Глава четвертая. Свидание при луне
Великий Храм, мощный Бык Черной Земли, Высокие Врата, повелитель Двух Земель Гор, сын Ра, в каменной неподвижности сидела на троне из черного гренадила, поставленного на алебастровый ступенчатый постамент.
(Это не тот алебастр, что ныне, через пять тысячь лет, используется для ремонта, а абсолютно другой материал. Это полупрозрачный кальцит телесного цвета и смотрится он, как драгоценный камень. Владыки Египта, дарили своим лучшим слугам глыбу кальцита на саркофаг).
С последним лучом красного диска Атума, ушедшего на запад в пучины Дуата, и темнотой, пришедшей из восточной пустыни, закончились многочисленные обязанности владыки Черной Земли.
Уже приняли у владыки царские регалии – многохвостую плеть и изогнутый, полосатый жезл. Уже хранитель царских сандалий, склонившись в три погибели, с превеликой осторожностью снял с длинных и узких ступней золотые сандалии и удостоился великой чести поцеловать тронный постамент перед изящными ножками живого бога. Уже вышли из зала, пятясь, согнувшись в поясе, и прижав руки к груди, все присутствующие. Повинуясь легкому движению, исчезли и веероносцы.
Владыка осталась одна в огромном зале по-прежнему каменно неподвижная с руками, прижатыми крест-накрест, к груди.
Снаружи донеслись звуки торжественного песнопения – начался первый, из двенадцати, час ночи, и в храмах жрецы возносили молитвы Ра, плывущему на золотой барке по водам Нижнего Мира и сражающемуся с подземными чудовищами.
Гор, сын Ра некоторое время еще сидела неподвижно, затем показала пустому залу язык.
– Ме.
Сын Ра исчез. Вслед за своим отцом скрывшимся за западным горизонтом. До следующего его появленья в образе Хепри. Но, это будет завтра, а сейчас юная черноглазая и черноволосая девушка, со свеженьким, как утренняя зорька, скуластеньким лицом, легко сбежала с алебастрового постамента, шлепая золотыми сандалями по синим фаянсовым плиткам с золотыми звездами на них, легко, невесомо и беззвучно пронеслась по громадному залу, словно веселое привидение, сияя белоснежным платьем по которому пробегали искры от вплетенных золотых нитей.
(Никакой авторской фантазии – именно золотые нити вплетали царские платья).
Чудовищные звероголовые существа безмолвно взирали на нее со стен тронного зала. Трепещущий свет от редких светильников перемешивал свет и тьму, бросая блики на гигантских монстров, придавая, им видимость движения. Чудовища ожили с первым часом ночи, шевелили руками, переступали ногами, моргали глазами, и их потусторонняя жизнь вот-вот должна была прорваться в мир сущий. Но, бегущую девушку, в сияющем золотыми искрами платье, не беспокоили оживающие монстры. Она их совершенно не боялась, по той причине, что они были частью ее жизни, и, более того, она сама относила себя к их числу и иногда на бегу касалась кончиками пальцев их каменного мира. Вот, приподняв пальцами платье, взлетела она по широкой лестнице на следующий этаж огромного дворца, отстроенного еще Царем Скорпионов, на месте древней крепости.
Пробежав еще несколько пустых и темных залов с колоннами, еле угадываемыми в густой темноте, девушка-привидение вбежала в помещение с высокими и узкими окнами, выходящими на восточную сторону дворца-крепости.
Неровный, пляшущий свет светильников освещал широкую кровать, застланную легким белым льняным покрывалом, с деревянными изголовьями, белые (из слоновой кости) и черные (из гренадила и африканского эбена) кресла с наброшенными на спинки звериными шкурами, невысокие столики, уставленные подносами с фруктами, кувшинами и ритонами, с напитками, а так же многочисленными флаконами, вазочками, футлярами и ларцами. Ножки всех предметов мебели были выполнены в виде звериных лап – либо когтистых – леопардов и гепардов, либо с копытцами – антилоп и газелей. Подлокотники соответствовали ногам и взирали на мир кто мордой хищника, кто травоядного рогатого животного. Все предметы в этой комнате были одухотворены, все имели собственное Ку. Впрочем, как и за ее пределами. Как и все в этом дворце, в городе и во всей стране. Все к чему прикасалась рука человека, становилось живым и обретало свою душу. Все что существовало помимо его, тем более было живым, ибо к нему прикасалась рука Птаха-творца. Всевысшего бога. Творца-демиурга.
