Вы здесь

Летом в Париже теплее. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ (Анастасия Валеева)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Очухалась? – широкоплечий парень с немного раскосыми глазами с издевательским состраданием смотрел на Веронику.

– Где я? – тупо взглянула она в его восточное лицо.

– Где, где, на пасеке в дупле, – загоготал второй парень, прыщавый дылда в провисших на коленках спортивных трико марки «Адидас».

– А эта ниче, симпотная, – наклонился он к Рите, молча наблюдавшей за глумившимися отморозками.

– Может, ты мне объяснишь! – Вероника вперила недовольно-требовательный взгляд в Риту.

Та лишь с высокомерным пренебрежением пожала плечами. Если б она знала! Уже минут десять, как их привезли в это Богом забытое место. Рита чувствовала, что это отдаленный дом, затерянный на пустыре. Об этом говорила разлитая кругом тишина, в заснеженных глубинах которой притаилось что-то зловещее. Интерьер комнаты, куда их привели, не отличался особыми изысками, но вполне отвечал тяге городских жителей к сельскому покою и современному комфорту. В помещении было чисто и опрятно, на полу лежал огромный пестрый ковер, на стенах висели незамысловатые пейзажи, упорно варьировавшие деревенский мотив, массивная золоченая люстра глядела своими желтыми глазами из-под длинных, витиеватых подвесок, на стене тикали старинные громоздкие часы. Мебель вся была из темного дерева, основательная и дорогая. Плотно задернутые шторы не позволяли видеть окрестную территорию, и если бы Рита не знала, что домой она пришла в половине первого, а на дорогу сюда ушло примерно полчаса, она не смогла бы понять, утро сейчас, день или сумерки.

Рита и Вероника со связанными руками сидели на стульях с изогнутыми спинками.

– Ты, Монгол, за ними присмотри, а я пойду шефа встречу, – буркнул верзила в трико.

Он двинулся к выходу. Веронику и Риту привезли с завязанными глазами, и первое, что они увидели после получасовой езды вслепую, была эта большая, заставленная тяжелой мебелью комната, да еще пара тупых придурков, во власти которых они вдруг оказались.

– Вся в папочку! – не удержалась от едкого комментария Вероника. – Вляпались по самое не хочу!

– Заткнись! – прошипела Рита и стала с высокомерно-отрешенным видом рассматривать один из трогательных пейзажей, украшавших стены.

– Эй, ты, – надменно посмотрела на Монгола Вероника, – ты, наверное, не знаешь, кто я…

– Щас шеф приедет, разберемся, – флегматично ответил Монгол, только его глаза, когда он скользнул взглядом по Рите, сверкнули плотоядным огоньком.

– Я тут ни при чем! – решительно, в полный голос заявила Вероника. – Мне ее папаша большие деньги должен.

– Он всем должен, – Монгол криво усмехнулся и сплюнул прямо на ковер.

– Кстати, ты не намерена отдать мне долг? – не скрывая ревнивой неприязни, взглянула Вероника на Риту.

– С чего бы это? – с притворной томностью улыбнулась девушка.

– С того, что твой дорогой папаша задолжал мне пятьдесят тысяч, понятно? – с вызовом отчеканила Вероника.

– Может, у тебя есть расписка?

– Представь себе! – гордо изрекла Вероника. – так что не отвертишься!

– Сколько пафоса! – хмыкнула Рита. – Дети не отвечают за своих отцов.

– Щас шеф приедет и всех рассудит – глуповато улыбнулся Монгол.

– А ты, нерусь, молчи, у нас тут свои дела! – самонадеянно сказала Вероника.

– Это кого ты, сука, так называешь?! – надвинулся на Веронику Монгол.

– Да успокойся ты, – усмехнулась Рита, – «мамочка» не в себе. Она привыкла приказывать и хорохориться!

В Ритиных глазах загорелись лукавые искорки.

– А что это ты такая спокойная? – вперила Вероника в Риту подозрительный взгляд.

