ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дома Яну ждало настороженное молчание стен. Она свыкалась с этим молчанием, когда долго никуда не уезжала, и спокойно переносила его, испытывая зачастую удовольствие от сознания своей уединенности. Но вот когда возвращалась из какой-нибудь поездки… Словно в ней подсознательно жила уверенность, что кто-то остался ждать ее в этом пустом и тихом жилище, словно стоит ей погромыхать ключом в замке и навстречу ей выскочит ее сын…
Приняв ванну, Яна вытянулась на обитом зеленым бархатом диване. Она любила свой кабинет, его немного мрачноватые тона, его магический ореол.
Задрапированные плотной материей стены, старинное кресло, спинка которого поблескивала темной бронзой, подушечка для ног – на черном фоне три красные лилии. Плотные занавеси, делящие кабинет на две комнаты, широкий диван, коврик для упражнений, небольшой алтарь с семирожковым каббалистическим подсвечником с высокими свечами. Изумрудный ковер с вышитыми катренами Нострадамуса, африканская маска, крохотный комод, статуэтки египетской кошки, Анубиса и бога Тота, два удобных кресла для посетителей, низкий и узкий столик, покрытый черным китайским лаком, на котором замерла копия скульптуры Родена – «Две танцующие руки». Ее взгляд скользил с одного предмета на другой, пока не потонул в огромном венецианском зеркале, рассекающем книжные полки на два симметричных отдела и – стоило только довериться ему – поглощающему всю комнату без остатка, уводящему сверкающими лабиринтами в страну нездешних грез и возможностей…
Яна закрыла глаза. Она чувствовала себя уставшей. Можно даже было сказать, что она чувствовала себя подавленной и угнетенной. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и медленно выпустила воздух из легких.
«Я спокойна, я спокойна и раскована, внушала себе Яна.
– Чудесное чувство покоя и уверенности распространяется во мне, я полна мира и гармонии. Я хорошо чувствую себя такой, какая я есть сейчас, я по-настоящему радостна и счастлива…»
Яна смежила веки и уснула. Она проспала до шести утра и проснулась отдохнувшей и просветленной. Ее сон был настолько крепок, что привидевшееся ей пламя, клокочущее тысячью языков и плавящее черный воздух, не смогло вырвать ее из дремучей бездны сна, где она витала точно срощенная с покойной сумеречной жизнью океанских глубин.
* * *
Ровно в одиннадцать утра в прихожей раздался звонок. Накинув на плечи старый полушубок, Яна вышла во двор и, пройдя по узкой дорожке к калитке, отодвинула щеколду.
– Здравствуйте, Яна Борисовна, – за забором стояла Вероника в дорогой короткой шубе из чернобурки.
– Добрый день, – Милославская окинула посетительницу беглым взглядом. – Проходите.
Она заметила, что та приехала одна на маленьком желтом «Фольксвагене», который теперь стоял на дороге.
Готовясь к этому визиту, Яна уже знала, что рыжеволосая посетительница, как, впрочем, и многие другие, старается произвести на собеседника особое впечатление. Для этого у Милославской имелась колода специальных карт, при помощи которых она настраивалась на определенную ситуацию. Карты эти она изготавливала сама, постоянно их изменяя и усовершенствуя. Они представляли собой картонные прямоугольники размером с обычные игральные карты. Отличие же заключалось в том, что на них вместо обычных изображений королей или десяток-девяток были нарисованы черной тушью оригинальные символы, понятные только Яне Борисовне. Например, карту, которую Милославская для себя называла «Царство Аида», она изображала то в виде полной луны с потухшим взором, то в виде разверзнувшейся между двух гигантских скал бездны, из которой вырывалось всепоглощающее пламя.
Вместе с изменением изображения менялась и сила воздействия карты. Чисто интуитивно Яна подбирала такой рисунок, который помогал ей настроиться на какое-то действие наилучшим образом с наименьшими затратами энергии. Но даже самая лучшая карта отбирала у нее столько сил, что она не могла использовать подряд больше двух карт. Единственной картой, которой она могла пользоваться три или даже четыре раза подряд был «Джокер» или, как она ее еще называла, «Сюрприз». На ней в прошлый раз Яна нарисовала висящий над пустыней остророгий полумесяц с задорно звонящим колокольчиком.
