Глава 4
Нестеров выключил зажигание и с минуту разглядывал рыжеватый дом из бруса, скрывающийся за пушистыми соснами. Сосны стояли неподвижно – ветер разогнал облака, принёс тёплый воздух из далёких египетских пустынь, высушил лужи и затих, оставил в покое деревья, дым из печных труб, ворота и калитки.
Калитка отца Йозефа была не заперта – как и в прошлый раз. В окне, над низкими занавесками, возникло лицо священника и его рука – он приветливо махнул Валентину и исчез: отправился встречать своего гостя.
Перед крыльцом трепетало облачко – некие комароподобные существа вились у нагретой солнцем двери. Отец Йозеф впустил Валентина в дом, провёл в уже знакомую садовнику комнату-библиотеку, усадил в кресло.
– Яблочный штрудель с мороженым и взбитыми сливками, – объявил он и, склонившись на низеньким столиком, опустил на столик небольшой поднос. – Будете кофе? Для штруделя это лучше, чем чай.
Они ели штрудель и говорили о погоде, о саде, о наступившей осени. Тиролец был лукав и серьёзен, задумчиво поглядывал на Валентина, время от времени щурил свои тигриные глаза и улыбался – не услышанному, а каким-то своим мыслям.
– Превосходное угощение, – поблагодарил Нестеров. – Давно я не ел настоящего штруделя. Ваши кондитерские опыты как всегда удачны. А вот мои розыски, увы, нет.
– Стало быть, вы ничего не нашли, – сказал тиролец. – А отчего вы решили искать именно письма? Быть может, есть люди с верной памятью?
– Допустим, – в голосе Нестерова прозвучало почтительное сомнение, – но я не знаю, кого и где мне искать. Коллег моего деда, некогда юных? Родных художника Василькова? С письмами хотя бы ясно: если какие-то записи есть, они в доме.
– Так вы ищите несуществующие записи просто потому, что вам не хочется покидать деревни, – весело заметил отец Йозеф. Валентин улыбнулся.
– Мне всё же кажется, я найду их. Но насчёт людей с верной памятью я тоже подумаю.
– Ну что ж, в таком случае непременно найдёте. Только расслабьте руки. Взгляните: вы так сильно сжали руку в кулак, что, если и найдёте что-либо стоящее, вам этого не ухватить. – Священник засмеялся и похлопал Валентина по руке. Садовник взглянул на свою руку и поспешно разжал кисть.
– Не странно ли, что они уже месяц как не дают о себе знать? – спросил он у священника.
Отец Йозеф рассказал Валентину историю композитора. Он довольно давно знал Лаврушина – два года назад их познакомил доктор Шэди – и оттого говорил о Лаврушине заботливо, сдержанно переживая за его дальнейшую, нынче никому неведомую судьбу. «Он выбросил ноты в окно, свой труд. Полагаю, они заставили его думать, что его музыка уже никому не нужна. Это самый удобный способ».
– Надеюсь, вы будете рады познакомиться с моими друзьями – с нашим маленьким клубом. Вы и Агния – немногие, кому довелось побывать в их коридорах.
Валентин подумал о Кате. Что же тогда произошло с нею, что она видела, и важно ли это теперь?
– Не могу взять в толк, отчего это происходило в моем доме. И на людей они не очень-то похожи: было в них нечто нечеловеческое.
Тиролец приподнял брови.
– Думаю, преувеличивать не стоит. Они вполне сойдут за людей, разве что за людей с определёнными качествами. Впрочем, доктор Шэди сможет рассказать об этом лучше меня.
Нестеров не возражал – с друзьями священника его ничто не связывало, так что они могли позволить себе какое угодно мнение. Иное дело – его дед, профессор Тимирязевской академии. Увидел ли он тайну, которую хотел открыть своему внуку? Или же, как у человека учёного и здравомыслящего, не было у него никаких тайн – а только гипотезы, исследования и выводы?
Месяц назад в этом доме, когда они с Агнией пересказывали священнику события и загадки, он испытал сильное волнение – как будто на его привычном пути вдоль высокой стены вдруг оказалась лестница. Стоит ли лезть на стену, Нестеров не знал, и попытался осторожно расспросить об этом отца Йозефа на кухне – перед тем, как сходить за подарком, который Воронова забыла в автомобиле. Но священник лишь развёл руками, хмыкнул, похлопал садовника по спине, тяжело вздохнул и стал разливать приготовленный кофе по чашкам. Впрочем, тогда этого было достаточно.
