ордерная архитектура – пир
Волкова: Сейчас у нас идет материал немного скучный, но потом будет веселее. Значит, так. Я хочу сказать, что мировой культуре греки оставили идею. И это очень интересно. Именно потому, что идея всегда первична. Если задуматься о том, как описано миросотворение или хотя бы прочитать Библию, то можно понять, что это описание идей, за которыми следует действие. А дальше идет комментарий к идеям. И он может быть бесконечен. Любая идея может быть бесконечно комментируема. Помните, я рассказывала о тарелках Пикассо? Там первичной была идея быка. Первая тарелка – это первичная идея, утопленная в белом. Сказать или сформулировать как это рождается, я не могу. И не потому, что у меня или кого-нибудь другого имеется нехватка знаний, а все дело в том, что существует тайна рождения.
В прошлый раз я рассказывала вам о том, как с именем Поликлета из Аргоса мировая культура хронометрирует идеи. Он не только подсказал формулу совершенного человека, но он его и создал. О ней можно сказать только так: он ее вычислил! Модель бога-человека или человека-бога, человека совершенного – все это воплощение совершенных идей Космоса, замысла бога о человеке, замысла Природы об олимпийцах. Позже, в лекции о греческом театре, мы вернемся к этому вопросу.
Канон – это идея. Это гоплит-воин, победитель Олимпийских игр, совершенный человек, совершенное существо, истинный дориец! А, если его поставить в профиль и провести линию по кончику носу, а потом по затылку и по макушке, то он укладывается в квадрат. Ничего не поделаешь – все по сеточке. Разумеется, греки были в достаточной мере двухсмысленные, и поэтому великие арийские теоретики безупречности, такие как Розенберг и Гейдрих вычисляли «совершенного арийца» именно по этой модели. Вставляли человека в дырку и мерили. Немцы были дотошными людьми в этом смысле, поэтому, например, Геринг пропустил через эту модель «идеального человека» всех своих секретарей, которых у него было пятеро. Кстати, один из них, самый ближайший к Герингу, оказался евреем из Липецка. Его замерили в лучшем виде. Он затем стал известнейшим человеком, и я была с ним знакома. А узнали мы об этом только тогда, когда ему исполнилось 60 лет и ему вручили награду Советского Союза. Весь институт истории стоял на ушах. Никто не мог понять, за что он получил героя. Сидел дядька, занимался историей и тут, на тебе! И им все сказали, и как он с архивом Геринга в Аргентину уехал и прочее. Так что, понимаете, есть такая теория, которая выворачивает себя несколько насмешливо. Но зачем грекам нужно было придумывать эту теорию? Потому что им нужен был олимпиец, подобный богам. Ни одна из этих скульптур в подлиннике до нас не дошла, но в музеях их показывают. И они равны подлинникам, потому что воспроизводят идею.
И когда к 40-м годам 5 века до н.э. греки обрели эту идею и облекли ее в художественную форму, она тут же коснулась театра, скульптуры и архитектуры. Из всех архитектурных идей мира греки создали самое главное – они создали ордерную архитектуру. Было создано три ордера, то есть три модели, но я считаю, что их всего лишь две, плюс еще две, являющихся комментариями к предыдущим двум. Одна из моделей называется «дорийская» или «дорическая», вторая «ионическая», а третья «каримская». Но каримская – это уже комментарий, потому что была создана в 4-ом веке. Собственно говоря, эллинистическая модель. Четвертая – тосканская, но она уже является римской и представляет собой комментарий.
Что является основой античного ордера? Основой любого античного ордера является периптер. Что это такое? Это такая замкнутая прямоугольная конструкция.