Эта карта иной раз выдавала такую информацию, которую не всегда и не сразу можно было понять, но в конечном итоге, приложив дополнительные усилия, можно было подойти к проблеме с неожиданной стороны. Перед появлением Вероники Милославская использовала другую карту – «Взгляд сквозь оболочку», которая помогала ей определить настроение человека и его стремления в данный момент. Два витка уходящей в бесконечность спирали словно развертывали недреманное око, в зрачке которого, как в камее, был запечатлен профиль то ли индейца, то ли древнего египтянина. Нижняя спираль, острым концом тянущаяся к зрачку справа, скользила над верхним полушарием некого шароообразного тела. Было впечатление, что глаз висит в черном океане космоса, где острывками млечного пути клубились звездные острова.
Вернувшись в сопровождении Вероники в дом, Яна предложила ей раздеться и прошла в приемную. Сверкая навешанными на себя драгоценностями, рыжеволосая проследовала за ней.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – не дожидаясь, пока Вероника усядется, Яна заняла свое рабочее кресло. – Я вас слушаю.
– Вот, – немного помолчав, Вероника достала из черной, расшитой стразами сумочки маленькую коричневую пуговицу и положила ее на лакированную поверхность стола.
Яна выжидательно смотрела на посетительницу, положив руки на подлокотники. Та явно занервничала.
– Если хотите, я могу заплатить вам заранее, – произнесла Вероника, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– Об этом поговорим позднее, – Яна отрицательно покачала головой, не глядя на пуговицу, лежащую на столе. – Изложите свою просьбу.
– Я хочу, – собравшись с мыслями, сказала Вероника, – чтобы вы помогли мне отыскать одного человека.
– Эта пуговицу принадлежала ему? – Милославская скосила глаза на стол.
– Да.
– Вы мне говорили, что не первый раз пытаетесь воспользоваться услугами экстрасенса, – посмотрела на Веронику Яна Борисовна.
– Да, – Вероника недовольно поджала губы, – только меня отправили в неверном направлении.
– Это бывает, – усмехнулась Яна, откинув назад свои черные блестящие волосы.
– Но… – замялась Вероника.
– Вы же сами говорили, – спокойно возразила Яна Борисовна, – что, как и люди обычных профессий, экстрасенсы бывают разной квалификации. К слову сказать, у меня нет никаких дипломов или грамот. Может быть, вы хотите обратиться к кому-то другому?
– Нет, – резко покачала головой Вероника, – я пришла к вам и хочу, чтобы вы со мной поработали.
– Отлично, – улыбнулась Яна, – ваша уверенность мне очень импонирует. – Так что же это за пуговица?
– Эта пуговица, – Вероника наклонилась к столу, и коснулась пальцем коричневого кругляшка, – с костюма одного человека…
Вероника замолчала как бы пытаясь получше сформулировать свою просьбу, и Яна не стала ей мешать. Она только откинулась на спинку кресла и расслабилась.
– …Человека, который мне дорог, – сдавленно произнесла наконец рыжеволосая.
Что-то в ее словах показалось Яне неискренним, но она не стала пока напрягаться, не зная точно, что все-таки от нее требуется.
– Если вы сможете мне сказать, где сейчас находится этот человек, я хорошо вам заплачу, – добавила Вероника.
– Вы заплатите мне столько, сколько я скажу, – Яна слегка склонила голову на бок, – иначе мы просто не договоримся. Моя работа, как и всякая другая, может быть оценена. Но оцениваю ее я сама, потому что никто другой сделать это не в состоянии. Если цена вас не устроит, мы просто расстанемся, пожелав друг другу всего хорошего. Кстати, я могу отказаться выполнять ваш заказ и без объяснения причин. В этом случае, естественно, я ничего с вас не возьму. Устраивает вас такой расклад?
– Думаю, да, – неуверенно приподняла плечи Вероника.
– Кажется, ничего другого мне не остается…
– Ну, почему же, – Яна подняла глаза к потолку. – Вы можете отказаться уже сейчас.
