улицу, а потом вернулась и спрятала на печке.
– Хорошо. Запомни его зов. Кстати, как отдохнешь, пометь свой кинжал – а то помнишь, как ты его в сарае в сено уронила и полдня копалась, искала? А завтра сходим в лощину. Думаю, по остаточной ауре правильную могилу я найду. А ты мне поможешь.
Деревню мы обошли лесом, по большой дуге. Тин сказала, что соваться мне туда все ж не следует. Что есть такие, кто смотрит на меня не как на человека, а как на добычу, которую в последний момент вырвали из рук. Я сейчас подросла и похорошела, одета не хуже сыновей Хрунича – так что незачем гусей дразнить. Пока шли, я узнала, что с Палашей все сбылось по слову Тин. Еще год назад та вышла замуж за справного парня в дальнюю деревню. Интересно, хорошо ей там живется? Тин не знала – этот вопрос её как-то не занимал.
Правильную могилу мы нашли легко – меня просто потянуло к одному из холмиков на самом краю кладбища. И Тин подтвердила – да, судя по ауре, это мама. Имени которой я так и не узнала. Я сама зарыла под вешкой железное кольцо. Потом присела и долго рассказывала про то, что случилось с тех пор, как я встретила в лесу Тин. Казалось, меня слышат. И, наконец, достала из кошеля заранее приготовленный замшевый мешочек и нагребла в него земли. Пусть будет.
Тин кивнула.
Снова стояло лето. Мы уходили из дома на целый день, бродя по косогорам и еловым лесам. Добирались аж до отрогов Восточных гор. Тин сказала, что прежде так далеко никогда сама не забредала. Но с моим умением ладить со зверьми можно было странствовать по самым глухим местам, не опасаясь пропасть или того, что через годик случайные охотники наткнутся на обглоданные косточки, да черепушку в придачу. Правда, использовать свой Дар для охоты представлялось мне нечестным. Вот подстрелить из лука неосторожного кролика или наловить руками в ручье форели, а потом пожарить у костра – это правильно!
В этот раз нам повезло – с теневой стороны крутого горного отрога мы наткнулись на низинку, где нашли аж два десятка редких и дорогих кустиков царь-корня. Несколько совсем мелких решили не трогать, пусть подрастут да семена дадут, но больше дюжины светлых перекрученных колбасок корешков покрупнее перекочевало в нашу сумку. Тин сказала, что теперь в сентябре, по осени, есть повод съездить на ярмарку в город Рианг, лежащий к западу от Сухой Сохи. Точнее, продать-то корни можно и в Сохе, да только растение это редкое и дорогое, а цена в Сохе будет в три раза ниже.
Вечером устроились на тесной полянке меж огромных елей. Костер разводить не стали – и без него не холодно. Нарубили еловых лап, котомку с драгоценными корнями повесили повыше на обломок сука, а мешки с вещами подложили под головы. Легли, как обычно, рядом. Тин смеялась, что грелка из меня пока никакая – наоборот, о мои локти да колени синяков насажать можно. Но я понимала – она не всерьез и не со зла. Потому что потом она притягивала меня теплой рукой под мягкий бок, гладила по голове, а если было настроение, еще и рассказывала что-нибудь дивное. Например, про живущих на краю света в золотых чертогах бессмертных эльфов, которые скачут по лесам на пышногривых тонконогих скакунах, трубя в охотничьи рога. Или про белокаменный замок Тивалон, куда по осени съезжаются со всего государства барды с лютнями и поют замечательные песни. Я тоже знала несколько песен. Слышала на свадьбе и в шинке. Но когда попробовала их исполнить, чтобы порадовать Тин, та посоветовала вдуматься в слова. И больше их никогда не петь.
Закончилось тем, что, видя мою тягу к вокалу, Тин разучила со мной красивую балладу с переливчатой, как вода на перекате, мелодией, где рассказывалось об эльфийской деве, которая потеряла возлюбленного и так плакала, что сама превратилась в белогривый ручей. Слова были грустные, но музыка до того хороша, что я бесконечно мурлыкала ее под нос, возюкая пестиком в деревянной ступке или перебирая собранные травы.
