Ленин. Спаситель и создатель. Глава 18. 1905 год и далее (С. Т. Кремлев, 2016)

Глава 18. 1905 год и далее

Через десять лет после окончания последних событий первой русской революции – 9(22) января 1917 года, на собрании швейцарской рабочей молодёжи в цюрихском Народном доме Ленин прочёл доклад о революции 1905 года.

Это тогда Ленин сказал, обращаясь к аудитории: «Мы, старики, может быть не доживём до решающих битв…»

Говоря так, Владимир Ильич ещё не знал, что решающие битвы за пролетарскую революцию предстоят ему буквально завтра – в начавшемся 1917 году. И неведение Ленина образца 1917 года о не им готовящихся событиях 1917 года, показательно само по себе. Показательно постольку, поскольку само по себе доказывает полное отсутствие какой-либо ангажированности Ленина кем бы то ни было.

Но показательно и то, что и как Ленин говорил в 1917 году о событиях 1905 года. Он даже через ряд лет выстраивал не совсем верную схему событий, и не потому, что «темнил» и умалчивал о чём-либо, а потому, что не всё о революции 1905 года, а точнее – о её подоплёке, знал. Даже численность участников Декабрьского восстания 1905 года в Москве он завысил примерно в четыре раза (с реальных 2 тысяч до 8 тысяч у Ленина).

И особо удивляться здесь нечему, если знать, что, как и в 1917 году, не Ленин инициировал события 1905 года!

Он был лишь постепенно вовлечён в них.

Как и в январе 1917 года, в январе 1905 года Ленин не ведал, что начавшийся год станет в России годом битв. Точнее, он видел 1905 год годом битвы за партию, и в декабре 1904 года открыто поставил вопрос о необходимости скорейшего проведения III съезда партии. Но того, что 1905 год может стать годом открытых классовых битв и вооружённой борьбы, Ленин не предполагал.

Не предполагал, потому что не планировал такого развития событий, не ставил их на текущую повестку дня уже в 1905 году!

Уверен, что многие из тех, кто знаком с классической советской трактовкой первой русской революции, прочтя это, удивятся и не поверят, что это так и было. Но это было именно так, и я это покажу!

Причём, как уже было сказано, подлинная картина тех дней не умаляет Ленина, а лишь показывает с другой стороны – не очень привычной…

О революционной хронологии 1905 года будет сказано позже, а пока обратимся к хронологии и к содержанию деятельности лично Ленина в канун и в первые полгода первой русской революции. Это интересно тем, что убедительно доказывает – Ленин и ту революцию не готовил, и её начало застало его, если говорить начистоту, врасплох.

Ну, в самом-то деле! Берём том 47-й Полного собрания сочинений и начинаем внимательно читать письма Ленина с начала 1905 года… О чём они? О лозунгах революции? О методах организации забастовок и демонстраций? О принципах подготовки боевых дружин?…

Да ничего подобного!

Открывает том письмо «товарищу в Россию» от 6 января 1905 года… Обычные, рутинные вопросы, в конце: «…Готовлюсь к сегодняшнему реферату (о рабочей и буржуазной демократии для революционных эмигрантов Женевы. – С.К.). Меньшевики, говорят, решили не приходить…»

Далее – письмо Розалии Землячке… Тоже – ничего особенного: «Получил Ваше сердитое письмо и спешу ответить… Поверьте, что считаться с мнением России я намерен вполне… Если я виноват, что поддаюсь настроению заграничных большевиков, то виноват без вины, ибо Россия дьявольски мало и редко пишет…»[336]

Третье письмо – от 10 января, А. А. Богданову в Петербург: «Сысойке (один из партийных псевдонимов А. А. Богданова, – С.К.) от Ленина личное.

Дорогой друг! Наконец мы начали „Вперёд“ (большевистская газета. – С.К.)… Думаем выпускать еженедельно… Мы уверены, что дело пойдёт хорошо, лишь бы не обанкрутиться. Необходимо 400 frs. (150 руб.) на номер, а у нас всего 1200 frs. Помощь в первые месяцы нужна дьявольски… Не забывайте этого и тащите (особенно с Горького) хоть понемногу… Дальше. Особенно важно теперь сообщить Рахметову (то есть самому Богданову, среди партийных псевдонимов которого был и „Рахметов“. – С.К.) чтобы он налёг всеми силами на организацию литературного сотрудничества из России…»[337]

Как видим, и здесь (и далее в огромном письме) – тоже текущие вопросы. Ленин пишет: «В заключение пару слов об организационном лозунге теперь…»

И какой же следует лозунг – «Даёшь стачку!» или «Все на баррикады!»? Нет, речь о лозунге полного размежевания с меньшевиками… Только этим письмо и интересно, да ещё, пожалуй, тем, что лишний раз выявляет как грустное состояние финансов партии, так и невеликий масштаб её расходов…

В письме членам ЦК Носкову, Красину и Гальперину от 13 января 1905 года Ленин сообщает о своих представителях в третейском разбирательстве – возник конфликт с этими нестойкими большевиками из-за их очередного примирения с меньшевиками…

29 января 1905 года Ленин просит своего корреспондента в Петербурге обругать «хорошенечко» «Рахметова»-Богданова за то, что он прислал в Женеву 2 письма за 30 дней и «ведёт себя как поп Гапон»…[338]

Ага, вот он – шутливый намёк на злобу дня: «как поп Гапон»!

Но это – всё!

8 и 22 февраля 1905 года Ленин адресуется по, опять-таки, текущим вопросам межпартийных связей к лидеру германской социал-демократии Августу Бебелю, (ПСС. Т. 47, с. 11–14), а 15 февраля пишет в Россию С. И. Гусеву («Харитону») о необходимости передачи связей с заграницей молодым перспективным партийцам…

Само по себе последнее письмо интересно, Ильич в нём наставляет Гусева:

«…Помните, что стоит Вам провалиться, и мы на мели, пока Вы не приобрели нам десятка новых, молодых, верных друзей „Вперёда“, которые умеют работать, умеют вести отношения, сумеют переписываться и без Вас. Помните это!! Профессиональный революционер должен создавать в каждом месте десятки новых связей, давать им при себе работу в руки, учить их и подтягивать не поучениями, а работой. Затем ехать в другое место и через месяц-два возвращаться проверять молодых заместителей. Уверяю Вас, что среди нас есть какая-то идиотская, филистерская, обломовская боязнь молодёжи. Умоляю: боритесь с этой боязнью всеми силами»[339].

Для понимая «партийной кухни» это письмо нам полезно, но в нём нет никаких указаний крупному партийному работнику Гусеву насчёт того, как усиливать революционный накал в массах. А ведь Россия уже бурлит после «Кровавого воскресенья» – расстрела царскими войсками мирной демонстрации в Петербурге 9 января 1905 года!

Так оно идёт и дальше: Ленин и в марте, и в апреле 1905 года более всего озабочен созывом III съезда РСДРП, который открылся 12(25) апреля в Лондоне, а не подготовкой восстания в России…

Объективно борьба с меньшевиками внутри партии была тогда действительно не менее важна, чем борьба с непосредственно царизмом, потому что суть была в том, кто возглавит рабочее движение, за кем пойдут рабочие, к кому прислушаются. Перед тем, как форсировать события, надо знать – пора ли их форсировать? Но даже после III съезда ленинские письма наполнены отнюдь не духом немедленных действий. Например, письмо из Женевы в ЦК РСДРП от 28 июля 1905 года Ленин начинает так:

«Дорогие друзья! Необходимо как можно скорее решить 2 следующих вопроса: 1) О Плеханове… 2) О предложении посредничества со стороны МС бюро (Международного Социалистического Бюро. – С.К.)»[340].

Речь здесь о посредничестве, которое предлагал Август Бебель для «примирения» большевиков и меньшевиков, и Ленин далее пишет в том же письме: «Мы не должны сыграть роль дурачков, договариваясь с людьми, которые не вправе и не в силах говорить от имени всего меньшинства».

В конце июля Ленин высылает Владимиру Бонч-Бруевичу «бумажку» о назначении того заведующим партийной типографией в Женеве в письме, имеющем чисто «дежурный» характер. А на следующий день отправляет письмо Луначарскому в Италию – в Виареджо, с просьбой о статьях для газеты – тоже всё текущим образом…

Это – картина, которую мы получаем при знакомстве с перепиской Ленина тех дней.

Знакомство с его тогдашней деятельностью партийного журналиста даёт, на первый взгляд, иную картину, а именно: картину предельной концентрации Ленина на ситуации в России. Однако это – лишь на первый взгляд, Ленин писал тогда много статей, но – не директив.

Тем не менее, перейдём к обзору второй – публицистической ипостаси Ленина в первой половине 1905 года…

3 января 1905 года на Путиловском заводе началась массовая стачка. Ленин тут же откликнулся на неё в № 3 газеты «Вперёд» статьёй «Петербургская стачка»[341].

Статья была готова в печать за день до Кровавого воскресенья 9 января 1905 года.

При первых же известиях о расстреле 9 января Ленин немедленно помещает в том же № 3 «Вперёд» – вместо запланированного в номер «почтового ящика» – небольшую статью «Революция в России». Увы, Ленин в ней выдал желаемое за действительное:

«…Начинается восстание. Сила против силы. Кипит уличный бой, воздвигаются баррикады, трещат залпы, разгорается гражданская война за свободу. К пролетариату Петербурга готовы примкнуть Москва и Юг, Кавказ и Польша. Лозунгом рабочих стало: смерть или свобода!

Сегодняшний и завтрашний день решат многое…

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!»[342]

Ничего этого тогда не было – пролетариат волновался, однако не восставал, и это позднее понял сам Ленин. Формально он относительно потенциала событий в начале 1905 года заблуждался. Но, вообще-то, ошибки гениев нередко в итоге более плодотворны, чем правота глупцов и посредственностей.

По мере прихода новостей из России Ленин обрушивает – иного слова я не подберу, на революционную среду в России серию статей, публикуемых в новой ленинской газете «Вперёд»…

В № 3-м от 11(24) января 1905 года: «Рабочая и буржуазная демократия»; «От народничества к марксизму»; «Наши тартюфы»…

В № 4-м от 18(31) января: «Начало революции в России», цикл «Революционные дни» («Что происходит в России?», «Поп Гапон», «План петербургского сражения», «Царь-батюшка и баррикады», «Первые шаги», «Канун Кровавого воскресенья»)…

Ленин всё ещё пребывает в эйфории, что хорошо доказывает так и не опубликованная тогда его последняя статья из цикла «Революционные дни» – «Битвы на баррикадах». Никаких особых битв на баррикадах в столице не началось, и показательно, что не пошедшая в печать статья заканчивалась словами: «Было даже сообщение, что по баррикадам стреляла артиллерия, но оно, кажется, не подтвердилось».

