5
– Как интересно, – сказала Экберг. Каждое ее слово сопровождалось клубочками пара, выкатывавшимися изо рта. – Не думала, что когда-нибудь увижу такое чистое, ясное небо.
Они шагали к ледовому полю, залитому яркими лучами солнца. Несмотря на раздраженное ворчание руководителя экспедиции, Фарадей предпочел пойти с ними и теперь тяжело дышал, поднимаясь по склону. В течение месяца он совершал подобные восхождения как минимум по разу в день, и тот факт, что они до сих пор давались ему с трудом, говорил, что годы сидячей лабораторной работы не проходят бесследно. Экберг же шла легко, без усилий и успевала вертеть во все стороны головой, иногда бормоча что-то в цифровой диктофон. Для тепла поверх кожаной куртки молодая женщина набросила запасную парку Пенни Барбур.
– Понимаю, о чем вы, – ответил Маршалл. – Жаль, что это все ненадолго.
– Прошу прощения?
– Дни делаются все короче. У нас осталось еще две-три недели, а потом наступит полярная ночь. Часов двадцать тьмы в сутки. И мы уедем.
– Неудивительно, что вы так спешите. Так или иначе, Аллана эти цвета приведут в полный восторг.
– Аллана?
– Аллана Фортнема, нашего главного оператора. – Она посмотрела на голубой ледник, уходящий к лазурному небу. – Как гора Фир получила свое название?
– В честь Уилберфорса Фира, исследователя, который ее открыл.
– Это открытие сделало его знаменитым?
– Собственно, оно его погубило. Он погиб при осмотре кальдеры.
– О! – Экберг пробормотала что-то в диктофон. – Кальдера. Значит, это вулкан?
– Потухший вулкан. Вообще, довольно странная штука – единственное геологическое образование на тысячи квадратных миль промороженной тундры. До сих пор идут споры, как могло такое произойти.
– Доктор Салли говорил, что там опасно. Что он имел в виду?
– На самом деле гора Фир – всего лишь мертвый конус доисторической лавы. Из-за погодных условий и под давлением ледника она стала хрупкой. – Он показал на острые как ножи разломы в долине, затем на одну из больших пещер, усеивавших внизу горный склон. – Подобные лавовые ходы возникают, когда поверх активного потока магмы образуется застывшая корка. За многие годы их своды становятся ненадежными и легко могут обрушиться. В итоге гора напоминает огромный карточный домик. Нашу находку мы обнаружили в конце одной из таких пещер.
– А белые медведи, о которых он упоминал?
– На вид они вполне симпатичные твари, но крайне агрессивные по отношению к человеку, особенно в наше время, когда их повсюду теснят. Вашим людям, когда они сюда явятся, лучше не покидать огороженную территорию без оружия. На базе есть склад крупнокалиберных ружей.
С минуту они поднимались молча, затем Экберг заговорила снова:
– Вы ведь палеоэколог, верно?
– Да, специалист по четвертичному периоду.
– А чем именно вы здесь занимаетесь?
– Палеоэкологи вроде меня пробуют получить представление об исчезнувших экосистемах на основе ископаемых и других древних свидетельств. Мы пытаемся определить, какие существа обитали на земле, чем они питались, как они жили и умирали. Я выясняю, какая экосистема существовала здесь до наступления ледника.
– Ибо теперь, когда ледник отступает, эти свидетельства проявляются?
– Именно.
Она посмотрела на Маршалла проницательным, испытующим взглядом.
– Что за свидетельства?
– Следы растений. Слои ила. Некоторые макроорганические остатки вроде древесины.
– Ил и труха, – сказала Экберг.
Маршалл рассмеялся:
– Не слишком модная тема для «Терра-Прайм», верно?
Она рассмеялась в ответ:
– И на что они вам?
