Глава четвертая. Шаг в бесконечность
Через некоторое время после ухода Энеджеба гулко опустилась плита, закрывшая вход и отрезавшая окончательно от мира живых.
Вестник остался один на один с вечностью.
Там и только там сможет он найти свою прекрасную и жуткую любовь под именем царица Нейтикерт. Там она и пребывала все это время. Оттуда и позвала его на помощь, и он воочию увидел чудовищные события древней старины. Так все и должно было случиться, и так и должно было закончиться. Мир этот был почти реален. Но ведь настоящая реальность уплыла на барке времени уже к устью времени, как справедливо заметила царица. И все эти люди находятся в бездне Дуата. И если через тысячелетья он услыхал отчаянный зов, то, наверное, у Нейтикерт были к тому основанья. Вряд ли она испытывает там великое блаженство. Все, что происходило до сих пор, всего лишь краткий миг на пути в бесконечность.
Он так и не смог её спасти в этом мире. Теперь пришло отправиться в загробный мир и отыскать там свою возлюбленную.
Некоторое время он лежал, не шевелясь и совершенно без единой мысли, чувствуя лишь как немеет тело и вселенский холод охватывает его. Мысли, действительно, не было ни единой, но вместе с холодом вползал ужас от неизбежного грядущего. Вселенная чудовищным монолитом опускалась на его хрупкую и ничтожную человеческую сущность, своими размерами и тяжестью парализуя даже мысли о сопротивлении. Затем, когда убийца распоясался вовсю, решив, что вестник уже полностью в его власти, он ударил оставшейся волной жизни по могильному холоду и вышиб его из тела почти полностью.
– Не надо так спешить, дорогая гостья, хозяин еще здесь, – пробормотал он, – еще я не покинул свое тело, так что, постой пока что за порогом. Никуда я от тебя не уйду, но сейчас ты поспешила.
Но погружение в Дуат? Дуат не имеет места, там нет времени, там все чуждо привычному миру живого человека. И именно сейчас самый подходящий момент для погружения в его пучины. Сейчас, когда он между миром живых и миром мертвых. Причем намного ближе ко второму.
Впрочем, выбора особого у него и нет. Нет никакого – вход запечатан и коридор завален. Путь свободен только в сторону бесконечности. Туда он и пойдет. Главное удержаться и не взглянуть на саркофаг. Все так же, как и у Орфея, за малым исключеньем – ему нельзя себя со стороны увидеть. Если он увидит в саркофаге свое тело, то все станет на свои места и исчезнет последняя надежда считать себя живым и последняя возможность вернуться в мир реальный.
Он сделал попытку встать, и она оказалась безуспешной. Он попытался шевельнуть рукой, и это у него не вышло. Не шевельнулся даже палец. Ужас медленно и вкрадчиво вползал в сознание, пытаясь обхватить его липкими щупальцами. Каменные боги смотрели с суровым осуждением на жалкое человеческое существо, не желающее входить в вечность.
Нет. Он действует неверно. Он пытается действовать телом, отключив разум, но это не битва с живым врагом, а сражение с безразличием смерти. Здесь будет все наоборот. Здесь бесполезны физические усилия, ибо он идет в мир духов, мир ирреальности. И едва он об этом подумал, как тут же поднялся из саркофага и подошел к обозначенной на стене гробницы ложной двери, противоположной от входа.
Главное не смотреть назад. Пусть то, что находится в саркофаге, останется тайной. Если он сможет пройти по тропам преисподней, то через тысячелетья найдут эту гробницу и саркофаг со сдвинутой крышкой и посчитают, что гробница ограблена, мумия уничтожена, а сокровища похищены. Может, и он будет стоять рядом, и слушать предположенья, скрывая улыбку.
А если останется в бездне Дуата, то еще больше предоставит хлопот потомкам своим истлевшим телом нестандартной внешности.
Теперь надобно открыть дверь из гробницы в преддверие потустороннего мира. Он вспомнил слова из тайного древнего папируса бога Тота:
– Глаз не всегда видит то, что есть
– Можно увидеть то, что говорят
– Можно увидеть написанное раньше
– Можно не увидеть то, что пред тобой.
– Глаз не всегда видит то, что есть
– Воспользуйся зрением ока Уаджат
– Для этого дано тебе твое сердце.
