Глава 13. Прошения Ивану Делянову и письмо Петру Маслову
В 1887 году Владимир Ульянов, сын скончавшегося за год до этого директора народных училищ Симбирской губернии действительного статского советника Ильи Николаевича Ульянова, оканчивал гимназию.
18(30) апреля он написал прошение о допущении его к экзаменам на аттестат зрелости на имя директора гимназии Ф. М. Керенского (отца будущего «временного» премьера России Александра Керенского), и в мае начал сдавать выпускные экзамены.
А 8(20) мая 1887 года в Шлиссельбургской крепости после следствия по делу о подготовке покушения на императора Александра III был повешен – в 21 год, старший брат Владимира – Александр. Подробнее об этом будет сказано позднее, в своём месте.
В июне 1887 года Владимир Ульянов окончил Симбирскую гимназию с золотой медалью, а в августе поступил на первый курс юридического факультета Императорского Казанского университета.
Однако «гладкая» жизнь Владимира в царской России продолжалась недолго – уже 4(16) декабря того же года он участвует в студенческой сходке в университете, в ночь с 4 на 5 декабря его арестовывают, а 5 декабря 1887 года он подаёт прошение ректору об отчислении его из числа студентов Казанского Университета:
«Не признавая возможным продолжать моё образование в Университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов»[195].
7 декабря 1887 года Ульянов высылается в деревню Кокушкино Казанской губернии под негласный надзор полиции. В этой, находящаяся верстах в 40 от Казани, деревне было имение, приобретённое в своё время дедом Владимира по матери – Александром Дмитриевичем Бланком. В Кокушкино тогда жила и старшая сестра Владимира Анна, которой пятилетний гласный надзор в Сибири был заменён высылкой в деревню по ходатайству матери. Как видим, покорных жандармствующей России детей в семье Ульяновых не водилось.
Жизнь, однако, продолжалась, и 9 мая 1988 года бывший студент Императорского Казанского Университета Владимир Ульянов подал прошение на имя министра народного просвещения Ивана Делянова с просьбой вновь поступить в университет. Но это прошение отклоняется с припиской на полях: «Уж этот не брат ли того Ульянова? Ведь тоже из Симбирской гимназии? Отнюдь не следует принимать».
31 августа мать Владимира, воспользовавшись визитом в Казань Делянова, добилась аудиенции у него, прося, чтобы сыну разрешили учиться если не в Казанском, то хотя бы в каком-то другом из российских университетов. Министр наложил на прошении резолюцию: «Ничего не может быть сделано в пользу Ульянова».
Как видим, в царской России брат отвечал за брата.
С осени 1888 года Владимиру было разрешено переселиться в Казань, куда переехала мать с младшими Маней и Митей. И 6 сентября 1888 года «бывший студент» Ульянов обращается уже к министру внутренних дел Дмитрию Толстому. Он пишет, что «для добывания средств к существованию и для поддержки свой семьи» имеет «настоятельную надобность в получении высшего образования», для чего просит разрешить «отъезд за границу для поступления в заграничный университет».
Не думаю, что если бы это прошение было удовлетворено, судьба Ленина покатилась бы далее по накатанной поколениями российских присяжных поверенных колее – революционером он всё равно стал бы. Однако прошение Д. А. Толстой отклонил, а директор департамента полиции П. Н. Дурново не поленился лично снестись на этот счёт с казанским губернатором.
Прошёл год…
Ленин изучал первый том «Капитала» Маркса, знакомился с «левой» казанской средой, но из-за матери был осторожен – ещё свежа была боль Марии Александровны после гибели на эшафоте старшего сына.
Жили скромно, на пенсию матери за мужа, штатского генерала, что составляло 600 рублей в год. Такая вот деталь: Владимир стал покуривать, и мать, исчерпав все доводы насчёт вреда курения, прямо заявила, что лишних трат, хотя бы и копеечных, сын, не имея собственного заработка, позволять себе, вообще-то, не имеет права.