– Дерево и прочую органику можно подвергнуть радиоуглеродному анализу, чтобы определить, как давно похоронил их ледник. В отложениях ила можно найти пыльцу, которая, в свою очередь, скажет о том, какие растения и деревья доминировали здесь до оледенения. Понимаете, современные экологи изучают мир таким, каким он сделался после долгих веков человеческого влияния. А я выясняю, каким он был до того, как человек стал царем природы.
– Вы пробуете воссоздать прошлое, – сказала Экберг.
– В некотором смысле – да.
– По мне, так весьма неплохо звучит. И полагаю, ледник для подобных трудов – самое подходящее место, поскольку он хранит все свои тайны в замороженном состоянии, словно в капсуле времени, так?
– Именно так, – сказал Маршалл, восхищаясь ее способностью схватывать на лету самую суть незнакомых ей прежде вещей. – Не говоря уже о том, что тающий лед просто высвобождает то, что в нем содержалось, в нетронутом виде. И не приходится возиться с лопатами и кирками, выковыривая ископаемые и полуископаемые образцы из земли.
– Весьма прагматичный подход. А что такое полуископаемые? Наполовину погруженные в грунт?
Маршалл снова рассмеялся:
– Так палеонтологи называют ископаемые, которым меньше десяти тысяч лет.
– Понятно. – Экберг повернулась к Фарадею, с трудом взбирающемуся вверх. – Доктор Фарадей, а вы – биолог-эволюционист, да?
Фарадей остановился, чтобы перевести дух, и она тоже остановилась, а с ней задержался и Маршалл. Биолог кивнул, перекидывая рюкзак с одного плеча на другое.
– И это означает…
– Коротко говоря, я изучаю то, как меняются виды с течением времени, – тяжело дыша, проговорил Фарадей.
– А почему вы занимаетесь этим здесь, в столь негостеприимном месте?
– Я исследую влияние глобального потепления на развитие видов.
На ее лице возникла улыбка.
– Значит, вы и в самом деле занимаетесь глобальным потеплением. В то время как доктор Маршалл лишь использует его эффект.
В голове у Маршалла негромко прозвучал тревожный звоночек. «Терра-Прайм» финансировала экспедицию исходя из того, что каждый в ней будет проводить изыскания строго в рамках заявленной темы. Но улыбка Экберг выглядела вполне дружелюбно, и он улыбнулся в ответ.
Они опять ненадолго остановились, чтобы Экберг могла сделать еще несколько заметок в блокноте. Маршалл ждал, глядя на горизонт. Достав бинокль, он протянул его Экберг:
– Взгляните. Там, к юго-западу, в тундре.
Она посмотрела в бинокль.
– Черт побери. Два белых медведя. – С минуту она наблюдала за ними, затем отдала бинокль Маршаллу. – Нам придется вернуться?
– Здесь, на горе, с нами ничего не случится. Обычно кто-то из нас бывает вооружен. Звери знают.
– А почему сейчас это не так?
– Я не ношу оружия. А Райт слишком рассеян. Идемте дальше.
Когда они приблизились к леднику, Маршалл с некоторой тревогой посмотрел на него, но недавнее похолодание остановило подтаивание, и поверхность льда выглядела практически так же, как три дня назад, когда обнажилась пещера.
– Пещера вон там, – сказал он, показывая на черную дыру возле скола ледовой толщи.
Экберг посмотрела в ту сторону. Хотя лицо ее ничего не выражало, Маршалл понял, что она наверняка разочарована невозможностью заглянуть внутрь. Он кивнул Фарадею. Биолог полез в карман парки и достал большую глянцевую фотографию, которую протянул Экберг.
– Вот что мы там нашли, – сказал Маршалл. – Снимок с нашей видеозаписи.
Экберг уставилась на фотографию. Слышно было, как у нее перехватило дыхание.
– Он умер с открытыми глазами, – прошептала она.
Никто не ответил – ответ и не требовался.
– Господи. Кто это?
– Мы точно не знаем, – отозвался Маршалл. – Снимок показывает, что лед непрозрачен. Видны только глаза и немного шерсти вокруг. Но мы полагаем, что это может быть смилодон.