– Я остаюсь, – нахмурив брови, прошептала Вероника.
– Хорошо, – Яна Борисовна вздохнула и поднялась с кресла. – Хотите кофе?
Не дожидаясь ответа, она отправилась на кухню, оставив гостью в некотором замешательстве. Что, собственно, и требовалось. Человек в состоянии даже легкого стресса раскрывается, и тогда становится гораздо проще понять, что он из себя представляет. Человек, обладающий необыкновенными способностями, все же не Бог и даже не волшебник, хотя он часто совершает поступки или действия, не понятные обычному, малочувствительному человеку. Он может заглянуть в прошлое или будущее, зачастую сам не вполне понимая, как это ему удается.
Пока Яна заваривала кофе в маленькой серебряной джезве, мысленно она была там, в своем рабочем кабинете. Чем-то Вероника была ей неприятна, но она еще не понимала, отчего это происходило. Пока что та не сказала ничего о своих меркантильных интересах, если они присутствовали, и Яна предполагала, что их может и не быть. Что ж, всегда лучше разыскивать пропавших людей, чем исчезнувшие деньги или драгоценности. По крайней мере, Яне это было гораздо ближе и понятнее.
Она вернулась в комнату с маленьким подносом, на котором стояли две темные керамические чашечки, от которых исходил изумительный аромат. Этот аромат был сродни запаху сандала или лаванды.
– Угощайтесь, пожалуйста, – она поставила поднос в центр стола и снова заняла свое удобное кресло, в котором так удобно было расслабляться и концентрироваться.
Она первой взяла с подноса чашку и сделала крохотный глоток. Тепло, смешанное с ароматом кофейных зерен, приятно согревало тело.
– Итак, – подождав, пока и Вероника попробует кофе, спросила Яна Борисовна, – что вы хотите узнать о человеке, которому принадлежала эта пуговица?
– Скажите мне, – Вероника поставила чашку на стол рядом с пуговицей, – жив ли он?
– Вы в этом сомневаетесь? – Яна приподняла брови.
Ей что-то определенно не нравилось.
– Да, – торопливо кивнула Вероника.
– Это все, что вы хотели бы знать? – Яна приготовилась к сеансу.
– В любом случае, мне нужно еще знать, где он находится, – гостья снова подняла кофе и поднесла чашку к губам.
– Хорошо, – Яна Борисовна сосредоточенно кивнула, – вы мне поможете, если тоже будете думать об этом человеке, – добавила она. – Вам это будет стоить тысячу рублей. Надеюсь, это не слишком разорительно?
– Ну что вы! – Вероника торопливо полезла в сумочку, стразы которой таинственно сверкнули в приглушенном свете электрической лампы.
Она положила на стол две пятисотенные купюры и отодвинула их от себя. Выдвинув маленький ящичек, Яна смахнула туда деньги и, достав небольшую колоду карт, принялась за работу.
Гостья взяла пуговицу и переложила ее ближе к Милославской.
– Не нужно лишних движений, – резко осадила ее Яна Борисовна, – я же сказала, что вам следует делать. Если не хотите помогать, то уж не мешайте, во всяком случае.
– Извините, – Вероника положила руки на сумочку, покоющуюся у нее на коленях.
Она чувствовала силу этой черноволосой женщины, сидящей напротив нее и глядящей куда-то мимо, и уже начала жалеть, что решилась на этот опыт. Лучше бы она не приносила сюда эту чертову пуговицу. «Это все Светка придумала, леший ее подери, – ругала она про себя подругу. – Теперь все может быть испорчено. Ладно, – попыталась она себя успокоить, – теперь уже поздно идти на попятный, будь что будет». Вероника нервно затеребила перстень с розовым сапфиром на среднем пальце правой руки.
В это время Яна Борисовна, тщательно перетасовав колоду, выбрала две карты: «Царство Аида» и «Взгляд сквозь пространство», слегка встрепенулась, словно стряхивая с себя легкое оцепенение, и с иронией, смешанной с сожалением, посмотрела на просительницу.
– Ну что? – Вероника подняла голову, стараясь не смотреть Милославской в глаза.