А 1(14) февраля 1905 года в № 6 газеты «Вперёд» Ленин публикует большую статью «Две тактики», идеи которой через полгода будут развиты в его знаменитой книге «Две тактики социал-демократии в демократической революции»…

8(21) февраля следующий – седьмой, номер «Вперёд» даёт две огромные ленинские статьи с характерными названиями «Должны ли мы организовать революцию?» и «О боевом соглашении для восстания». Ленин призывает Россию к восстанию, он пишет: «Лучше сотня революционных социал-демократов, принявших организацию-план, чем тысяча интеллигентских Тряпичкиных, болтающих об организации-процессе»…

Но призывает Ленин тщетно – восстание в повестке дня тех, кто находится в России, не стоит, а мнение Ленина в расчёт не берётся. Даже в ЦК ему оппонируют сами коллеги, а под влиянием коллег находятся питерские рабочие. Организационно форсировать события в подобных условиях Ленину просто не под силу. Да и относительно сроков возможного восстания Ленин не очень определёнен и не очень радикален.

Тем не менее, события форсируют…

Но кто их форсирует?

В свете того, на чём мы остановимся чуть позднее, крайне интересно, как Ленин оценивал роль и деятельность в первой русской революции некоего Парвуса-Гельфанда. А ещё интереснее динамика этих оценок.

Александр Львович Гельфанд, более известный, как Парвус (1869–1924) был германским социал-демократом, который после II съезда РСДРП примкнул к российским меньшевикам. Особенно близок Парвус был к Троцкому и играл в ходе нарастания революционных событий в России в 1905 году весьма видную роль.

В начале 1905 года активная позиция Парвуса на фоне изначальной вялости меньшевиков получает полное одобрение Ленина. В феврале 1905 года он оценивает как «прекрасную» статью Парвуса в захваченной меньшевиками «Искре», где Парвус советовал «выбросить за борт» дезорганизаторов революции[343].

В апреле 1905 года Ленин цитирует Парвуса, который заявляет, что его якобы «тошнит» от тех, кто не желает организовывать революцию, но тогда же у Ленина уже проскакивает: «Если пустозвон Троцкий пишет теперь (к сожалению, рядом с Парвусом)…», и т. д.?

А в сентябре 1905 года читатели № 18 большевистской газеты «Пролетарий» могли прочесть:

«Парвус зарапортовался до того, что что заговорил о формальном соглашении с освобожденцами – от этой нелепости и от этого позора будут, вероятно, открещиваться даже новоискровцы (меньшевики. – С.К.). Но Парвус только прямее и грубее выразил основную идею новоискровства. Формальная поддержка, предложенная Парвусом, есть лишь неизбежный вывод из той моральной поддержки, которую всё время оказывала новая „Искра“ монархической буржуазии, осуждая бойкот Думы… Парламента у нас ещё нет, а парламентского кретинизма сколько угодно»[344].

В скобках поясню, что речь выше – о так называемой «Булыгинской думе», ублюдочном «высшем законосовещательном представительном органе Российской империи», с проекта которого начались уступки царя народу.

С этого момента имя Парвуса становится для Ленина ругательным, и, как уже сообщалось ранее, в ноябре 1915 году в статье «У последней черты» Ленин написал: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь… до последней черты…» и т. д.[345]

Увы, в начале 1905 года не только (и не столько) авантюризм Парвуса, сколько его провокаторская роль «крота» в русской революции большевиками выявлены ещё не были, в том числе – и Лениным.

Времена-то были тогда, всё же, весьма простодушные – по сравнению с нынешними тотально циничными временами, когда энтузиазм «пушечного мяса» уже не подогревают пышными фразами, а просто вызывают боевыми психотропными стимуляторами. И увидеть за внешней активностью Парвуса, Троцкого и т. д. подлый и циничный расчёт было не так-то просто – чисто психологически…

Пожалуй, здесь же надо сказать вот что…

Анализируя первую русскую революцию, мы всё время должны помнить, что она возникала на фоне настолько же неудачной для царизма, насколько и ненужной для народов России русско-японской войны.

«Война обнажила гнилость царизма», – это не только пропагандистский штамп, но и исторический факт.

Однако и общий общественный фон – безотносительно к войне – уже настоятельно требовал коренных общественных реформ. Самодержавный режим и без того уже не пользовался особой популярностью в стране, если не считать неисправимых реакционеров типа Победоносцева, оголтелых правых помещиков типа Пуришкевича и Маркова-второго и мордатых охотнорядцев из «Чёрной сотни»…

Скажем, великий наш историк Василий Осипович Ключевский (1841–1911) революционером не был – он был умным буржуазным либералом. Но вот что он записал в своём дневнике 7 апреля 1907 года:

«После Крымской войны русское правительство поняло, что оно никуда не годится; после болгарской войны и русская интеллигенция поняла, что она никуда не годится; теперь в японскую войну русский народ начинает понимать, что и его правительство, и его интеллигенция равно никуда не годятся…»[346]

Сказано было зло, и отнюдь не верноподданнически. И так мыслил не один Ключевский…

Однако обниматься на этом основании с либералами Ленин не собирался. В самом начале января 1905 года он в статье «Самодержавие и пролетариат» привёл ряд любопытных фактов относительно полевения российского общества, но предупреждал, что «чем ближе подходит момент революции, чем острее становится конституционное движение, тем строже должна партия пролетариата охранять свою классовую самостоятельность и не позволять топить своих классовых требований в воде общедемократических фраз».

Это – совет и предупреждение народу навсегда!

А далее Ленин писал:

«Возьмите пресловутую резолюцию… земского съезда 6–8 ноября. Вы увидите в ней отодвинутые на задний план и умышленно неясные, робкие конституционные пожелания… Совершенно ясно, что перед вами представители имущих классов, добивающиеся только уступок от Путин… (пардон, у Ленина написано: „от самодержавия“), и не помышляющие ни о каком изменении основ экономического строя…

Возьмите резолюции петербургского банкета инженеров 5 декабря. Вы увидите, что 590 участников банкета, а за ними и 6 000 подписавших резолюцию инженеров высказываются за конституцию, без которой невозможна успешная защита русской промышленности, а заодно уже протестуют против отдачи правительственных заказов заграничным предпринимателям».[347]

Не могу не спросить – ничего не напоминает современному читателю тогдашний протест тогдашнего инженерного отряда русской буржуазии, а? Ведь и сегодня заграничные предприниматели чувствуют себя в российской экономике вполне вольготно.

Но чёрт с ней – с тогдашней и нынешней буржуазией, лучше прислушаемся к Ленину – актуальному и тогда, и сейчас:

«Неужели можно… не видеть, что именно интересы всех слоёв землевладельческой, торгово-промышленной и крестьянской буржуазии составляют подкладку и основу прорвавшихся наружу конституционных стремлений? Неужели нас может сбить с толку представительство этих интересов демократической интеллигенцией, которая брала на себя роль публицистов, ораторов и политических вождей всегда и везде, во все европейские революции буржуазии?..»[348]

Ленин и здесь был прав навсегда! Он не отрицал того, что «пролетариат должен поддержать конституционное движение буржуазии», но предупреждал, что пролетариат должен быть готов к восстанию, «чтобы отвоевать свободу всему народу, чтобы обеспечить рабочему классу возможность открытой, широкой, обогащённой всем опытом Европы, борьбы за социализм»[349].

Так он мыслил в 1905 году, так он мыслил и все последующие годы – вплоть до самого Октября 1917 года. Но реально восстания Ленин не готовил ни накануне 1905 года, ни в течение 1905 года…

12(25) апреля 1905 года в Лондоне открылся III съезд РСДРП, подготовке которого Ленин отдал много сил. На съезд он был избран от Одесского комитета, и брал слово на заседаниях съезда 140 (!) раз.

Активность Ленина не удивительна – на новом съезде партии он настаивал уже через полгода после II съезда. 18(31) декабря 1904 года он писал из Женевы в Киев члену ЦК и старому соратнику Глебу Кржижановскому:

«Дорогой друг! Нам необходимо обстоятельно выяснить вопрос, по которому мы, видимо, расходимся, и я очень прошу передать это моё письмо на обсуждение всех членов ЦК (или Исполнительной комиссии [Исполнительная комиссия была составлена из членов ЦК Кржижановского, Красина и Гусарова. – С.К.]). Расхождение вот в чём: 1) ты думаешь, что возможен мир с мартовцами (Борис [Носков. – С.К.] даже поздравляет с миром! И смех, и горе!); 2) ты думаешь, что немедленный съезд есть расписка в нашем бессилии.

Я убеждён, что ты в обоих пунктах ошибаешься жестоко. 1) Мартовцы идут на войну. Мартов на собрании в Женеве прямо кричал, что-де мы сила. В газете они травят нас и подло подменивают вопрос… Наивно и прямо непозволительно сомневаться в том, что мартовцы ставят себе целью забрать и ЦК таким же пролазничеством, бойкотом и скандалом. Борьба в ними на этой почве не под силу, ибо ЦО страшное оружие и поражение наше неизбежно, особенно ввиду провалов (то есть арестов большевиков. – С.К.)… 2) Съезд докажет нашу силу, докажет, что не на словах только, а на деле мы не допускаем командования всем движением со стороны клики заграничных скандалистов. Съезд нужен именно теперь…

Итак: бросьте наивную надежду мирно работать в такой невозможной атмосфере. Направьте все главные силы на объезды, пусть едет Лань („Лань“ – это сам адресат письма, то есть Г. М. Кржижановский. – С.К.), обеспечьте тотчас окончательно свои комитеты, двиньте затем атаку на чужие и… съезд, съезд не позже января!»[350]

Внимательный читатель может здесь воскликнуть: «Это как же? В сентябре 1904 года Ленин в письме оппоненту – Носкову-„Борису“, утверждал, что хочет мира в партии, а оказывается ещё в декабре 1903 года он в письме доверенному товарищу Кржижановскому заявлял, что надо бросить наивную надежду мирно работать! Как же это понимать?!»

А вот так и понимать!

Ленин всегда вёл прямую линию. Конечно, с годами он научился говорить всегда правду, но не всегда всю правду. И говорить не всю правду тем и тогда, когда этого требовала тактика момента… Особенно это проявлялось в действиях Ленина по отношению к оппортунистам из II Интернационала во время мировой войны.

Но, не забудем, что Ленин в 1903 году давал право Кржижановскому ознакомить с письмом всех членов ЦК, включая меньшевиков, которые, конечно же, осведомили бы Мартова о настроениях Ленина.

Не забудем также, что в том же письме Носкову от 11(24) сентября 1904 года Ленин напоминал, что он «предлагал мир печатно в декабре 1903 г. в своём „Письме в редакцию „Искры““, и „предлагал мир ещё раз официально в Совете партии в январе 1904 года…“

Весь 1904 год Ленин вёл борьбу за съезд, столкнулся с рядом измен вроде измены Красина, с колебаниями типа колебаний „Лани“-Кржижановского или Дубровинского, но в итоге настойчивость Ленина победила – съезд собрался!