На самом деле Рита вовсе не была спокойна – у нее душа уходила в пятки. Просто она усвоила несколько уроков отца, учившего ее, что в любой ситуации не нужно терять самообладания. И еще ее сердце грызла страшная обида, обида на человека, который ее так нагло и открыто предал. Пока она еще не знала, как отомстит ему, вначале ей надо выбраться из этой передряги… Ее уязвленное самолюбие, ее обманутое доверие, ее осмеянная жертвенность требовали решительных действий. Но сейчас Риту занимали только эмоции, действовать она была неспособна. И она с каким-то мучительным злорадством теребила свои душевные раны.

Рита находилась под впечатлением открывшейся ей горькой правды и желчное повизгивание Вероники почти не задевало ее. Любовница ее отца казалась ей шавкой, недостойной внимания тех, кто переживает действительно сильные страсти. Она никогда не допускала мысли, что эта меркантильная особа могла по-настоящему любить ее отца. И то, что теперь ей, Рите, маленькой хрупкой девочке, было известно нечто такое, что перевернуло бы всю жизнь Вероники, приятно щекотало ее самолюбие. Она выиграла схватку за своего отца, эта рыжая больше никогда не увидит его, разве только в ночном кошмаре!

– И что же вы с нами намерены делать? – Вероника гордо приподняла подбородок и посмотрела на Монгола из-под прикрытых век.

– Что шеф скажет, то и будем, – осклабился бандит, – может, на костре изжарим, а может, в землю живьем закопаем.

Он судорожно рассмеялся.

– Что?! – если бы не привязанные к спинке стула руки, Вероника бы вскочила.

– Не дергайся, – с садистским оттенком улыбнулся Монгол, – больно ты гнешь из себя. Смотри, шеф у нас нервный, может обидеться.

– Вечно с твоим папашей были одни неприятности… Умер, думала, теперь поживу спокойно, так нет – еще хлеще! – взвизгнула Вероника.

– Не прикидывайся, – растянула рот в насмешливой улыбке Рита, – тебе его смерть – как серпом по одному месту.

– Да, – крикнула Вероника, – но лишь потому, что он меня облапошил, взял деньги, а возвращать, как видно, и не думал…

– Откуда же он знал, что умрет? – резонно спросила Рита.

– Но у меня есть расписка, ты не думай, – ухмыльнулась Вероника, – там сказано, что если что с ним случится, долги возвращать мне будешь ты, милочка, понятно?

– Это какое-то недоразумение… – притворно улыбнулась Рита.

– Если мы отсюда выберемся… – еще пуще оживилась Вероника, – ну я-то за себя уверена, меня с почетным эскортом домой отправят и еще извинения принесут! Так вот, я с тебя с живой не слезу. В суд подам! – истошно заорала она.

– Давай-давай, – засмеялась Рита, – а я твоему мужу позвоню и доложу обстановку.

– Дрянь! – Вероника вытаращила глаза и замерла на секунду с открытым ртом.

– Ну, вы, – вмешался спокойный, как слон, Монгол, – полегче на поворотах.

– Моя фамилия Шкавронская! – горделиво изрекла Вероника. – Это тебе что-нибудь говорит?

Монгол вяло пожал плечами.

– Но это же недоразумение, – распалялась Вероника, – я-то в квартире случайно оказалась, я ни при чем! Не знаю, может, у Славки с вами какие дела и были, только я-то здесь при чем?

– Скоро шеф пожалует, вот ему и расскажешь, – сонно посмотрел на взбешенную Веронику охранник. – Я тут ничего не решаю. А пока сиди не рыпайся, а то кляп воткну.

Тут в комнату вошел прыщавый верзила в спортивном костюме.

– Отвязывай, – скомандовал он Монголу, кивнув на женщин, – Захарыч приехал.

Монгол повиновался с тупым спокойствием хорошо дрессированного животного. Не развязывая женщинам рук, он отвязал их от стульев и, подталкивая, повел к выходу. Прыщавый исчез раньше, побежал, видать, докладывать начальнику.

Проведя женщин длинным коридором, Монгол постучал в высокую дубовую дверь. Дождавшись нужной команды, он открыл ее и втолкнул пленниц в просторный сумрачный кабинет.

