Никита Кожемяка
В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел её, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлёт её домой. Собачонка записочку отнесёт и ответ принесёт.
Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильнее. Стала царевна от змея допытываться и допыталась.
– Есть, – говорит змей, – в Киеве Никита Кожемяка, тот меня сильнее.
Как ушёл змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея, пошлите Никиту меня из неволи выручить.
Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошёл его просить выручить дочку из тяжёлой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя, испугался, руки у него задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и убытку ему наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошёл.
Вот и придумали царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот – осиротил их лютый змей! – и послали их просить Кожемяку освободить Русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка, глядя на сиротские слезы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил её смолою, сам пенькою обмотался и пошёл.
Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, брёвнами завалился и к нему не выходит.
– Выходи лучше в чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу́! – сказал Кожемяка и стал уже брёвна руками разбрасывать.
Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле.
Долго ли, коротко ли они бились, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:
– Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть одной половиной, а я – другой.
– Хорошо, – сказал Никита. – Но надо прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.
Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в неё змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать, а глубиной та борозда две сажени с четвертью. Провёл Никита борозду от Киева до самого Чёрного моря и говорит змею:
– Землю мы разделили – теперь давай море делить, чтоб о воде промеж нас спору не вышло.
Стали воду делить – вогнал Никита змея в Чёрное море, да там его и утопил.
Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.
Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна: стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают – оставляют её на память о Никите Кожемяке.