(Увы, к огорчению весьма уважаемых евреев, идею единобожия они вынесли из Древнего Египта и впоследствии выдали за свое ноу-хау. Да, у египтян богов было очень много, ну прям на вкус любой, но творец мира сущего только один – Птах!).
Но девушка в белом плиссированном платье с золотыми искрами и треугольным декольте, об этом не думала. Она и так все это знала, она об этом знала намного больше. Гораздо больше, чем будут знать о сих скрытых материях через тысячелетья.
Три статуэтки кошек, сидящих на столике, с кувшинами и вазами, уставились на вбежавшую девицу, загадочно блестящими глазами.
Особенно выразительны были глаза самой большой кошки сидящей посередине. Они переливались золотисто-зеленым огнем, словно вбирая и отражая пламя светильников, а иногда в них появлялась зеленая полоска, будто каменная статуэтка прищуривалась, готовясь кинуться на добычу.
Девушка внимательно посмотрела на окаменевшее трио, будто хотела совершить чудо, вытащив их в мир живых.
– М-р-р-р. – произнесла девушка магическое слово.
И чудо свершилось.
– М-р-р-р. – ответили священные животные «смотрящие в Дуат».
Двое из них спрыгнули со столика, подбежали к девице и принялись с благодарным урчанием тереться о ноги оживившей их юной кудесницы. Они подняли вертикально хвосты и бодались головами, на которых был четко виден знак священного черного скарабея, сохранившийся у их далеких предков до сих пор, до наших времен и это, опять-таки, не авторская гипербола, это так и есть на самом деле – египетские мау (кошки), существуют до сих пор. Сохранив свой пятнистый, леопардовый окрас, свой кошачий характер и сохранив свою кошачью натуру существующую в двух мирах, но об этом позже.
Только самая большая кошка не двинулась с места и продолжала щурить хризоберилловые глаза. Каменные, но очень живые, ибо глаза ее и были каменным кошачьим глазом.
Девушка подошла к серебряному чану с водой и смыла с лица обильные зеленые тени, густую черную подводку, румяна, помаду, тушь и взглянула в черное зеркало, повертев его и так и эдак. При поворотах в глубине зазеркалья вспыхивали загадочные искры. Красные, желтые и зеленые, а иногда появлялась цветная трещина, уходившая в черные глубины. Но вот при очередном повороте из потустороннего мрака явился юный лик, глянув огромными глазами на свое отражение в реальном мире. Налюбовавшись собой в ореоле цветных искр, девица подбежала к окну и выглянула наружу.
Великий город Мен-Нефер, окружавший дворец, спал, погруженный во тьму душной ночи, только редкие точки факелов ночной стражи рассыпались внизу.
Металлическое пение цикад, да отдаленный хохот гиен и плач шакалов в городе мертвых, оттеняли тишину ночи, а пряный аромат кедров, можжевельников и цветущих нильских акаций и миртов делал тьму густой и тягучей. Легкий ветерок, тянувшийся от реки, прохлады не приносил и лишь слегка шевелил занавески.
Но девушку не интересовал и город. Она поставила локти на подоконник, положила подбородок на кулачки и уставилась на восточную часть неба. Черные волосы, длинной до поясницы и даже ниже, рассыпались по спине. Кстати, в том самом месте, где ниже поясницы, платье было натянуто очень туго, что напрочь опровергало устоявшееся мнение, будто у египтянок были узкие бедра и широкие и прямые плечи. Это лишь установившийся стандарт красоты, а сейчас, ну, вот в это самое время, когда загадочная, но реальная девица смотрит на звездное небо из окна, все было так, как и на самом деле.
