Глава седьмая
«Час отдыха» они проводили во дворе. В этом суджукский гимнасий ничем от прочих школ не отличался – у всех после четвертого урока была большая получасовая перемена для отдыха. Общее расписание по всей стране. Только в московском гимнасии был перекрытый стеклянной крышей внутренний двор, где и крутились все классы с первого по одиннадцатый, а здесь двор был открытый, совмещенный с телостройной площадкой.
Денис сидел на лавочке мрачнее тучи. Катя второй день пыталась его отвлечь от черных дум об отобранных коньках и общей несправедливости мира. Выходило пока неважно.
Сегодня она решила рассказать о внутренней жизни класса, и Денис краем уха все же ее слушал.
Рыжая умела говорить по делу. Глаз у нее был цепкий, а язык острый. Если бы все слышали, какие сравнения она подбирала для одноклассников, у нее были бы неприятности. Или они у нее уже есть? Вон какие взгляды кидают Анжела и Вика.
– Да, подруги сильно недовольны, – Локотькова проследила его взгляд. – Я тебя вроде как присвоила. Ты себя чувствуешь порабощенным?
Денис фыркнул.
– А зря, тебе стоит навести мосты, – заметила Катя. – Они из свиты нашей королевы, с ними правильно дружить. А со мной – не очень.
– Ты про Шевелеву?
– Ага. Как там в старом фильме – «спортсменка, комсомолка и просто красавица»? Ты знаешь, что она дочка судебного обвинителя Суджука? Единственная и несравненная.
– Я ее с Федей видел, – сказал Денис. – Как раз тогда, когда на казаков напоролся. Они в трактир приехали.
– В «Руно»? – с пониманием спросила Катя. – Да, они туда часто заглядывают. Знатное место, для своих…
– Как их вообще туда пускают, там же алкоголь.
– Такой большой, а маленький, – восхитилась Катя. – Я же тебе говорю, у Маши папа – городской судебный обвинитель. А у Феди папа удачно женился. Семейство Фань в нашем крае много чем владеет. Старший Веселовский, например, зерновой причал в Суджуке держит.
– Ну, ты по машине его уже понял, – продолжала Катя, – Федя у нас знатный гонщик. Федя любит скорость. Прошлую машину он разбил в хлам через два месяца, а на этой держится уже полгода, представляешь?
– С трудом, – сказал Денис. – Его же ПОРБ давно должен был прижать.
Катя только улыбнулась.
– Говорят, папа Веселовский пообещал отобрать у него права и машину, если Федя еще раз вляпается в какую-нибудь историю.
– А как ему вообще права дали?
– Я же говорю, у папы зерновой причал, – Катя задумалась. – В прошлом году они отгрузили, кажется, тридцать миллионов пудов зерна.
– Серьезно? – не сдержался Денис. – Ты помнишь, сколько через пристав прошло зерна? Тебе это правда интересно?
– Не через пристав. А только через причал Веселовского, – сказала Катя. – Всего через пристав прошло сто миллионов. Конечно интересно, это же деньги. А деньги – это сила.
– Сила – это идеи, – строго заметил Денис. – Они меняют мир, а деньги появляются потом.
– Не, – Катя замотала головой. – Если мы с тобой по Платону рассуждаем, то у денег тоже есть идея. И вот эта самая идея денег меняет мир круче некуда.
Денис завелся. Вот что она несет?
– По какому Платону? Как же деньги меняют мир? Они его портят! Все можно продать и все купить, как на Закате? И к чему они пришли с этой идеей? Там же все распадается, там же ничего нет – ни веры, ни семьи, ни добра, одни деньги! И желание еще, еще, еще получить денег, высосать весь мир. Они как вампиры, европейцы. Упыри.
– Вот вроде умный ты, Ярцев, а ум у тебя дурак, – вздохнула Катя. – Ты сам-то на Закате был?
– Не был, – нехотя признал Денис. – Но это всем известно.
– Потому что по дальновиду передают? – Катя смотрела насмешливо. – А откуда ты знаешь, что это настоящая картинка? Может, там такие же, как мы, сидят в световом вертепе и сочиняют образы из головы. А потом на всю страну передают.
Денис беспокойно завозился.
– Тогда вообще ни во что верить нельзя, – сказал он.
– Можно, – сказала Катя убежденно. – В самого себя. В свое сомнение.
– Это как?
– Вот ты, – Катя взяла мелок, оставленный кем-то из младшеклассников, поставила точку на смолокаменном покрытии. – А вот ты сталкиваешься с чем-то и задаешь вопросы.
Она прочертила короткую дугу.
– И еще сомневаешься. И еще. И еще.
Вокруг точки расходились дуги, как волны, они соединялись в неровный круг, расталкивающий серость асфальта.
– И вот тут, – она постучала по пространству круга, – только тут ты и есть. На этой границе постоянного сомнения. Пока сомневаешься, и живешь. Закончил сомневаться, перестал думать, и все схлопнулось.