Правда, страдания девы были решительно непостижны моему уму. Ну пропал – и слава Богине! Плясать надо, а не плакать! Да и зачем она в него вообще влюбилась? Я тщательно перебрала слова песни, но причин тоски эльфийки так и не поняла – не было в том парне ничего хорошего, кроме заковыристого имечка Фариндир!
Наутро мы отправились дальше. Весь день карабкались в гору, а к вечеру я в первый раз оказалась на каменистом лугу с удивительным, незнакомым мне разнотравьем. С обрыва вековой еловый бор, из которого мы вышли на рассвете, казался игрушечным. И горы на запад от нас были ниже, чем то место, где мы сейчас стояли. Я смотрела на мир с высоты птичьего полета, и это мне ужасно, необыкновенно нравилось!
– Слушай внимательно, Мири! От меня ни на шаг! Здесь уже горы, и всякое встретить можно. Ты привыкла, что звери тебя не трогают. Но то – звери. А бывают – твари. Каменные горгульи, тролли. И это не сказка. Тут их быть не должно. Но всякое может произойти. Так что держись ко мне ближе, а если что случится, по моему слову беги вниз! Не оглядываясь! Сейчас найдем расщелину поуже, где переночевать можно. Утром пособираем травы, а к обеду начнем спуск с горы. И еще – не шуми. Вслух только необходимое и шепотом, и никаких песен!
После таких наставлений у меня вся радость пропала. Просторный и светлый луг стал казаться незащищенно-неуютным. Я жалась к Тин и озиралась по сторонам. Когда вдалеке загромыхал камнепад, подскочила на два локтя вверх и сунула в рот кулак, чтоб не завизжать.
Расщелина нашлась быстро. Глубиной локтей в восемь-десять, с каменной крошкой на полу и сходящимися домиком серыми шершавыми стенами. Тин осмотрела ее, хмыкнула, что это как раз то, что надо. Предложила мне сложить котомки в дальнем углу и пойти посмотреть, что тут растет. Тин рассчитывала найти снежноцвет – очень редкий цветок, листья и стебель которого были не зелеными, а словно вырезанными из голубоватого бархата. Ценился он на вес золота, а видела его я только на картинках.
Мы бродили по лугу, Тин смотрела под ноги, а я озиралась по сторонам. Почему здесь нет птиц? Неужели им тут клевать нечего? Странно… И из привычных лесных звуков присутствует только один – свист ветра. Неуютно.
Тин обнаружила целую куртинку целебных горных фиалок. И почти сразу вслед за этим поросль ведьминых куличиков, которые помогали от кровотечений и бесплодия. Я тоже расслабилась и стала рассматривать разнотравье вокруг. Свет постепенно становился красноватым, солнце клонилось к лесу…
– Мири, хватит, через час уже закат. Пошли прятаться. Завтра еще поищем.
Эх, а мне показалось, что я заприметила впереди на склоне что-то голубенькое… вдруг это тот самый снежноцвет? Но спорить с Тин я не собиралась – ей виднее.
Втиснулись в расщелину и, расстелив один плащ на земле, уселись на нем спинами к стене. Вторым прикрылись до шеи и, насколько хватило, замотали плечи.
– На, попей. Много не наливайся… в туалет ходить до утра некуда, да и флягу я только одну с собой взяла.
Я хлебнула пару глотков. Ничего, потерплю. Но болтать нельзя, петь тоже… а что делать? Похлопала глазами на кусочек неба меж камней. Краснеет… но так медленно. А до утра вообще не дотерпишь. И страшно почему-то. Может, помедитировать? Закрыла глаза и уплыла на свою ледяную равнину, залитую лунным светом. Хорошо – чисто, спокойно, ясно на душе…
Проснулась рывком, оттого что снаружи кто-то громко завизжал. Дернулась было, но рука Тин зажала мне рот. Я поняла – надо молчать.
