Все охотно ездили к нему, принимали у себя благодаря его живому, весёлому, любезному характеру, его светскости, тону, обходительности.
Иллюстратор Елена Андреевна Ибрагимова
© Лола Адриановна Кретова, 2018
© Елена Андреевна Ибрагимова, иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4485-0668-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Здравствуй, Арсений.
Надеюсь, в Ницце сейчас светит солнце, и ты прекрасно проводишь время. Прости, что отвечаю тебе только теперь, спустя без малого три месяца после получения твоего письма. Престранные события, имевшие быть прошедшим летом во многом тому причиной.
К началу лета сложилась привычная череда дел, забот и отдыха среди родной природы, в своём любимом и милом мне доме. Работа моя – порой утомительная, но всё же приятная. Моменты счастливого ничегонеделания в доме или саду. Неспешное собирание трав. Временами – рыбалка: в этом году хорошо ловится столь любимый тобой красавец голавль. Книги, как повод набраться чужих переживаний и помечтать о чём-то своём. Что до местных дачников, то я стараюсь держаться от них подальше.
Прошлые (теперь уже безвозвратно – прошлые) печали мною были забыты. Некоторые творческие планы приятно тешили моё воображенье.
Где-то с середины лета вдруг начали происходить события, которые вновь заставили меня думать о том, что совершенно сбежать от судьбы, пожалуй, невозможно. Сомневаюсь, чтобы мой дед посвящал твоего во все подробности своих занятий, тем более не только «научных». Братья обычно к такому не склонны. Я только сейчас стал вспоминать и понимать некоторые вещи, что его так интересовали. Тень той небезопасной тайны, к которой мой дед был причастен, коснулась и меня.
Как тебе известно, брать судьбу в свои руки и ломать себе жизнь я умею одинаково хорошо, оттого и живу теперь в достаточной глуши. Я сейчас в некоторой растерянности, и в то же время ощущаю предельную собранность. Мне кажется, я кое-что знаю про то, что не по моей воле вошло в мою жизнь. Подробнее и содержательнее я предпочитаю поговорить с тобой при встрече.
Приехать во Францию в этом году, наверное, не получится. Надеюсь, мы всё же увидимся достаточно скоро. Приезжай ты в наши края, если сможешь. Я буду рад.
Твой далёкий кузен.
Глава 1
Полуденное солнце выбелило садовые дорожки, выплеснуло белёсость на глянцевую листву. Небо было скучным: ни облачка. Негромко хлопнула дверь на террасу, Валентин выпрямился и обернулся к молодой женщине в белом платье, которая приближалась к нему с маленьким серебряным подносом в руках.
– На ваших розах тля, – сказал он и поднёс ладонь к виску, пытаясь защититься от летнего света. – С розами такое часто случается. Надо будет опрыскать утром или вечером, если хотите, я дам вам средство от вредителей.
Женщина улыбнулась и протянула ему бокал.
– Кажется, это оранжад, – пояснила Катя с весёлым равнодушием, – не бойтесь, он не слишком холодный, я не пью ледяных напитков. – Сделав глоток из своего бокала, она коснулась его руки. – Совсем не холодный, – повторила Катя и засмеялась.
Тональность её насмешливости объясняла, отчего Валентин после некоторых колебаний предпочёл смотреть розы в ленивый полдень, за полчаса перед поездкой в город, а не вечером, который в начале июля почти не отличается от ночи.
Прощаясь у калитки, он советовал больше не покупать саженцев обычных роз – с парковыми хлопот намного меньше – и обещал заглянуть через пару дней. Катя улыбалась ему по-прежнему.
Спустя десять лет быть садовником уже не представлялось странным, как поначалу. Валентин Нестеров охотно давал советы, но чаще стриг, копал, опрыскивал, прищипывал и пропалывал – прихорашивал чужие сады. Ему не приходилось называться ландшафтным дизайнером, дабы нужным образом расположить к себе владельцев сада. Сады и владельцы были достаточно величественны для того, чтобы пригласить в качестве садовника известного модельера – из любопытства, которое частенько перерастало в привязанность.