(текст заклинания подлинный)
Он провел по верхней кромке двери и пальцы его передали то, что почувствовали, и он произнес древнее заклинание:
– Делающий – делает, ползущий – ползет, тот, чье лицо сзади, – остерегается Великой двери.
(заклинание подлинное)
И Дуат открылся. Нет, не открылась дверь гробницы, просто явилось еще одно измерение ее пространства, и он увидел путь и приготовился сделать шаг.
Сзади послышалось мерзкое хихиканье, перемежающееся мерзейшим подвизгиваньем.
Вестник обернулся – павианам надоело изображать из себя безмолвные изваяния – они соскочили со своих пьедесталов и теперь прыгали по гробнице, скалили с издевательским видом длинные клыки и прочие зубы и верещали.
Наглые животные носились перед вестником и лезли настырно прямо в лицо, один вообще вспрыгнул ему на плечи и начал трепать за волосы, рассерженный несолидным загробным поведением хозяин гробницы, стянул нахала за шкирку и стукнул по голове кулаком.
Наглые обезьяны с воплями повыпрыгивали в ложную дверь гробницы и скрылись с глаз, но тут зашевелилось черное изваяние Упуата и глянуло на вестника, ощерив пасть, а по стенам поползли черные тени похожие, на жадные, тянущиеся к нему руки. Этого вестник терпеть не собирался и шагнул вслед за ускакавшими в вечность павианами.
И ступив на порог в мир ушедших, он услышал женский голос, прокричавший над ним.
– Эй! Вестник, ты не ушел мертвым. Эй! Вестник, ты ушел живым. Ты очистишься в прохладном океане звезд.
(текст подлинный)
Вестник замер на месте, пораженный тем, что здесь в мире мертвых с ним заговорили. Но еще больше поразило его, что тут знают кто он.
Некоторое время никаких событий не происходило, затем тот же голос произнес, но уже не торжественным возгласом, а обычным голосом.
– Ну, может, что-нибудь ответишь? Хоть какое-нибудь заклинанье.
Вестник слегка приободрился и произнес необходимое заклинание.
– Приветствую тебя дочь Инпу, открой же для меня путь тайный, что б смог пройти его я до Ахета.
Невидимая дочь Инпу повздыхала и ответила:
– Ну, ладно – пусть хоть так. Иди же, что же с тобой делать.
Вестник шагнул в мир мертвых.
Путь в вечность за дверью выглядел, как черные клубы мрака во мраке. Для тех, кто ожидает в вечности небытия, это было самое подходящее место. Чернота жадно вцепилась в вестника и со вкусом принялась растворять, явно намериваясь вобрать в утробу все до последнего атома его существа.
Он шарахнулся в сильном испуге, скажем честно – даже в ужасе, обратно в уютную гробницу, но – увы! – ее и след простыл. Все заменила жадная жующая тьма. Нет – билась беспомощная мысль – надо сопротивляться. Но как – он не мог понять, а понимать надо быстрее, ибо сущность исчезала со скоростью обвала.
И тут… какой-то отдаленный и неясный шепот… нет, даже не шепот. Просто мысль, но она обозначила его сущность в сжимающей тьме, и он ухватился за нее, и тьма перестала втягивать его. Шепот обволок его, тем самым обособив от пожирающей тьмы. Чьи-то неясные мысли удержали его на краю бездны. О, Небсебек… любимый… о, боги, будьте милостивы… друг мой, да будет жизнь твоя …на полях Иалу… никогда …не забуду…
В верхнем мире за него молились Хеприрура и Энеджеб и тем обозначили его сущность в глубине Темного мира.
Теперь они с мраком небытия существовали отдельно друг от друга. Но существование в кромешном мраке все равно, что и небытие. Нужны какие-нибудь события и персонажи.
Первый тут же и явился – перед ним встала, извиваясь кольцами, кобра и зашептала нежно:
– Возлюбленный мой, зачем же ты скитаешься тут во мраке? Зачем же не лежишь спокойно в прекрасном саркофаге? Ведь я тебя так крепко поцеловала. Чего же еще тебе необходимо для вечного покоя?
– Просто я жизнь еще не всю закончил.
– А следует ли цепляться за жалкое существованье? Небытие спокойно и блаженно, а все, что кроме, может быть омерзительно и ужасно. Взгляни-ка.
Из мрака к вестнику поползла мерзкая нечисть с мохнатыми лапами, маленькими горящими глазками, ядовитыми клыками и липкой паутиной – вселенская жадная мерзость.