Причиной резкости была, конечно, не скупость матери, а её тревога за здоровье сына, но вряд ли довод «сработал бы» так эффективно, если бы не действительно крайне стеснительные материальные обстоятельства. Ну и, конечно, обострённое чувство ответственности Ленина.
Курить он бросил – раз и навсегда.
В мае 1889 года семья переехала за 50 вёрст от Самары на хутор близ деревни Алакаевка. Земельный участок с домом и мельницей был куплен Марией Александровной через будущего зятя – Марка Елизарова.
Здесь надо пояснить, что противоречия между выше написанным о скромном достатке семьи и фактом покупки хутора нет. Ульяновы принадлежали, всё же, ко вполне определённой в имущественном отношении среде, которую в современных понятиях можно определить как нижний средний класс. Так что некие финансовые резервы имелись. В частности, была продана принадлежащая Марии Александровне часть имения в Кокушкино, появились пусть и небольшие, но наследства от родственников…
Летом 1889 года сестра Анна вышла замуж за товарища Александра Ульянова по студенческому поволжскому землячеству – того самого Марка Елизарова, и 11(23) октября вся семья Ульяновых-Елизаровых переехала в Самару. А 28 октября 1889 года Ленин обращается с новым прошением к министру народного просвещения:
В течение двух лет, прошедших по окончании мною курса гимназии, я имел возможность убедиться в громадной трудности, если не в невозможности, найти занятие человеку, не получившему специального образования.
Ввиду этого я, крайне нуждаясь в каком-либо занятии, которое дало бы возможность поддерживать своим трудом семью, состоящую из престарелой матери и малолетних брата и сестры, имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство разрешить мне держать экзамен на кандидата юридических наук экстерном при каком-либо высшем учебном заведении.
Иван Давидович Делянов (1818–1898), с 1882 года министр народного просвещения, с 1888 года – граф, оставил по себе в истории русской культуры память печальную. В 1884 году он издал реакционный университетский устав, урезающий и без того куцую автономию университетов, препятствовал развитию женского высшего образования. Циркуляром от 18 июня 1887 года Делянов запретил принимать в гимназии «детей кучеров, прачек, мелких лавочников и т. п.» (так называемый «циркуляр о кухаркиных детях»), ограничивал деятельность земств в области начального образования, зато содействовал усилению влияния в школе церкви. В гимназиях он поощрял, в ущерб естественным наукам, классическое образование с изучением латыни и древнегреческого языка… Поэтому итог ленинского прошения министру был предсказуем заранее: Иван Делянов отказал Владимиру Ульянову.
И тогда мать весной 1890 года отправляется в столицу и 17 мая лично вручает Делянову прошение, где пишет:
«…Мучительно больно смотреть на сына, как бесплодно уходят самые лучшие его годы для высшего образования. Не будучи в состоянии переносить этой нравственной боли, я и утруждаю Ваше Сиятельство покорнейшею просьбой разрешить сыну моему поступить в какой-либо из русских университетов или, в крайнем случае, допустить его держать выпускной университетский экзамен по юридическому факультету, т. е. на степень кандидата. Я тем настойчивее прошу Ваше Сиятельство снять с моего сына так долго лежащую на нём кару, что кара эта, вообще не позволяет ему, как человеку, принадлежащему к кругу исключительно интеллектуальных работников, найти какое бы то ни было даже частное занятие, не позволяет, значит, ни к чему приложить сил. Такое бесцельное существование, без всякого дела, не может не оказывать самого пагубного нравственного влияния на молодого человека, почти неизбежно должно наталкивать его на мысль о самоубийстве…»[197]
Вряд ли, конечно, Ленин и впрямь находился тогда на грани отчаяния, хотя…
Хотя поводов для отчаяния у него хватало! Ему ведь было всего двадцать лет, и ещё два года назад его дорога виделась вполне прямой – к университетскому диплому и той или иной общественно полезной деятельности.