Но какой съезд?

Вот то-то и оно!

Если даже на II съезде РСДРП в „мирном“ 1903 году присутствовало более полусотни делегатов, то теперь, в революционном 1905 году, на III съезд в Лондон съехалось 24 делегата с решающим голосом и 14 – с совещательным. И уже эта съездовская „арифметика“ показывает, что многое смешалось в „доме“ РСДРП к весне 1905 года…

С решающим голосом на III съезде присутствовали делегаты от 20 большевистских комитетов: Одесского, Уральского, Саратовского, Полесского, Северного, Тульского, Рижского, Тверского (в конце съезда), Северо-Западного, Самарского, Курского, Николаевского, Петербургского, Орловско-Брянского, Московского, Нижегородского, Воронежского и Кавказского союза (Бакинский, Батумский, Имеретино-Мингрельский)… Присутствовали – с совещательным голосом, делегаты Архангельского и Казанского комитетов, Уральского союза, групп: Екатеринославской, Харьковской, Минской…

Хотя на съезд в Лондон были приглашены все комитеты РСДРП, меньшевики прислали в Лондон лишь ряд наблюдателей. Центральный же Комитет РСДРП в лице его абсолютно про-меньшевистского большинства объявил съезд в Лондоне „незаконным“[351].

Меньшевики отказались от участия в съезде и провели в Женеве свой съезд, в котором участвовали делегаты Петербургской и Одесской групп ЦК, комитетов Смоленского, Харьковского, Киевского, Екатеринославского, Кутаисского и Донского; союзов Донецкого, Сибирского, Крымского, Украинского: периферии Московского комитета и Сормовской периферии[352].

Собственно, это был не съезд, а конференция – всё же в Женеве собрался менее представительный партийный форум, чем в Лондоне.

Но факт остаётся фактом – ленинский III съезд не был общепартийным, и его боевые – действительно боевые, решения не стали общепризнанным руководством к действию для рабочих, и, тем более, для всего волнующегося в России народа.

В извещении о созыве III съезда говорилось:

„Товарищи! Революция началась. Кровь тысяч людей обагрила улицы Петербурга, и клик мести, клик ненависти к правительству убийц пронёсся по всей стране, находя отклик повсюду. Идея свободы и народного правления проникла в широкие массы, мысль о необходимости вооружённого восстания распространяется с поражающей быстротой…“?

Заканчивалось же извещение так:

„…Грозные события надвигаются. Ввиду этого Организационное бюро приступает к делу организации съезда. Если у кого-нибудь всё ещё остались сомнения, законен ли созыв съезда не через центры (то есть – через ЦК и Совет партии, – С.К.), то мы такому товарищу ответим одно: революционные события вызывают к действию революционное право, а оно отрицает практически негодные учреждения. Надо спасти честь партии, спасти дело пролетариата.

Бюро комитетов большинства“[353]

Во всём этом, как и в решениях съезда, чувствовалась ленинская рука – в стиле и текстах, в подходе к делу.

На III съезде были приняты резолюции „О вооружённом восстании“, „О временном революционном правительстве“, „Об отношении к тактике правительства накануне переворота (! – С.К.)“, „Об отношении к крестьянскому движению“, „Об отношении к либералам“ и другие.

В резолюции „О практических соглашениях с социалистами-революционерами (эсерами, – С.К.)“ было признано, что „временные боевые соглашения социал-демократов с организациями социалистов-революционеров в целях борьбы с самодержавием могут быть в некоторых случаях полезными“.

Если бы линия ленинского III съезда стала программой народа, или хотя бы пролетариата, или хотя бы всей РСДРП, вся история России могла бы пойти иначе уже где-то в 1906 году…

Если же кто-либо поинтересуется – почему не в 1905-м? то ответ здесь простой – сам Ленин отнюдь не считал, что события надо форсировать уже в 1905 году.

Да, их надо было готовить, готовя к ним народные массы, но форсировать… К этому Ленин в 1905 году не призывал!

Советская историография давно утвердилась на том, что результатом III съезда стала победа ленинской линии на вооружённое восстание, а отсюда проводится связь с Московским восстанием в декабре 1905 года, с боями на Красной Пресне и т. д.

Всё это так, однако – и не так!

Ниже приведено письмо, которое Ленин в октябре 1905 года написал большевичке Марии Эссен (партийный псевдоним „Зверев“, „Зверь“), уже знакомой читателю. Штатные „историки ЦК КПСС“ не знать его не могли, но не думаю, что они рисковали оценивать его по достоинству. Возможно, впрочем, они и не придавали ему особого значения – ведь надо уметь не только читать, но и осмыслять прочитанное.

Это, меняющее всю схему событий 1905 года, письмо в 1978 году было опубликовано в 47-м томе Полного собрания сочинений на страницах с 99 по 101-ю. Ленин писал из Женевы в Петербург:

„26. Х.05.

Дорогая зверушка!

Получил на днях Ваше длинное письмо. Большое спасибо. Мы очень мало вестей получаем из Питера и листков всяких тоже мало нам шлют…

Насчёт дел в партии, мне кажется, Вы немного преувеличиваете в пессимизме… Страшен сон, да милостив бог. С таким гигантским движением, как теперь, ни единому ЦК в мире при нелегальной партии не удовлетворить и ¹/₁₀₀₀ доли запросов… Хорошая у нас в России революция, ей-богу! Надеемся скоро вернуться (множественное число подразумевает – вместе с Крупской. – С.К.) – к этому идёт дело с поразительной быстротой…

Насчёт разногласий Вы как будто тоже преувеличиваете. Я здесь не замечаю никаких разногласий „Пролетария“ с ЦК. Время восстания? Кто возьмётся его определить? Я бы лично охотно оттянул его до весны и до возвращения маньчжурской армии, я склонен думать, что нам вообще выгодно оттянуть его. Но ведь нас всё равно не спрашивают (жирный курсив мой. – С.К.). Возьмите теперешнюю грандиозную стачку!“[354]

Ну, и где здесь курс на скорое восстание? А ведь это уже конец октября 1905 года – до вспыхнувшего в конце 1905 года Декабрьского восстания остаётся чуть больше месяца!

Ленин, как видим, не склонен одобрять даже затею с Всероссийской политической стачкой, начавшейся 8(21) октября 1905 года, прямым результатом которой стал Высочайший манифест о даровании гражданских свобод и придании Государственной думе законодательных полномочий.

Странно?

Да вообще-то, не очень…

Ленин всегда нацеливал революционеров на активные действия, но тащить морковку за ботву, чтобы она скорее выросла, Ленин никогда не призывал.

Посмотрим – о чём он писал в последние полгода перед революцией, то есть, во второй половине 1904 года?

В августе 1904 года отдельным листком и брошюрой выходит обращение Ленина „К партии“, где он пишет, что „война, кризис, голод и безработица со стихийной неизбежностью подрывают корни самодержавия“, и что „позорный конец позорной войны не так уж и далёк“.

Заметим, что Ленин предсказал позор сдачи Порт-Артура за почти полгода до факта, как и более поздние Мукден и Цусиму! И из всего этого Ленин делал вывод о том, что „революционное возбуждение… потребует от социал-демократии колоссальной работы, страшного напряжения сил, чтобы организовать решительную последнюю борьбу с самодержавием“[355].

Это пока – общие рассуждения, а в практическом плане Ленин настаивает на скорейшем новом съезде партии, и заранее обдумывает свою тактику на съезде – вспомним его письмо „Папаше“ Литвинову.

22 декабря 1904 года (4 января 1905 года) в огромной статье „Самодержавие и пролетариат“, опубликованной в газете „Вперёд“, Ленин уже более конкретен:

„Россия переживает новую волну конституционного движения. Современное поколение не видало ещё ничего подобного теперешнему политическому оживлению. Легальные газеты громят бюрократию, требуют участия народа в государственном управлении, заявляют о необходимости либеральных реформ… И хотя пролетариат сравнительно мало участвует в наиболее парадных и торжественных проявлениях либерального движения, …по всему видно, что рабочие рвутся на широкие народные собрания и на открытые уличные демонстрации…

Рабочий класс ставит себе величайшие, всемирно-исторические цели: освободить человечество от всяких форм угнетения и эксплуатации человека человеком… Для пролетария борьба за политическую свободу и демократическую республику в буржуазном обществе есть лишь один из необходимых этапов в борьбе за социальную революцию…

Развитие политического кризиса в России всего более зависит теперь от хода войны с Японией… Военный крах неизбежен, а вместе с ним неизбежно и удесятерение недовольства, брожения и возмущения.

К этому моменту должны мы готовиться со всей энергией. В этот момент одна из вспышек, которые всё чаще повторяются то здесь, то там, поведёт к громадному народному движению. В этот момент пролетариат поднимется во главе восстания, чтобы отвоевать свободу всему народу, чтобы обеспечить рабочему классу возможность открытой, широкой, обогащённой всем опытом Европы, борьбы за социализм“[356]..

Без цитирования просто уведомлю читателя, что в том же номере „Вперёд“ от 22.12.1904 (04.01.1905) года Ленин опубликовал и статью с ироничным названием „О хороших демонстрациях пролетариев и плохих рассуждениях некоторых интеллигентов“.

Не проходит и недели, и 9 января 1905 года входит в историю как Кровавое воскресенье, что сразу удесятеряет недовольство, брожение и возмущение в российском обществе.

Ленин окликается на это циклом „Революционные дни“, о котором я упоминал, как и о более ранней статье „Петербургская стачка“. Теперь публицистика Ленина касается как начинающейся русской революции, так и подготовки партийного съезда. Ленин пишет статьи „Новые задачи и новые силы“, „Освобожденцы и новоискровцы, монархисты и жирондисты“, „Бесконечные отговорки“, „Общий план работ и решений III съезда РСДРП“, „Кого они хотят обмануть?“, „Об уличной борьбе (советы генерала Коммуны)“ – предисловие к мемуарам военного деятеля Парижской Коммуны Клюзере, „Проделки бонапартистов“, „С больной головы, да на здоровую“, „Конституционный базар“ – о так называемой „Булыгинской думе“…

Одни названия статей и их количество говорят сам за себя!

Наконец, в Лондоне начинается III съезд РСДРП, ленинские материалы которого занимают более 100 страниц в 10-м томе Полного собрания сочинений. Ленин немало говорит там о вооружённом восстании, но – очень взвешенно, без шапкозакидательства.

Характерна в этом отношении его речь по вопросу о вооружённом восстании, произнесённая 16(29) апреля 1905 года. Сказав, что он значится „самым непримиримым“, Ленин пытался примирить тех, кто относился к идее восстания скептически и тех, кто считал его неизбежным. Ленин резонно замечал, что многое зависит от многого, но особо настаивал пока что на накоплении практического опыта городской вооружённой борьбы, для чего необходимо было, по мнению Ленина, образование особых боевых групп[357].