– Откуда столько гадости в этом запредельном мире? – возмутился вестник.
Огромная кобра приблизила голову прямо к носу собеседника:
– Сам же говорил, что в основе мирозданья самопожиранье, а хорошее – начало лишь отсчета для плохого, а оно, последнее, предела не имеет.
– Такая основа мирозданья меня возмущает. Почему бы не положить в его основу что-нибудь другое.
– Ш-ш-ш. – ответила змея, а следом за ней зашипела и мерзостная нечисть.
– Все, мне надоела нечисть, и я читаю священное заклинание:
– Белый лотос с запахом солнца,
– Чистый лотос, украшающий волосы Хатхор,
– Чистый лотос, покрывающий поля Ра
– Я человек, знающий твое имя.
– Твое имя звучит как Нефертум.
(текст заклинания подлинный)
Нечисть исчезла в клубящейся темноте, осталась только танцующая кобра, а тьма вокруг начала сбиваться в какие-то фрагменты.
– Может, назовешь ты и мое имя? – заинтересовалась извивающаяся змея.
– Ты Ная Гая.
– Не-е-т. – прошипела кобра. – Это имя из верхнего мира. Здесь же зовут меня совсем иначе.
– Я узнал твой голос, богиня чистых вод. Ты дочь бога мертвых – Инпу и ты со мной недавно говорила, а имя твое – Кебхут.
На змею вдруг напали страшные корчи. Она колотила хвостом, свивалась в плотные кольца, завязывалась узлами.
– Что с тобой, дочь Инпу? – встревожился вестник.
– Не мешай! – огрызнулась, корчась, змеюка.
Змеища раскрыла пасть, по телу ее прошли судороги, особенно в области шеи. Похоже, божественную гадину тошнило, и она готовилась срыгнуть проглоченную ранее добычу. Челюсти раскрылись до положения развернутого угла, и вестник заметил, что из змеиной глотки на него кто-то смотрит. Вестник, тоже молча, смотрел на существо в змеиной утробе.
А что еще оставалось делать? Не говорить же – здрасьте!
Но все получилось не совсем так, как ожидалось. Кожа на змеиной голове треснула, и кобра начала выползать из собственной шкуры. Однако вылезала из змеиной кожи совсем не змея. Из пасти показалась женская головка и перед вестником теперь извивалась змея с девичьим ликом.
– Ну, ты, новопреставленный, что смотришь?! – капризно произнесла красавица-змея. – Помоги же девушке разоблачиться.
Вестник кинулся помогать, змее-девице перелинять. Вот показались плечи, которыми красавица усиленно и очень соблазнительно двигала, освобождаясь от шкуры. Вытащив руки, она стянула остатки шкуры и предстала во всей красе.
Это была та же змея, но в женском образе. Тело ее покрывала чешуйчатая кожа, но, по всей видимости, это было просто одеяние, ибо левое плечо и рука девушки были обнажены и представляли собой обычное девичье плечо и руку очень изящное и длинное.
Девушка, выпрямившись во весь рост, весьма немалый, осмотрела себя, огладила длинное, тонкое, стройное и извивистое тело руками.
Затем, со змеиной скоростью, скользнула к вестнику и, нависнув над ним, внимательно осмотрела. Лицо у нее было очень узкое, челюсти чуть выдвинуты вперед, глаза раскосые, волосы, зачесанные назад и заплетенные в мелкие косички, шевелились за спиной подобно клубку змей.
– Нннууу, каааак? Нннравлююююссссь я тебе в таком обличччччье? – прошипела девушка – змея.
– Чрезвычайно. Божественная красота! И никак иначе.
Девушка восторженно взвизгнула и закинула руки и человеческую и змеиную на плечи вестнику, приблизила вплотную свое лицо и даже потерлась носом о нос вестника.
Увы! Глаза красавицы остались змеиными – то есть с вертикальными щелками зрачков и пикантного желтого цвета.
– Тогда я буду твоей возлюбленной. – радостно сообщила девушка-змея.
– А как к этому отнесется твой папа Инпу?
– О, разозлится чрезвычайно. Идем я тебя ему представлю. Он здесь, мой папа, самый главный и всех умерших судит. Тебе как раз-то и к нему,
– А разве не Осирис…
– Нет! – топнула ножкой змея-девица. – Мой отец могущественней. Он владыка загробного мира!
– Но прекрасная Кебхут, я вообще-то еще не умер.