Теперь же…
Так что опасения матери – мать есть мать! – выраженные в настолько драматической форме, пробили чиновную броню даже графа Делянова. Министр знал, конечно, отца Владимира – Илью Николаевича Ульянова, по службе, и при всей своей ограниченности и чёрствости реакционера не мог внутренне не уважать его память.
Короче – Делянов сдался, и Ленин в два приёма – весной и осенью 1891 года экстерном сдал экзамены при Петербургском университете. Весной – за первый и второй курс, осенью – за третий и четвёртый…
В мае 1891 года в семье разразилась трагедия – от брюшного тифа умерла сестра Владимира Ильича – умница Ольга, учившаяся на физико-математическом факультете Бестужевских высших женских курсов. Но жизнь есть жизнь, и Ленин, проведя лето с матерью, осенью уехал в столицу – сдавать последние экзамены. Одновременно с ним экзаменовались тридцать три человека, двадцать семь получили диплом, девять, включая Ленина, – диплом первой степени. При этом только Ленин получил высшие баллы по всем дисциплинам.
В выданном ему 14(26) января 1892 года дипломе было записано:
«По представлении сочинения и после письменного ответа, признанных весьма удовлетворительными, оказал на устном испытании следующие успехи: по догме римского права, истории римского права, гражданскому праву и судопроизводству, торговому праву и судопроизводству, уголовному праву и судопроизводству, истории русского права, церковному праву, государственному праву, международному праву, полицейскому праву, политической экономии и статистике, финансовому праву, энциклопедии права и истории философии права — весьма удовлетворительные»[198].
Тогда по коридорам университетов бродило немало великовозрастных студентов – лет под тридцать, а то и за тридцать. Ленин же получил университетский диплом вне стен университета ровно за те же четыре года, которые его законопослушные сотоварищи провели в аудиториях. Не знаю, нужны ли к этому факту дополнительные комментарии, но одну иллюстрацию приведу – как пример юридического профессионализма Ленина…
В начале 1907 года в Женеве был арестован Николай Александрович Семашко (1874–1949), член партии с 1893 года, большевик, по профессии врач, после 1917 года – первый нарком здравоохранения РСФСР до 1930 года. Женева считалась для русских политэмигрантов наиболее надёжным убежищем, и вдруг – арест, камера с уголовниками, тюремная бурда…
На третий месяц с воли Семашко передали три мандарина, и тот, ругнувшись про себя – не могли, мол, хлеба и колбасы прислать, вдруг обнаружил в одном из разломленных мандаринов записку на вощёной бумаге: «Не робей, приехал Ленин и занялся твоим делом».
Оказалось, Семашко задержали по подозрению к причастности к тифлисской экспроприации Камо. В связи с экспроприацией за границей был арестован ряд эмигрантов, и одна из арестованных, посаженных в мюнхенскую тюрьму, решила предупредить товарищей в Женеве, а письмо послала на адрес Семашко. Письмо перехватили, адресата арестовали.
Семашко с начала 1907 года жил в Женеве, «экс» был проведён летом 1907 года в Тифлисе, так что причина ареста крылась в желании царских властей заполучить под подвернувшимся предлогом Семашко в Россию. Дело пахло выдачей, а там, «по совокупности» с руководством Нижегородским и Сормовским восстаниями в 1905 году, Семашко грозила виселица.
Уже в советские годы Семашко вспоминал:
«Владимир Ильич развил необычайную энергию: пригласил одного из виднейших швейцарских адвокатов, кандидатура которого выставлялась тогда в президенты республики; внимательно следил за делом. И действительно, через несколько дней я был допрошен: выяснилась моя непричастность к тифлисской экспроприации, и я был освобождён»[199]
Вряд ли всё сошло бы так гладко, если бы не профессиональные знания и умение Ленина, сыгравшие, надо полагать, не последнюю роль в быстром и успешном разрешении опасной ситуации.