Скажите, похож ли периптер, хоть чем-то, на Лабиринт или пирамиды? Нисколько! Это собственная идея, живущая в мировой культуре. Сила периптера заключается в том, что он имеет тайну: его короткая сторона равна, если принимать длинную сторону за единицу – 0.65. Не 0.5 к единице, а единица к 0.65. И, если с короткой стороны периптера находится 7 колонн, то по длинной стороне их должно быть 15, при этом угловая колонна зачитывается, как с короткой, так и с длинной стороны. Главное – это 0.65. Маленькая ассиметрия. Такая маленькая неточность. А неточностей здесь очень много, потому что так же, как и скульптура, все античное искусство предусматривает одну очень тончайшую к чувствительности деталь. И все кажется симметрично, но, на самом деле, ассиметрично. Жизнь всегда ассиметрична и в ней есть неучтенный элемент. Что-то, что нельзя учесть. Какое-то искривление, какая-то неточность, какой-то маленький дефект. И в этом неучтенном элементе, в этой ассиметрии и прячется божественный дух художественности. Вот интересно, как возник ордер? Как возникли Олимпийские игры мы знаем. Геракл сказал своим помощникам: Вот вам идея, подготовьте все бумаги!.. А ордер появился неожиданно. Никто, никогда и нигде не видел, как он становился. Как нет того перехода от обезьяны к человеку. Какое-то звено потеряно. И питекантропа нашли и кроманьонца отыскали. Все звенья цепи на месте, а последнего, что ведет к человеку нет! Пропал. Так же и тут. Что-то вроде было, но пропало. А греки говорят: Чего вы удивляетесь? Совершенно нечему удивляться. А мы знаем, как ордер создавался. Его сделали пчелы из воска и принесли на утверждение Аполлону, в высшую художественную инстанцию. Тот посмотрел и сказал: Мне нравится. Красиво. Соответствует всему и да будет так! Так и стало. Других объяснений у меня нет. И у вас их нет, и ни у кого их нет. Он появился сразу.
Сейчас я покажу вам один ордер. Вот этот. Картинка меня не очень устраивает, но все-таки она из классического учебника и предъявляет нам первичный дорийский ордер.
Так. Что я могу сказать. Значит так. Для формы храма значение имеет периптер, и он сохраняет любой ордер. Как у моделей Поликлета: несущий копье, завязывающий повязку с двумя поднятыми руками и раненная амазонка с одной поднятой рукой.
Что входит в состав дорического ордера? Прежде всего, он, точно также, как и тело человека: от бедра до плеча и от плеча до макушки – делится на несомые и несущие конструкции. Раз, два, три. Две несущие и одна несомая. Несущая конструкция имеет фундамент или стилобат, состоящий из трех ступенек. Ступенек может быть и больше, но они должны быть кратные трем – шесть, девять и т. д. Причем они, в свою очередь, тоже делятся: две ступеньки – это стилобат, а верхняя стереобат.
У дорического ордера колонна стоит прямо на стереобате. Верх колонны имеет подушечку. Она называется «эхим» и имеет высоту, как две ладони. На эхиме лежит плита, которая называется «абака». Таким образом, колонна тоже делится на три части: эхим, абака и ствол. И на эту конструкцию опирается вся эта несомая верхушка с крышей – фронтон. В треугольнике фронтона помещалась скульптура. Для дорического ордера его фризовая часть делилась на такие квадратики: триглиф и метоф. У ионического ордера есть свои детали. Он хрупкий, его ствол колонны опирается на профилировнную базу, а верхняя часть эхим имеет два завитка и непрерывный фриз. Но красота состоит не в этом. Вся художественная красота помещается в развале интерколумниума. И, несмотря на то, что все колонны кажутся ровными, на самом деле они разные – у них бывают утолщения, а самое главное – внутреннее расстояния между ними всюду не равно самому себе. Так что, как вы видите сами, идея концепции ордера всюду одна и та же, а детали различные.
Это все понятно, вернее, непонятно только тогда, когда вы видите все это в подлиннике. Никакая картинка не передает всю полноту. В Коринфе есть дорический храм Аполлону. Вот вы на него смотрите и понимаете, что вдох есть, а выдоха-то нет.
В «Бегстве из Тамбова» Бродский замечательно написал о своем впечатлении от храма Посейдона на мысе СунИон: «Это не выстроено, это опущено сверху вниз. Это соединение неба и земли. Это, действительно, одно из моих ярких впечатлений в жизни».
