«…Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня – не зная сами! —
Так любите…»
© Светлана Верещакова, 2017
ISBN 978-5-4483-7243-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я погибла в тот день, когда встретила его. С того времени я перестала быть хорошей женой и заботливой матерью. Тогда я не знала ещё, что окажусь на приёме в городском психиатрическом диспансере, что в моих глазах, некогда искрящимися радостью материнства, надолго поселится душевное отчаяние, боль и не проходящая извечная тоска по этому человеку. Не знала, что мне будет дано испытать полноцветную радугу самых различных эмоций и краешком ступни попасть за грань реальности.
…Под серым, затянутым низкими дождливыми облаками, осенним небом я стояла перед закрытой дверью своего дома, смотрела на поблёкшую, местами потрескавшуюся краску на деревянных досках, и мысленно прощалась с местом, где жила моя душа. Именно здесь я разговаривала с Сашей, пыталась расслышать его неясный шёпот, узнавала ответы на все свои вопросы. Здесь, в этих потемневших от печали, старых стенах незримо присутствовал он – тот, которому не суждено было стать моим, но который стал моим вторым «Я», моей неразрывной душой, превратив две разных половинки в одно целое.
Странно, но, не смотря на его уход, где-то внутри меня сейчас существовало слабое, крохотное ощущение надежды, что ничего ещё не кончено, не кануло в небытие, ничего не завершено. Словно эта бесконечная лестница в небо, по которой мы, держась за руки, проходили ступеньку за ступенькой, на самом деле вела в Вечность. В мир, где никогда не умирает любовь.
Отведя прядь волос со лба, я поднялась по старому скрипучему крыльцу и дрожащей рукой вынула ключ из замочной скважины. Мне не было нужды теперь оставаться в нашем городе, потому что без этого человека не могло быть и речи о моeй дальнейшей жизни здесь. Не было его, значит, не было и меня… Ключ утонул в кармане тоненького пальто, мои пальцы на мгновение ощутили холодность металла. Ключ… Сколько раз Саша давал мне его, с надеждой на наше общее будущее. Сколько раз я открывала и закрывала им двери…
Отвернувшись от старого и доброго дома, в котором оставались сейчас мои трепетные воспоминания, мечты и желания, я медленно зашагала прочь. Пронизывающий ветер задувал за небольшой воротник, мне хотелось укрыться от этого холода и сырости, которые нависли над туманной улицей и проникали сейчас в моё тело слишком глубоко. Я не знала, что ждёт меня впереди, в другом месте, но мне непременно хотелось, чтобы там всегда присутствовали свет и покой, и чтобы там было бесконечно тепло…
Глава 1
Равномерный приглушённый гул людских голосов разносился по небольшим залам, залитых солнечным светом. Здесь, в просторном здании городского муниципалитета, проходила книжная ярмарка, которая привлекла многих любителей поэзии, литераторов и мастеров-поэтов. Необычайно приятно было бродить среди высоких стеллажей, беря в руки новенький глянцевый томик чьих-то стихов, и пробегать глазами пронизанные особой трогательностью печатные строчки. Под каждой красочной обложкой таилась чья-то жизнь, неведомые чужие чаяния и разочарования.
Я попала на эту ярмарку совершенно случайно. Увидела в городе объявление и решила заглянуть в её особый мир. Не сказать, чтобы я очень увлекалась поэзией – я любила стихи, и когда-то в юности даже писала их. Любила нескольких классиков, произведения которых были особенно близки моему сердцу. Когда-то я зачитывалась любовными строками Ахматовой и частенько перелистывала зелёный томик Есенина, который был в родительском доме. Несколько стихов я знала наизусть и даже переписала их в свой девичий дневник, чтобы перечитывать в определённые моменты. Но здесь, на книжной ярмарке, в воздухе витал особый дух поэзии, который заставлял восхищаться пленительными строками, берущими за душу.