Кого же ждала девушка с большими черными глазами?
Ну, а кого ждут девушки ночами у окна спальни?
Конечно же, его, кого ж еще.
Непонятно только почему расположилась она у окна на последнем этаже дворца. Выше находилась только крыша и звездное небо над ней. Но все верно, ибо там и находился возлюбленный ее. Более нигде он и быть не мог, так как черноволосая глазастая девица была богиней, лишь в силу некоторых обстоятельств находившаяся пока что на земле. Даже, несмотря на свою историческую реальность, девушка была богиней. Кстати, единственной богиней, присутствующей в этот момент, на земле.
По-крайней мере сама она в это твердо и абсолютно верила. Да, что там верила! она это просто знала!
И возлюбленный не обманул ее. В положенный срок явился, не опоздав ни на мгновение.
Над скалами противоположного берега долины сверкнула яркая звезда. Могучий небесный охотник с луком в левой руке выходил на звездную охоту.
Темные глаза девушки сверкнули, отразив звездные лучи, она хлопнула в ладоши, отпрянула от окна и медленно закрутилась на месте, двигая бедрами и плечами, руки поползли вдоль тела, лаская его и подчеркивая плавные изгибы. Наверное, этим странным танцем девушка приветствовала своего небесного возлюбленного, хотя более всего она напоминала сейчас свернувшуюся кольцами змею, которая лежит на месте, но, тем не менее, все кольца ее тела движутся друг относительно друга.
Станцевав несколько па своего странного змеиного танца, девица забралась на подоконник с ногами и, обхватив колени, продолжила мечтательные созерцания звездного неба и даже прошептала следующее:
– Дуат обнял ваши руки,
– В том месте, где созвездие Саху
– Ты можешь взойти на небо
– И стать созвездием звездным
– Живи же и будь вечно молод,
– Как Саху на звездном небе
(Текст этих древних стихов подлинный).
«Скоро, уже совсем скоро, – думала поэтически настроенная девица, – следом за Саху, взойдет звезда Сепдет, звезда великой богини, и возвестит приход большой воды. Уже там, в безмерной дали – в стране Пунт и в сказочном Офире, таят снега великих гор и неудержимый поток понесется, заполняя до края горные теснины, и вскоре ворвется в долину великой реки. И, наконец, свершу я то, что было задумано». Девушка улыбнулась, и, если бы кто увидел ее улыбку, то долго бы она снилась ему по ночам.
В кошмарных снах.
Но некому было полюбоваться дьявольским огнем, неожиданно сверкнувшим в темных глазах, и белым оскалом зубов, сразу, же преобразившим юную деву в нечто хищное и даже демоническое.
Пара или тройка летучих мышей возникла ниоткуда и начертила перед ней несколько каракулей своего полета. Но, когда они растворились во тьме, нечто осталось за окном, будто сотканное их полетом.
Прямо перед окном болталась и дергалась невесть откуда-то взявшаяся веревка.
Девушка, настороженно и сурово сведя к переносице широкие и разлетистые брови, осторожно высунулась из окна и глянула вверх. Демоническое в ней исчезло, а появилась обычное девичье любопытство.
Сверху кто-то спускался.
Девушка прищурила глаза и слегка прикусила нижнюю губу.
Однако этот кто-то, настолько увлекся процессом спуска, что проплыл, словно бестелесное сновидение, перед сидящей на окне девушкой, перебирая руками, и заметил ее только, когда глаза его оказались на уровне босых ступней девицы. Узрев неожиданно перед собой неестественно длинные пальцы ног с покрытыми зеленым лаком ногтями, он медленно поднял голову, увидел удивленно смотрящее на него черноволосое создание и вскрикнул:
– Уой!