Ленин настроен решительно, однако не требует немедленного восстания, он лишь настаивает на его планомерной подготовке. И резолюция III съезда была принята в, фактически, ленинской редакции.

Было констатировано, что пролетариат призван сыграть в революции решающую роль, если будет сплочён „под знаменем социал-демократической рабочей партии“; что „движение уже привело к необходимости вооружённого восстания“…

Съезд поручил всем партийным организациям „выяснять пролетариату путём пропаганды и агитации“ значение восстания и массовых политических стачек, и „принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооружённого восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников“[358].

Интересно в этом смысле позднейшее, записанное в эмиграции, свидетельство крупнейшего кадета Павла Милюкова: „То, что Ленин уже в мае смело поставил на первую очередь, для меньшевиков оставалось тогда за горизонтом практической политики“[359].

Но вот в чём незадача – вопрос о вооружённом восстании поставил Ленин… О необходимости участия социал-демократов в будущем революционном – пусть и буржуазном, правительстве говорил Ленин… А практическое движение оседлали меньшевики и эсеры.

Так, в Петербургском Совете активные роли играли не только известные в РСДРП „внефракционный“ меньшевик Троцкий и меньшевик Парвус, но и некто Хрусталёв-Носарь [1877(9?)-1918(9?)]. Фигура последнего настолько же любопытна, насколько и темна, так что остановиться на ней не помешает.

Георгий Степанович Носарь, принявший имя Петра Алексеевича Хрусталёва, одного из рабочих депутатов правительственной согласительной комиссии Шидловского, был беспартийным помощником присяжного поверенного, примкнул к меньшевикам и пользовался у рабочих большой популярностью[360].

Даже в июле 1906 году Ленин в статье „Об организации масс и о выборе момента борьбы“ отзывался о „товарище Хрусталёве“ уважительно и, имея в виду статью Хрусталёва писал: „Нам нет надобности говорить о том, что имя автора статьи служит гарантией его ближайшего знакомства с вопросом. Все петербургские рабочие знают это…“[361]

Ещё бы! Именно Носарь в октябре 1905 года стал первым председателем Петербургского Совета рабочих депутатов.

27 ноября 1905 года по распоряжению председателя комитета министров Витте Носарь был арестован по делу Петербургского Совета, предан суду и сослан в Сибирь. Из ссылки бежал за границу, весной 1907 года в числе других представлял с решающим голосом Петербургскую организацию РСДРП на V (Лондонском) съезде, требовал там образования „широкой рабочей беспартийной партии“…

Последнее было, как минимум, белибердой, а как максимум – провокацией. И в апреле 1907 года Ленин в статье „Ларин и Хрусталёв“ уже оценивал линию Хрусталёва как „уничтожение с.-д. рабочей партии“[362].

Но тогда Владимир Ильич ещё пытался оставаться в рамках товарищеской дискуссии. Позднее же имя „Хрусталёва“ в статьях Ленина упоминалось уже исключительно в негативном смысле.

Носарь вступил в борьбу с Лениным с позиций ликвидации нелегальной партии, а в 1909 году от политики отошёл и занялся тёмными финансовыми махинациями. После начала Первой мировой он войны вернулся в Россию, а после Октября 1917 года занялся активной контрреволюцией на Украине, поддержав вначале „гетмана“ Скоропадского, а затем и Симона Петлюру…

То ли в 1918-м, то ли в 1919-м году Носаря расстреляли[363].

Стремительное выдвижение в 1905 году краснобая-адвоката Носаря на авансцену революции – куда там было тогда Ленину до популярности в массах этого „рабочего Хрусталёва“! – хорошо показывает неоднозначность тех дней. Увы, они были напичканы провокацией, как филипповская сайка изюмом.

Причём эта провокация исходила, как я догадываюсь, не из недр простоватой русской охранки, а из намного более изощрённых структур возникающего элитарного Золотого Интернационала.

Да, как и все остальные революции в мире до этого, первую русскую революцию – особенно в её столичной „ипостаси“, возглавили не столько политики большинства типа Ленина, сколько политиканы типа Троцкого, Парвуса, Носаря, Аксельрода и Дана…

О буржуазных либералах уже не говорю!

Так было и позже – в Феврале 1917 года, и лишь Октябрь 1917 года стал результатом энергии подлинно пролетарского вождя Ленина.

К началу лета 1905 года наметилось соглашение либералов с царём, и Ленин откликается на это статьёй „„Революционеры“ в белых перчатках“, где пишет:

„Нам не хотелось бы брать на себя роль Кассандры (дочь троянского царя Приама, обладавшая даром прорицания, которой, однако, не верили. – С.К.). Не хотелось бы пророчествовать смешной и постыдный конец русской революции. Но мы обязаны прямо и открыто говорить рабочим, говорить всему народу: дело идёт к такому концу. Конституционная якобы демократическая партия (речь о начавшей тогда оформляться партии кадетов, – С.К.) и все эти господа освобожденцы ведут именно к такому, а не к другому концу. Не обманывайтесь треском и звоном радикально-освобожденческих речей и земских резолюций. Это – размалёванные кулисы для „народа“, а за кулисами идёт бойкая торговля…“[364]

И тут пришло известие о восстании на броненосце „Князь Потёмкин Таврический“ 14(27) июня 1905 года. Это известие очень взволновало Ленина. Он посылает в Одессу – для связи с командой „Потёмкина“, Михаила Васильева-Южина, дав тому – по воспоминаниям Южина – следующие инструкции:

– Постарайтесь попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделал десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки… Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян…

Затем Ленин перешёл к необходимости захвата всего остального флота и заявил:

– Я уверен, что большинство судов примкнёт к „Потёмкину“… Тогда немедленно высылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию…

– Вы серьёзно считаете всё это возможным? – вырвалось у Южина.

– Разумеется, да! Нужно только действовать решительно и быстро. Но, конечно, сообразуясь с положением, – ответил Ленин[365].

Этот малоизвестный эпизод лета 1905 года интересен не только сам по себе… Он доказывает, что Ленин был тогда как натянутая струна, или, точнее – как хорошо настроенный инструмент, готовый отозваться на любой верный звук.

Увы, как оказывалось раз за разом, или верный звук был слабым и замирал, не долетев до инструмента, или звук был фальшивым, неверным…

Тот же Черноморский флот обладал потенциалом всеобщего восстания. Когда эскадра адмирала Чухнина вышла на перехват „Потёмкина“, стрелять по мятежному кораблю не стал никто, а броненосец „Георгий Победоносец“ и два миноносца выбросили красные флаги и присоединились к „Потёмкину“. Чухнин от греха подальше увёл эскадру обратно в Севастополь.

Но как раз той решительности, к которой призывал Ленин, а прежде всего – необходимого политического сознания, матросам и не хватило. Политическая реальность заключалась именно в этом. Россию надо было вначале распропагандировать, и уж потом поднимать на восстание… Однако её преждевременно бунтовали эсеры с одной стороны, и сбивали с толку меньшевики с другой стороны…

Только ли по политическому недомыслию эсеры и меньшевики выступали как провокаторы? Или они уже тогда выполняли социальный заказ их буржуазных иностранных нанимателей?

Так или иначе, но большевики оказывались в 1905 году в меньшинстве, поскольку не имели скрытой тёмной поддержки, которую имели эсеры и меньшевики.

В июне-июле 1905 года Ленин пишет свои знаменитые „Две тактики социал-демократии в демократической революции“, и в июле 1905 года эта его работа издаётся в Женеве Центральным Комитетом РСДРП отдельной книгой.

„Две тактики…“ не сделали тогда реальной политической „погоды“, но оказались книгой „на вырост“. То, что написал Ленин летом 1905 года не устаревало весь последующий период революционной работы боевой части российских социал-демократов, то есть – большевиков, до самого Октября 1917 года!

Более того! В своих основных выводах эта работа Ленина злободневна и сегодня! Ленин дал в ней чёткий развёрнутый анализ того, что и почему происходит в России, с выводами относительно того, как надо идти к победе народной революции.

И недаром последнюю, заключительную часть своей книги Ленин назвал „Смеем ли мы победить?“ Вопрос актуальный и сегодня, прямо обращённый к современным коммунистам!

Ленин писал в „Двух тактиках…“:

„Дешёвые истины житейской (и „политической“ в кавычках) мудрости… слишком часто прикрывают непонимание насущных, наболевших нужд партии… Надо знать конкретно, чем страдает данное движение в данный момент, в чём теперь заключается реальная политическая опасность для партии…

Факт тот, что не только не увлекаются у нас чересчур задачами восстания, делом руководства всей народной революции, а наоборот, отсталость именно в этом отношении бьёт в глаза… Вы найдёте ничтожный процент групп и кружков, сознавших задачи вооружённого восстания, приступивших к выполнению их…“[366]

С горечью и гневом писал он о позиции лидера II Интернационала Бернштейна с его лозунгом: „Движение всё, цель – ничто“, и о меньшевистских „новоискровских“ адептах этого подлого лозунга:

„Экономисты заучили, что в основе политики лежит экономика, и „поняли“ это так, что надо принижать политическую борьбу до экономической…, до уровня буржуазной умеренности…

Кто принижает задачи политической борьбы, тот превращает социал-демократа из народного трибуна в секретаря тред-юниона (соглашательские английские профсоюзы. – С.К.). Кто принижает пролетарские задачи в демократической буржуазной революции, тот превращает социал-демократа из вождя народной революции в вожака свободного рабочего союза…“[367]

А как актуально звучат слова Ленина, сказанные им в 1905 году, но обращённые в возможное завтра России уже XXI века:

„Никогда масса народа не способна выступать таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции. В такие времена народ способен на чудеса, с точки зрения узкой, мещанской мерки постепеновского прогресса. Но надо, чтобы и руководители революционных партий шире и смелее ставили свои задачи в такое время, чтобы их лозунги шли всегда впереди революционной самодеятельности массы, служа маяком для неё, показывая во всём его величии и прелести наш демократический и социалистический идеал, показывая самый прямой путь к решительной победе.“[368]

Эти слова и сегодня будет полезно осмыслить и партийным лидерам, и народной массе…

А как хорошо и, опять-таки, актуально сказал Ленин дальше:

Предоставим оппортунистам… сочинять из страха перед прямым путём обходные, окольные, компромиссные пути. Если нас силой заставят волочиться по этим путям, мы сумеем исполнить свой долг и на мелкой будничной работе. Но мы окажемся изменниками и предателями революции, если мы не используем этой праздничной энергии масс и их революционного энтузиазма для решительной и беспощадной борьбы за прямой и решительный путь…

Слов нет, в бурное время больше опасностей угрожает нашему партийному кораблю, чем при тихом плавании либерального прогресса… Слов нет, задачи революционно-демократической диктатуры в тысячу раз труднее и сложнее, чем задачи крайней оппозиции и одной только парламентской борьбы…»[369]

Но Ленин мог воздействовать на ситуацию лишь доводами – с расстояния от Женевы до Питера, а на расстоянии вытянутой руки в Питере орудовали носари и парвусы…

Пока же…

Пока всё идёт в Женеве так, что Ленин (Ленин!) жалуется (!!) в письме Анатолию Луначарскому от 2 августа 1905 года:

«Дорогой Ан. Вас.! Вчера я отправил Вам „деловое“ письмо… Сегодня хочется побеседовать вне текущих делишек.