На одном из стеллажей мой взгляд упал на непритязательный томик со стихотворениями неизвестного мне автора. Рука интуитивно потянулась к книге, на обложке которой виднелось за горными вершинами облачное белое небо. «Артём Любавин» – прочитала я и открыла книгу.
Это были стихи о любви. С первых же слов мой взгляд вцепился в невероятно талантливые строки всех поэтических переживаний. Никогда ещё раньше я не встречала подобных стихов. Они были наполнены непомерной трогательностью, невероятным благолепием перед женщиной, скупыми мужскими слезами разлук и надежд. Здесь, на ярмарке, я пролистала довольно много сборников, но редко кто из авторов оказался способен написать строки вот так, хотя среди прочитанных мной ранее стихотворений встречались весьма талантливые и душевные произведения. В этой книге было всё просто, лаконично, доступно и тоскливо так, что я не могла оторваться. Я читала взахлёб, глотала строчки и снова перечитывала их. Невероятная чистота мыслей и чувств. Перевернув обложку томика, я вгляделась в фотографию Любавина.
На мгновение в моих внутренних ощущениях промелькнуло некоторое удивление, которое сменилось мимолётной досадой. Мне казалось, что такие искренние, такие трогательные и красивые стихи должен писать только очень привлекательный мужчина. Но на меня смотрело на первый взгляд ничем не примечательное лицо. Несколько минут я с интересом рассматривала фотографию, пытаясь понять, что скрывалось за этим обликом. Ведь человек писал настоящие стихи! Отбросив мысли, я снова вернулась к чтению и тут же забыла об автопортрете на обложке. Продолжая постигать невероятную по своей силе любовную лирику, я дошла до раздела «Сумеречная Зона».
В нём находились совершенно другие стихи. Они рассказывали о тюрьме. Испытав вначале лёгкое удивление, я принялась глотать безумно больные строки бывшего арестанта. Здесь тоже присутствовала любовь, но больше было непомерного отчаяния об утраченной свободе. Даже эти творения завораживали и не отпускали от себя. Прочитав несколько, я снова вернулась к фотографии. Автор, безусловно, очень интересен. Я закрыла сборник и решительно направилась к продавцу. Через несколько минут книга Артёма Любавина лежала в моей сумочке.
Ярмарка продолжала жить своей жизнью, среди стеллажей скользили тени покупателей и простых прохожих, заглянувших в наполненный покоем и умиротворением поэтический уголок. За парой столиков сидели авторы, раздавали гостям автографы, мило улыбались и приветливо желали своим читателям всего наилучшего. Направившись к выходу из здания, я поспешила к крыльцу и чуть не упала. Тут же сзади моего локтя мгновенно коснулась чья-то рука, поддерживая меня и не давая рухнуть на пол. Прикосновение было тёплым и осторожным.
– Споткнулись на «Сумеречной Зоне»? – голос звучал тихо, вкрадчиво… и заинтересованно.
Я подняла взгляд и столкнулась с тёмными и пытливыми мужскими глазами. Лицо показалось мне знакомым, но раздумывать над этим было некогда.
– Видел, как Вы читали мои стихи, – добавил незнакомец. – Лирика второго раздела Вам не по душе?
Моментально сообразив, кто сейчас передо мной, я более пристально вгляделась в мужчину. Артёма Любавина нельзя было назвать красивым. Более того, на первый взгляд его внешность разочаровывала. Ничем не примечательное лицо, оттопыренные уши, длинный «грузинский» нос. Однако покрытые сединой виски и красивая форма губ придавали Любавину особый шарм. У него были статные плечи, красивые шея и подбородок, высокие скулы и невероятно притягательные тёмно-карие, почти чёрные, глаза, скрывающиеся за линзами тонкой оправы. Позднее я узнала, как могут эти глаза менять свой цвет, становиться темнее, добрее либо, наоборот, яростнее, откликаясь на каждую мысль и эмоцию своего владельца.
– Вовсе нет, – улыбнулась я. – В моём окружении есть люди, которые сидели в тюрьме, и я совершенно не отношусь к ним предвзято. И Ваша лирика меня здорово зацепила. У Вас бесподобные стихи!