– Нужно будет еще кое-что уточнить, если вы этого потребуете, – медленно и четко артикулирую слова, произнесла Яна, – но, боюсь, мне нечем вас обрадовать. Человек, которому принадлежала эта пуговица, скорее всего, мертв, причем, довольно давно, как минимум два года. Это ваш родственник, – продолжала она, наблюдая за реакцией Вероники, – который гораздо старше вас, скорее всего, отец или дядя… Он был похоронен по православному обряду в присутствии большого скопления родственников и друзей.
– И вам об этом хорошо известно, – с оттенком раздражения добавила Милославская, немного помолчав. – Я права?
Вероника, и так не знавшая, куда деться от стыда, опустила глаза.
– Думаю, – жестко сказала Милославская, – вам лучше сейчас уйти. Мне не нравится, когда со мной играют в такие игры.
Она положила обе карты назад в колоду, оставив ее в руках.
– Погодите, – умоляюще посмотрела на нее Вероника, – я должна вам кое-что объяснить.
– Избавьте меня от этого, – уголки плотно сжатого Яниного рта нервно дернулись, – мне и так все ясно.
– Нет, – почти закричала раскрасневшаяся посетительница, глаза которой горели страстным огнем, – вы должны меня выслушать.
«Господи, – подумала Милославская, – кажется, я снова нарвалась на психопатку, – с ними нужно поосторожнее». Вслух же она сказала, стараясь придать голосу всю возможную мягкость:
– Послушайте, Вероника, – Яна специально назвала посетительницу по имени, чтобы немного успокоить ее, – кажется, мы заключили с вами договор, и все его положения я выполнила, вы так не считаете? – Она с меланхоличным видом тасовала колоду.
– Да, да, все правильно, – согласно закивала Вероника, – только, боюсь, вы меня неправильно поняли.
«Ах, я ее еще и не поняла, – резюмировала про себя Яна, – значит, случай действительно тяжелый. Что же мне с ней делать? Не спускать же собаку…»
Полуторагодовалая среднеазиатская овчарка, которая жила с Яной, приученная к порядку, спокойно дремала за занавесом. Но спокойной она была только тогда, когда этого требовала хозяйка. Яна не знала другой собаки, которая была бы настолько предана и так сильна, чтобы без раздумий выполнить любой приказ. Джемма только тихонько сопела носом, ожидая либо разрешения войти, либо другого приказа. Джемму Яне Борисовне привезли из Туркмении, где отдали за нее большие деньги, и теперь, несмотря на то, что она была еще молодой сукой, весила больше сорока килограммов и вполне могла справиться со взрослым человеком, тем более с женщиной.
Однажды, когда Джемме только исполнился год, Яна гуляла с ней по набережной Волги, где, как обычно, выгуливали своих четвероногих питомцев многие семеновцы. В тот злополучный вечер там же оказался мощный белый бультерьер с розовыми поросячьими глазками, хозяин которого – рахитичный очкарик – по всей видимости, страдал комплексом неполноценности и всячески поощрял свою собаку, задиравшую других животных.
Для этого совсем не обязательно собаку натравливать или давать ей команду «фас», достаточно всего лишь с улыбкой относиться к ее проделкам – животное все прекрасно поймет. Этот белый кобель прекрасно понимал, что от него требовалось – показать свою силу. Но в этот раз он ошибся. Ошибся в своих силах.
Подбадриваемый негласно своим хозяином, бультерьер сперва облаял Джемму, на что та отреагировала довольно флегматично, а потом попытался припугнуть Яну Борисовну. Этого Джемма снести не могла. Привыкший всегда побеждать здоровенный бультерьер смело кинулся на Яну. Возможно, он и не собирался причинить ей вреда, Бог его знает, но Джемма рассудила по-своему. Ринувшись наперерез белому упитанному обрубку, она схватила его за холку и, приподняв над землей, пару раз с ожесточением тряхнула головой. Таким приемом хищники обычно обездвиживают зайцев или другую дичь, переламывая им шейные позвонки. То же произошло и с бультерьером. Он мгновенно потерял способность двигаться и тихонько почил в Бозе, успев только передать последний вздох подбежавшему очкарику.