Кебхут слегка отстранилась и внимательно уставилась змеиными глазами на вестника.
– Не умер? – протянула она приближая голову. – Да, я чувствую тепло живое. Живой! Зачем же ты явился в царство мертвых? Знаешь, чем это тебе грозит?
– Мне надо кой кого найти и забрать ее… его с собою.
Змея опять уставилась на пришельца и смотрела долго, затем взяла его за руку и сказала:
– Я не спрашиваю что тебе здесь надо. Я спрашиваю, знаешь ли ты чем тебе это грозит?
– Что же мне может грозить, если все самое жудшее уже свершилось?
– Ты, наш дурачек, попал в царство мертвых живым.
– И что с того?
– Здесь, доселе не было живых ни разу и ты представляешь очень большой интерес, для богинь бессмертных.
– В каком это смысле?
– В том самом.
– Это как?
– Да как ты такой тупой смог сюда проникнуть? Как смертный мужчина!
– Ох, ты! А вам, что богов не хватает?
– Хватает, но это разные вещи.
– И тогда я заберу это существо?
– Значит, забрать его, хм, ее обратно! Обратно из загробного мира. Ну и нахал же ты, дружочек мой, покойный. С чего ты взял, что сам отсюда выйдешь?
– Прости, змея-богиня, но привело сюда меня отнюдь не нахальство, а совсем другое чувство.
– О-о-о?
– Ищу я одного человека.
– Всего лишь?
– Прекрасную и юную девицу.
– А-а-а. – прошипела Кебхут. – Это любовь. Это такая большая редкость в мире и это очень романтично – явиться в преисподнюю за любимой. Давно ли твоя любимая в Дуате?
– Много тысяч лет, но мы еще вчера друг друга в объятиях держали.
– Чего же ты от меня иметь желаешь?
– Ты к ней меня проводишь.
– Не-е-ет. Сам будешь искать, но покажу дорогу. Идем.
Змея – девица взяла вестника за руку, и они пошли навстречу глубинам преисподней.
Клубящаяся тьма, прикидывавшаяся первичным мраком, рассеялась и теперь двое – человек и змея-богиня, шли рука об руку по гигантскому помещению, среди огромных колонн, уходящих ввысь.
– Разве могут быть в мире мертвых какие-либо сооруженья? – спросил вестник, задрав вверх голову и оглядывая вершины колонн, скрывающихся в темноте. – Разве может быть в Дуате что-либо из мира живых?
Кебхут глянула на спутника змеиным взглядом.
– Это не Дуат. Это преддверье.
– Но откуда сооруженья на том, потустороннем, свете?
– Скоро ты поймешь и это. Здесь может быть все, что есть и в верхнем мире. Здесь может быть все, чего в нем быть не может. Поэтому следи по-лучше за своею мыслью.
Последнее предупреждение поспело очень кстати, ибо за колоннами имели место явные движения и всяческие перемещенья, а так же звуки в виде подвизгивания, зловещего бормотанья и злобного хихиканья.
– Ну что ты вертишься все беспрестанно? – спросила отвратительно-прекрасная Кебхут.
– Там – шепотом сказал вестник, указывая на титанические колонны, вырисовывавшиеся во мраке. – Там что-то есть.
– А ты смотри не по сторонам, а смотри на прекрасную богиню, что ведет тебя по закоулкам преисподней. Разве не великолепно мое тело, тонкое и гибкое и стройное? Ты видишь, что я не иду, а скольжу, как в зарослях змейка, что я плыву, как в воде рыбка. Если бы ты знал, кто у меня таким движениям изящным обучался! А посмотри, какая у меня кожа – блестящая, прохладная, сухая. А взгляни в глаза. Не правда ль взгляд их останавливает сердце?
Богиня чистых вод несколько расшалилась. Она заглядывала в глаза вестнику, действительно завораживая жутковатым немигающим взглядом, она приникала всем телом, упругим как пружина, руки ее скользили по телу, словно две змеи, обхватывая плотным кольцом то талию, то шею, то сплетаясь с его руками.
Иногда она выбегала вперед и, держа спутника за обе руки, шла лицом к нему, а спиной вперед, не беспокоясь о возможных препятствиях на пути. Уста ее смеялись, но глаза все же оставались неподвижно-змеиными. Тем не менее, посторонние движения и звуки совершенно перестали занимать вестника. Он действительно не мог оторвать взгляда от извивающейся перед ним и вокруг него великовозрастной богини.