С годами он всё реже и с меньшей досадой вспоминал о скандале, из-за которого он бросил любимое занятие и в смятённых чувствах бежал из Москвы. Севернее Москвы, на окраине области, у него был старинный дом, оставленный ему дедом, профессором Тимирязевской академии. Отец Валентина такому не прямому наследованию не был удивлён – профессор не жаловал сына, который восхождению в науке предпочел падение в театральные круги: зачем-то стал театральным декоратором и вдобавок женился на балерине из кордебалета. Но его телефонные разговоры с собственным сыном стали ещё реже и короче. «Ладно, Валь, мне пора принимать лекарства», – так обрывал он незримое намерение сына спросить о чём-то более важном, чем погода и будничные театральные козни – обрывал в любой час и одними и теми же словами.
Дом Нестеровых стоял в конце деревни, чуть поодаль от старых деревенских домов – их в деревне осталось не более дюжины – в другую сторону от них спускалась к лесу широкая, отсыпанная щебнем и огороженная канавами улица с новыми домами. У нового трансформатора она делала неожиданный зигзаг и, миновав пруд, оборачивалась песчанистой дорогой для дачников, если повернуть налево, и асфальтным подъездом к трассе, если повернуть направо.
На почтительном расстоянии от дома держались деревья, посаженные вдумчиво, с намерением. Невысокие липы примирительно поглядывали на деревню из-за старой кирпичной ограды. Далее виднелись величественные головы сосен, дубов, клёнов, которые в одиночку и небольшими скульптурными группами позировали перед большими окнами, украшенными наличниками в стиле северного модерна или (смотря с какой стороны смотреть на дом) выстраивались позади, чтобы служить фоном для основательно потёртой изгибающейся фальцевой крыши и небольшой башенки.
Крылец у дома было два: маленькое крыльцо на углу, всего в две ступени, и большое, с деревянной балюстрадой – к нему изящной волной с двух сторон прильнула лестница с каменными ступенями, впрочем, с одной стороны некоторые ступени давным-давно развалились. В октябре этот вход приходилось заколачивать, чтобы не дуло, чтобы по изящной широкой лестнице в дом не пробралась зима; не достучавшись в запертые двери, она устраивалась на крыльце, устилая ступени складками своих одежд. По одеждам ходили деревенские коты, оставляя маленькие котиные следы.
Но теперь был июль, и Валентин по утрам стоял, облокотясь на балюстраду, смотрел в невидимую за липами даль и пил кофе. В июле в саду цвёл чубушник, беременели ящерицы, завязывались маленькие огурцы. А когда был ветер, шумели клёны.
В детстве родители каждое лето отвозили его в деревню на пару месяцев. Дед был строг и страшно рад внуку, Валентин был весел и охотно проводил время со своим дедушкой, перенимая у него сельскохозяйственные премудрости. Вдвоём они копали грядки, сеяли семена – дедушка красивым почерком надписывал таблички и делал записи в школьной тетрадке, – ухаживали за деревьями, смотрели, как растут яблоки и сливы. Валентин рано научился с удовольствием забивать гвозди, топить печь, пилить и строгать и даже готовить. Он уверенно отличал очиток от золотого корня и знал разницу между подвоем и привоем, хотя по самым разным причинам не спешил похвастать этим перед своими редкими товарищами с летних дач.
После обеда дед устраивался с книгой в уголке сада – под старой шершавой яблоней или за чайным столом возле флоксов. А Валентин, вооружившись ножом и палкой, отправлялся в поход по окрестностям, порою с товарищами, но чаще один.
Приезд родителей в конце летнего сезона по обыкновению превращался в торжество недоумений: отец с матерью безнадёжно вздыхали, выслушивая детские истории о сороках, гусеницах и агротехнических приёмах выращивания малины, дед на вопрос о здоровье сердито расплёскивал чай на белую скатерть. Недоумевал и Валентин: он не раз слышал, что его родители познакомились здесь, в этом доме – почему же отец отвернулся к окну и постукивает пальцами по столу, а мама отказалась взять слив для варенья?
Но московское время длилось дольше деревенского, и городские забавы не преминули воспользоваться этим преимуществом и взять верх: вступив в пору отрочества Валентин примкнул к группе отроков, смыслом существования которых была бодрая и решительная игра на струнных и ударных инструментах. По нелепой случайности их приняли за настоящую рок-группу и пригласили сыграть на концерте. Оглушённый новостью, Валентин закрыл глаза и понял, как это должно выглядеть. Всё необходимое для преображения (он не решался назвать эти предметы костюмами) было сделано за три дня и пять ночей и стало единственным, что оценила публика, пропустив мимо ушей неслаженную игру и невразумительный голос солиста.