Яна, еще не поняв, что бультерьер уже никогда не поднимется, растерянно смотрела на его хозяина, который начал было скверно ругаться и пошел на Яну с кулаками, но тут же осекся и замолчал, услышав предупреждающий рык Джеммы. В принципе, в гибели своей собаки виноват был сам хозяин, но Яна долго переживала эту смерть и всю дорогу объясняла Джемме, что она была не права. Джемма смотрела на хозяйку преданным взглядом, не понимая, за что ее ругают.
Начав серьезно относиться к парапсихологии и прочитав множество книг, Яна стала тренировать Джемму выполнять ее телепатические приказы. Это заняло какое-то время, но когда у Яны с Джеммой начало что-то получаться, Милославская поняла, что при таком общении с собакой не нужно даже, чтобы сначала команды выполнялись «с голоса». Яна всего-навсего представляла себе мысленно, что она хочет от собаки, и Джемма, сначала как бы не понимая, откуда к ней поступает приказ, начала постепенно повиноваться.
К удивлению Яны, обучение было настолько эффективным, что теперь, на каком бы расстоянии друг от друга ни находились хозяйка и собака, Джемма всегда грамотно исполняла то, что мысленно ей приказывала Яна. Жаль только, что с людьми так не получалось.
– Может быть, вы считаете, что я в чем-то ущемила ваши интересы? – Яна без злости посмотрела на Веронику.
– Нет, нет. Все правильно, – заверила ее рыжеволосая. я это сделала, чтобы быть уверенной в ваших способностях. Вы не должны на меня за это сердиться. Я уже однажды столкнулась с некомпетентностью и поэтому решила вас проверить. Прошу меня за это извинить. Поймите меня правильно. Я должна быть уверена, что имею дело с профессионалом…
«Довольно логично», – подумала Яна, но продолжала молчать, наблюдая за своей гостьей.
– Так вот, – горячо продолжала та, – по-другому я бы не смогла этого узнать. Но теперь, когда все встало на свои места, и вы, как вы только что сказали, выполнили условия нашего договора, мы могли бы перейти к следующему пункту. Вернее, мы могли бы заключить новый договор. Вы согласны?
Она говорила с таким запалом, вполне четко формулируя свои мысли, что Яна согласилась ее послушать.
– Ладно, – кивнула она, – можете продолжать.
– Вы на меня не сердитесь? – робко улыбнулась Вероника.
– Это не имеет значения, – покачала головой Яна Борисовна, – вполне достаточно того, что я готова к дальнейшему сотрудничеству. Сотрудничеству, заметьте, – добавила она, допивая остывший кофе.
– Да, – Вероника нервно сглотнула слюну, – все верно… то, что вы мне сказали о моем отце. Эта пуговица именно с его пиджака. Вы позволите мне закурить? Я чувствую себя без сигареты не слишком уверенно.
– Ну, – пожала плечами Яна, – если вы без этого не можете обойтись…
Вероника вынула из сумочки пачку сигарет, изящную золотую зажигалку и закурила, ища глазами пепельницу. Обычно, во время сеансов Яна не курила – это несколько рассеивало внимание – не стала она делать этого и сейчас, но медленно поднялась и, взяв с полки небольшую медную пепельницу, поставила ее на стол.
– В чем же все-таки заключается ваша проблема? – Яна снова заняла свое место напротив Вероники. – Только прошу вас, – предупредила она, – говорите мне правду, я все равно узнаю, если вы мне соврете.
– Да, да, конечно, – выпустив дым через ноздри, ответила Вероника, – я это уже поняла. Дело в том, – снова помедлив сказала она, – что погиб один человек. Сгорел в своем гараже. Несчастный случай, так сказать…
– Хорошо, – машинально похвалила ее Яна, но тут же поправилась, – то есть ничего хорошего, конечно, в этом нет, но мне импонирует, что сейчас вы говорите откровенно. Продолжайте.
– Незадолго до этого я дала ему деньги, довольно большую сумму… для меня, потому что он попал в неприятную ситуацию. Это было связано с его работой. Его звали Вячеслав Сергеевич Горбушкин, если вам это нужно.
