Глава 16
Пользуясь тем, что мама вся в глубоких раздумьях, беззастенчиво вру про дату отбытия. Надеюсь, она мне верит. Про колечко молчу, а то, неровен час, вздумает устроить посиделки с новыми родственниками. Мне сейчас этот оливье не с руки.
Сидела я на кухне, смотрела на маму внимательно. Все мамы как мамы, а моя не пойми кто и сбоку бантик. Жаль, если она в криминал угодила. Или все-таки проституция? Хотя проституция в некотором роде тоже тот еще криминал. Нет, я товарных девочек не осуждаю. Но согласитесь, как-то странно воспринимать свое тело и умение доставить удовольствие как объект товарно-денежных отношений. Хотя, коли мужики готовы за это платить, почему и нет?
Сама от своих мыслей обалдевая, залилась нездоровым румянцем. Мама – по рукам? Ей же лет сколько? Действительно, а сколько ей лет? Вспомнила год рождения, посчитала, ошиблась на десять лет, снова пересчитала. Оказывается, не так и много. Но не для панели. Старовата она для таких дуростей. И вообще, меня жутко раздражает ее идиотская полосатая блузка. Английский стиль, английский стиль… Матрас английский – вот это что. У Карабасов обои в коридоре точно такой же расцветки. Когда начну зарабатывать, непременно куплю ей другую.
Продолжила ненавязчивый осмотр мамы. Руки не колотые. Цвет лица здоровый. Для закоренелой горожанки. Наверное, все-таки не наркота. Торчки иначе выглядят. Их ни с кем не спутаешь. Как выглядят наркокурьеры, я не имела представления, но воображала их в виде осунувшихся порабощенных таджиков. Мама на таджика была похожа, как китаец на Баскова.
Скорее всего, у нее пара-тройка постоянных любовников. Пожилые достойные дяди.
О, я поняла. Она типа как гейша. Я кино про них смотрела.
Она с ними про жизнь беседы беседует, жалеет их, понимает, сочувствует. Я еще раз уставилась на мамино строгое лицо. Признаюсь, сочувствия в нем не предвиделось. Быть может, это она для меня такая холодная? Припомнила тех мужиков в аэропорту. Вполне подходящие типиусы. Только тогда была какая-то папка. Которая никак не вписывалась в мою стройную теорию. Поэтому я решила про нее забыть.
Что еще обычно гейши делают? Песни поют, танцуют?
Танцевать, наверное, она сможет. Танго, рок-н-ролл? Вальс? К маме подходил танец в стиле утренней физзарядки. Приседания, махи руками, наклоны. Что-то такое, непритязательное в смысле пластичности. Прыжки на месте уже не укладывались в привычные мамины телодвижения. Идею с танцами пришлось оставить как несостоятельную.
Что там остается? Песни? Насколько мне известно, песни и мама плохо совмещаются. Примерно так же, как мама и танцы. Я с детства вздрагиваю от ее колыбельных. Она по незнанию младенческого репертуара пыталась меня усыпить шедеврами из «Аквариума» или «Кино». Наихудший результат достигался поползновениями изобразить Аллу Пугачеву. Те еще воспоминания. Особенно от «Арлекино». Моими рыданиями можно было заменить пароходную сирену.
Фигня получается.
А если она – шпионка? Чем не версия?
Не может быть. Шпионы вхожи в круги тайно-носителей. Иначе на кой они нужны коварным иностранным разведкам. Мама с жутко влиятельными людьми никогда дружбы не водила. Если ее разведчики пытать примутся, то она, кроме как про приготовление недорогой полезной пищи, ничего поведать не сможет.
Значит, главной остается версия про не поющую статичную гейшу. Возможно, в стиле садо-мазо.
Плохо, если до отца что-то дойдет. Он с радостью ухватится за малейшую возможность учинить публичную порку. Отберет у нас все, в грязи вываляет и гордо удалится в изгнание. К новой жене. Которой срочно подберет пару заместительниц помоложе и поглупее.
Я снова посмотрела на маму. Почему она так мало говорит? Думает все о чем-то. Знать бы еще, о чем. Так ведь не скажет.
– Мама, а о чем ты сейчас думаешь?
Только чуть приопущенные веки выдают удивление. Легонько похлопала меня по руке. Мол, все будет хорошо. Потом встала и сделала то, чего не случалось с поры моего безоблачного детства. Прижала мою голову к животу и ласково погладила. Я обмерла. Я боялась пошевелиться. Так мне было хорошо и стыдно, оттого что я в некотором смысле ее предала. Выдала чужую тайну каким-то Карабасам. Да еще в шмотках копалась. Свинья такая. Когда все выяснится, то я потребую, чтоб никто не выносил сор из избы. А просить-то кого? Карабасов? Они ребята странные, но не трепливые. Игоря? Так он и так никому ничего не скажет, но все равно стыдно.
Каюсь, только погладьте меня еще немного.
– Я тебя очень люблю, – шепчу я так, чтоб быть услышанной.
Звонкий поцелуй в макушку.
– Собирайся. Скоро Игорь за тобой приедет.
Повеселев, я побросала шмотки в сумку. Взяла самое необходимое, никаких нарядов. Удобная обувь на мягкой рифленой подошве. Крепкие брюки, непродуваемая куртка. Я примерно знаю, что мне предстоит. Карабасы говорили, что, может, даже на крыше сидеть придется, как Карлсону. Карлсон в капри. Удобная помесь брюк с шортами. Только почему капри?
Мама неожиданно извлекла из моего шкафа пару лучших вечерних платьев и аккуратно пристроила в мой багаж. Пришлось соорудить понимающее лицо и прихватить туфли. Кто знает, быть может, Игорь пригласит меня на рандеву?
– Мама, а я красивая? – пытаясь рассмотреть себя со всех сторон в зеркале, спросила я как можно скромнее.
– Вне всяких сомнений. Только живот подбери и подбородок не опускай так низко. А еще неплохо бы пресс подкачать и приучить себя не сутулиться.
Лучше бы промолчала.
– Зато у меня ноги длинные. И глаза большие. И еще, – я прикинула, к чему она точно не придерется, – и еще у меня хорошие зубы и профиль классический.
– Ты забыла упомянуть волосы. Кстати, не забудь взять фен, а шампунь выложи. Там купишь.
Пришлось снова перебирать сумку.
Игорь, как всегда, прибыл вовремя. Сигналил из машины, пока я пыталась одновременно уложить вещи и взять себя в руки. Так и не дождавшись моего появления, он все-таки набрался мужества подняться к нам, чтоб помочь донести вещи. Мне показалось – он теперь немного робел перед мамой. Впрочем, она этого не заметила, хотя на нервной почве Игорь был излишне многословен и говорил громче обычного. Он врать не любит. И ему было стыдно за наш заговор. Чтоб оправдать неестественное поведение, уже в машине он сообщил:
– А может, она по глупости попала в некрасивую историю. Например, начала в игровые заведения ходить. Она – женщина, следовательно, вполне может ошибаться. А там, сама знаешь, пошло-поехало, долги…
Встретив в моем лице откровенное непонимание, Игорь уже тише прибавил:
– Может, ее выкупать надо.
– Во-первых, теперь игры запрещены. Почти. Во-вторых, милый, какие на хрен долги? У нее и машины, и квартира. И какой-то дурацкий мотоцикл.
– Тогда не знаю…
Мама стояла у окна и махала нам вслед рукой.
Мне показалось, что она улыбается.
Чмок-чмок, мама. Я раскрою все твои секреты.