Говорят, что царь Эгей бросился с этого мыса в воды и их стали называть «Эгейское море». Если помните, то это произошло, когда он ждал своего сына и увидав, что на корабле натянуты черные паруса вместо белых, его сердце не выдержало и он упал в эту эгейскую лужу. И на этом месте был установлен храм. Вы знаете, это испытание для человеческого сердца. Я была там тогда, когда к нему еще можно было подойти. Сейчас храм обнесен заграждением и на него можно смотреть только с определенного расстояния. Так вот, я, как всякое невежественное и свинское существо, разумеется сфотографировалась, оперевшись на колонну. Более подлого поступка сделать было нельзя, но так как поблизости никого не было, я на нее и навалилась. И вот стоит он полуразрушенный, но разрушенность античной скульптуры не в счет – там каждая часть имеет свое художественное значение и представляет собой целое. В этом и заключается великая тайна, возможная только для античности. Когда она доходит до нас во фрагментах, мы все равно воспринимаем их, как целое.
Но самой главной идеей греков было «восстановление человека в человеке». Восстановление в самом себе божественного начала. Ощущение себя не как представителя животного мира, а как бессмертного. И это глубокое проникновение в суть, это гармония совершенства были нужны им для того, чтобы ощущать себя не только как физическое тело, но и как тело божественное. Им нужно было знать, что душа и тело находятся в гармонии. Именно так, как и было задумано изначально. И они. конечно, это сделали.
Сейчас мы переходим к очень интересной теме. Потрясающей и с моей точки зрения просто наитереснейшей. Но сначала вопрос, чтобы вы на него ответили. Вот скажите, пожалуйста, как вы считаете, кем это нарисовано?
Студенты: Пикассо.
Волкова: Браво! Еще кем? Какие еще есть идеи? Ну, какие? Кем?
Студенты: Дали.
Волкова: Гениально!, если не считать, что это античная ваза (смех). Вот, где «хунт де браво»! Вот, где серьезнейшая вещь! Это может быть и Матис, и Пикассо, и Дали. Ваши ответы были даны правильно, если не считать, что это рисунок античного кувшина.
А сейчас, я хочу перейти к теме последнего античного регулятора. Как вы уже знаете, первый регулятор – это Олимпийские игры, а второй – эфебы. Обратите внимание на то, что оба этих регулятора тесно связаны между собой. Без Олимпийских игр не может быть армии эфебов, как и без армии эфебов не может быть игр, так как эфебы и есть непосредственные участники Олимпийских игр. Или Пифийских. Третий регулятор – союз художников, который все это ваял и строил. Кто-то воюет, защищает интересы Полисов, что-то производит, служит в армии, имеет денежки, приумножает и растит деток. А те, кто при союзе художников – детей не рожают, денег не имеют, семей не заводят, в армии не служат. Их дело – гениальность и бессмертие. Где еще, и когда могла быть реализована подобная идея? Только в этих, абсолютно антисанитарных условиях (смех). И чем дальше, тем больше вы это поймете. Последний регулятор – это традиция античного Пира.
Я должна сказать, что Пир – это очень важная часть всей греческой культуры. Оформились они, конечно же, в Милете и, по всей вероятности, были приняты тогда же, когда была принята странная метафизическая система «жизнь и внежизнь». Где «внежизнь» была важнее, чем «жизнь». Как отмечал отец Флоренский: «Пир был вырезкой из жиэни, так же, как и Олимпиада». Но, тем не менее, античный дом, называвшийся «триклиниумом», являлся местом для Пира. Вообще Пиры были разных типов. Государственные, связанные с какими-то государственными событиями. Семейные, для разного рода семейных событий. Философские, проходившие при философских школах. Но главным являлся тот Пир, что не был связан ни с чем вышеупомянутым. Его, время от времени, был обязан устраивать каждый свободный мужчина. А, знаете ли вы о том, что этим словом «Пир» названо главное произведение Платона? А как переводится это слово, знаете? Мы еще такое мероприятие называем застольем. Есть предположения?
Студенты: Соревнование!
Волкова: Нет, как раз, наоборот.
Студенты: Отдых.
Волкова: Не в ту сторону.
Студенты: Праздник.
Волкова: Абсолютно холодно.
Студенты: А Пир пишется с двумя «р»?
Волкова: Не будем углубляться в пучину. Так вот, они никогда не называли это действо Пиром. И труд Платона тоже не зовется «Пир» – это мы его так переводим. А оно называется «Конвивиум». Общее дело или сообщество! Сообщество вокруг «разговоров о главном». А теперь я хочу сказать, что Пир, как и Олимпиады существовал только в Греции. Римляне называли его словом «симпозиум». А знаете, что такое симпозиум? Мужская попойка после ужина, потому что они за ужином не пили. Только после него. Поэтому, когда вы слышите, что кто-то едет на симпозиум… (смех).