– Не обязательно, – слегка развела ладони Яна Борисовна, но раз уж вы сказали…
– Так вот, – Вероника снова с трудом сделала глотательное движение, словно у нее воспалились гланды, – он оставил мне нотариально заверенную расписку в получении денег. В принципе, я могла бы попробовать получить долг с его дочери, она уже совершеннолетняя и единственная его наследница. Но, к сожалению, она куда-то исчезла, пропала, испарилась.
– Вы пытались ее найти?
– Да, конечно, – грустно улыбнулась Вероника, но поняла, что это мне не по силам. Понимаете, заявлять в милицию я не могу, Слава – просто мой любовник. Других родственников, кроме дочери, у него нет.
– А жена, или бывшая жена? – Яна подняла на Веронику проницательные глаза.
– Они давно разведены, – вздохнула Вероника, – так что у нее на его наследство тоже не может быть никаких претензий. Вернее, претензии-то могут, конечно, быть, только все это безнадежно.
Яна не стала интересоваться тем, насколько для ее клиентки реальны шансы получить долг отца с дочери. Она слабо улыбнулась и спросила:
– Вы долго искали девушку?
– Уже месяц, как ее нет. Я не знаю, – растерянно посмотрела на Яну Вероника, – может, она у какого-нибудь парня или подружки? Квартира на замке.
– А ваш любовник жил вместе с дочерью?
– Она то снимала отдельную квартиру, то жила с ним, – вздохнула Вероника. – Я старалась не замечать ее… хотя, конечно, не могла сбросить со счетов ее существования.
Вероника стыдливо потупила глаза.
– Вы хорошо знали эту девушку?
– Не могу сказать, – пожала плечами и виновато улыбнулась Вероника, – да она всегда недолюбливала меня, считала, наверное, что я краду у нее ее папочку.
Яна немного поморщилась. Эта гримаса не ускользнула от внимания Вероники.
– Извините, что я вам все это рассказываю, – спохватилась она.
– Наоборот, – подбодрила ее участливым взглядом Яна, – мне важно знать побольше информации об этой девушке и ее отношениях с вами. Это поможет мне настроиться. У вас есть какой-нибудь принадлежащий ей предмет?
– У меня есть ее фото, вернее, наше совместное фото.
Вероника достала из своей роскошной сумки небольшой блокнот, а из него – картонный прямоугольник. Яна взяла протянутую ей фотографию и принялась ее рассматривать.
Фото являло «святое семейство». Яна без труда догадалась, что мужчина, запечатленный на фото, не кто иной, как Вячеслав. У него были квадратные челюсти, взгляд исподлобья, светлые волосы, пронзительно синие глаза, крупный нос и резко контрастирующий с жестким подбородком сочный округлый рот.
Он был в одних плавках, поэтому Яна могла оценить его фигуру – немного оплывшую с боков, но все еще сохраняющую мускулистую силу юности. Вячеслав был крепкого телосложения, с короткой шеей и мощно развитой грудью.
Рядом с ним стояли две фемины. Одна, в ней Яна узнала Веронику, приникла к тяжеловатой фигуре Вячеслава. Она была в закрытом купальнике, черном с белой отделкой, на шее – изящное ожерелье из слоновой кости. Волосы Вероники были забраны назад, высоко открывали ее красивый покатый лоб и нестерпимо сияли на солнце – огненной медью. Вероника широко улыбалась, демонстрируя свои крепкие ровные зубы.
С другой стороны к мужчине прислонилась юная стройная девушка лет двадцати двух. Она казалась особенно хрупкой и миниатюрной рядом с Вячеславом. Пышные формы Вероники тоже в свою очередь выгодно подчеркивали ее утонченную легкость. Она была на удивление пропорционально сложена, с плоским животом и почти неразличимой грудью. Яна даже подумала, что лифчик ее розовато-белого купальника ей ни к чему.
Лицо девушки было не столько красиво, сколько оригинально: голубые продолговатые глаза под низкими, прихотливо изломанными бровями, правильный, хотя и немного широковатый нос, впалые щеки и большой чувственный рот. Девушка не улыбалась, смотрела исподлобья, словно была чем-то недовольна или затаила на кого-то обиду. На ее высокой шее, смуглую позолоту которой подчеркивали светлые распущенные волосы, висела изящная безделушка – серебристый, приплюснутый с полюсов «волчок».