Возвращаясь же в 90-е годы позапрошлого столетия, сообщу, что до августа 1893 года Ленин работал в Самаре помощником присяжного поверенного А. Н. Хардина, хорошо знавшего Владимира Ульянова и как партнёра по шахматам, и как собеседника, и как человека. За это время Ленин провёл около 20 защит, но держало его в Самаре прежде всего состояние матери – неожиданная смерть цветущей, блестящей Ольги, умершей у Марии Александровны на руках, ударила по ней сильно.
Однако у Ленина уже нет сомнений в том, что ни вторым Кони, ни вторым Плевако он не будет – он будет профессиональным революционером в той революционной марксистской партии, которой в России и в Европе пока нет, но которую надо создать!
Провинциальная Самара – не то место, где можно делать большие дела. А где их можно делать? Ясно где – в столице. У России две столицы: древняя «первопрестольная» Москва и северный «град Петров»…
Что выбрать?
В Москву собиралась семья, поскольку младший – Митя, готовился поступать в Московский университет. Но Москву питерцы называли большой деревней, и в такой оценке было немало правды. К тому же, и пролетариат наиболее силён питерский, а юный Ульянов уже знает, что главной движущей силой будущего станут именно они – рабочие. Надо их лишь организовать.
Поэтому общий курс ясен – Санкт-Петербург! Но от матери так просто не оторваться, и это главная причина того, что Владимиру приходится задержаться в Самаре. От того периода осталось воспоминание сестры Ленина – Анны Ильиничны Ульяновой-Елизаровой, которое, вне сомнений, не является апокрифическим, а описывает реально бывшее…
Анна Ильинична писала:
«Остался у меня в памяти один разговор с Володей о появившейся в ту зиму в одном из журналов (это была „Русская мысль“, № 11 за 1892 г. – С.К.) новой повести А. Чехова „Палата № 6“. Говоря о талантливости этого рассказа, о сильном впечатлении, произведённом им, – Володя вообще любил Чехова, – он определил всего лучше это впечатление следующими словами: „Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате № 6“. Это было поздно вечером, все разошлись по своим углам или уже спали. Перемолвиться было не с кем.
Эти слова Володи приоткрыли мне завесу над его душевным состоянием: для него Самара стала уже такой „Палатой № 6“, он рвался из неё почти так же, как несчастный больной Чехова…»[200]
Да ведь и вся царская Россия мало отличалась от чеховской «Палаты № 6»… Что писатель Чехов – как «зеркало жизни», в своей повести и отразил.
К осени 1893 года Владимир Ильич перебирается в Петербург и зачисляется помощником присяжного поверенного к адвокату М. Ф. Волкенштейну. Но это – всего лишь житейская необходимость, а жизненные потребности и интересы Ленина уже полностью отданы делу будущей революции. Он вступает в марксистский кружок студентов-технологов, из которого скоро образуется ленинский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Начинаются нелегальные поездки, работа в библиотеках, кружки, чтение рефератов, дискуссии, переписка…
В декабре 1893 года 23-летний Владимир Ульянов направляет 26-летнему Петру Маслову «для разбора и критики» свою рукопись «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». На базе статистических данных вышедшей в 1891 году книги экономиста-статистика В. Е. Постникова «Южно-русское крестьянское хозяйство» Ульянов показывал, что на селе развиваются капиталистические отношения, что в крестьянстве «возникает борьба экономических интересов», почвой которой является «производство продукта на продажу» (то есть товарное производство), что сельская община быстро разлагается и раскалывается на «зажиточных» хозяев и батраков. По тем временам это был очень нетривиальный даже в революционных кругах взгляд.
К 90-м годам XIX века в России сложились вполне определённые революционные традиции и революционная среда, однако повсеместно господствовали народнические взгляды – прямо противоположные ульяновским.
За плечами у интеллигентов и разночинцев-народников было «хождение в народ», была партия «Земля и воля», из которой выделилась в 1879 году радикальная «Народная воля» Желябова.