– Чудесный день, – заметил священник, провожая Валентина до калитки. – Будто бы летний. Передавайте привет Агнии. Если она нашла туннели в вашем доме, быть может, она отыщет что-нибудь ещё? Жду вас на следующей неделе. И, на всякий случай, будьте осторожны.
Недалеко от поворота на Ерёмино чёрный автомобиль притормозил, съехал на обочину, а затем, переваливаясь с боку на бок, двинулся вниз по откосу – спустился к невидимой с трассы грунтовой дороге, которая вовсе дорогой и не была: её наездили тракторы и грузовики небольшого фермерского хозяйства, поля которого скрывались за узкой полосой посадок. Далеко ехать не требовалось – старая Нива поджидала Орлова метрах в ста от спуска. Оба водителя вышли из своих машин, поздоровались. Владелец Нивы показал Орлову корзину с грибами.
– Вот, за полчаса успел набрать. Прямо тут, на опушке. – Он кивнул на окаймлявшие поле высокие берёзы с осинами.
– Молодец, – равнодушно произнёс чиновник.
– В общем, в Москве у Лаврушина никого нет. Он сам из Смоленска, там у него родственники, – пояснил грибник без особой охоты, ибо пояснять было нечего.
Орлов молчал.
– Никто его не искал, и искать, похоже, не собирается, – добавил грибник на всякий случай.
– Что будете делать? – спросил Олег Андреевич.
– Ну, в розыск-то его никто не объявлял. Мало ли что кому померещилось! Оформим как ложный вызов – выехали на кражу, а кражи не было. От владельца ведь заявления тоже нет. Телефона в доме не нашли – или Лаврушин с собой забрал, или кто другой.
Орлов собрался было спросить про телефон, но полицейский уже мотнул головой: «С мобильным ничего не получится, у нас этим возиться не станут, хоть бы и заявление было: проблемы лишние».
– А наблюдать будете? – подумав, предложил чиновник.
– Присмотрим, – согласился полицейский.
«Какая же странная у меня теперь жизнь, – сказал себе Орлов, возвращаясь к своей машине. – Всё могу, и не могу ничего».
Ещё чуть-чуть и Вороновой хватило бы решимости отправить всех восвояси. Но тут на неё накинулся отец с объятиями и свёртками, радостный и оживлённый, ничего не сведущий в семейных интригах, она отступила назад, во двор, и тотчас в калитку просочились один за другим все захватчики. «Щи им в любом случае не достанутся», – твёрдо решила художница и предложила чай и гренки с чесноком.
Но те лишь отмахнулись, принялись вытаскивать из пакетов свою несъедобную городскую еду из супермаркетов. Мама Агнии принялась резать и раскладывать, действовала чётко и корректно, выражение возможного решения поставленной задачи не сходило с её лица. Отец поспешил затеряться в доме. Вадим с трудом сдерживал желание сказать сестре что-нибудь неприятное, а потому нёс ахинею, спотыкался на пустом месте, ронял нож и подтрунивал над каждой услышанной им фразой. И только Полина, его девушка, вела себя подобающим образом: спросила, можно ли поставить чай и где взять воду и заварку.
– Погодите, там старая заварка, я пойду выброшу на компост, – сказала Агния, увидев, что Полина взялась за чайник.
– Давайте я выброшу, – предложила девушка. – А где этот компост?
В гостиной раздался выстрел, затем второй, а потом крик и визг тормозов. «Александр! Ну вот зачем ты сейчас включил телевизор! – Татьяна Дмитриевна бросила резать сыр и шагнула к двери, но супруг уже спешил ей навстречу. «Не хотел вам мешать», – пояснил он и схватил с тарелки огурец. «Зачем тебе телевизор, современные творческие личности не смотрят телевизор» – промямлил Вадим. «Сумасшедший дом, – подумала Агния. – И что мне теперь с этим делать?».
С чайником в руках Полина спустилась по ступеням крыльца. Теперь, согласно инструкции, следовало повернуть направо, но она направилась прямиком к калитке: в суете приветствий никто не позаботился о том, чтобы закрыть калитку на щеколду. Видимо, у калитки намерения были совершенно противоположные – она полностью отворилась и во двор вошёл Жаров.