Очевидно, акробат этот хотел вскрикнуть «уй» и «ой» одновременно, вот и получилось это бестолковое «Уой», но не столь важно как там у него получилось, а гораздо более важно то, что от неожиданности он выпусти из рук веревку и улетел во тьму египетской ночи. Вот это действительно очень важно, ибо именно сейчас, вот в этот самый момент, и решается, как именно будут развиваться дальнейшие события. Именно сейчас все может и закончится, так толком и не начавшись. Девица с любопытством свесилась вниз, ожидая гулкого удара тела об землю. Ее, этот результат полета человеческого тела, тоже касался самым радикальным образом, о чем она, правда, пока, и не подозревала. А, вообще-то, черт ее знает! Эта девушка, та еще… девица! Ну, там дальше все узнаете.
Однако время шло, и звук удара тела об землю, уже явно запаздывал. Что-то явно пошло не так должно.
А не пролетел ли, часом, незнакомец мимо земли? Прямо в бездну Аменти.
Ан, нет! Не пролетел.
Вон, карабкается обратно.
А жаль, так было бы лучше, в том числе и для него. Веревка вновь закачалась, и ночной гость опять повис прямо перед девушкой, раскачиваясь, словно обезьяна на лиане.
– Быть того не может. – пробормотал незнакомец. – Это ты?! Ты ли это?
С этого момента все и началось, цепь событий двинулись в том самом невозможном сослагательном наклонении, которого она, якобы, не имеет.
Девица слегка отодвинулась от края и с удивлением уставилась на пришельца.
Большие черные миндалевидные глаза почти округлились от удивления, угольные брови, возмущенно приподнялись. Губки ее, очень объемистые и несколько негроидного типа, в настоящий момент от удивленья приоткрылись и стали видны нижние зубки с двумя торчащими клычками. С этими зубками, открытым ртом и круглыми глазами девица очень напоминала молодую кошечку, впервые вышедшую в сад и увидавшую вдруг паука, спускающегося на паутине с ветки.
Ее ночной визитер выглядел не менее ошарашенным. Он также таращился на девушку и постоянно сучил ногами, цепляя ступнями выскальзывающую веревку.
Был он довольно-таки молод, ну может чуть постарше глазеющей на него девицы. Хотя насколько старше, старше ли вообще, ручаться, собственно, нельзя – темно ведь – ночь как-никак и прочая египетская тьма.
Рост незнакомец имел самый, что ни на есть обычный – то есть выше среднего. Сложением немного подкачал – не было в его болтающемся теле солидности необходимой зрелому мужчине, но надо думать тогда б он и не болтался на веревках по ночам, спускаясь откуда-то с небес к скучающим девицам. Впрочем, и доходягой странный тип не выглядел – по той же, вышеназванной причине. Сейчас по нему неплохо было бы изучать мышечную анатомию, но мышцы были не накачанные, а какие-то тугие и перекрученные и видимые до самых мелких волокн. Светлые глаза его смотрели на мир по-детски радостно и ясно, словно каждый взгляд на окружающую среду приносил ему новые и чудесные открытия, а потому выглядел незнакомец немного глуповато. Как жизнерадостный щенок, выпущенный в сад.
Ну, а что касается красивого и сочного синяка под левым глазом пришельца, то он ничуть не уменьшал радостного сияния его глаз. В заключение надо сказать, что волосы ночной гость имел длинные и черные, только спереди свешивалась на лицо седая прядь, что в сочетании с детским взглядом, производило весьма странное впечатление. Но вот, наконец, решился он нарушить затянувшееся молчание.
– Неужели здесь, сейчас, под этим древним звездным небом…
Незнакомец хотел воздеть вверх руки, чтобы уточнить какое именно небо он имеет в виду и опять чуть не улетел вниз, но, судорожно дернувшись, удержался и продолжил:
– Под звездным небом древнего Египта, сидит, передо мною в окошке, легендарная царица. Ведь ты, девушка, знаменитая царица Нейтикерт?!
Девица, мало того что была сыном Ра и дочерью его же, между прочим, так еще оказавшаяся легендарной царицей, склонила головку слегка набок, став еще больше похожей на кошечку собирающуюся потрогать того самого паука лапкой и, возможно, слегка придавить, чтоб не мельтешил перед глазами.