Отделения «Народной воли» действовали в 50 городах, в 1878 году народоволка Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Трепова, а 1 марта 1881 года пятое по счёту покушение на императора Александра II увенчалось успехом – царь был смертельно ранен осколком бомбы, брошенной народовольцем Игнатием Гриневицким, тоже смертельно раненным той же бомбой.
На последовавшем процессе были приговорены к повешению и казнены Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов и Николай Рысаков. Михайлову было всего двадцать два года, а Рысакову – и вовсе двадцать…
Народников казнили и до 1 марта 1881 года, Так в 1879 году был повешен Дмитрий Лизогуб из старинного украинского рода, помещик-миллионер, примкнувший к революции в 1874 году и отдавший на революционную борьбу всё своё состояние.
Иными словами – у народников была своя история, которой они гордились, были свои герои и мученики. Даже в то время, когда Владимир Ульянов переписывался с Петром Масловым, кое-кто из народников отбывал заключение в Шлиссельбургской крепости.
Народником, готовившим казнь теперь уже императора Александра III был и старший, любимый брат Владимира – Александр, повешенный в 1887 году тоже как цареубийца, пусть и не состоявшийся.
Революционеры-народники потому так и назывались, что делали из народа – а тогда в России слово «народ» было синонимично, по сути, слову «крестьянство», символ веры, надежды и любви.
Либералы-славянофилы носились с идеей «народа-богоносца», а народники видели в русской крестьянской общине основу социалистических взглядов и чуть ли не прообраз социалистического общества.
Молодой же Ульянов не эмоциями, а анализом статистики доказывал, что народнические представления о якобы нетронутом капитализмом «общинном» крестьянстве – миф. Такая методология – крепкая марксистская методология движения к выводам через анализ фактов, будет сопровождать позднее всю научную работу Владимира Ульянова, а она была немалой. Причём легальные научные публикации, и не только в партийной печати, нередко оказывались для Ленина одним из источников дохода – скромного, однако дающего возможность работать на революцию.
Вот это умение видеть за фактами реальный жизненный процесс и улавливать его перспективы автор письма Маслову и продемонстрировал, написав:
Разложение наших мелких производителей (крестьян и кустарей) представляется мне основным и главным фактом, разъясняющим наш городской и крупный капитализм, разрушающий миф об особом укладе крестьянского хозяйства (это такой же буржуазный уклад с тем лишь отличием, что он гораздо больше ещё опутан феодальными путами) и заставляющим видеть в так называемых «рабочих» не небольшую кучку особо поставленных лиц, а только верхние слои той громадной массы крестьянства, которая сейчас уже живёт более продажей своей рабочей силы, чем собственным хозяйством…[201]
Так ещё очень молодой, начинающий марксист Ульянов – будущий Ленин, сразу же, лишь начиная путь профессионального революционера, ухватил главный нерв развивающейся политической жизни России – ту силу, на которую надо рассчитывать как на ведущую в борьбе за свободную от царизма Россию.
Что же до упомянутого выше адресата ульяновского письма, то знать нам о нём надо вот что…
Экономист Пётр Петрович Маслов (1867–1946) в 1889 году был арестован по делу марксистского кружка Н. Федосеева в Казани и заключён на три года в тюрьму. Позднее сотрудничал в журналах «Научное обозрение», «Жизнь», «Начало», был членом РСДРП, но уже в 1903 году скатился на меньшевистские позиции и оставался меньшевиком до самого Октября 1917 года, так что Ленин его не раз критиковал в своих статьях.
Вот как бывает – начинали вместе, когда-то Маслов был для Ульянова даже авторитетом, а потом их пути разошлись… Да и масштабы личности у них оказались очень уж разными, несмотря на то, что Маслов был не так уж зауряден – после революции он вёл педагогическую и научную работу в Омске, Иркутске, Чите, а потом – в Москве, в 1929 году был избран действительным членом Академии наук СССР и занимался экономикой сельского хозяйства, особенно – МТС и совхозов СССР.