Шаги. Тяжелые. Такие, что сверху каменная пыль сыплется. Потом отдельные «буммм, буммм» перешли в слитный топот. Раздался грохот. Кто-то снова завизжал. Мама, да что ж там творится? Тин потянула край плаща вверх, накрывая нас обоих с головой. Я услышала шепот:
– Молчи и не двигайся!
Да куда ж двигаться? Меня от страха парализовало. Ужас был таким, что я сунула в рот пальцы, чтобы не стучали зубы. Тин прижала меня рукой теснее к боку и чуть слышно произнесла:
– Сюда никому не протиснуться. Спи.
Ага, хорошо сказать – спи! Воображение рисовало такие картины, что впору было орать в голос от ужаса, а не спать. И потом – сейчас я сижу тихо, рот зажала, почти не дышу. А засну? Вдруг я закричу во сне? Или захраплю? А меня услышат?! Нет уж, лучше я так посижу.
Не знаю, с кем дрался тот, кто грохотал. И как они выглядели. Но когда снаружи уже забрезжил серый рассвет, нас нашли. Шаги раздались почти рядом, а потом в расщелину, на высоте пяти локтей просунулась серая страшенная когтистая лапища. И заскребла по камню. Я прикусила кулак. Тин молча прижала меня теснее.
Я тряслась у нее под мышкой и уговаривала себя, что лап длиной в десять локтей не бывает! А значит, нас не достанут. Надо только подождать, пока наступит день. А это уже скоро, совсем скоро…
День наступил. Небо из серого стало бледно-голубым, а потом ярко-синим… но лапа продолжала скрежетать по камню когтями в ладонь длиной. Тин вздохнула и протянула мне флягу:
– Один глоток.
Я кивнула. А что тут скажешь? Мы обняли друг друга и стали ждать непонятно чего. Упорная тварь продолжала скрести наше убежище изнутри, пытаясь доцарапаться до нас. В какой-то момент монстр исчез… и тут же вместо лапы в расщелину попыталась всунуться несообразно маленькая уродливая голова на широченных каменных плечах. Я вытаращила глаза – ничего безобразнее этой башки я в жизни не видела! – похожа на шершавый бородавчатый серый валун в обхват размером, скошенный лоб, глаза – дыры с красными угольями внутри, носа нет вовсе, а поперек валуна – скрежещущая щель рта. Жуть какая! Кто ж это?
– Тролль это каменный… Мири, пока он пытается влезть, давай быстро! Как свечу поджигаешь – ты правый глаз, я левый! Сосредоточься, и делаем вместе!
Вместе? Для Тин? Я всегда хотела быть полезной, сильной, защищать ее – и вот случай! Зажмурилась, зовя снег и серебряные реки. И, найдя их, распахнула глаза и уставилась в правый глаз тролля, представляя там фитиль и повторяя магическое «пирандис шхфтарр ориатэ риз!». А потом, вложив все свое желание, сбросила с плеч одеяло и сложила пальцы в жесте активации. Тин закончила заклинание одновременно со мной, наверное, специально так подгадала.
Тролль заревел. Жутко. С потолка снова посыпалась каменная крошка. Голова убралась, на миг освободив проем, и, не успели мы вздохнуть, как каменная туша с размаху впечаталась в устье расселины. Скалы содрогнулись. Тролль отступил и кинулся опять. Кажется, неудачи его не смущали. Грохот стоял такой, что я не могла думать, только клацала с перепугу зубами. Стены тряслись. А он бил снова и снова, еще и еще… Кажется, мы сделали что-то совсем не то…
– Тин?
– Мири? Живая?
– Тин… а если снова в глаз, но светлячок? И к голове привязать? Может, он ослепнет?
– Хорошо. Твой снова правый. Давай сейчас!
