Вы здесь

Лекарство от страха. Значение слова страх (Владимир Саламатов, 2014)

Что такое страх

Казалось бы, ответ на этот вопрос всем очевиден. Вряд ли найдется кто-нибудь, кто ни разу в жизни не испытывал страха. Все мы чего-нибудь да боимся. Того, что уволят с работы, того, что близкие попадут в беду, того, что муж уйдет к другой. Кто-то боится собак или пауков, кто-то опасается летать самолетом, кого-то страшит замкнутое пространство или высота…

Страх – это, в общем-то, такая же неотъемлемая часть нашей жизни, как и удовольствие. Так что вроде бы, уж о чем о чем, а о страхе нам известно все. Однако философы, психологи, физиологи и другие ученые до сих пор ведут споры о том, почему, как страх возникает и чем он, собственно, является.

Начнем с классической формулировки, которую никто не оспаривает. В Толковом словаре русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова дается следующее определение страха: «Состояние крайней тревоги и беспокойства от испуга, от грозящей или ожидаемой опасности…»

В психологических словарях можно найти более подробное объяснение. Например, такое: «Страх – эмоция, возникающая в ситуациях угрозы биологическому или социальному существованию индивида и направленная на источник действительной или воображаемой опасности. В отличие от боли и других видов страдания, вызываемых реальным действием опасных для существования факторов, страх возникает при их предвосхищении… Функционально страх служит предупреждению субъекта о предстоящей опасности, способствует сосредоточению внимания на ее источнике и побуждает искать пути ее избегания».

Заметьте, страх возникает как реакция по поводу опасности, которая еще не реализовалась. Механизм появления страха мы рассмотрим подробнее чуть позже, а пока вспомним «Песню-сказку о нечисти» Владимира Высоцкого.

В заповедных и дремучих страшных муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх:

Воют воем, что твои упокойники,

Если есть там соловьи – то разбойники.

Страшно, аж жуть!

В заколдованных болотах там кикиморы живут –

Защекочут до икоты и на дно уволокут.

Будь ты пеший, будь ты конный – заграбастают,

А уж лешие – так по лесу и шастают.

Страшно, аж жуть!

Действительно жуть. Согласитесь, не очень-то хочется забредать в эти «заповедные» муромские леса, с их соловьями-разбойниками, кикиморами, лешими и прочей нечистью. Но обратите внимание, как описывает автор действие нечисти. Глаголами в будущем времени: «защекочут», «уволокут», «заграбастают». Иными словами, нечисть этого еще не сделала – только может сделать. Откуда же автору известно о намерениях нечисти? А вот откуда:

И мужик, купец и воин – попадал в дремучий лес, –

Кто зачем: кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез.

По причине попадали, без причины ли, –

Только всех их и видали – словно сгинули.

Так вот в чем дело. Кто-то заблудился в лесу (возможно, и действительно с перепою), а аборигены решили, что несчастного нечисть утащила. Никакой точной информацией о произошедшем они не владеют, но оценивают ситуацию как потенциально опасную для жизни. Вот и боятся теперь в лес ходить. Однако можно ли назвать то чувство, которое испытывают местные жители при самой мысли о жутком лесе, страхом?

Пожалуй, точнее в данном случае назвать это чувство тревогой. В психологических словарях можно найти такое определение тревоги: «Субъективно неприятное эмоциональное состояние, возникающее в ситуациях неопределенной опасности и проявляющееся в ожидании неблагополучного развития событий». Точь-в-точь про наших муромчан: опасность у них весьма неопределенная, но это не мешает им ожидать, что в случае, если кого-нибудь занесет в дремучий лес, ничего хорошего из этого не выйдет.

