Глава 5
– Эти маленькие бомбочки содержат по четыреста девяносто калорий каждая, – заметила Кэтлин Грэй.
Я посмотрел на жалкий кусочек у себя на тарелке.
– Вы их переоцениваете, мне кажется.
– Можете мне поверить, – сказала она. – Я работала в таком заведении в Чарльстоне.
Было без четверти восемь вечера. Мы сидели в «Старбакс» на углу Третьей и Восточной Шестьдесят шестой улиц. Особого аппетита мы не ощущали, но Кэтлин заявила, что всегда угощается клубничными пирожным после работы в ожоговом центре. Она уже откусила от него кусочек, сообщив:
– Вкуснятина. С чисто технической точки зрения, это просто клубнично-лимонный овсяный пирог. – Она склонила голову набок и оценивающе поглядела на меня. – Вы точно не хотите попробовать?
Я не хотел, и так ей и сказал.
– Тут имеется еще одно соображение, – добавил я.
– И какое именно? – спросила она.
– Сокращенно это называется КЛОП.
Я отпил глоток кофе и велел себе запомнить тот факт, что уже повстречался с тремя женщинами Кена Чапмена, и две из них одна за другой откомментировали мое поведение как странное. Третьей женщина Чапмена была моя бывшая жена, Джанет, и ее мнение обо мне уже не подлежало никаким пересмотрам.
Кто-то толчком распахнул входную дверь, и порыв ветра внес внутрь добрую порцию дождя, сразу понизив температуру в помещении градусов на десять. Или мне просто так показалось. Кэтлин что-то увидела за моей спиной и захихикала.
– Бариста[4] там с кем-то разговаривает и указывает на вас, – сообщила она. – Думаю, это имеет какое-то отношение к слову «венти».
Я нахмурился и с отвращением замотал головой, буркнув:
– Бариста…
Кэтлин захихикала еще громче. И сделала гримаску – надула губки.
– Какой вы все-таки ворчун! – заявила она.
– Да это просто полное идиотство! – заметил я.
Тут она уже вовсю расхохоталась. А я продолжал свои тирады.
– Все эти модные ресторанчики, они ужасно претенциозные! Только вчера я видел парня, который чуть не помер, отведав какого-то экзотического японского кушанья. А здесь, – я махнул рукой в сторону кофеварочного аппарата, – надо выучить целый новый траханый язык, чтобы просто оправдать свое желание потратить четыре доллара на чашку «джо»[5].
Она засмеялась еще громче.
– Джо? Ох, Боже мой, вы действительно сказали джо? Вы, что, только что выбрались из машины времени, что принесла вас сюда из сороковых годов?
Я подумал, что ей просто понравилось слово «джо», потому что она его целых два раза произнесла, продолжая неудержимо смеяться.
Остальные посетители уже начали на нас оглядываться, но я еще не кончил выступать.
– Гранде! – продолжил я. – Соло! Венти! Доппио![6] Кто такой, черт побери, доппио – один из семи гномов?!
– Да нет же, – почти простонала она. – Это Ворчун – один из семи гномов! – Смех Кэтлин уже прошел точку невозврата – она никак не могла остановиться. Ее щечки стали пунцовыми, глаза превратились в узкие щелочки.
Я снова нахмурился и стал пересказывать ей свой разговор с этой «баристой».
– Все, что я ей сказал, было: «Мне кофе». А она спрашивает: «Какую порцию»? «Обычную», – говорю я. «У нас есть гранде, венти, соло, доппио, короткий и длинный», – говорит она. – Вот вы сказали «четыреста девяносто калорий». Да там же, черт возьми, всего два квадратных дюйма!
Кэтлин ухватилась за стол.
– Перестаньте! – закричала она. – Я сейчас описаюсь!
Когда последний взрыв ее смеха наконец утих, она заявила, что это очень здорово – вот так посмеяться после двух часов, проведенных с больными детьми. Я понял, что она имела в виду. Как бы скверно ни протекала ее жизнь с Кеном, она по-прежнему испытывала чувство вины за то, что ей все же живется лучше по сравнению с ними.
– Мне очень не хочется портить вам настроение, – сказал я, – но мне все же необходимо задать вам несколько вопросов о Кене Чапмене.
Она нахмурилась.
– И это прямо сейчас, когда мы так хорошо тут сидим!
– Я понимаю. Но тем не менее.
– Мне, правда, совсем не хочется про это говорить.
– Я понимаю.
Кэтлин посмотрела на меня и вздохнула.
– Окей, Департамент внутренней безопасности. Давайте, спрашивайте. Что вы хотите узнать?
И мы почти целый час беседовали о ее браке с Кеном Чапменом. Ей было тяжело об этом вспоминать, и к тому времени, когда она высадила меня у гостиницы, где я остановился, мне было отлично видно, что она эмоционально опустошена. Я не стал приглашать ее выпить со мной «стаканчик на сон грядущий», и Кэтлин сама тоже ничего такого не предложила, хотя и спросила, не хочу ли я встретиться с нею на следующий день.
– Завтра День Святого Валентина, – сказала она.
Я ответил, что мне нужно будет кое с кем встретиться, что было истинной правдой. Вообще-то, мне нужно было собрать вещички и ехать в аэропорт, прямо нынче вечером, и это тоже было истинной правдой. Она рассеянно кивнула, словно уже слыхала это и раньше, да и ожидала от меня именно такого ответа.
Чего я ей не сказал, так это того, что у меня был контракт на убийство, который следовало выполнить на следующее утро. Что я ей сказал, так это то, что прилечу завтра же обратно, после этой назначенной встречи, и приглашу ее куда-нибудь на ужин. Когда я ей это сказал, лицо у нее вспыхнуло, как-то осветилось, как у ребенка, получившего рождественский подарок, и она сильно хлопнула меня по плечу.
Тогда я сказал:
– Я позвоню вам завтра на работу где-то около полудня, и мы обговорим все детали.
Час спустя, переодевшись, я уже устраивался на переднем сидении машины. А еще десять минут спустя я уже спал без задних ног. Но перед тем, как заснуть, успел подумать, что Кэтлин Грэй, видимо, самое замечательное человеческое существо, которое мне когда-либо встречалось.