– Здравствуйте, ваше величество, жизнь, здравие и сила! Вы уж не сомневайтесь, этикету мы обучены-с. Если вот изволите, к примеру, ножкой топнуть по подоконнику, то след ваш, поцелую, ну, что называется, с большим нашим удовольствием.
Юная царица никак на эту ахинею не отреагировала, продолжая молча взирать на… на… ну, на вот это вот.
– Да, вы не волнуйтесь, ваше величество. – задушевно успокоил царицу незнакомец, хотя та и не высказывала особого волнения и слегка отвесив нижнюю челюсть смотрела на полночного визитера.
– Мое сердце чисто, легко и открыто и нет у меня никаких умыслов, просто я совершенно случайно проходив тут по крыше, этого вашего сказочного дворца, услыхал, как декламируете Вы, с таким большим чувством, прекрасные стихи такие, и ночь такая таинственная, и звезды сегодня какие-то особенные. Ну, и не смог, простите покорно, сдержать порывы романтической души. И вот я спускаюсь, а здесь Вы, такая… такая… такая юная, такая романтичная, такая живая, позвольте, я присяду рядом с вами, на окошко, на самый краешек его, а то ведь руки-то у меня уже затекают, а вы соблаговолите прочитать еще что-нибудь о небе, о звездах, о вечности.
И странный пришелец начал раскачиваться, чтобы вскочить на подоконник.
Царица, меж тем, декламацией почему-то не разразилась, она вообще не издала ни звука, зато откинулась слегка назад, вытянула вперед ногу и, закусив нижнюю губу, молча, оттолкнула навязчивого гостя от окна в тот момент, когда он собирался на него вспрыгнуть.
Неудавшийся визитер совершил маятниковое колебание и вновь приблизился к окну, где получил еще один раздраженный пинок царственной ножкой.
– Царица, – вступил в переговоры болтающийся, – ты напрасно изволишь так сердиться. Давай же побеседуем, ведь сейчас сложился исключительный исторический момент.
Однако ситуация ничем не изменилась, даже как-то зациклилась на однообразии – он болтался за окном, а царица негостеприимно пихалась ногами, совершенно не желая вникать в исключительность и историчность момента. Причем, с каждым разом, пихала все сильнее, видимо, это развлечение пришлось ей по вкусу.
– Ваше величество, вы просто не понимаете, с кем вас свела судьба.
Девица, не прекращая пинаться, завела правую руку за голову, поперебирала что-то в волосах, вытащила странный черный нож и, подняв острием вверх, многозначительно показала его пришельцу.
Нож злобно уставился на гостя красным камнем, горевшим в рукояти, словно раскаленный уголь.
– Оу! – оценил сие действие пришелец. – Царица, я отдаю должное твоей утонченности и экстравагантности, но хочу тебе сказать, что мне все-все практически известно наперед. Знаю я и то, что вы, ваше величество, собрались тут отчебучить через пару-тройку месяцев. Не могу не отметить, что задумано, конечно, с фантазией и воистину с царским размахом, эдак бултых – и поплыли элегантно трупики вдоль по батюшке по Хапи, вот ведь сразу видно утонченную натуру и царский размах – всех подлых тварей разом утопить. Я в восхищении.
Царица перестала отпихивать ногами и руками болтающееся тело болтавшего невесть что пришельца, и замерла округлив глаза.
– Я явился сюда для тебя вестником времен и в мои планы сие деяние не входит. Даже, напротив, я собираюсь в этом деле…
Однако намерения его так и остались неозвученными, ибо царица молниеносно обхватила, качнувшегося в этот момент к окну, вестника времен, левой рукой за шею, и, с неожиданной, для юной девы, силой рванула на себя, откинувшись назад, явно намереваясь насадить неожиданного вестника времени сердцем на нож.
Видимо, от предвкушения сего удовольствия, девица издала какое-то сладострастное урчание.