Когда эфеб заканчивал гимназию, независимо от того хорошо он учился или плохо – это не имело абсолютно никакого значения, то он получал подарок от города. И этим подарком был не щит и не меч, и не шлем, а набор для Пира. Мальчик входил в другую жизнь – в мужскую, жизнь свободного мужчины и получал главное. Что входило в этот набор? Так называемый пиршественный гиматий – торжественная одежда, которую надо было всегда одевать на Пир. Это очень, очень, очень длинное платье, в который они довольно ловко запутывались, а конец ткани свешивали с левого плеча, чтобы правая рука была свободна для чаши. Любые попытки домов моды всего мира повторить облачение хоть кого-нибудь в гиматий ни к чему не привели. Не получилось и у Фуатье, что создал театр античного костюма во Франции. Утверждаю категорически – никто не смог правильно одеть на себя гематий! Можно научиться надевать сари, а гематий – нет. Так никто и не знает, как они в него запутывались. Собственно говоря, это было очень важное исследование, и мы его еще коснемся, но позднее.
Я не взяла с собой берлинский каталог, а в нем есть один предмет, где показано, как они готовились к Пиру. Но я расскажу об этом своими словами. О настоящем античном Пире у нас имеются очень редкие сведения, но я их, в свое время, получила лично от Гумилева. У нас с ним по этому поводу даже состоялось 3 или 4 симпозиума (смех). Он пил жуткую водку и все время курил какую-то дешевую гадость, и я его, как-то спросила:
– Зачем вы это курите? Это же вредно и ужасно!
А он ответил:
– Что вы еще хотите от старого политкатаржанина?!
Так вот, я ему очень обязана, потому что все, что я знала о Пире, я знала из наших книг и из книг Фалька, а Гумилев знал очень многое другое. И мы с ним составили идею пиршественного ритуала. Вы можете смело довериться этим знаниям. Когда хозяин дома, в определенное время, понимал, что ему пора устроить Пир, а Пир никому и никогда не хотелось устраивать – слишком тяжелым было это занятие, то у него сразу портилось настроение. Ведь настоящий Пир – это попойка с незнакомыми людьми. Вот в чем беда! Если ты пьешь со своими – это одно, а с чужими тебе людьми – совсем другое дело. Поэтому, мужчина вставал утром в плохом настроении, шел на гору или на базарную площадь и приглашал незнакомцев. Просил, просто умолял, чтобы они пожаловали к нему. Всем этим людям Пир, возможно, тоже стоял поперек горла, у них могли быть другие дела: козу продать, на базар сбегать, на свидание пойти. Мало ли что! Но, в те времена, если тебя приглашают, да еще и адресок дают, ты не можешь не прийти – это вопрос мужской чести! Как карточный долг. И ты вынужден прийти на Пир, хотя ноги совсем тебя и не несут.
Итак, ты пришел. Тебя встречают или сыновья хозяина дома, или мальчики младших классов из школы эфебов и начинается твоя подготовка к Пиру. Тебе на руку надевают такие специальные губки и ты ими обтираешься, затем натираешься или тебя натирают специальным составом оливкового масла и твое тело становится чистым, и бронзовым. Ты становишься непохож на самого себя. Тебе на голову надевают венец Диониса и облачают в пиршественный гематий.
И вот гость входит в комнату, которая превращена в комнату для Пира, где клине составлены в букву «П». Идеальное число для пирующих состояло из 5 или 7 человек. У спартанцев их было 15: начальник и семь пар. Пировали они военной фалангой и там никогда не было незнакомых людей. Все думают, что спартанцы были чумазыми. Так вот, если кто и красился, то это были они. И губы красили, и стрелки на глазах подводили…
Но вернемся к нашему классическому Пиру. Гости на Пиру возлежали на клине – это такой полуторный жесткий матрас на ножках, набитый сухой морской травой, с подушечкой под локоть и ящиком внизу.