«Сейчас» не получилось. Надо было видеть голову – а она на месте не стояла. И появлялась лишь на несколько мгновений, когда монстр с разбегу налетал на нашу скалу. У входа начали осыпаться куски. Если так пойдет дальше – либо он нас достанет, либо обрушит стены, завалив обломками
Я попробовала сосредоточиться – не выходит. Совсем-совсем! Замотала головой… Тин как будто поняла и протянула руки, затыкая мне уши. Сразу стало тише и легче. Снег, снег… ну где ты? Зажмурилась, потянулась изо всех сил… кажется, смогу! Оттолкнула руками ладони Тин. Кивнула, мол, все в порядке. Подняла руку, чтобы сделать жест активации. Тин тоже подняла свою, а второй поймала мою ладонь. И, когда в очередной раз башка каменной твари впечаталась в проем расщелины, сжала пальцы: «Давай!!!»
Мы вместе взмахнули руками, сгибая и выворачивая пальцы. На голове тролля вместо глаз расцвели заметные даже при дневном свете два огонька. Справа бледноватый зелёный – мой. И слева – ярко-желтый, размером с кулак – Тин. От изумления я открыла рот и чуть не потеряла концентрацию.
– Держи! – Тин сжала мне руку до боли. – Не отпускай!
Тролль заревел снова. Потом отступил, разбежался… и долбанулся в утес слева от входа в убежище. Промазал!
– Кому сказала, Мири, держи!
Встав на четвереньки, а потом поднявшись на корточки, Тин собирала в одну охапку наши торбы и плащи. Я начала помогать.
– Икры разомни! Сейчас, пока он не видит, побежим!
Стараясь держать в голове связь с моим огоньком, кивнула. Попробовала встать. Ноги не гнулись – отсидела за ночь. В икрах сильно кололо…
Тролль снова бухнулся об стену где-то в стороне от нашей расщелины.
– Слушай! Как стукнется снова – бегом к обрыву. И вниз – в лес он за нами не пойдет. Поняла? На меня не оглядывайся. Если отстану – убегай сама!
Я кивнула, думая, что нипочем ее не брошу.
– Мири, не будь дурой! Если что – я выкручусь! А начну тебя спасать – обе погибнем! Поняла?! – и дернула меня за руку, поднимая на ноги. А потом, прижимая одной рукой к груди вещи, потянула к выходу.
Ноги не гнулись. Страшно-то как… я тихонько завыла под нос.
Скалы содрогнулись от удара где-то слева.
– Вперед!
Тин рванула к обрыву на другой стороне луга, утягивая меня за собой. Первую пару шагов я чуть не по воздуху за ней пролетела, а потом сама помчалась к кромке откоса, понимая, что бегу от смерти. Тин неслась рядом. Сзади донесся еще один мощный «бухх!».
Ширина луга в этом месте была локтей сто пятьдесят. Совсем и не много, если гулять. Но сейчас, когда мы летели сломя голову, не разбирая дороги, спотыкаясь на камнях под ногами, эта дистанция казалась бесконечной. Сердце колотилось в горле, колени подгибались от леденящего страха, дыхание хрипом вырывалось через рот. Я переставляла ноги как могла быстро и жутко боялась, что сейчас споткнусь, упаду и уже не встану…
Каждый следующий удар тролля о скалы подхлестывал, придавая сил. Внезапно ритмичные бубухи пропали, и эта нежданная тишина была страшнее всего, что было раньше. А потом за спиной послышался тяжелый топот – он нас догонял. Мы пробежали почти две трети, казалось, цель уже недалеко… но монстр гигантскими шагами мчался следом. Тин бросила за спину отчаянный взгляд. Я поняла – нам не уйти.
– Брошу тебя, лежи! Мири, давай! – Тин резко, как мне показалось, почти под самым занесенным кулаком горной твари дернула меня вправо, а потом, раскрутив, кинула дальше, в траву. А сама с громкими воплями помчалась прямо вперед, к обрыву. Когда я подняла голову, они были уже далеко – моя наставница и тянущий к ней лапу, настигающий Тин горный гигант. А потом Тин метнулась вперед, за кромку обрыва, и тролль за ней. Послышался грохот камнепада… и все стихло. Луг снова стал пустым.
