Схватка в воздухе
В самом начале всеевропейской войны у летчиков враждующих сторон еще сохранялось ощущение принадлежности к единому братству. Даже сходясь в поединке, они соблюдали нечто вроде правил рыцарского турнира: не нападали двое на одного, в перерывах между заходами на атаку обменивались приветствиями, а если у противника глох двигатель, прекращали бой. Но эти джентльменские глупости быстро закончились. Грязное и жестокое дело – война. Прекраснодушные чистюли на ней погибают первыми. Те же, кто хочет выжить и победить, вынуждены соблюдать вечные правила драки: когда ты слабее – уклоняться от боя, когда сильнее – использовать свое преимущество сполна.
У пары рекогносцировщиков лейтенанта Шомберга преимущество было даже не двойное, а, можно сказать, трехмерное. Во-первых, по численности; во-вторых, по неожиданности; в-третьих, по высоте. Шансов спастись у русского не имелось. Ни одного. Охота обещала быть недолгой, а добыча легкой.
Карл-Гебхардт испугался лишь одного: аэроплан Лютце и Ремера был ближе к «ньюпору» и мог свалить его с первой же попытки.
Лейтенант Лютце погнал свой «эльфауге», украшенный фигуркой черного дельфина, на перехват. У летнаба унтер-офицера Ремера для воздушного боя было свое собственное техническое изобретение – четырехлапный железный крюк на тросе. Ремер очень ловко кидал его с 15–20 метров. Если везло – срывал пропеллер или ломал мотор. Если не попадал или же просто обдирал обшивку, то бросал снова. Крюк обеспечил экипажу «черного дельфина» одну подтвержденную победу и две предположительных (это когда вражеский аэроплан упал на чужой территории и его обломки не сняты фотокамерой).
От первой атаки «ньюпор» спасся исключительно из-за непоседливости прапорщика Дубцева. После успешного бомбометания он никак не мог успокоиться, всё вертелся на сиденье. Вдруг ему вздумалось проверить, не осталось ли в левом ящике зацепившейся бомбы. Перегнулся, приподнял крышку. Все 25 ячеек были пусты. Но боковым зрением летнаб заметил сбоку, выше, приближающийся силуэт «эльфауге», а за ним, в паре сотен метров, второй.
– А-а-а-а! – заорал Дубцев. – Миша-а-а-а!
– Что?
Пилот обернулся, моментально всё понял и не растерялся – вжал педаль, рванул ручку крена крыльев.
«Ньюпор», чихая мотором, завалился вправо. «Эльфауге» теперь летел параллельным курсом, метрах в тридцати.
– Стреляй, стреляй! – кричал поручик, у него самого обе руки были заняты.
Летнаб стал палить из «браунинга». Но стрельба в воздухе из пистолета – дело неверное. Когда обе машины несутся со скоростью за сотню километров, рассекая встречный поток воздуха, да еще при боковом ветре, из легкого оружия попасть в цель почти невозможно. Смысл в пальбе был только один – не давать гансу приблизиться. Дубцев разглядел свисающий из открытой кабины «эльфауге» крюк и догадался, что это за штуковина.
Немец разочарованно задрал нос и ушел вверх, давая дорогу напарнику, на фюзеляже которого красовался синий дельфин.
Попробует зайти с другого бока, пока мы бодаемся со вторым, сообразил Дубцев и пообещал себе не упускать «черный дельфин» из виду.
Капитан фон Мак готовился к бою. Из хромового футляра, украшенного баронской коронеткой, он достал коллекционный охотничий «ланкастер» 12-го калибра. Любовно погладил приклад, вставил два ребристых патрона для медвежьей охоты. Методика воздушного боя у Карла-Гебхардта была логичная и простая: по крупной дичи из крупного калибра.
Со ста метров барон взял «ньюпор» на мушку и плавно повел ствол за мишенью, как за летящей уткой.
Дах! Дах! – ударили один за другим оба ствола.
Щелкнули эжекторы, выплевывая гильзы. Через пять секунд ружье снова было заряжено.
Первая пуля перебила маслопровод, откуда мелкой капелью полетели мелкие брызги.
– Перетяни! Платком… – Крик пилота перешел в сдавленное мычание. Вторая пуля ударила Сомову в плечо.
Военлет на секунду потерял сознание. Аэроплан сразу зарыскал, завибрировал.
Из далекого далека поручика звали:
– Миша! Миша!
Он встряхнулся. Выпрямился. Стиснув зубы, стал управлять одной рукой.
Прохрипел:
– Замотай трубку!
Летнаб и сам видел, что масло вытекает. Заглохнет мотор – пиши пропало, до своих не дотянуть.
Едва подумал – и будто накаркал. Чертов «Гном» поперхнулся, икнул, затих. Лопасти пропеллера закрутились медленнее, еще медленнее. Встали.
Прапорщик заматывал маслопровод платком. Рядом с его головой в обшивке появились две здоровенные дырки. Немец сажал не то жаканами, не то разрывными. Но это черт с ним, главное, что двигатель снова ожил.
Сомов раскачивался из стороны в сторону, сознание у него наплывало и уплывало волнами. Но рука держала рычаг твердо, в голове стучала одна мысль: только бы перетянуть через линию фронта. Землеходность у «ньюпора» отличная, сядет хоть на пашню.
Тем временем барон фон Мак успел зарядить «ланкастер» в третий раз. Расстояние до русского самолета было метров пятьдесят, чудесный Шомберг вел машину ровно на той же скорости, что летел «ньюпор», – теперь стрелять было так же удобно, как по неподвижной цели.
Можно расколошматить башку пилоту – его круглый шлем так и просился на мушку. Но тогда игра в кошки-мышки слишком быстро закончится. Капитану хотелось растянуть удовольствие. Он прицелился в наблюдателя.
Дах!
Фигурка в кожаной куртке подпрыгнула и обвисла, как тряпичная кукла.
Бравый Шомберг обернулся, показал большой палец.
Не без опаски Карл-Гебхардт оглянулся на поотставший «эльфауге» – не вздумал бы соваться. Но «черный дельфин» покачал синему крыльями, давая понять, что всё видит и не собирается отбирать у товарищей верную победу.
Вдруг рядом с самолетом Лютце-Ремера в воздухе лопнул дымный шар, словно от разрыва снаряда. А между тем зенитной пушке противника здесь взяться было неоткуда! И все же через долю секунды донесся звучный хлопок ближнего выстрела.
Что за чертовщина?
Лейтенант Шомберг повернул голову, которая в гладком шлеме и огромных очках напоминала стрекозью. Его глаза недоверчиво расширились.
– Это еще что?!
Прямо под нижней кромкой облаков плыло какое-то чудище со стеклянной мордой, огромным размахом крыльев и – невероятно! – аж с четырьмя пропеллерами. Хотя монстр был намного дальше «черного дельфина», по сравнению с этой слоновьей тушей «эльфауге» казался мелкой зверушкой.
Увидел махину и раненый поручик Сомов. Оглянулся, закричал:
– «Муромец»! Костик, мы спасены! Уррааа!
Летнаб не ответил.