Клине были единственной мебелью греческого дома. И, когда все приглашенные укладывались на матрасы, начинался Пир. В самом его начале проходил единый, для всех пирующих, обряд. Это был такой момент настройки. Гармонизация. Бралась чаша (братина), имевшая форму трапециевидного кубка и туда наливалась невкусная пища.
Вот чего греки никогда не понимали, так это то, что они едят и пьют. Если у египтян только одного пива или водки было 20 сортов, то греки пили родниковую воду и отвратительное вино, хотя просто сидели на нем. Они не умели его хранить, и оно у них скисало. Египтяне знали холодильники, а эти нет. И они были вынуждены разводить водой эту кислятину. А какую гадость варили спартанцы! Видимо специально, для спартанской выдержки. Еще и клали в нее бычьи хвосты и требуху. Есть одна такая история о том, как один занятный персонаж, из первых красавцев Греции, ученик Сократа – предатель Алкивиад сбежал к спартанцам. В те времена это был наигрязнейший поступок и за это убивали. Сократ тогда чуть руки на себя не наложил. Но Алкивиад был такой необыкновенной красоты, к тому же умница и острослов, что ему всегда прощали все его проступки. Так вот, после своего побега, он сразу отправился на спартанский Пир. Одел на себя такую короткую тунику – спартанцы платья не надевали, только красные туники, накрасился, весь из себя красавец. Вошел, возлег и те замерли. Поднесли ему свою похлебку и тот, отхлебнув, ласково так улыбнулся. И они поняли, что имеют дело с ого-го! какой личностью и простили ему все, даже его предательство. И он стал своим. На самом деле, историй о Пире очень много и спартанцы очень хорошо их описали. Например, они кубок с вином передавали друг другу и, если после кого-то похлебка становилась еще хуже, просто непереносимой, даже для очень стойких бойцов, то тот человек должен был покинуть Пир. Если вино начинает горчить, значит человек не может гармонизироваться! По этому поводу существовала огромная философская и поэтическая литература. Как писала Ахматова: «И сразу изменился вкус вина».
Итак, два ложа занимают пирующие, а центральное ложе было за тамадой – ведущим Пира. Грузинская традиция праздников с тамадой, только в несколько выродившемся варианте, берет начало от греческих Пиров. Но сама тема общего застолья с тамадой во главе – очень древняя традиция.
О чем говорили на Пиру? На Пиру нельзя было говорить о политике – ни хорошо, ни плохо. О своей семье: какие хорошие дети или нехорошая жена – это твое частное дело и других не касается. О деньгах: о богатых и не богатых, откуда у кого-то завелись деньги. О злых или добрых. Сплетничать и обсуждать кого бы то ни было запрещено. И нельзя было говорить о вере. Вот все эти разговоры были категорически запрещены. Пять пунктов запрета. Так что им бедным оставалось? О чем бы мы с вами разговаривали, если бы находились на их месте? О главном. Об Олимпиадах, богах и героях.
Когда начинался Пир, выносилась посуда, которая и становилась предложением к разговору. Всюду, во всех книгах, есть раздел «Общие предпосылки. Архитектура. Скульптура и Живопись». А в живописи говорится и описывается вазопись. Так вот, запомните, возописи нет! Вазы, что стоят во всех музеях – это пиршественная утварь. Вазы делались только для Пиров! Это утварь не являлась бытовой посудой. Она ею стала только после Пелопоннесской войны и в Александрии, когда та стала центром эллинизма. Именно тогда ваза начала становиться предметом роскоши и продажи. А пока шли классические Пиры она таковым предметом не являлась, а потому ее и расписывали разными сюжетами. А в сюжеты входило все то, что не касалось тех пяти правил. Вот классическая амфора.
Ее брали за две ручки и приносили в ней то, что они называли вином. Если модулем архитектурного ордера является отношение диаметра основания колонны к ее высоте, то здесь все определялось по диаметру сосуда к его высоте. Они очень точно и скрупулезно занимались формой. Лучшие произведения были сделаны из глины, которую добывали в Рамосе, недалеко от Афин. И на них всегда было изображено то, что могло стать беседой. Какая это была морока! Вот они начинают описывать изображенный сюжет: кто на нем присутствует, чем они заняты, почему они делают это или что-то иное. Обязательно нужно было произнести строки из Гомера. Не помнишь – сочини сам. Представляете, в каком состоянии были гости, впрочем, как и сам хозяин? И никуда не денешься – это общее дело. Греки были до такой степени садистами по отношению друг к другу! Особенно они изводили друг друга спортом. Посмотрите сюжет на вазе: кто-то бежит, копье бросает, а пипки у них какие!, как соски детские (смех) – это просто ужас! Видали, как бегут? Так вот, во-первых, пирующие должны были сказать, что за игры изображены на вазе, когда они проходили и еще желательно назвать имена победителей.