– Спа-си-бо, – он растянул это слово по слогам. – А то я уже запереживал.
В его последней фразе прозвучала ирония. Глаза смотрели на меня с небольшой усмешкой и интересом. Любавин всё ещё продолжал придерживать меня за локоть, но, наконец, спохватившись, убрал свою руку.
– Тогда, до встречи, – тонкие губы его тронула улыбка, Артём повернулся и стал уходить в глубину зала. Я вышла на улицу и поспешила домой.
Мы переехали в этот город совсем недавно. Максиму предложили хорошо оплачиваемую работу, и нам ничего не оставалось делать, как согласиться на это заманчивое предложение. Городок был небольшой и довольно уютный. Единственное, что смущало, – маленькая однокомнатная квартира, в которой нам теперь предстояло жить вместе с Сонечкой. Как могли, мы с Максом потихоньку обустраивали её. Поначалу я очень скучала по старому месту, да и до мамы теперь предстояло добираться далеко. Вскоре я тоже устроилась на удалённую работу в интернете, заказов было много, работодатель основательно нагружала меня, но я всегда находилась дома. Не надо было спешить на производство, я сама была себе хозяйкой и зарабатывала пусть небольшой, но всё-таки доход. Сонечке исполнилось полтора года, Макс трудился, мне тоже не приходилось скучать за компьютером.
На улицах города вовсю хозяйничала осень. Желтые листья приятно шуршали под ногами во время ходьбы – дворники не успевали их убирать, поскольку тёплый октябрьский ветерок снова и снова бросал их на асфальт, будто забавляясь над людьми. Я торопилась в нашуоднушку, и уже вошла во двор, как вдруг услышала рядом с собой прерывистое дыхание. Тут же влажный холодный нос коснулся моих пальцев.
– Иллада, ко мне! – послышался строгий окрик.
Оглянувшись, я залюбовалась белоснежной среднеазиатской овчаркой, которая рассматривала меня вполне доброжелательно.
– Привет, – поздоровалась я с собакой.
Иллада вскинула голову, её розовый язык забавно качнулся, она раскрыла свою улыбающуюся пасть и громко залаяла в ответ. По-видимому, псина приветствовала меня. Её хозяйка, молодая симпатичная и бойкая девушка, подскочила к нам и взяла собаку за ошейник.
– Вы не пугайтесь, Иллада Вас не тронет, – её нежный голосок журчал, словно ручеёк.
– Я не пугаюсь, – улыбнулась я и заметила, – Красивая собака.
– Ой, она уже у меня старенькая, – приветливо тараторила девушка. – Девять лет. А ведёт себя словно щенок. Вот, к прохожим пристаёт. Наверное, Вы ей понравились. Да, Иллада?
Собака подняла голову и теперь улыбалась хозяйке. Её шумное дыхание выдавало общительный и весёлый нрав. На минуту у меня промелькнуло сожаление, что теперь я не держу собак, хотя они всегда присутствовали в моей жизни с самого детства. У нас был свой круг собачников, и это увлечение подарило тогда немало приятных минут общения.
– Меня Агнесса зовут, – послышался голос девушки. – Я вон в том подъезде живу, но что-то раньше Вас не видела.
– Нет, мы часто гуляем с дочкой в соседнем парке, – откликнулась я. – Только я тоже не встречала тебя с Илладой. Я Аля.
– Как? – улыбаясь и удивляясь моему имени, переспросила Агнесса.
Обычно все новые знакомые удивлялись моему имени. На самом деле имя-то было совсем обычным. В паспорте у меня значилось Алина, но имя своё я терпеть не могла, поэтому ещё с юности мои подруги и окружающие домашние прозвали меня Алькой. Не знаю, что взбрело родителям в голову, раз они назвали меня так, но сокращённое Аля мне очень даже нравилось. Максу оно тоже было по душе. Когда мы с ним познакомились, муж тоже стал звать меня Алей.