– Что-то у вас калитка не заперта, – сказал он девушке. – Вы уходите? Я закрою.
– Ещё нет, мы только приехали, – ответила Полина. – Я чай иду старый выбросить.
«Жаров! – спохватилась Воронова. – Надо открыть ему калитку».
Она молча отодвинула брата в сторону и протиснулась позади отца, который вместе с огурцом удобно устроился на табурете.
– Простите, я сейчас выброшу, – произнесла Полина смущённо, когда Агния протянула руку за чайником. Но Воронова только отмахнулась и забрала у Полины чайник.
– Давно ты приехал? – спросила художница у Жарова, вернувшись в дом. – Меня родственники решили навестить. Нежданный визит.
– Минут десять, – отозвался Жаров, возившийся в прихожей с какой-то коробкой. – У меня ещё кое-что новое. Калейдоскоп.
– Быть может, не теперь? – засомневалась Воронова.
– Теперь было бы неплохо, – настаивал Жаров не без вдохновения. – Чем больше людей, тем лучше. Стало быть, дядя Саша здесь? И тётя Таня? Вот это да.
Агния вздохнула. Ситуация окончательно вышла из-под контроля, оставалось лишь махнуть на всё рукой:
– Заходи. Знакомьтесь, мой друг Константин.
Невразумительный гул голосов тотчас смолк. Родственники внимательно посмотрели на Жарова. Мать Вороновой перевела взгляд на свою дочь. Улыбка надежды на мгновенье появилась на её лице, её мимолётно сменила улыбка беспокойства и обернулась улыбкой радушия.
– А давайте-ка переберёмся в гостиную, – предложила она.
– Можно посмотреть ваши картины? – спросила Полина совсем некстати.
– Костя! Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь! – вскричал Александр Степанович в восторге узнавания. – Так вы дружите? А ведь в детстве не то что играть вместе, видеть друг друга не желали. Давненько мы с твоим отцом не виделись. Как же ты вырос, совсем взрослый!
Воронова хмыкнула и отправилась за скатертью. Вадим встревожился.
– И давно вы встречаетесь? – украдкой поинтересовалась Татьяна Дмитриевна у Агнии, когда благодаря её супругу шум в гостиной достиг своего апогея.
– Вы сделали калейдоскоп? – спросила Полина. – Чудесные стекла.
– Волшебные, – пробормотала Агния.
– Что же вы ничего не едите? – посетовала Татьяна Дмитриевна, не дождавшись ответа от своей дочери. – Костя, возьмите пирожное.
Жаров, старавшийся не выдать своего отвращения к разложенным на столе яствам, помотал головой. Полина тоже ничего не ела – завладев калейдоскопом, она всматривалась в цветные узоры. Вадим несмело потряс Полину за локоть. Девушка опустила руки, повернула голову и Жаров встретил её изумлённый взгляд.
Вадим попытался забрать калейдоскоп. «Не надо», – попросила Полина. Вадим всё же выхватил трубку у неё из рук – «да что же ты там увидела» – потряс, поймал свет, повернул. Через минуту бледность одолела загар на его лице, он отложил калейдоскоп и молча покинул гостиную. Константин поспешил вернуть себе своё изобретение и спрятать его в коробке.
– А давайте, я свожу вас на озеро, – предложил Жаров. – Поедемте прямо сейчас, пока светло и погода хорошая. Теперь уже быстро темнеет – всё-таки осень.
Воронова ехать отказалась, сославшись на дела. Родственники попеняли ей за отказ, но слишком сильно не настаивали. «Мы ещё приедем», – мстительно пообещал Вадим и тотчас усомнился в сказанном.
Жаров задержался в дверях. «Извини, не стоило, ты была права. – Агния кивнула. – И вот ещё что: Гребенников отказался от заказа. Даже и не знаю, что думать – второй отказ в этом месяце, а ведь в обоих случаях им всё нравилось».
«Ничего страшного, – вежливо отозвалась Воронова и кивнула в сторону родственников: – Главное, не привози их обратно.»
Гул голосов смешался с гулом машин, захлопали дверцы. Через минуту всё стихло, Воронова вернулась в дом и принялась наводить порядок.