В ее взгляде таилась какая-то загадочная сила, от лица веяло страстной сосредоточенностью.
– Так это и есть та девушка, которую вы разыскиваете? – нарушила молчание Яна.
– Да, – мотнула головой Вероника, – дочь моего друга.
– Расскажите мне о ней.
– Ее зовут Рита. Знаю только, что она довольно взбалмошна и эгоистична, полна бредовых идей и капризов. Привыкла, что папочка выполнял каждое ее желание. Видите, – недобро усмехнулась она, – какие губы себе сделала? Операция – мне потом Слава сказал – стоила три тысячи зеленых. И все это только для того, чтобы так изуродовать себя! Согласитесь, ее рот выглядит ненатурально, – с брезгливым пренебрежением передернула она плечами. – Ну разве не самодурство? Да с ее характером, какое себе лицо не сделай – все равно никого себе не найдешь!
Вероника сверкнула глазами, чем вызвала у Яны тонкую усмешку.
– А эта ее работа! – гневно продолжила Вероника, – дизайнер не знаю чего! – она судорожно рассмеялась. – Больше по дискотекам да вечеринкам шлендрает, чем учится. Я всегда была несогласна со Славой, что касается методов воспитания… – выразительно посмотрела она на Яну. – Это мы в Сочи, – сменила вдруг нему Вероника, кивнув на фотографию, – отдыхали в «Редисон-Лазурная», – с томным вздохом добавила она.
– Хорошо. Я попробую настроиться на нее.
Яна молча перетасовала карты и, разложив их на столе, выбрала одну, которой она не воспользовалась в первом опыте.
– «Взгляд сквозь пространство». На карте была изображена отвесная скала посреди моря и слева от нее замерший в воздухе диковинный восьмигранник, в который был вписан совершенно круглый глаз. Его зеркальный выпуклый зрачок пугал, плавя и слегка искажая картинку тюремного окна, похожего на бойницу. От скалы по водной поверхнотсти змеилась дорожка, а в нее били своими беспощадными трезубцами исходящие от восмигранника молнии.
Яна положила карту на ладонь. Вероника с легким недоумением и недоверием наблюдала за ее действиями.
– Что? – обеспокоенно спросила Вероника.
Яна только сделала молчаливый пресекающий жест и сосредоточилась на карте. Она медитировала минуты три, потом приковала взгляд к бледному в зеленоватом свете лампы лицу Вероники.
– Где она? – привстала Вероника, вконец потерявшая терпение.
Яна, наконец, заговорила с закрытыми глазами:
– Ваша девушка совсем рядом, я чувствую ее дыхание. Немного учащенное, внутри – жар. Я слышу металлический звук… так хлопает дверца… Снег дрожит, в нем – черные дыры… Она проходит сквозь серое… Свет… она хочет укрыться от него. Синие поверхности следуют одна за другой. Из их брюха торчит что-то белое, мягкое, жалкое. Оно вываливается, падает вниз, когда она трогает его. Дальше, дальше, – крикнула как в экстазе Яна, – тяжелое, неживое лицо выплывает навстречу, темное, со сросшимися бровями, над ним – диадема, тоже из дерева… В зеркале – полая голова, она молчит. Угроза… Дыхание… Шаги… Кто-то хочет скрыть свои шаги…
«Бред какой-то!» – испуганно подумала Вероника.
– Страх, – неистово крикнула Яна, чем повергла Веронику в самую настоящую панику, – что-то сдвинулось, что-то не так, хаос! Красное пятно… боль… оползень… растерянность… страх…
Яна резко опустила голову, потом запрокинула ее. Не открывая глаз, она вещала, как пифия.
– Лунная немота отверзает раны будущего! Женщины обманывают так же, как и мужчины. Оранжевое хочет поглотить красное тело, вдается в него, как море – в сушу. Красная кромка… на ней – синие глаза. Она там, она боится. Скрежет, я слышу сухой скрежет. Сердце падает в бездну. Тишина, наводненная отчаянием. Прячься!