– Да, необычное имя, – усмехнулась я и добавила, указав рукой на дверь подъезда. – Я вот здесь живу, сорок пятая квартира. Заходите в гости с Илладой, когда будет время. Я практически всегда дома. Мы недавно переехали.
– Обязательно зайдём, – радостно ответила девушка, защёлкнув карабин поводка.
Дома меня встретила радостная Сонечка, которая выбежала навстречу из комнаты. Макс, как всегда, сидел на кухне, которую он называл своим рабочим кабинетом. Поскольку квартира была однокомнатной, то письменный стол, на котором располагался мой компьютер, занимала я. Максиму приходилось работать за своим ноутбуком на кухонном столе, периодически отрываясь от клавиатуры, чтобы приготовить кофе.
Сонечка была нашим поздним ребёнком. Я родила её в тридцать пять лет, перед этим не раз услышав от врачей диагноз «бесплодие». Максу на тот момент исполнился сорок один год.
Рожали мы с мужем вместе. И вовсе не потому, что это теперь модно и современно или соответствует новым тенденциям гинекологии. Меня ждало кесарево сечение, а неделю до операции мы с мужем пролежали в отделении патологии в роддоме в очень дорогой, но комфортной частной палате. Всю беременность я находилась дома в кровати, Максу приходилось ухаживать за мной, стирать и готовить еду.
Помню, как перед назначенным днём родов меня отправили на УЗИ, на пути к которому я умудрилась упасть три раза. В тот день я еле вернулась в палату, поддерживаемая Максом и измученная бесконечным походом во врачебный кабинет. Заведующая отделением, которая вела палату, зашла после весьма испуганная и твёрдо сообщила нам, что больше никаких обследований не будет, а своими падениями я напугала всё отделение. Безусловно, среди этих печально-комических воспоминаний было и много приятных, связанных с ожиданием ребёнка и трогательно-сострадательным отношением ко мне Макса.
В день рождения Сонечки мужа поместили в соседнюю с операционной комнату, а когда родилась наша дочка, малышку положили ему на грудь. С тех пор Макс не расставался с Соней ни на минуту. С самого своего появления на свет она обожала Максима, словно это не я, а он был её мамой, ела с ним из одной тарелки и спала в обнимку. Меня она безумно ревновала к Максу, а я, как ни странно, почти ревновала своего мужа к нашей дочери, понимая, что это нелепо, глупо и смешно. Любая бы жена на моём месте только позавидовала «гиперотцовству» супруга, посвятившему всего себя долгожданному ребёнку. Я принимала этот факт как данность и даже не представляла, что где-то в других семьях мужья могут вести себя иначе.
Годовалая малышка неуклюже уткнулась мне в ноги и обхватила колени своими тоненькими ладошками. Я сняла туфли, подхватила дочурку на руки и прошла в комнату. Соня только недавно научилась делать первые шаги, была ещё довольно неустойчивой в своих попытках преодолевать комнату и больше предпочитала пребывание на руках.
Вся наша жизнь с Максом с момента появления ребёнка в семье, была сосредоточена вокруг Сони. Мы вместе купали её, переодевал и кормил её только Макс. Соня разрешала провести эти процедуры мне лишь изредка. Но вот колыбельные он петь не умел, поэтому в свободное от работы время я неизменно укачивала её на руках перед сном, напевая песню Медведицы из мультфильма про Умку.
Только ближе к ночи, когда уже прошёл ужин, а дочка сладко спала в своей кроватке, я смогла уютно устроиться на диване и раскрыть сборник стихотворений Артёма Любавина.
Его мир снова всецело захватил меня. Многогранность сюжетов и образов не давала точно определить ситуацию самого автора, но чувства, которые Артём выражал в строках, ощущались слишком явственно. Так писать дано было не каждому. В сборнике встречались и совсем простые, на первый взгляд доступные для понимания любого человека, стихотворения. Но Артёма Любавина нельзя было узнать за один раз, как и нельзя, было постигнуть его стихотворные мысли за однократное прочтение.
Вот, и в жизни, как и в его стихах, всё оказалось намного сложнее…