Так они и дошли до первых врат. Врата уходили куда-то в поднебесье, а перед вратами их ожидали те самые, наглющие павианы. Увидев вестника, они заверещали, зафыркали и принялись скакать, скаля зубы.
– Неужели врата в преисподнюю и выглядят как врата. – удивился вестник. – Почему все так примитивно – ведь потусторонние врата всего лишь аллегория.
– Не спеш-ш-ш-и-и. – протянула Кебхут. – Я же сказала – все поймешь чуть позже. Или ты считаешь, что Дуат постигнешь, даже его не коснувшись? Тогда здесь нечего тебе делать.
– Хорошо. Я жажду эту истину постигнуть. Давай врата откроем.
Кебхут остановилась перед прыгающими павианами, и они быстро присмирели и теперь внимательно смотрели на змею-богиню.
– Обезьяны! – обратилась к ним Кебхут. – Выдвигайте засов павиана. Открывайте дверь в нижнее небо.
Павианы налегли на громадный засов, и он медленно двинулся вдоль врат.
– Как твое имя? – вполголоса спросила Кебхут.
– Вестник.
Богиня удивленно посмотрела на своего спутника и покачала головой.
– Ну, как знаешь. – так же вполголоса произнесла она и далее продолжила уже громко и торжественно.
– Вестник открыл дверь неба.
– Открыл на огненном жаре.
– Под тем, что черпают боги.
– То, через что Гор уходит.
– Вестник уходит оттуда.
– Уходит из огненного жара.
– Под тем, что черпают боги.
– Для вестника путь делают боги.
– Чтобы мог он пройти по нему.
(текст заклинания подлинный)
Громадные врата, теряющиеся в темной высоте, тяжко распахнулись. Кебхут повернулась к вестнику.
– Лишь теперь ты в истинном царстве мертвых, а до этого был ты между мертвыми и живыми. Иди же – вечность у тебя под ногами, но помни – у тебя лишь двенадцать часов с того момента как барка Ра вплывет в нижний мир. Ты должен его покинуть, когда Ра войдет в Ахет.
Вестник шагнул вперед и бездна Дуата распахнулась у его ног. Колоссальная бездна мира мертвых колыхалась перед ним чернотой ночи, но, как и ночь, она не была сплошным мраком. Она походила на ночное звездное небо, но не в выси небесной, а прямо перед ним, у самых ног и уходила вперед в бесконечность, упруго выгибаясь бездонной чашей. Бездну пересекала голубовато-зеленая полоса, окутанная словно туманом, хрустальной дымки, уходящая в безмерные глубины Дуата. Кое-где во тьме намечалось сияние, рассыпающееся на отдельные искорки. На грани восприятия расстояний что-то отсвечивало багровым, рвались вверх огненные фонтаны, но об их размерах судить было трудно, ибо даже расстояние до них определить невозможно. Да и было ли здесь то, что привычно считать расстоянием? А было ли здесь время? А если-да! – то в какой именно форме?
– Что это? – прошептал вестник.
Змея-богиня доверчиво прильнула к нему.
– Ты разве не узнал его? Ты же смотрел на это многие годы, а теперь, когда подошел вплотную, узнать не можешь? Эх ты… человек.
– Не может быть!
– Конечно же, не может! Ты же мечтал о невозможном, например, о том, чтобы летать в хрустальной бесконечной глубине бесплотным и бессмертным духом, мечтал скинуть убогую оболочку тела, ибо она мешает достигнуть иных неизведанных миров.
– Так это небо?!
– Это богов обитель.
– А где же души смертных?
– Здесь. Где ж им быть еще. Но не отвлекайся на пустые вопросы.
– Хм. Очутиться в преисподней и не задать ни одного вопроса? По-моему ни одного пустого тут не будет.
– Все будет проявляться постепенно. А сейчас смотри.
Кебхут повернула его назад и, вытянув руку (ту, что человеческого вида, змеиная рука постоянно обвивала и тискала вестника), указала на нечто огромное, черное, тяжко нависающее над ними. Вестник увидел во тьме Дуата более темную массу неправильной конусовидной формы. Скала или гора, определить точнее было трудно ввиду отсутствия ориентиров.
– Рог Заката. – тихо произнесла Кебхут. – Из-за него выплывет золотая барка Ра и с этого момента, как покажется она в Дуате, тебе останется на все про все именно двенадцать часов ночных. Ну, если конечно не желаешь остаться тут навечно, чего тебе отнюдь я не желаю.