Рита увидела перед собой большой, сделанный под старину стол, за которым сидел лысоватый мужчина лет сорока-сорока трех. У него были хитрые глаза и узкий, растянутый в неприятной улыбке рот. Холодный взгляд изучал ее медленно, основательно, терпеливо.

– Та-ак, – с самодовольным выражением на лице протянул он, – Горбушкина-младшая не хочет платить долги Горбушкина-старшего. Интересная ситуация. А это кто?

Захарыч переглянулся с двумя парнями-телохранителями. Они стояли по обе стороны от шефа, пристроив на животах короткоствольные «УЗИ». Не получив от своих молчаливых слуг никакого знака или намека, Захарыч бросил обеспокоенный взгляд на прыщавого охранника.

– Длинный, ты кого приволок? – тон его голоса резко изменился, теперь в нем отчетливо звучали угроза и недовольство.

– А-а! – победоносно взвизгнула вдохновленная произошедшей с Захарычем переменой Вероника, – узнал! Здравствуй, Саша. А я слышу: Захарыч да Захарыч…

– Кто ее сюда припер? – вперил Саша острый взгляд в прыщавого «спортсмена». – Ты?!

– Да она сама… – проблеял последний.

– Что сама? – медленно встал со стула Саша. – Какого хрена!

– Я думаю, Жора будет очень недоволен… – решила воспользоваться замешательством мужчин Вероника. – Саша, ты должен немедленно отпустить меня! Пусть отвезут меня домой!

– Да чихать я хотел на твоего Жору. Он давно уже у меня как кость в глотке. Это не я, а он должен был девицу ловить, только он почему-то не шевелится. Можешь сказать ему, что с него еще спросится на всю катушку. Я долгов не прощаю!

Сердце в груди Вероники больно сжалось. Когда она увидела в кабинете Александра Захарова, представленного ей Жорой на вечеринке два года назад в качестве делового партнера, она возблагодарила небеса за такое счастье. «К своим попала», – наивно подумала Вероника. Но вместо того, чтобы повежливее обратиться к «своим», сослаться на присущие даже опытным ребятам промахи и оплошности, горячо порадоваться, что недоразумение вот-вот будет устранено, она понеслась с места в карьер. Ее взбалмошный нрав дал осечку. А Саша, шестым чувством чувствовала Вероника, не любил, просто терпеть не мог такого обращения.

– Она к девке пришла, ну мы ее и оприходовали, – смущенно оправдывался Длинный.

– Я тебя сам оприходую, – гаркнул на него Захарыч, – нужно было сбросить этот хлам по дороге, не тащить за собой!

– Я не хлам! – горячо возмутилась Вероника, инстинкт самосохранения которой стушевался под натиском ее опасного высокомерия и гордости. – Я…

– А ты помалкивай, – грозно посмотрел на нее Саша.

– Что она делала у тебя?

Он перевел тяжелый взгляд на Риту.

– Хотела поболтать со мной, – из последних сил изображая беззаботность, сказала Рита и повела плечами, – говорит, что мой отец должен ей какие-то деньги.

– Наша вамп одалживает деньги? – серые глаза Захарыча лукаво сузились, на губах заиграла мерзкая усмешечка. – Под проценты даешь или как?

Рита мигом оценила ситуацию и решила подпортить молчавшей «мамочке» репутацию.

– Так они ж любовниками были…

– Интересно, – задумчиво произнес Саша, с нагловатой бесцеремонностью оглядывая фигуру Вероники.

– Дрянь! – воскликнула Вероника, пронзая Риту ненавидящим взглядом.

– Повторяешься, мамуля, – ухмыльнулась Рита.

– А ты-то что радуешься? – сурово поглядел на Риту Захарыч. – Я ведь все до копейки с тебя получу за твоего папашку, будь он неладен. Разговор у меня к тебе есть. А если ты, мать твою, станешь упрямиться, я прикажу своим гренадерам с тебя шкуру с живой содрать…

Вероника не могла скрыть довольной улыбки. Рита метнула в нее враждебный взгляд.

– А эту овцу, – небрежно кивнул он на Веронику, – домой отправьте. Высадите где-нибудь в центре. Только ты, – слащаво улыбнулся он ей, – не трепись, что здесь была, а то Жора обо всех твоих проделках узнает, ясно?