Плохое настроение у нашей публики в Женеве. Я удивляюсь часто, как немного нужно, чтобы люди, не вполне самостоятельные и непривычные к самостоятельной политической работе, падали духом и кисли.

А киснут у нас женевские большевики отчаянно. Борьба идёт серьёзная, III съезд вовсе не кончил её, разумеется, а только открыл новую фазу, искровцы (меньшевики. – С.К.) подвижны и суетливы, беззастенчивы по-торгашески, искушённые долгим опытом демагогии, – а у наших преобладает какая-то „добросовестная глупость“ или „глупая добросовестность“. Не умеют бороться сами, неловки, неподвижны, неуклюжи, робки…

Милые ребята, но ни к дьяволу негодные политики. Нет у них цепкости, нет духа борьбы, ловкости, быстроты. Вас. Вас. крайне типичен в этом отношении: милейшая личность, преданнейший работник, честнейший человек, он, я боюсь, никогда не способен стать политиком. Добёр он уж очень, – даже не верится, что „Галёркины“ брошюры писаны им. Боевого духа он не вносит…»[370]

«Вас. Вас.» – это тот самый старейший партийный литератор «Галёрка» – «Ольминский»-Александров, будущий участник Октября, в свои последние годы член дирекции Института Ленина… Но беда была не столько в настроении действительно хандрившего Ольминского – устал сам Ленин! В России события, а он – вдали от событий, и пока выехать в Россию не может.

В Швейцарии в разгаре лето, пока есть возможность – надо отдохнуть, что Ленин и делает. Но «отдых» это был, конечно, относительный, поскольку Ленин, как всегда, много писал, да и не очень-то этот «отдых» удавался, и Владимир Ильич продолжает:

«Какой-то дух нытья царит, и меня (я всего три недели на даче и езжу в город на 4–5 часов по три, а то и по четыре раза в неделю!) все упрекают, что у них дело не ладится, что меньшевики бойчее и т. д. и т. п.!!

А наш ЦК, во-1-ых, тоже не очень-то „политик“, тоже добёр слишком, тоже страдает недостатком цепкости, оборотливости, чуткости, неуменьем политически использовать каждую мелочь в партийной борьбе. А, во-2-ых, он выспренно презирает заграницу и всех лучших людей упорно не пускает сюда или берёт отсюда. И мы оказываемся здесь, за границей, позади. Недостаёт фермента, толчков, импульсов. Не умеют люди действовать и бороться сами. Некому влить дух бодр, поставить вопрос принципиально, уметь подняться над женевским болотом повыше… И дело страдает. В политической борьбе остановка есть смерть…»

Ленину – тридцать пять, Луначарскому – и вовсе тридцать… Молодые, крепкие, не обделённые умом, энергией и обаянием мужики… Их намного менее удалые (а то и вовсе неудалые) сверстники благополучно делают в царской России карьеру, процветают, живут, а тут…

Пушкин писал с горечью:

Н-да…

Впрочем, Владимир Ленин – не Евгений Онегин, и хандра – это на время написания письма умному другу, а впереди ждут дела.

В России – 1905 год, и время не ждёт…

Другое дело – ждёт ли время Ленина, ждёт ли его в 1905 году Россия? Это ведь непраздные и неслучайные вопросы! Поставить их вынуждает объективный анализ тех дней…

Да, сегодня, с отдаления в сто десять лет, просто диву даёшься – как странно развивалась первая русская революция… Скажем, в докладе 9(22) января 1917 года о революции 1905 года, который Ленин сделал в цюрихском Народном доме на собрании швейцарской рабочей молодёжи, он развернул впечатляющую картину бурлящей России именно в 1905 году, но…

Но это была и не очень понятная картина.

Так, крестьяне волновались в трети уездов, сожгли до 2 тысяч помещичьих усадеб, но это затронуло лишь одну пятнадцатую часть общего количества дворянских усадеб…

А что же остальные две трети уездов?

В 1917 году Ленин отмечал, что в начале 1905 года влияние РСДРП в России было незначительным, но стало быстро возрастать. Ленин говорил – в 1917 году, уже после событий:

– До 9 января 1905 года революционная партия России состояла из небольшой кучки людей… Несколько сотен революционных организаторов, нисколько тысяч членов местных организаций, полдюжины выходящих не чаще раза в месяц революционных листков… Однако в течение нескольких месяцев картина совершенно изменилась. Сотни революционных социал-демократов «внезапно» выросли в тысячи, тысячи стали вождями от двух до трёх миллионов пролетариев. Пролетарская борьбы вызвала большое брожение в глубинах пятидесяти – стамиллионной крестьянской массы…[371]

И при таком, вроде бы, росте активности, которая не возникает на пустом месте, налицо была несклонность «тысяч вождей» следовать тактике Ленина и последовательно готовить миллионы пролетариев к будущему массовому восстанию.

Жандармский генерал Александр Спиридович в разногласиях в РСДРП обязан был разбираться по долгу службы… И порой неплохо разбирался. В эмиграции Спиридович опубликовал свой собственный, так сказать, «краткий курс» истории большевизма, где о 1905 годе писал так:

«По почти всем злободневным вопросам большевики расходились с меньшевиками и вели ожесточённые распри. Большевики признавали, что революция упёрлась в восстание, и агитировали за его подготовку, и, чтобы не растрачивать понапрасну сил, были против всяких незначительных выступлений; меньшевики же находили, что восстание неизбежно, но… находили громадную пользу в частных уличных выступлениях…»[372]

Рабочие в 1905 году были революционизированы в России прежде всего жестокостью и тупостью царизма, давшего народу Кровавое воскресенье и кровавую русско-японскую войну. Сама жизнь требовала организации, а организацию могла дать лишь РСДРП. При этом в РСДРП боролись друг с другом «две тактики»…

Вспомним, что на III съезд меньшевики не поехали, меньшевистские делегаты заявили, что в Лондоне собирается не партийный съезд, а «большевистский», и бойкотировали его – почему решения съезда и базировались на ленинских подходах. Меньшевики провели вместо съезда конференцию, и резолюция меньшевистской конференции «О вооружённом восстании» отличалась от резолюции III съезда так же, как витиеватый меньшевизм Мартова и Дана отличался от деловитого большевизма Ленина.

И это при том, что Петроградский Совет находился под контролем меньшевиков Носаря, Парвуса, Троцкого…

Меньшевики заявили, что возможность подготовки восстания «конспиративно-организационными средствами исключается уже одной слабой организованностью передовых слоёв пролетариата», и что «благоприятные условия для победоносного восстания создаются прежде всего непрекращающимся брожением в массах…»

Чего здесь было больше – сознательной провокации, или политического идиотизма? судить не берусь. Но задам читателю задачку: угадать, кто был в 1905 году за участие в буржуазном временном революционном правительстве в случае его образования – большевики или меньшевики?

Неверный ответ: меньшевики!

Но как же так?!

В 1917 году Ленин сразу же заявил: «Никакой поддержки Временному правительству!», а меньшевики в него вошли. Почему же в 1905 году меньшевики были против участия в возможном революционном правительстве, а Ленин в 1905 году был за участие в нём?

Да потому что Ленин был гением революции, её вождём, а носари, троцкие, парвусы и мартовы с данами и аксельродами – кретинами от революции в лучшем случае, а в худшем – провокаторами внутренних и (или) внешних антиреволюционных сил.

В 1905 году Ленин убеждал товарищей по партии, что в разгаре первой в России революции главное – свергнуть самодержавие и образовать пусть и буржуазное, но республиканское правительство, в которое могут войти пролетарские революционеры, чтобы влиять на развитие революции изнутри правительства.

А в 1917 году самодержавие уже было свергнуто, у народной массы был опыт первой революции, к тому же реальное Временное правительство отказалось немедленно и в интересах народа решить вопрос вопросов – вопрос о мире!

В 1917 году идеи Ленина стали быстро овладевать массой, а в 1905 году голос Ленина звучал ещё слабо, издалека, и намеренно заглушался меньшевистско-эсеровским «непрекращающимся брожением в массах»…

19 сентября 1905 года в Москве началась забастовка печатников, был образован Совет депутатов полиграфских рабочих из 500 человек с исполнительной комиссией из 20 человек. Москвичей поддержали питерские коллеги, а 7 октября началась забастовка на Московско-Рязанской дороге. Через день бастовал весь Московский железнодорожный узел. В Москве появляются первые боевые дружины…

С 10 октября начинаются баррикадные стычки рабочих с полицией в Екатеринославе, Харькове и Одессе…

13 октября образуется «Общегородской Совет рабочих депутатов города Петербурга» из 562 депутатов во главе с Носарём, а отдельные выступления перерастают во Всероссийскую политическую стачку, в которой участвует более миллиона промышленных рабочих, железнодорожников, почтовиков и других трудящихся[373].

Кто-то ведь всё это подталкивал, организовывал…

Кто-то этим руководил…

Кто-то, но – не Ленин.

Владимира Ильича в этот момент раздирали, надо полагать, тяжёлые сомнения… Не будучи Шекспиром, я не склонен пускаться в психологические изыскания, а сужу о состоянии Ленина по ленинским же текстам.

Напомню, что в письме Марии Эссен от 26 октября 1905 года он писал с горечью: «Нас всё равно не спрашивают. Возьмите теперешнюю грандиозную стачку!».

Здесь налицо несогласие с форсированием событий.

Однако, получив 29 сентября (12 октября) первые же сообщения зарубежной прессы о российской стачке, Ленин 4(17) октября публикует в № 21-м газеты «Пролетарий» большую статью «Политическая стачка и уличная борьба в Москве». И в статье он стачку воспринимает с энтузиазмом. А при этом явно страдает и от того, что сведения из России «очень скудны», и от того, что его публицистика неизбежно отстаёт от бурно меняющейся обстановки.

Ленин пишет:

«Как бы ни кончилась вспышка восстания в Москве, революционное движение… запасётся новыми силами. Допустим даже, что царские войска празднуют теперь в Москве полную победу, – ещё несколько таких побед, и полный крах царизма станет фактом… Допустим даже, что завтрашняя почти принесёт тяжёлую весть: вспышка восстания ещё раз подавлена. Мы воскликнем тогда: ещё раз – да здравствует восстание!»[374]

Сложно сказать, кого здесь Ленин ободряет больше – пролетариев России, или себя самого?

Однако и тут всё не очевидно!