– Кто?
– Смилодон. Больше известный как саблезубый тигр.
– Что не очень-то верно, – изрек Фарадей. – Поскольку смилодоны не тигры. Другая ветвь.
Но Экберг, казалось, его не слышала. Она все смотрела на фото, совсем забыв о своем диктофоне.
– Именно эти глаза и позволили нам прийти к такому выводу, – сказал Маршалл. – Они очень напоминают глаза больших кошек… собственно, всех кошек. Заметьте, это глаза хищника – большие, направленные вперед, с широкой радужной оболочкой и вертикальными зрачками. Уверен, что при вскрытии за сетчаткой обнаружится отражающий слой.
– Как давно он замерз? – спросила она.
– Смилодоны вымерли около десяти тысяч лет назад, – ответил Маршалл. – Мы не знаем из-за чего. Из-за надвигающегося оледенения, утраты среды обитания или нехватки пищи. А может, они все погибли от вируса, преодолевшего межвидовой барьер. Учитывая время, которое эта пещера была погребена подо льдом, смею предположить, что это один из последних представителей своего рода.
– Мы до сих пор не понимаем, каким образом он замерз, – добавил Фарадей, как всегда быстро и словно бы виновато моргая, что делало его похожим на испуганного ребенка. – Зверь, вероятно, спрятался в пещере, чтобы переждать снежную бурю, и там остался. Возможно, он был ранен или обессилел от голода. Или просто умер от старости. Ответ получим, когда проведем все анализы.
К Экберг быстро вернулось профессиональное хладнокровие.
– Что это? – спросила она, показывая на снимок.
Там во льду темнело чистенькое отверстие шириной примерно в полдюйма.
– Как вы сами можете видеть, разглядеть что-либо очень сложно, – сказал Маршалл. – Лед грязный, в нем много древнего ила. Так что мы попросили нашего аспиранта Ана установить там локатор, который, посылая ультразвуковые лучи, ловит отраженное эхо.
– Словно рыболовный эхолот, – сказала Экберг.
– В каком-то смысле, – весело ответил Маршалл. – Весьма высокотехнологичный эхолот. В любом случае из-за состояния льда точные измерения провести было невозможно, но мы все же выяснили, что длина животного, похоже, составляет примерно восемь футов. Мы оцениваем его вес в пределах тысячи фунтов.
– Что больше соответствует виду Smilodon populator, чем Smilodon fatalis, – нараспев произнес Фарадей.
Экберг медленно покачала головой, не отрывая взгляда от фотографии.
– Удивительно, – сказала она. – Погребенный во льду в течение тысяч лет…
Наступила короткая пауза. Стоявший без движения Маршалл начал ощущать, как холод забирается под его капюшон и покусывает кончики пальцев.
– Вы задали множество вопросов, – спокойно сказал он. – Не возражаете, если я задам вам один?
Экберг посмотрела на него:
– Валяйте.
– Мы знаем, что «Терра-Прайм» планирует снять некий документальный фильм, но никто из нас понятия не имеет, какого рода. Мы, правда, между собой полагаем, что вы, возможно, собираетесь осветить нашу работу на леднике, вероятно закончив рассказом о нашей необычной находке. Запечатлеть, так сказать, открытие для будущих поколений. Не могли бы вы сообщить нам больше подробностей на этот счет?
Она криво улыбнулась:
– Собственно говоря, наша компания отнюдь не ориентирована на будущие поколения.
– Продолжайте.
– Думаю, в детали вас посвятит Эмилио Конти, наш исполнительный продюсер. Но я могу обещать одно, доктор Маршалл, – он считает, что это будет настоящий успех, пиковый взлет в его и без того блестящей карьере. – Ее улыбка сделалась шире. – Вашей экспедиции уготовано стать намного более знаменитой, чем вам это когда-либо представлялось в самых смелых мечтах.