Вероника боязливо мотнула головой. Несмотря на всю свою поруганную гордость, она была счастлива. Пристыжена, но довольна. Еще бы! Ей удастся покинуть это «гнусное логово», как она окрестила про себя этот дом, без видимого ущерба. Конечно, Захарыч может просветить муженька на предмет ее связи со Славой, но, во-первых, Саше сейчас явно не до сплетен, а во-вторых, Слава-то уже представился, так что если даже Жора что и узнает, то воспримет это несравненно легче и менее болезненно, нежели сделал бы это, пребывай Слава на этом свете.

Вероника всячески успокаивала себя. Ее поугасший было инстинкт самосохранения заработал с новой силой. В ней проснулась желающая выжить любой ценой кошка. Страх прокатывался по телу горячими волнами, но главное, понимала она, достигнуто – в то время, как эту сучку Ритку будут прессовать люди Захарыча, она поедет домой, вернется в свою уютную квартиру, а ночью прижмется к нелюбимому, но такому теплому, такому родному телу мужа и станет выслушивать его любовный вздор, поглаживая его по волосатой груди…

Ее, конечно, напрягала ситуация с невыплаченным долгом ее любовника, черт бы его побрал! Ведь Жора рано или поздно спросит ее о бриллиантах, что мирно покоятся в лавке антиквара. Но, как не крути, – приободрилась Вероника, – самое важное – это то, что она осталась жива!

Животная радость сдавливала ей горло и самым причудливым образом провоцировала на плач.

– Монгол, зови Шило! – распорядился Захарыч.

Вероника, поглощенная своими мыслями, вздрогнула и с презрительной жалостью посмотрела на Риту. Та стояла, точно каменная статуя. На миг тень беспокойства пробежала по ее бледному лицу. Но не прошло и минуты, как Рита снова обрела хладнокровие.

В ее груди полыхало пламя ненависти и мести. Внешне замкнутая и отстраненная, она еле сдерживала дрожь нетерпения. Сила характера не позволяла разочарованию ослабить ее волю, наоборот, она претворила горечь и обиду в желание возвыситься и доказать, на что она способна. Угрозы Захарыча были для нее в этот час немым кино. Само присутствие этого жестокого и властного человека придавало ее трагедии дополнительный блеск, оно стало сценой, на которой разыгрывалась драма ее души, превратилось в эшафот, где она жаждала явить обидчику свою непреклонную силу.

Монгол побежал исполнять приказание Захарыча. Вскоре он вернулся в компании высокого, хорошо сложенного шатена в джинсах и песочного цвета пиджаке. «Странная кличка», – подумала Вероника, разглядывающая вновь вошедшего. Ничего от этого острого инструмента в парне не было, разве что слегка заостренный прямой нос. Парень ей положительно нравился – этот Шило здорово отличался и от телохранителей Захарыча, и от него самого, и от прыщавого «спортсмена» с его напарником.

Шилу можно было дать лет двадцать пять. У него было открытое лицо, но при всей этой открытости с него не сходило лукавое выражение, составлявшее основную часть его обаяния. Карие глаза смотрели изучающе и насмешливо, красивый лоб и хорошей лепки подбородок делали лицо породистым и незаурядным.

«И при такой внешности – бандит!» – удивилась Вероника.

– Отвезешь эту, – кивнул Захарыч на Веронику, – и – сюда. Высадишь в центре, Монгол привезет тебя обратно.

Шило скользнул взглядом по бледному Ритиному лицу и молча направился к двери.

– Развяжи ей руки, – приказал Захарыч Монголу, – а глаза завяжи. Не нужно, чтобы она знала, где была.

Монгол немного вразвалочку приблизился к Веронике и освободил ее из плена. Она поднялась со стула и поплелась к выходу. В голове шумело, стены кабинета вдруг прянули в лицо и медленно завращались. Вероника почувствовала дурноту и, кое-как добравшись до двери, вцепилась в косяк. Шило со знанием дела подхватил ее и поволок в коридор. Монгол двинулся следом.