Наступила тишина.
Я, пошатываясь, поднялась на четвереньки и поползла к тому месту, откуда упала Тин. Мельком разглядела у коленки несколько серебристо-голубоватых цветочков высотой в ладонь – к чему мне они? Проползла мимо кома брошенного плаща, смогла, наконец, встать и, пошатываясь, дойти до края. То, что все это время я выла на одной ноте, поняла только тогда, когда услышала голос Тин:
– Мири! Цела? Хорошо. Помоги мне вылезти, сама я не смогу.
Это привычное спокойное «хорошо» вывело меня из ступора, того безнадежного глухого отчаянья, когда любые действия и сама жизнь кажутся потерявшими смысл. Захлопнув рот, я распахнула глаза и повернула голову на голос. Она была там! На узеньком карнизе в четырех локтях справа под обрывом, вцепившаяся в кривую низкорослую сосенку. А тролля не было! Только какие-то обломки неправильной, режущей глаз формы, внизу, на скалах.
– Мири! Мне долго тут не простоять. Давай или край плаща мне кинь, или найди котомку и достань веревку. Только сделай это быстро, как можешь, – у меня руки устали.
Я не нашла ничего лучше, как тут же, не сходя с места, стянуть с себя штаны. Ткань была плотной, крой простой, должно выдержать. Обмотала одну штанину вокруг кистей рук, а вторую бросила вниз, где в нее вцепилась Тин. По ее команде сначала я просто держала штаны натянутыми, давая ей возможность развернуться и подыскать хоть какую-то опору для ног, а потом села на землю и, упираясь пятками, начала задом наперед отползать от обрыва.
Сначала показались стиснутые до синевы пальцы Тин, потом голова, и, наконец, сестра перевалилась через край и, нелепо брыкаясь, выползла на ровное место. Потянула на себя мои портки и сообщила:
– Воняет! Но все равно спасибо, молодец!
Я посмотрела на темное пятно в том месте, где сходились две штанины. Неужели я обмочилась со страху? И даже не заметила. Стыдно-то как…
Тин подмигнула.
– Не тушуйся. Все хорошо! Молодец, что до самого конца смогла поддерживать огонек. Если б тролль меня увидел – поймал бы. А так я вбок прыгнула и за сосну уцепилась, а он мимо просвистел. Но давай одевайся – отстираешься потом. И собираемся. Где один, там и два.
– Тин, а я снежноцвет нашла…
– Что-о?! Когда успела-то? Показывай!
Через десять минут, подобрав плащи и котомки и выкопав драгоценные кустики, мы начали спуск вниз. Тин молчала, только время от времени протягивала руку, чтобы подстраховать меня на самых крутых местах. Я тоже не раскрывала рот. Со вчерашнего дня случилось столько всего, что в голове не укладывалось. Но главное – Тин спасла меня, а я смогла помочь ей! А остальное можно обдумать потом, когда окажемся в безопасности.
Когда добрались до леса, Тин притормозила, порылась в котомке, вынула краюху хлеба и сунула мне в руки:
– Ешь, а то упадешь! – а потом отпила из фляги и протянула её мне. Я вцепилась в посудину и жадно забулькала.
Чесали мы так, что к вечеру злополучная гора скрылась из виду. Привал Тин устроила на берегу небольшой лесной речушки. Устало присела на выступающий из земли корень огромного вяза.
– Иди, вымойся и штаны постирай. Только с глаз никуда не пропадай!
Да я и сама б от нее дальше, чем на десять локтей, ни за что сейчас не отошла.
Спать мы легли в тесной промоине под корнями, в обнимку. Только заснуть вот никак не удавалось.
– Тин, а с кем он ночью дрался?
– Не знаю. И, если честно, и знать не хочу. Но зато теперь понимаю, почему снежноцвет таких бешеных денег стоит!