В реальном масштабе времени Ленин в оценке событий 1905 года был нередко не то что бы неточен, но попросту ошибался.

А в историческом масштабе времени?

Ведь чересчур оптимистичные для октября 1905 года, пренебрежительно воспринимаемые где-нибудь этак году в 1911-м, эти ленинские слова окажутся пророческими уже через двенадцать лет после того, как были написаны!

Что такое двенадцать лет в масштабах истории? Даже не миг! Так что не будет натяжкой сказать, что с точностью до мига истории Ленин был в октябре 1905 года прав, а его оппоненты попадали пальцем в небо.

Впрочем, пока что оппоненты ликовали – 17 октября был обнародован царский манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором народу были обещаны «незыблемые основы гражданской свободы: действительная неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов».

Было обещано народное представительство в лице Государственной думы, обладающей законодательными правами… Лондонская «Таймс» сообщила: «Народ победил. Царь капитулировал. Самодержавие перестало существовать».

Либералы ликовали, возникала партия «октябристов» – «Союз 17 октября», провинциальные гимназистки и гимназисты были полны ажитации, но…

Но, как свидетельствует в своих воспоминаниях тогдашний военный министр А. Ф. Редигер (1953–1920), уже 18 октября «семёновцы (гвардейцы Семёновского полка. – С.К.) на Загородном должны были прибегнуть к оружию».

Тот же Редигер пишет, что «город, даже в центральных его частях, представлял тогда довольно жуткую картину: движение на улицах замерло, вечером всё погружалось во мрак, по улицам ходили патрули и разъезды»[375].

А кадет Павел Милюков писал в мемуарах, что великий князь Николай Николаевич с револьвером в руке вынудил царя подписать этот манифест, и даже Милюкова этот «конституционный» шаг царя не обманул[376].

Милюков, впрочем, был от двора далёк и пользовался, конечно же, слухами. Но вот что рассказал Редигеру свидетель более достоверный – министр императорского двора барон Фредерикс. Ещё 16 октября было колебание между военной диктатурой с назначением диктатором великого князя Николая Николаевича и дарованием конституции. К завтраку 17 октября был приглашён великий князь Николай Николаевич, который предварительно зашёл к Фредериксу, сказав ему: «Надо спасти государя! Если он сегодня не подпишет Манифеста, то я застрелюсь у него в кабинете! Если я сам этого не сделаю, то обещай застрелить меня!»[377]

Стреляться дяде царя не пришлось – Николай подписал манифест.

Мог ли обмануться царскими «щедротами» Ленин? Он тут же откликнулся на новость из Питера статьёй «Первая победа революции», где, цитируя «Таймс», писал, что «уступка царя есть действительно величайшая победа революции, но эта победа далеко ещё не решает дела свободы. Царь далеко ещё капитулировал. Самодержавие вовсе ещё не перестало существовать. Оно только отступило…»[378]

Конечно же, Ленин был прав.

ЦАРСКИЙ манифест содержал и ещё одну – важную лично для Ленина – уступку. В манифесте объявлялась амнистия политзаключённым, а это открывало Ленину легальный путь в Россию. Конечно, ему давно было пора быть там, в центре событий, чтобы работать в режиме, говоря языком современным «on-line».

На то, что и как надо делать, чтобы уступка царя переросла в победу народа, Ленин имел достаточно конкретные взгляды. Всё в том же письме от 26 октября 1905 года Марии Эссен он размышлял:

«В подготовке восстания я бы советовал проповедовать тотчас везде, самым широким образом, образование… сотен и тысяч автономных боевых отрядов, очень маленьких (от трёх человек), которые бы сами вооружались, кто чем может и готовились всячески. Момент восстания я бы, повторяю, охотно оттянул до весны, но конечно, мне издали судить трудно…»[379]

Тем не менее, в предвидении скорого отъезда в Россию Ленина охватывает всё большее нетерпение, боевой кураж и, говоря его же словами, «дух бодр»… Сужу, опять-таки, не пытаясь гадать в духе Шекспира, а по ленинским «предотъездным» письмам. Ещё из Женевы, но уже «сидя на чемоданах», он отвечает двум одесским большевикам «Моте» и «Косте»…

«Мотя» – это И. И. Белопольский (1884–1918), рабочий-печатник, с 1911 года – каторжник и ссыльнопоселенец, в 1917 году один из организаторов красноярской Красной гвардии, в 1918 году расстрелянный белочехами. Кто такой «Костя» историки партии так и не установили.

Одесситы прислали в редакцию «Пролетария» письмо, где возмущались расколом в партии и предлагали создать отдельную, тайную от меньшевиков организацию, за что Ильич устроил им форменную головомойку:

«Товарищи! Я получил ваше письмо к товарищам. Печатать его не буду, да и вы не просите об этом. Но ответить вам считаю долгом. Печатно уже не раз я заявлял то, что повторю и вам. Жаловаться и плакать по поводу раскола бесполезно. Надо дело делать для его устранения, думать, как объединяться, а не подбирать общие места и горестные возгласы. Жаловаться на борьбу двух партий и создавать третью, да ещё тайную, как вы делали, прячась от обеих организаций, – значит усиливать раскол…

„Учредительный съезд“ – пустая фраза… Какой же дурак подчинится „учредительному съезду“, не зная наперёд, действительно ли социал-демократы, какие именно социал-демократы и в какой пропорции будут там представлены??? …

…Вы просто маловеры и слабонервные люди. Увидали грязную болезнь, вонючие прыщи и отвернулись. Это понятно, по человечеству судя, но нерационально. А мы думаем, что отворачиваться нельзя, что третья партия ни к чему не поведёт, а две теперешние всё же объединятся, хотя бы и не сразу и не без болезненных операций»[380].

Замечу в скобках, что это написано человеком, которого Плеханов, Мартов, Дан, Аксельрод и прочая меньшевистская шушера то и дело честила «раскольником» и чуть ли не провокатором.

С письмом Ленина Марии Эссен читатель уже хорошо знаком, а за полторы недели до письма Эссен – 16 октября 1905 года, Ленин пишет из Женевы письмо в Боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете, а затем инструктивное письмо «Задачи отрядов революционной армии»[381].

Это – вполне информативные документы.

В начале письма в Боевой комитет от 16 октября Ленин оговаривается: «О практической постановке дела судить не берусь, что делается всё возможное при тяжёлых русских условиях, в этом не может быть сомнения…»

Далее, однако, идут уже иные речи:

«Но, по документам судя, дело грозит выродиться в канцелярщину. Все эти схемы, все эти планы организации Боевого комитета, производят впечатление бумажной волокиты, – я прошу извинить меня за откровенность, но я надеюсь, что вы меня не заподозрите в желании придраться. В таком деле менее всего пригодны схемы, да споры и разговоры о функциях Боевого комитета и правах его. Тут нужна бешеная энергия и ещё энергия. Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали! А говорят учёнейшие люди… Идите к молодёжи, господа! Вот оно единственное, всеспасающее средство. Иначе, ей богу, вы опоздаете и окажетесь с „учёными“ записками, планами, чертежами, схемами, великолепными рецептами, но без живого дела. Идите к молодёжи…»

На общем выговоре Ленин, впрочем, не останавливается, а даёт конкретные указания:

«Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно… Пусть тотчас же организуются отряды от 3-х до 10, до 30 и т. д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д. Пусть тотчас же эти отряды выбирают себе руководителей и связываются с Боевым комитетом… Не требуйте никаких формальностей, наплюйте, христа ради, на все схемы, пошлите вы, бога для, все „функции, права и привилегии“ ко всем чертям. Не требуйте обязательного вхождения в РСДРП – это было бы абсурдным требованием для вооружённого восстания…», и т. д.

В блестящих «Задачах отрядов революционной армии» Ленин также развёрнуто точен и конкретен, и пишет, в частности:

«Конечно, всякая крайность нехороша; всё благое и полезное, доведённое до крайности, может стать и даже, за известным пределом, обязательно становится злом и вредом. Беспорядочный, неподготовленный мелкий террор может лишь раздробить силы и расхитить их. Но, с другой стороны, нельзя ни в коем случае забывать и того, что теперь лозунг восстания уже дан, восстание уже начато. Начинать нападения, при благоприятных условиях, не только право, но и прямая обязанность всякого революционера. Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных средств для обращения их на нужды восстания, – такие операции уже ведутся везде, где разгорается восстание, и в Польше, и на Кавказе, и каждый отряд революционной армии должен быть немедленно готов к таким операциям…

Объединение отрядов между собой, конечно, желательно….

Отряды должны взяться за всестороннюю работу отнюдь не теоретическую только… К теоретической мы относим изучение военных наук, чтение рефератов по военным вопросам, приглашение на беседы военных (офицеров, унтеров и пр. и пр. вплоть до бывших солдатами рабочих)…

Практические работы должны быть начаты немедленно. Они распадаются на подготовительные и на военные операции»…

Ленин рекомендует подыскивать удобно расположенные квартиры, удобные для борьбы сверху, разведывать планы тюрем, полицейских участков, министерств, заводить полезные связи…

Революция – это не размахивание флагами, это – сложная и тяжёлая работа, а любую работу надо уметь делать.

Между прочим, работавший тогда на Кавказе, ещё ни разу не видевшийся с Лениным Сталин на митинге в Тифлисе в день объявления царского манифеста говорил:

– Что нужно нам, чтобы действительно победить? Для этого нужны три вещи: первое – вооружение, второе – вооружение, третье – ещё и ещё раз – вооружение…

А в опубликованной 15 июля 1905 года в № 10 газеты «Пролетариатис Брдзола» («Борьба пролетариата») на грузинском языке статье «Вооружённое восстание и наша тактика» Сталин писал:

«Именно техническое руководство и организационная подготовка всероссийского восстания составляют ту новую задачу, которую жизнь поставила перед пролетариатом…

Наши комитеты должны сейчас же, немедленно приступить к вооружению народа на местах, к созданию специальных групп для налаживания этого дела, к организации районных групп для добывания оружия, к организации мастерских по изготовлению различных взрывчатых веществ, к выработке плана захвата государственных и частных оружейных складов…

Наряду с увеличением запасов оружия… необходимо обратить самое серьёзное внимание на создание всевозможных боевых дружин для использования добытого оружия»[382].

Читая эту и другие статьи Сталина 1905 года, не сразу и поймёшь кем это написано – Лениным или Сталиным, так совпадают практически во всём оценки, мысли, выводы, идеи…

Возвращаясь же к ленинским «боевым» письмам октября 1905 года, надо сказать, что предлагавшаяся Лениным тактика для городских боёв была оптимальной (вспомним эффективность боевых групп в Сталинграде) – маленькие боевые группы были бы предельно мобильными, неуязвимыми, приобретали бы навык самостоятельных действий, а объединить их при необходимости было нетрудно, лишь бы вожди воспитывали боевиков в духе сознательной дисциплины.