Яна в изнеможении упала на спинку стула. Ее заполонила неимоверная слабость, что была сродни усталости роженицы. Так же, как женщина, произведшая на свет ребенка, Яна дивилась внезапной пустоте и молчанию, открывшим перед нею тоскливые просторы безразличия. Слепота сковала ее глаза, ее опорожненное духовное чрево ныло, руки дрожали, на лбу выступила испарина.
– Куда вы? – открыв глаза, она увидела Веронику, стоящую у двери.
– Я положила… – боязливо кивнула та на стол.
Яна опустила глаза и увидела пять пятисотрублевых купюр.
– Этого достаточно?
– Вполне, – горько усмехнулась Яна. – Сегодня я уже ничего не могу для вас сделать.
– Ага… – попятилась Вероника, – думаю, я вас больше не побеспокою.
Яна озадаченно пожала плечами.
– Вы удовлетворены?
– Вполне, – натужно улыбнулась Вероника. – Я должна спешить. Простите меня.
– Конечно-конечно, – устало улыбнулась Яна, – всего доброго.
* * *
Вылетев из дома, точно пробка из бутылки с шампанским при неумелом открывании, Вероника села в свой одиноко стоявший «Фольксваген» и помчалась на улицу Пороховую. У нее не было никаких сомнений в том, что там, наконец, она сможет встретиться с этой «мерзавкой», как она нелестно про себя именовала дочь Вячеслава. Гибель Вячеслава была столь таинственной, столь внезапной, что Вероника даже чувствовала себя какой-то обманутой. Да, трагическая смерть, да, воля случая или судьбы, если это не одно и то же, а может, чья-то месть или зависть, жестокое соперничество, но все же Вероника не находила в себе сил примириться со столь молниеносным уходом Вячеслава из жизни. Ведь она считала себя дамой его сердца, а потому частично считала его своей собственностью, ибо откровенно полагала, что Вячеслав обязан ей не только суммой денег, которую она добыла для него, заложив в ломбард свои драгоценности, но и вообще хорошим положением в обществе, счастьем быть обласканным и любимым.
Любовь и собственничество сливались в ее сознании, не привыкшем к саморефлексии и самокритике. Она просто не могла допустить мысли, как ни смешно и абсурдно это звучит, что Вячеслав перед тем, как распрощаться с жизнью, не обязал свою дочь рассчитаться с Вероникой. Несомненно, – думала она, останавливаясь у блеснувшего красной ухмылкой светофора, – он не посмел бы вот так кинуть меня, отдать меня на произвол судьбы. Ведь он знал, чего мне стоило достать для него эти деньги!
Вероника от досады прикусила губу, да так больно, что чертыхнулась вслух.
Внезапность и быстрота, с которой ее любовник покинул этот свет, ничего не значили для Вероники, они казались незначительно малыми и бледными перед амбициями ее самодовольного эгоизма. Словно за несколько секунд перед гибелью Вячеслав должен был спросить ее разрешения на смерть. Могу я, мол, тебя, дорогая, покинуть, или мне еще следует некоторое время потусоваться на этой грешной земле, дабы потешить твою жажду повелевать и властвовать?
Она так зримо представила себе лицо Вячеслава, что почувствовала резь в глазах, потом нестерпимое жжение, предвещавшее слезы. Резко стартанув с места, она обогнала старый «опель» и, свернув на перекрестке налево, двинулась к Пороховой.
«Повезло мне с этой Яной», – улыбнулась Вероника самодовольной улыбкой леди, знающей, что ее деньги принесли ей хороший результат.
Въехав в тесный, но уютный дворик, она припарковала авто у детской площадки, возле которой скучал темно-синий «БМВ». Шофер, парень с суперкороткой стрижкой, сопроводил ее долгим взглядом до подъезда. Она вызвала лифт, стремительно вошла в него, как только он прибыл и, полная затаенного торжества, поднялась пятый этаж. Вероника нажала кнопку звонка. Дверь открылась не сразу, вернее, металлический скрежет отпираемой двери слился в тумане Вероникиных воспоминаний с тупым звуком удара, после которого она потеряла равновесие, а вслед за ним – представление о пространстве и времени, рухнув в черное болото немоты.