Впрочем, всё это было много позже, а пока что вернёмся к становлению Ленина как профессионального революционера.
Подлинным политическим дебютом Ленина стала его первая крупная работа – отпечатанная на гектографе в июне 1894 года в Петербурге знаменитая брошюра «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов? (Ответ на статьи „Русского богатства“ против марксистов)».
За первым изданием последовало второе, третье…
Отдельный тираж составлял 50…100 экземпляров, но эти «жёлтенькие тетрадки» перепечатывали, переписывали от руки… Позднее Н. К. Крупская писала: «Помню, как всех захватила эта книга. В ней с необыкновенной ясностью была поставлена цель борьбы»…
Действительно, цель была поставлена ясная, причём – чётко марксистская. Дважды цитируя одно и то же место письма Карла Маркса А. Рунге от сентября 1843 года (М. и Э., Соч. 2-е изд. Т. 1, с. 381), Ленин выделил его второй раз особо:
«Мы не говорим миру: перестань бороться – вся твоя борьба пустяки. Мы только даём ему истинный лозунг борьбы»[202].
Ленин писал, что вывод материализма о «зависимости хода идей от хода вещей единственно совместим с научной психологией» (ПСС. Т. 1, с. 137), и уже из этого следовало, что во взглядах нового теоретика социальных процессов не будет места ни политическому шаманству, ни мистике, ни фатализму, ни прекраснодушным мечтаниям.
Итак, с момента появления «Друзей…» в формирующемся российском социал-демократическом движении появляется новая величина, всё более известная под партийной кличкой «Старик».
Принимали «Старика» не все, но равнодушных не было, и уже – навсегда. Своих «Друзей народа…» Владимир Ульянов закончил словами, по поводу которых многие тогдашние российские революционеры лишь пожимали плечами, а многие просто бесились до белого каления. Но именно эти слова и мысли оказались пророческими и быстро стали программой для всех подлинно здоровых революционных сил в России:
«На класс рабочих… обращают социал-демократы своё внимание и всю свою деятельность. Когда передовые представители его усвоят идеи научного социализма, идею об исторической роли русского рабочего, когда эти идеи получат широкое распространение и среди рабочих создадутся прочные организации, преобразующие теперешнюю разрозненную экономическую войну рабочих в сознательную классовую борьбу, – тогда русский РАБОЧИЙ, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведёт РУССКИЙ ПРОЛЕТАРИАТ (рядом с пролетариатом ВСЕХ СТРАН) прямой дорогой открытой политической борьбы к ПОБЕДОНОСНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.
Конец.
1894»[203]
Внятно, понятно и исторически верно.
В 1894 году такой прогноз выглядел в глазах многих авантюрой, «бредом», однако уже через два с небольшим десятка лет он стал в своих основных пунктах сутью реальной российской истории.
Народники уповали на аморфный «народ»… Сменившие их социалисты-революционеры («эсеры») продолжили традицию народнического террора, завоёвывая популярность у крестьян и делая ставку на село. Потому-то эсеры на первых порах революции 1917 года и имели так много голосов даже в Учредительном собрании.
А Ленин и большевики всегда работали прежде всего в рабочей среде. Ленин понимал, что русский рабочий – это, чаще всего, вчерашний крестьянин, и если большевики воспитают и убедят рабочих, то и с крестьянами – не кулаками, конечно, а с беднотой, тоже общий язык найдут.
Конечно, в середине 90-х годов XIX века до пролетарской революции было ещё далеко, но к тому дню, когда Владимир Ульянов отправил письмо Петру Маслову, в жизни свежеиспечённого потомственного дворянина (отец Владимира, став «штатским генералом» получил потомственное дворянство в 1882 году) произошло уже немало важных событий, прочно определивших всю его жизнь именно так, как она и состоялась…