Как же соотносится тревога со страхом? Профессор Ф. Б. Березин выделил так называемый «тревожный ряд», в котором определил механизм возникновения и развития тревоги. Сначала человек ощущает внутреннюю напряженность – она служит сигналом о приближении угрозы; включаются механизмы адаптации, возникает душевный дискомфорт. Затем происходят гиперестезические реакции: дискомфорт нарастает, события и стимулы, ранее нейтральные, приобретают негативную окраску, повышается раздражительность. После этого возникает собственно тревога – ощущение неопределенной угрозы, характер и время возникновения которой человек не может предсказать (часто это связано с недостатком информации и неадекватной логической переработкой фактов). Затем возникает страх – тревога конкретизируется на определенном объекте, который расценивается как угрожающий, хотя это может и не соответствовать действительности. После этого появляется ощущение неотвратимости надвигающейся катастрофы, – интенсивность тревоги нарастает, и это приводит человека к выводу о невозможности предотвращения опасности. В результате чего возникает тревожно-боязливое возбуждение – человек дезорганизован и растерян.

Рассмотрим это на примере наших поселян, живущих близ муромских лесов. Они испытывают неопределенную тревогу, вызванную тем, что люди в лесах пропадают по неизвестным причинам, которая превращается в конкретные, пусть и вымышленные, страхи по поводу опасных кикимор и леших. Такие страхи создают легенды и предания, которые выполняют защитную функцию, не дают аборигенам ходить, куда не след. С одной стороны, легче бояться чего-то конкретного, чем не пойми чего. Но, с другой стороны, люди начинают бороться с фантомами, с тем, чего на самом деле нет, а это процесс бесконечный и бесперспективный.

Итак, тревога – это мобилизационная активность. А страх – это кристаллизация тревоги, опредмеченной и сконцентрированной на конкретном объекте, мобилизационная активность, направленная на конкретную опасность. Можно сказать, что тревога «выстреливает» страхом.

Допустим, мужик-муромчанин отправился в лес на охоту – жене зайчатинки захотелось. Выходя из дома, он начинает испытывать душевный дискомфорт, какие-то неприятные ощущения, которые пока еще ни с чем конкретно не связаны. Вот он вдалеке видит лес, где уже не раз охотился, но теперь лес почему-то кажется зловещим. По мере приближения к чаще это чувство усиливается, мужик начинает злиться на жену и себя: «Приспичило же ей зайчатинки, могла бы и курицей обойтись! И чего я пошел у нее на поводу. А вдруг со мной что-нибудь случится!» Так возникает тревога, которая нарастает с каждым шагом в сторону леса. Наконец мужик входит в дремучий лес, и внезапно за ближайшим кустом что-то едва слышно хрустит. «Нечисть! А я чеснок с собой не взял!» – в ужасе думает он и вцепляется онемевшими пальцами в бесполезное, как ему кажется, ружье. Это страх. Мужик дает деру, а из-за куста выпрыгивает серый заяц.

Страх, как и тревога, является проявлением инстинкта самосохранения и представляет собой нормальную реакцию организма на внешнюю опасность. Об этом, кстати, очень верно написал Александр Куприн в знаменитой повести «Гранатовый браслет»:

Ты не верь, пожалуйста, тому, кто тебе скажет, что не боялся и что свист пуль для него самая сладкая музыка. Это или псих, или хвастун. Все одинаково боятся. Только один весь от страха раскисает, а другой себя держит в руках. И видишь: страх-то остается всегда один и тот же, а уменье держать себя от практики все возрастает; отсюда и герои и храбрецы.

Страх выполняет сигнальную функцию, он как бы говорит организму: «Осторожно, опасность. Беги или нападай!» С одной стороны, тревога и страх помогают нам адаптироваться к изменившейся ситуации – человек получает сигнал и действует; благодаря этому он выжил как вид. Но с другой стороны, если тревога чрезмерна, то человека захлестывает сильная эмоция, которая нарушает логическое мышление. Как у нашего охотника: если бы он не оцепенел от страха, то мог бы сообразить, что хруст-то едва слышный, значит, за кустом притаилось какое-то маленькое животное, скорее всего заяц, а не леший или кикимора.

Так что тревога хороша в меру. Если она зашкаливает, то это мешает сориентироваться и сделать правильный вывод, может даже вызвать приступ паники, когда человек перестает отдавать себе отчет, что делает. А если тревоги нет совсем, то это значит, что инстинкт самосохранения не работает, и тогда человек напоминает какого-нибудь терминатора нового поколения, только в отличие от кинематографического – он не железный.