– Перестарались с этой рыжей, – неодобрительно покачал головой Захарыч, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ну а с тобой что делать будем? – с затаенной угрозой обратился он к Рите.

Та вздрогнула, точно очнулась от транса.

– Мне твой папашка много бабок должен. Да ты, наверное, сама знаешь, а иначе бы от меня не бегала. Значит, так, – стал прикидывать он в уме, – в наследство ты только через пять месяцев вступишь. Это я о квартире твоей, – усмехнулся он, – но одной ее будет мало, она потянет всего тысяч на пятнадцать-двадцать. А Славик должен мне в десять раз больше. Ты ведь знаешь, где твой папа дорогой бабки от проданных авто схоронил. Ведь знаешь?

Захарыч придурковато заулыбался, увидев на Ритином лице невинное выражение.

– Зна-аешь, – выразительно вздохнул он, – он ведь не мог не сказать тебе. Да-да, – закачал он головой, неотрывно глядя на Риту, – Славик наш золотой одним махом по дешевке продал больше ста тачек, бабки затарил и хотел уже было на юга мотануть, а не повезло – сгорел заживо, бедолага!

Склонив голову набок, Захарыч мерзко ухмылялся.

– Это вы его убили, сволочи! – закричала вдруг Рита, нутро которой сотрясалось от рыдания и хохота.

– Не-е, – протянул Захарыч, – мы тут ни при чем. Я до последнего не знал, что твой папаша на такие подлости способен!

– Я тебе не верю!

– А я не Господь Бог и даже не священник, – цинично усмехнулся Захарыч, – мне твоя вера не нужна. Мне нужно, чтобы ты сказала, где твой папаша деньги припрятал. Вот так, девочка.

Рита опустила глаза, она не хотела видеть гадкую ухмылку этого самонадеянного бандита в деловом костюме.

– Не пойму, о чем ты? – приподняла свои острые плечи Рита.

– Не поймешь? – с наигранным состраданием, словно Рита была душевнобольной, переспросил Захарыч. – А вот как пропущу тебя через строй, так сразу и поймешь. Видишь, какие у меня ребята, они только и ждут, чтобы заняться тобой! Хочешь узнать, что они делают с такими несговорчивыми маленькими сучками?

Он затрясся в судорожном смехе. Рита заставила себя взглянуть ему в лицо. Омерзительная гримаса уродовала его, скошенный рот напоминал темный провал, брови плясали, как у клоуна, щеки дрожали подобно двум сгусткам желе. Рита вперила в Захарыча немигающий взгляд, победив отвращение и страх. Словно он был скользким гадом или изуродованным бурей деревом. В этом клокочущем смехе было что-то инфернальное, застывшее, несмотря на игру лицевых мышц.

– Я жду, – перестав смеяться, сурово сдвинул он свои короткие брови. – Где деньги?

Это выражение ему совершенно не шло, в нем чувствовалась какая-то неестественность, какая-то мучительная натужность.

– Я ничего не знаю о деньгах. Мой отец мне ничего не говорил о них, – чувствуя с ужасом, что краснеет, отчеканила Рита. – Возможно, папа что-то взял у вас и не вернул, но мне об этом ничего не известно, клянусь. Папа никогда не делился со мной своими планами, а тем более не говорил о деньгах. Он вообще не любил давать мне деньги, говорил, что я всего должна достичь в жизни сама.

– Тогда, может, скажешь мне, где ты была? – в голосе Захарыча скользнула тень сомнения. – Тебя целый месяц с собаками искали.

– Ну… – немного замешкалась Рита, – меня так поразила трагическая гибель отца, что я… решила уехать…

– Куда? – неподдельно заинтересовался Захарыч.

– Ну… – Рита замолчала.

– Дай-ка мне ее сумочку, – Захарыч щелкнул в воздухе пальцами.

Длинный подал ему сумку, содержимое которой Захарыч высыпал на стол. Вместе с остальными женскими штучками из сумочки выпал авиабилет. Захарыч поднял его и принялся разглядывать, прищурив глаза. Наконец, разобравшись в латинских буквах, он помахал билетом в воздухе.

Конец ознакомительного фрагмента.