Оттяжка восстания до весны 1906 года тоже была разумной, а соображения насчёт того, что угаснет-де революционный энтузиазм масс, здесь не работали.

Во-первых, энтузиазмом было охвачено хотя и внушительное уже, но пока меньшинство народа, к тому же – пока ещё плохо организованное, да и политически просвещённое более чем слабо.

Во-вторых, эйфория от царского манифеста к весне 1906 года неизбежно уменьшилась бы…

В-третьих, если бы выяснилось, что политическая работа РСДРП не приносит своих реальных плодов в виде всё более широкого вовлечения в эту работу большинства рабочих, то стоило ли начинать восстание, заранее обречённое на провал?

С любой точки зрения стоило подождать до весны… Вернутся из Маньчжурии злые дальневосточные солдаты, и это сразу усилит боевой потенциал народа как в городе – за счёт рабочих в солдатских шинелях, так и на селе – за счёт мужиков в солдатских шинелях…

Да и войска в Европейской части всё более революционизировались! Сошлюсь ещё раз на такого компетентного свидетеля, как военный министр Редигер. В своих мемуарах он писал, что «брожение в войсках усиливалось» и что «приближалось время, когда и на войска нельзя будет полагаться»[383].

При этом Редигер указывал и на причины ненадёжности войск: общее брожение в стране; присутствие в войсках массы запасных, недовольных тем, что их удерживают на службе; тяжёлая служба по «подавлению беспорядков в стране»; «дурной пример флота» и… «нищенская обстановка солдата, который бывал сыт лишь при особой распорядительности и честности начальников».

Редигер пишет: «Жалование было ничтожно до смешного: рядовой в армии получал 2 рубля 10 копеек в год! Бельё и сапожный товар отпускались такого дрянного качества, что нижние чины продавали их за бесценок и покупали взамен собственные вещи; отпуск на шитьё сапог был ничтожен и на это приходилось доплачивать рубля два из собственного же кармана. Короче, без помощи из дому солдат не только бедствовал, но почти не мог существовать!»[384]

И тот же Редигер свидетельствовал, что на театре войны интендантство «передало главную массу заготовлений собственному попечению войск» и в частях накапливались «экономические капиталы, доходившие до нескольких сотен тысяч рублей на полк»! «Деньги, достававшиеся так легко, – писал Редигер, – конечно, столь же легко и расходовались как в самих частях (пособия офицерам), так и в местах постоянного расположения войск: я имел сведения, что некоторые части заказывали себе новую обстановку для офицерских собраний, даже делали распоряжение о постройке своей церкви»[385].

А солдаты ходили или в гнилых казённых сапогах, или в собственных, «построенных» на оторванные от семей рубли!

В рассказанное выше верилось бы с трудом, если бы это писал не военный министр, причём писал во врангелевском Севастополе (Редигер умер там 20 января 1920 года, и его мемуары были изданы лишь в 1999 году).

Революционный потенциал такой армии был огромным – при соответствующей работе в войске. Надо было лишь провести эту работу с толком, основательно…

А энтузиазм?

Что ж, много позже Ленин сказал: «Нам истерические порывы не нужны. Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата…» Дело-то предстояло нешуточное – замена самодержавия демократической республикой.

Можно ли было добиться этого в 1905 году?

Пожалуй, да, если добиваться этого в 1906 году – как считал Ленин. И ещё об одном условии надо напомнить: успех в 1906 году стал бы возможным, если бы рабочие России, а за ними и крестьянство, приняли руководство Ленина и боевого ядра большевиков.

Но всё пошло иначе…

Почему?

Объективная история первой русской революции ещё не написана.

И, опять-таки – почему?

Ну, вполне понятно, что, поскольку большевики после 1917 года стали правящей партией России, вся революционная историография приобрела в СССР «большевистскую» доминанту, в том числе – и относительно революции 1905 года. Однако не всё так просто было в первой русской революции, и, увы, не большевики задавали в ней тон, да и не они её начали.

И об этом было уже сказано.

После 1991 года об объективности говорить не приходится по другой причине – бывшая намеренно розовая брежневская окраска событий 1905 года сменилась на тотально грязную краску ельцинщины…

А пора бы здесь внести – хотя бы в общих чертах – некую ясность.

Ленин, как мы знаем, не был энтузиастом форсирования событий уже в 1905 году. Однако на фоне инициированной меньшевиками и эсерами Октябрьской стачки, 13 октября в Петербурге образовался Общегородской Совет рабочих депутатов во главе с меньшевиками Носарём, Троцким и Парвусом (Гельфандом)[386].

Первый рабочий Совет был создан в России в мае 1905 года в ходе забастовки в Иваново-Вознесенске, но и в этом Совете первую скрипку играли не большевики. В октябре же 1905 года столичный Совет образовал Исполнительный Комитет, который начал издавать газету «Известия Совета рабочих депутатов». Между прочим, в Феврале 1917 года ситуация повторилась – Петроградский Совет образовали и возглавили опять меньшевики и эсеры, возглавил его меньшевик Церетели, был так же избран Исполнительный Комитет, который восстановил издание «Известий Совета рабочих депутатов».

На первый взгляд тут всё логично – всё в рамках революционной преемственности…

Вот только любопытная преемственность получается – очень уж меньшевистского окраса. И ещё одно странно – меньшевики всегда были противниками рабочего восстания, однако на первых порах возглавили обе русские революции.

Здесь есть над чем поразмыслить!

В петербургском «революционном» процессе видную роль играли также социалисты-революционеры, эсеры. Пикантная деталь – в ходе декабрьского разгрома боевых организаций эсеров и большевиков был арестован и начальник боевой дружины эсеров Александро-Невского района Петербурга Александр… Керенский!

Сообщая об этом в своих мемуарах, жандармский генерал Спиридович меланхолически заключает:

«Позднее, через 12 лет, он станет министром юстиции Временного правительства и в качестве такового издаст приказ о моём аресте».

В конце ноября 1905 года был арестован известный нам Носарь, а 3 декабря 1905 года – и весь состав петербургского Совета (267 человек) во главе со сменившими Носаря Троцким и Парвусом, произведены многочисленные обыски и аресты по заранее установленным охранкой 750 адресам[387].

Спиридович резонно считает, что именно эти превентивные меры сорвали восстание в Петербурге, но и тут, пожалуй, имеется закавыка.

В ноябрьской статье 1905 года «Наши задачи и Совет рабочих депутатов» Ленин дал, по сути, развёрнутый план таких действий, которые могли бы обеспечить первой русской революции успех! Ленин уже в 1905 году рассматривал Совет как зародыш революционного правительства и писал:

«Возразят: можно ли выдвинуть программу такого правительства, достаточно полную, чтобы обеспечить победу революции, и достаточно широкую, чтобы создать возможность боевого соединения. Чуждого всяких недомолвок, неясностей, умолчаний, лицемерья? Я отвечу: такая программа уже всецело выдвинута жизнью…

Теперь мы уже ясно видим, что из недр революционного народа найдутся люди беззаветной преданности революции, и главное, люди с кипучей, безграничной энергией, когда новое правительство объявит решительную войну отмирающей полицейской России.

Граждане! – следовало бы сказать в этом объявлении войны. В этом манифесте революционного правительства, – граждане, выбирайте! Там – вся старая Россия, все тёмные силы эксплуатации, гнёта, надругательства над человеком. Здесь – союз свободных граждан, равноправных во всех государственных делах. Там – союз эксплуататоров, богачей, полицейских. Здесь – союз всех трудящихся, всех живых сил народа, всей честной интеллигенции. Там – чёрные сотни, здесь – организованные рабочие, борющиеся за свободу, за просвещение, за социализм…»[388]

Вне сомнений, в том же духе, а, скорее всего, и прямо по тексту статьи, Ленин выступал 9(22) ноября 1905 года на расширенном заседании Петербургского комитета РСДРП, где присутствовали как большевики, так и меньшевики.

Тогда Ленин уже был в России, и начал активно действовать.

Но почему ленинский призыв не был понят в 1905 году, и почему его программа не стала тогда ориентиром для столичного Совета и революционных сил всей России?

Вот об этом и будет сказано – очень, правда, кратко – далее…

Сегодня некие «историки» видят в революции 1905 года «руку Японии», но обвиняют в контактах с японцами большевиков.

Пожалуй, в событиях 1905 года, хотя они имели и объективную базу, действительно поучаствовала чужая рука, но вряд ли японская… И уж, во всяком случае, не прежде всего японская.

И не на большевиков делали ставку внешние силы…

Если мы посмотрим на хронологию 1905 года, получается интересная картина!

20 декабря 1904 года пал Порт-Артур.

3 января 1905 года начинается забастовка на Путиловских заводах – по инициативе не Ленина. Он, как мы знаем, был занят в Европе текущими внутрипартийными делами.

9 января 1905 года эсер поп Гапон подставляет массы под царские пули, и Россия сразу вспыхивает – массовые выступления проходят по всей стране. Но о восстании после этого речь не идёт, на него ни эсеры, ни меньшевики народ не нацеливают, а голос большевика Ленина слышен слабо, а точнее – к нему не прислушивается большинство даже пролетариев.

25 февраля 1905 года – поражение армии под Мукденом, за которым в середине мая следует разгром флота в Цусимском проливе.

Ленин по-прежнему занят рутинными делами – это ясно показывает его переписка первой половины 1905 года, опубликованная в томе 47-м ПСС. При этом Ленин активно работает как партийный публицист, говорит о необходимости подготовки к вооружённому восстанию, но не готовит пока его практически – нет для этого пока условий.

Зато другие действуют в режиме форсажа, и в мае 1905 года в Иваново-Вознесенске образуется первый рабочий Совет – небольшевистский.

Летом 1905 года развиваются волнения крестьян, организованные эсерами.

Всё это подрывает позицию России в её войне с Японией, которая сама уже истощена так, что готова свернуть войну. И тут Россию революционизируют с одной стороны бездарная позиция царизма, а с другой – революционеры, но это не большевики!

Это – эсеры и меньшевики!

В моей давней книге «Россия и Япония: стравить» коллизия «Россия – Япония» рассмотрена в ракурсе провокаций против России англосаксов и прежде всего США. Еврейские банкиры США вначале субсидировали Японию, а когда та начала выдыхаться, сделали всё – через Витте, чтобы Россия получила вместо вполне возможного почётного мира с Японией позорный Портсмутский мирный договор, заключённый 23 августа 1905 года.

Сегодня мало приходится сомневаться как в том, что уже тогда Троцкий был связан с еврейской элитой США, так и в том, что уже в 1905 году роль Парвуса была исключительно провокационной.

О скороспелом меньшевике Носаре и не говорю!

Сюда же удачно подвёрстываются эсеры, особенно – «каучуковые», типа Керенского…

Не большевики, а прежде всего меньшевики и эсеры готовят и Октябрьскую политическую стачку, против которой был настроен Ленин – это ясно видно из его октябрьского письма Марии Эссен.