Студент: А можно было наврать?
Волкова: Да, милая моя, советский вы человек, жертва пропаганды. Вы хотите раз и навсегда быть дисквалифицированы, как гражданин Полиса? Официально – это борьба. Но борьба катастрофическая, потому что надо было знать: кто, кого и за сколько уложил. Очень много сюжетов, где мечут копья или ездят на колесницах. Наврать не получится, потому что, чаще всего, сверху ваз имелись имена. И имена не тех, кто в один забег бегал, а в разные годы и на разных Олимпиадах. И еще надо было знать за сколько пробежал победитель. Я говорю вам правду.
Но согласитесь, сами вазы потрясающей красоты! Они делились на чернофигурные, краснофигурные и белофигурные.
Здесь мы видим с вами чернофигурную.
Она представляет собой такую аппликацию и является более условной и повествовательной. Она не дает полностью развернутую деталями изображение. Краснофигурная имеет больше возможностей и более удобна, и пластична, как по материалу, так и по цвету. И, разумеется, показывает детали. Глядя на нее можно говорить, говорить и говорить. На таких вазах часто показывали мифологические сюжеты, а это полная беда, потому что нужно было очень многое цитировать. Лучшая коллекция ваз находится в Мюнхене. Вот нахапали! Просто жуткое количество. В этом немцы перещеголяли англичан с их Египтом. Вы не представляете какой там музей ваз!
После амфоры приносился сосуд с широким горлом. Приблизительно такого типа. Это называется гидрия и они бывают разными.
Лично мне нравятся большие и выгнутые. Туда наливалась родниковая вода. И затем приносили то, что называют кратер.
В них совершалось главное: смешивали вино с водой, чтобы было более вкусно. А вот эта черпак. Им по киликам разливали вино с водой, из которых они пили.
Поговорили и выпили. Как вы считаете, после многовековых тренировок греки могли стать нацией философов?
Студенты: Да!
Волкова: Они все были философами! Пир тренировал нацию, которая вся поголовно была грамотной! Попробуй не знать Гомера! Кто тебя примет в приличном обществе? Они ненавидели Пиры, но были вынуждены на них ходить. Дело чести. И живопись на вазе являлась основой для: общего дела, разговора о смерти, спорте, богах и героях. Конечно же, они все были философами. Потом стали создаваться философские школы, при которых проходили отдельные философские Пиры.
Греки о себе и сами очень многое рассказали. Через свои рисунки. В античной трагедии женщина является главным персонажем, как у Толстого. Она – узел всего. Античная традиция такова, что когда создавалась семья, и муж приходил к жене, то он приносил с собой посох – такую палку, на которой висело рубище – тряпка с дыркой для головы. И он вешал это рубище в главной комнате. Когда женщина приходила к мужу, то она приносила с собой курильницу для благовоний и еще такое сито с ароматными угольками и ставила все это на женской половине. Дело женщины было воскурять у домашнего очага, чтобы в доме струились благовония. На женской половине воспитывались дети, а на мужской половине устраивались Пиры. И если муж, влюбившись в другую красотку, решал развестись, то этот вопрос даже не обсуждался – он был прописан в законе и свершался следующим образом: жена накрывала курильницу веером, а пепел сыпала у выхода. Муж раздевался догола, надевал рубище и по этому пеплу выходил из дома. Вот и весь развод. Разумеется, дом он оставлял жене и детям. А кто будет ее содержать? Он. И до конца своих дней. А если с ним что-то случилось, то о ней обязан был заботиться его брат.
Студенты: А, если тот был женат?
Волкова: Тогда ее содержала вся семья бывшего мужа. Поэтому, прежде чем развестись, мужчины очень долго думали, иногда, многие годы. Развестись было просто, но последствия были непредсказуемы. Есть целые, почти невероятные саги, в которых описываются разводы.