Дом, сад, дедушка на первых порах оставались в неведении: дом стряхивал остатки зимнего сна и последние сосульки, деревья раздували весенние почки, дедушка перебирал пакетики с семенами – красочные из магазина и бумажные кулёчки собственных сборов, надписанные карандашом средней твёрдости (HB). «Приедет Валя, покрасим сарай», – думал дед, ставя чайник и поглядывая в окно на хозяйство. Краску вымыло дождём, и стены сарая вернули себе мягкий серый цвет. Садилось майское солнце, стены золотились, розовели, гасли; дед зажигал лампу. «Экзамены, как же…», – не поверил дед, возвращая телефонную трубку терпеливой работнице сельской почты; был конец июня. Лето пришло и не пришло.
Родители боялись, как бы не спугнуть художественный интерес сына, звонили друзьям и знакомым, и Валентину доставались подработки в театре, на телестудии, в доме моды – копеечные, зато изобилующие лестными отзывами и сулящие частные заказы. Убедившись, что садовые ножницы в руках сына сменились портновскими, а иголкой он орудует столь же ловко, как и секатором, отец восторжествовал победу; мама благосклонно улыбалась. На следующий год Валентин поступил в институт и отправился служить на границу, откуда вернулся юношей в расцвете сил с прекрасной фигурой, чётким овалом лица и решительным взглядом.
Прогулки по подиуму и позирование в свете софитов составили материальное благополучие его студенческих лет, но окончив институт, от также покончил с модельным бизнесом, и перебравшись от родителей на съёмную квартиру, спасительно предался умеренной жизни. Свою репутацию дизайнера-модельера он предпочитал взращивать на почве старинных семейных связей и новых знакомств, которые он водил с причудливой избирательностью. Интуиция редко подводила его, но ошибки стоили дорого.
Изредка – с каждым годом всё чаще – он навещал деда и дом. Они пили коньяк в гостиной, чай на кухне, Валентин что-то рассказывал, дед слушал, похлопывал его по плечу, и они шли в сад. Один раз Валентин приехал с подругой.
Бегство от скандала пришлось на хмурый октябрь, и до конца осени он ни разу не возвращался на место своего крушения, предпочитая общество белок и свиристелей, которых сезонно сменили куропатки и снегири. Зима выдалась основательной: много солнца, много снега и тишины. Хандра увязла в сугробах; гуляя под высокими соснами, пронзающими синее небо, Валентин Нестеров подумывал о будущем. Ближайшее будущее предстало пред ним чередой строителей и специалистов, подвизавшихся отреставрировать памятник старины, в котором он поселился, и приятеля с телевизионного канала. «У нас намечается проект про сады и усадьбы, передача будет выходить дважды в месяц. Ищем ведущего, чтобы публика узнавала и был хорош собою. Ты случайно не смыслишь хоть что-нибудь в садоводстве?».
…Попрощавшись с Катей, Валентин поспешно зашагал к дому, где наскоро собрал всё необходимое и отправился на съёмку, в посёлок недалеко от МКАД. С самого начала он настаивал на том, чтобы съёмки проводились при наилучшем свете, когда солнце начинает клониться к закату. Оператор нервничал, но потом втянулся и с удовольствием фиксировал тёплые блики на лицах, густеющие краски цветов, золотую ауру контражура – даже самый скучный и посредственный фон становился волшебным. Повезло и с сегодняшним вечером.
На обратной дороге (съёмки закончились поздно и Валентин переночевал в Москве) ему повстречалась Полина Адамовна, соседка Кати Тимофеевой. Полина Адамовна и её муж вышли на пенсию и жили в деревне постоянно. Заложив руки за спину, элегантная соседка совершала традиционную прогулку от своего дома до старых домов и обратно; её кошка тревожно следила за прогулкой с высоты забора. Валентин Нестеров встречался с Полиной Адамовной не раз; он знал, что они с мужем поляки, переехали в деревню из Москвы, их дочь живёт в Москве, у мужа болит поясница, а фонарь у Катерины не горит, потому что электрик неправильно настроил реле, надо исправить (обычно эти сведения она излагала собеседнику на втором или третьем этапе знакомства). Он кивнул ей и постарался ехать помедленнее, чтобы не поднимать дорожную пыль. Полина Адамовна кивнула в ответ, взглянув по-особому, со смыслом. Смысл был ему неприятен.