Не большевики оказываются исходными инициаторами также несостоявшегося Петербургского, и состоявшегося Московского декабрьского восстания, хотя генерал Спиридович позднее и утверждал, что Московская большевистская организация «особенно энергично агитировала за вооружённое восстание»[389].

А что ещё оставалось большевикам, когда всё покатилось как снежный ком, – отговаривать рабочих и терять на этом с таким трудом завоёванный авторитет?

Обращусь ещё раз к свидетельству кадета Павла Милюкова. В своих «Воспоминаниях» он, вначале написав: «То, что Ленин уже в мае смело поставил на первую очередь, для меньшевиков оставалось тогда за горизонтом практической политики…», далее продолжил: «Лишь в октябре и ноябре эти лозунги не только показались осуществимыми, но и были превзойдены при содействии Троцкого (жирный курсив везде мой. – С.К.)»[390]

Имея в виду это «содействие», напомню классическое, ещё из древней истории: «Избави меня боги от друзей, а от врагов я и сам как-нибудь избавлюсь»…

Милюков там же сообщает, что Троцкий «себе приписывал поправку, по которой временное правительство с преобладанием с.-р. должно было образоваться не после победы вооружённого восстания, а в самом процессе этого восстания…»

Странный политический кульбит: Троцкий, пользующийся влиянием как меньшевик, заранее отдаёт руководство эсерам!

Однако ничего удивительного в этом мы не усмотрим, если поймём, что Троцкий имел одну задачу – не допустить такого развития ситуации, когда решающее влияние на массу перешло бы к большевикам во главе с вернувшимся в Россию Лениным! При этом как раз эсеры шашни с Японией, похоже, имели. А Японию поддерживали американские еврейские банкиры, с которыми имел шашни Троцкий…

Вот так вот!

Ну, а что же большевики?

Большевикам в рамках пока ещё организационно единой РСДРП ничего не оставалось, как участвовать в событиях, а коль уж они в чём-то участвовали, то – без дураков.

Другое дело, что они не имели возможности направлять события по-настоящему. Ленин же, вернувшись в Россию, видел не скрытые «троцкие» пружины событий, а очевидный энтузиазм немалого числа простых людей. И сам, надо признать, поддался эйфории – в том смысле, что отказался от своей же идеи форсировать революцию лишь весной 1906 года.

Милюков пишет об этом так:

«Вернувшийся, наконец, в Петербург Ленин сразу заметил, побывав анонимно на хорах Вольной экономии (в помещении Вольного экономического общества заседал Петербургский совет, – С.К.), что „здесь – говорильня“, „рабочий парламент“, а нужен орган власти, орган партийного руководства большевиков надвинувшейся революционной развязкой. И „боевая организация“ партии приступила к подготовке вооружённого восстания…»[391]

Декабрьское восстание готовили не только (да и, как мы сейчас увидим – не столько) большевики, но это так – к слову. Важнее то, что у Ильича были тогда, в ноябре-декабре 1905 года, реальные предпосылки к некой эйфории! Он ведь не мог предполагать, что роли Носаря, Троцкого, Парвуса не революционны, а провокационны. Зато Ленин знал, что резервы у революции есть – важно их умело использовать.

Если читатель прочтёт статью Ленина «Уроки Московского восстания» (её объём не позволяет обширное цитирование), то увидит, что Ленин тонко анализирует в ней и ход, и ошибки восстания, и становится ясно, что поражение было запрограммировано вялым поведением московского коалиционного Совета боевых дружин, где заправляли меньшевики, эсеры и прочие.

В Москве было – по данным советских послеоктябрьских источников – примерно 2000 дружинников. При этом, как свидетельствует генерал Спиридович, «численность дружинников у большевиков достигла лишь 250 человек, меньшевики насчитывали до 200 человек, прочие же человек 400, принадлежали к беспартийным и социалистам-революционерам»[392].

Относительно абсолютного числа генерал явно ошибся, но процентное соотношение по партиям он указал, похоже, верно. Так или иначе, если бы все приняли линию большевиков и усилили пропаганду в войсках, всё в Москве в декабре 1905 года могло пойти иначе! Однако меньшевики и эсеры саботировали решительные действия в Москве и не форсировали их в Петербурге.

А из всего этого следует, вообще-то, ошеломительный вывод: как и вторая русская революция, первая русская революция была преждевременно спровоцирована – на фоне идиотизма царизма – извне!

И была спровоцирована в «троцко-парвусовско-керенском», меньшевистско-эсеровском, формате, а затем меньшевиками же и эсерами была сорвана для того, чтобы она не развилась до победоносного ленинского формата!

Вернувшись в Россию для подготовки победоносного восстания весной 1906 года, Ленин мог обеспечить падение самодержавия уже в 1906 году. Вот чтобы этого не произошло, Троцкий и «поддёрнул коврик» в октябре 1905 года.

А точнее – «коврик» поддёрнули Троцким.

Но не из Японии, а из Америки.

Точно так же события – только теперь уже при руководстве меньшевика Церетели и эсера Керенского, начали развиваться в Феврале 1917 года… Точно так же инициаторы Февраля – как «спецоперации» элиты, опасались Ленина и блокировали ему путь в Россию через Англию.

Но в 1917 году Ленин успел вернуться вовремя и использовал созданную опять не им ситуацию в интересах России!

А в 1905 году не успел.

Сравнение линии Ленина и партийных лидеров меньшевистского и эсеровского толка – Плеханова, Мартова, Троцкого, Чернова, Церетели, Чхеидзе и т. д., ясно показывает, что только Ленин всегда имел чёткую и неизменную позицию: надо ориентировать Россию как минимум на буржуазно-демократическую революцию с возможной перспективой её перерастания в революцию социалистическую. Все остальные колебались то туда, то сюда, и лишь Сталин стоял всегда на примерно тех же позициях, что и Ленин, но был, как правило, менее категоричен.

Учтя всё сказанное, не очень хочется критиковать Сталина за то, что в его «Истории ВКП(б)» революция 1905 года описана в полутонах, когда роль большевиков чрезмерно не выпячивается, но и не подчёркивается тот факт, что наибольшим влиянием в рабочей среде тогда пользовались меньшевики и эсеры, не говоря уже о том, что эсеры были особо популярны в крестьянстве.

Впрочем, в сталинском «Кратком курсе» было честно сказано, что Петербургский Совет «своих задач не выполнил ввиду плохого, меньшевистского руководства Советом», и названы тогдашние руководители столичного (петербургского) Совета – меньшевики Хрусталёв, Троцкий и Парвус…

Компания это была, как мы знаем, «ещё та», но и в Москве всё шло не лучшим образом.

И мы уже знаем – почему!

В помянутой выше статье «Уроки Московского восстания», опубликованной почти через год после событий в газете «Пролетарий» 29 августа 1906 года, Ленин критиковал московский коалиционный Совет боевых дружин за то, что тот отставал «от размаха и роста движения». Но могло ли быть иначе? Ведь большинство и в московском Совете имели эсеры и меньшевики[393].

Показательно, что в конце статьи «Уроки Московского восстания» Ленин писал:

«Военная техника в самое последнее время делает ещё новые шаги вперёд. Японская война выдвинула ручную гранату. Оружейная фабрика выпустила на рынок автоматическое оружие. И та и другое начинают уже с успехом применятся в русской революции, но далеко в недостаточных размерах. Мы можем и должны воспользоваться усовершенствованием техники… При участии рабочей массы в городском восстании, при умелом нападении на врага, при решительной умелой борьбе за войско… при обеспеченном участии деревни в общей борьбе – победа будет за нами в следующем всероссийском вооружённом восстании…»[394]

Это было написано тогда, когда в РСДРП уже формировалось такое течение, как ликвидаторство. Дан, Аксельрод, Потресов, Мартов, Троцкий, да и Плеханов утверждали, что вооружённая борьба бессмысленна, нелегальная партия не нужна, а нужна рабочая партия типа лейбористской в Англии и работа в рамках буржуазного парламента.

А Ленин предрекал «великую массовую борьбу» и писал, что «массы должны знать, что они идут на вооружённую, кровавую, отчаянную борьбу», что «презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу», что «наступление на врага должно быть самое энергичное», что «нападение, а не защита, должно стать лозунгом масс».

Спрашивается – при чём здесь «германский генштаб»? Ленин всегда нацеливал массы на активные действия! Уже в 25 лет, сидя в 1895 году в тюрьме по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», в проекте программы тогда ещё даже не существующей социал-демократической партии (I съезд РСДРП прошёл в Минске в 1898 году), он писал:

«…Борьба русского рабочего класса за своё освобождение есть борьба политическая, и первой задачей её является достижение политической свободы… Освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих…»[395]

И тогда же было написано, между прочим, и вот что:

«Для крестьян русская социал-демократическая партия требует:

1. Отмены выкупных платежей и вознаграждения крестьян за уплаченные выкупные платежи (по реформе 1861 года, – С.К.)…

2. Возвращения крестьянам отрезанных от них в 1861 г. земель.

3. Полного равенства в податях и налогах с крестьянских и помещичьих земель.

4. Отмена круговой поруки и всех законов, стесняющих крестьян в распоряжении их землёй»[396].

Последний пункт означал отмену принудительной коллективной ответственности сельской общины за внесение всех платежей и выполнение всех повинностей. Этот ленинский пункт сельской социальной реформы, выдвинутый им в 1895 году, был реализован лишь в 1906 году царским премьером Столыпиным, но реализован ублюдочно и иезуитски.

Позднее, уже из второй эмиграции, в 1913 году, Ленин прислал в Петербург в легальный большевистский журнал «Просвещение» статью «Что делается в народничестве и что делается в деревне?», где приводил, со ссылкой на декабрьский номер народнического журнала «Русское богатство» за 1912 год, свидетельство сельского «сладенького, – как оценил его Ленин, – попика» о деревне после столыпинских реформ:

«Раболепство и трусость, – всегда это было! Но в том разница, что никогда не было такого ужасающе спокойного, молчаливого отпадения от церкви, как ныне. Точно дух жизни угас в церкви. Повторяю: не одна интеллигенция ушла, – народ ушёл… надо в этом сознаться, – я ведь два года был сельским священником…

Такая злоба выросла в деревне, такая злоба, что кажется теперь весь воздух насыщен ею… Нож, дубина красный петух… Жгучие, неотмщённые обиды… Нынче вера там такая: мы – поработители, они – порабощённые… А вот теперь этот новый закон о земле – брат на брата восстал, сын на отца, сосед на соседа…»[397]

Комментируя, Ленин писал:

«Если это изображение верно, то русской буржуазной демократии – в лице именно крестьянства – суждено крупное историческое действие, которое при сколько-нибудь благоприятной обстановке… имеет все шансы быть победоносным…»[398]

В 1917 году этот ленинский прогноз 1913 года блестяще подтвердился. А пока что вернёмся опять в эпоху первой русской революции…