Вот, послушайте, что Платон рассказывал о последних днях Сократа. Когда того сначала как бы посадили, а потом предложили бежать, не тут-то было! Потому что около него была Ксантиппа – его «главный тренер». Совершенно сумасшедшая тетка, со страшным и мерзким характером. Она стояла с детьми около решетки и орала: «Сукин сын, ты собираешься убежать, как они тебе предлагают?! Ты смотри – не убеги! Я буду горько плакать с ребятишками! Сократ, покажись, чтобы я видела, что ты никуда не убежал!» Но он стойко держался, потому что знал на ком женился. До последней минуты его жизни она гудела и через решетку давала ему указание, как уйти из жизни, чтобы она потом с детьми испытывала за него гордость, как и вся Греция.
Пир состоял из двух частей и самое страшное ожидало всех присутствующих, как раз во втором акте, когда начиналась оргия. Если первая часть была разговором о главном, то во второй части на всех присутствующих были возложены несколько иные функции (смех). Как вы думаете, уставали ли они от своих разговоров? Или нет? Посмотрела бы я на вас и в том, и в другом случае. Оргия устраивалась для того, чтобы якобы расслабиться. Как она происходила: для этого на Пир обязательно приглашались миманс или актеры миманса. Их приглашали обязательно. Они устраивали представление, которое имело довольно похабный и абсолютно непотребный вид. Актеры приделывали себе носы, уши и обязательно привязывали огромный фаллический орган. И начинали выделывать непристойности. Все обязаны были смеяться, танцевать с актерами, а потом, собственно говоря, начиналась сама оргия – то, что называется публичный секс. Такой коммунальный.
Студенты: Групповой!
Волкова: Скажем так – коллективно-публичный. (смех) На оргию приглашались девочки из школы гетер. И самым важным для участников оргии было то, чтобы не опозориться и не упасть мордой в салат (смех). Ты мужчина или кто? Вот такие были у них Пиры. Их художественная жизнь – такая тяжелая и насыщенная.
Во-первых, Пир имеет «время Пира» и, во-вторых, по этому поводу лучше всего прочитать у того, кто создал прецедент этой замечательной идеи античности. У Ницше. Одна из его работ называется «Происхождение античной трагедии из духа музыки». Эта работа блистательно написана, и я рекомендую всем ее прочитать. Ницше пишет там совершенно удивительные вещи. Он, как бы из своего времени, а умер он в 1900 году, поворачивает голову в сторону античности. И зная античный мир, достаточно неплохо, он, как гениальный поэт и философ, проанализировал его традицию к Пиру. Ницше определил, как бы два направления, две основные тенденции в античной культуре. Он писал, что античная культура в своей основе имеет две очень глубокие тенденции: апаллическую и дионисийскую. И, действительно, это так. И тому, и другому началу он уделял очень большое внимание, анализируя и выходя за пределы античного Пира. Как две великие культурные тенденции. Аполлон или Дионис. То есть начало интеллектуальное, начало рациональное или начало интуитивное, поэтическое. Он считал, что театр и музыка родились из духа дионисийского, из этого поэтического, галлюцинаторного начала. А государственность, математика, философия, скульптура и архитектура родились из духа конструктивизма, упорядоченности и рациональности. И все это между собой для полноценного художественного образа мира должно быть не только соединено, но эти тенденции, как бы дополняют друг друга. Он пишет: «Тема Поражения более плодотворна, чем тема Победы. Тема Победы обречена. Тема Поражения вынашивает великий цветок поэзии и философии».
Тема Победы ведет к катастрофе, и мы можем видеть это собственными глазами. Поражение победителей и победа побежденных. И эти глубокие корни сидят в нас самих. Если посмотреть на историю искусства, то можно заметить, как эпохи пьяных сменяются на эпохи трезвых, а эпоха волевых ориентаций на эпоху импрессионистических ориентаций. Это все очень интересно. Толчок, который дает античный Пир является толчком очень глубоким. И анализ, который делают сами греки в своей драматургии и есть соединение дионисийского и апаллического начал. Хуже, когда нет ни того, ни другого. Бывают и такие эпохи. И это ужасно.
Конец ознакомительного фрагмента.