– Почему же? Все всё равно сюда приходят.
– Ввиду отсутствия у тебя имени-Рен как такового.
– То есть…?
– То есть в Дуате тебя ждет вечное страданье, если ты имени своего не знаешь. Но, довольно рассуждений, видишь, края Рога уже видны довольно четко и за ними, даже, намечается сиянье – это там, в верхним мире его освещают лучи Ра. Идем.
– Я как-то плохо представляю, как здесь ходить.
– Утю-тю-тюсеньки! – засвистела извилистая богиня, нежно вытянула губки. – Мне моего малышика учить переставлять ножонки? Кто тут явился спасать заблудшую душу девицы?
– Ты, конечно же, права, прекрасная змея-богиня.
Вестник шагнул вперед, и тьма подалась ему навстречу.
– Постой. – хихикнула богиня. – Ногами много не находишь. Давай возьмем ладью для плаванья по небесному Хапи.
– Мне ладью построить?
– Вот беда! Да что ж ты такой глупый! Твоя возлюбленная нежно приготовила тебе ладью для путешествий по реке Дуата. Она в твоей гробнице.
Кебхут тихо свистнула.
– Обезьяны. Несите нам сюда ладью для загробного путешествия.
Из все еще распахнутых врат первого часа чинно вышли павианы, несущие ладью. Кебхут тут же забралась внутрь, уютно устроилась на самом носу и указала вестнику.
– А ты бери на плечи нос судна и неси к реке меня с ладьею вместе. Поухаживай-ка, наконец, за подземной богиней. А то, я вижу, ты совсем решил, что раз я богиня, то и внимания мне уделять не стоит. А вот и нет! Богини-то как раз очень и обидчивы. Так что придется ублажать меня. И желательно со всех сторон.
Вестник послушно взвалил нос ладьи на плечи и направился в глубины Дуата, Кебхут тут же обхватила его руками за шею и, свешиваясь с борта, заглядывала в лицо то с одной стороны, то с другой, щекоча тело жесткими косичками волос. И эта щекотка навела вестника на кое-какие мысли. А антропоморфное воплощение хтонического божества, тем временем болтало ему на оба уха поочередно.
– Вообще-то ты все должен делать сам, но так и быть обезьяны тебе помогут. Поможете ведь, обезьяны?
Павианы оживленно переглядывались, подвизгивали и согласно кивали головами.
– А мне нравится, как ты все воспринимаешь. Попал, знаешь ли, на тот свет, а не очень-то и растерялся.
– Честно сказать, так я был в ужасе. В ужасном. Но мне вот что сейчас непонятно.
– Ну, спрашивай пока идем.
– Где же Сиа? Где «Госпожа ладьи»? Где Ху – божественное слово и где Рога Разделяющие Долину?
– Х-х-ха-х-х-ха! – змеиным шипением засмеялась богиня. – Смотри, какие умные мы стали! Эти перечисленные персонажи встречают золотую барку Ра. А тебя, такого ценного персонажа, должно безумно радовать, что я тебя сопровождаю. Что же касается Рогов Долины, то береги свой лоб, ибо ты им сейчас в этот Рог-то и упрешься.
Действительно, вестнику пришлось шарахнуться в сторону, и мимо проплыл столб, увенчанный рогами, раскинувшимися на полнеба.
– Все понять никак не можешь, что здесь все иначе, а ты по привычке действовать пытаешься своим телом и хочешь смотреть, как в мире верхнем – то есть видеть то, что тебе покажут. Здесь все иначе. Смотреть надо не глазами. То есть смотреть-то можешь и глазами, если не привык иначе, а видеть надо сознанием и мыслью. И действовать в том же направленье. А то ведь так и не увидишь ничего взаместо мрака.
Змея заглянула в глаза.
– Чем это тебе мил так мрак и небытие? Неужто, веселей уж ничего придумать невозможно?
Под ногами процессии заскрипел песок. Река, мерцающая ртутью в темноте, приближалась и на ее фоне уже различались прибрежные заросли, словно кто-то рисовал картину неспешными и вдумчивыми мазками. Не доходя до водного потока, павианы неожиданно опустили ладью на землю и, взвизгивая, помчались обратно. Доскакав до далеких уже врат, они обернулись, попрыгали, вереща, на месте, и юркнули в ворота.
Конец ознакомительного фрагмента.