Вестник, судорожно дрыгнувшись, влетел в окно, перевернулся через голову, избегнув тычка ножом, и очутился сидящим на полу в царской опочивальне.
Он с безмерным удивлением, то ли от того, что его, вот так, запросто, чуть было, не зарезали, то ли то того, что удалось сего избежать, обернулся на царицу и очень вовремя, ибо утонченная, по натуре, царица, уже прыгала, оскалившись, на него, с подоконника, с ножом.
Однако любоваться прекрасным зрелищем было некогда. Он подскочил, словно с муравейника, и, с трудом увернувшись от удара, нацеленного в горло, и, несмотря на стрессовую ситуацию, с удивлением отметил, что юная стройная царица почти с него ростом.
Впрочем, удивлялся он совсем недолго, ибо рослая девица одним выпадом не ограничилась, а разошлась не на шутку, нанося колющие, режущие и маховые удары с таким мастерством, будто только этому и посвящала досуг; и не иначе, как только чудом, можно объяснить то, что странник, или, как его там еще, не был задет.
– Опомнитесь, Ваше, – кричал вестник, стараясь произнести слово «ваше» с большой буквы, – Величество! Вспомните же о царском достоинстве!
Вестник времени очень вовремя шмыгнул за колонну, а царица азартно расставив руки, пыталась достать его, то с одной, то с другой стороны.
Некоторое время они бегали вокруг, и пришельцу уже казалось, что за ним гоняются две царицы, так как, в какую бы сторону он не совался, везде наталкивался на блеск черных глаз, сверкавших из густой копны живописно растрепавшихся волос, делавших легендарную царицу весьма похожей на самую настоящую ведьму, и выставленный нож, который так и норовил впиться то в глаз, то в горло, то в живот.
– Ну, успокойтесь же! Ой, черт! Да что же ты творишь-то, в самом деле! Что ж вы бешенная такая, я вас, древнюю легенду, представлял совсем иною.
Вестник, пробежав пару-тройку кругов вокруг колонны, чуть не напоролся брюхом на кинжал и, отпрыгнув спиной назад, споткнулся об столик с туалетными принадлежностями и кувыркнулся через голову в компании баночек, флакончиков, и вазочек и все с изрядным звоном. По царской опочивальне тут же пронеслась волна благоуханий, словно сразу распустились сотни цветов, а царица с радостным рычаньем кинулась на полуночного гостя, но он успел-таки ухватить ее за руки и, совершенно неожиданно для себя самого, ногой перекинул ее величество через голову и вскочил на ноги.
Однако повернувшись, он вновь наткнулся на стоящую, как ни в чем не бывало царицу с сияющим взглядом.
Видимо такая занятная игра ей, царице, очень нравилась, и она начинала входить во вкус. Теперь она спрятала обе руки за спину и, раскачиваясь, как кобра, приближалась к нему, демонстрируя из-за спины черное лезвие то слева, то справа, словно играя жалом. Так еще и улыбалась, царственная сволочь!
– Ну, ведите же Вы себя прилично! Ешь твою мать! Ваше величество, мое терпение кончается. – вестник, уворачиваясь, отступал, натыкаясь на светильники и предметы обихода, производя звон, лязг и грохот, но экстравагантная царица преследовала его по пятам, двигаясь с удивительной ловкостью и змеиной грацией, загнала к царскому ложу. Поняв, что сейчас его, вот-вот, самым, что ни на есть обычным способом, зарежут, без всяких там задних мыслей и сомнений, действительно древняя девица ножом владела виртуозно (нет, ну в самом деле, куда там, на хрен, нашим всем десантникам), вестник ухватил царицу за обе руки, что само по себе уже страшное святотатство. (Нельзя хватать своими лапами богиню!).
– Да не шпион я, успокойся же ты, что за безобразно не адекватное, царица! – в сердцах выкрикнул он, опасливо косясь на раскачивающийся перед ним кинжал. – Да не шпион я, да, успокойся ты!
Конец ознакомительного фрагмента.