– Нда, – сказал Денис. – Евангелие от Локотьковой. Блаженны сомневающиеся, ибо они есть.
А остальных, значит, нет, остальные не живут.
– Да не от Локотьковой, а от Декарта. Вам в Москве что, не читали любомудрие? – удивилась Катя.
– Православное. Бердяев, Соловьев, Ильин.
Катя покивала головой.
– У нас тоже примерно так. Отец Варсонуфий преподает. Но он уже старенький, ему тяжело. Он нам просто задает разделы читать. Потом опросы устраивает. А доступ открыл ко всему разделу книгохрана. Вот и я читаю потихоньку.
– Да уж, начиталась, – пробурчал Денис. – Ты особо не болтай. А то знаешь, за сомнения в справедливости устройства нашего государства можно уехать в далекие холодные края.
– Так я только с тобой о таких вещах и говорю, – удивилась Катя.
Денис отвел глаза. От взгляда ее открытых серых глаз почему-то хотелось спрятаться.
– Как ты сюда попала? – Наверное, стоило бы спросить мягче, но Денис не подумал, слишком хотел сменить тему разговора. Да и не так уж просто задеть такую, как Катя Локотькова – раз уж она в этом классе зацепилась, дольщица.
Катя потерла мочку уха с сережкой-пуговкой.
– Как и все, по испытанию, – сказала она. – Я умная. Учебные состязания, честь школы, все такое. Каждый год в гимнасий объявляют отбор по доле иждивения. Вот я и прошла. А потом – ты же видел мою работу в вертепе?
Денис кивнул. У Кати отлично получались сложные задние образы и большие объемы.
– На вступительном испытании я сочинила ураган, – сказала Катя. – Наталья Юрьевна говорит, она такого никогда не видела.
– А что Мацуев сочинил? – Денис указал на Аслана. На телостройной площадке, скинув верхнюю блузу, он шутливо толкался с другими парнями. Движения у него были быстрые, хищные, но что-то Дениса смущало. Как-то странно он двигался. Под ногами у парней метался яркий мягкий мячик, примерно с кулак размером. Обычное дело, уличный ногомяч.
– Мацуев, как всегда, что-то невозможно героическое. Кажется, сцену битвы Мцыри с барсом, – улыбнулась Катя. – Я иногда думаю, если их с Шевелевой свести вместе, будет конец света, потому что миру больше нечего будет предложить. Идеальная пара. Увы, они не переносят друг друга.
– Ага, – сказал Денис. – Потому что одинаковые, да?
Катя кивнула.
– Два сапога пара. Папа у Аслана – сотник береговой дружины Особого приказа.
Денис поежился.
– Ничего себе.
– А я тебе о чем. О, кажется, он тебе до сих пор не простил последнего прогона. Зачем ты его камнями завалил?
– Он сомневался, что я смогу достоверно передать горы, – пожал плечами Денис. – Надеюсь, лавина его убедила.
Катя ойкнула:
– А… ну, удачи.
Она надвинула большие пушистые наушники и изобразила полнейшее безразличие.
– Ярцев, хорош киснуть на скамейке, – нависла тень.
Юноша поднял голову. У Аслана была не борцовская фигура, вот в чем дело. Мощные плечи, руки и узкая, почти девичья талия. А вот двигался он как борец, видел Денис их тренировки.
– Предлагаешь покиснуть где-нибудь еще?
– Сыграть не хочешь?
Денис кивнул. У людей все как у зверей. Сначала на тебя смотрят издалека, как на опасную новинку, потом начинают принюхиваться, осторожно трогать лапой…
Вот и его решили потрогать.
Он поднялся, встал в круг на площадке. Аслан и еще пятеро ребят из девятого «Б».
– Как играем?
Мацуев пожал плечами.
– По-сочински.
Таких правил Денис не знал. Значит, жди паскудства.
– Это как?
– Кольцо там, – кивнул Аслан за спину. – Каждый за себя. Отбери мяч, забрось в кольцо. Руками мяч не трогать. Забросил – очко, кто больше набрал, тот и победил. Играем до конца «тихого часа». Поехали?
Денис кивнул – а чего бы и не поехать?
Пока вроде без подвоха.
Мяч подлетел вверх, сверкнул в солнечном свете, налился светом и упал в центр круга.
Денис отпрянул, когда народ врубился в борьбу, дождался, пока людская волна сама вынесет мяч, который прилепился к чьему-то мыску ноги. Денис легко снял его, провернулся на пятке, сбивая с толку противника, поймал глазами кольцо…
Локоть врезался в челюсть, в глазах засверкала целая сотня мячей. Он осел на гравий.
Помотал головой.
– Эй, друг, ты как? – Аслан захлопал по спине, помог встать. В его темных глазах плясали веселые зайчики. Или это в глазах у Дениса все прыгало?
– Ты в норме?
– Вроде того, – вяло сказал Денис, потер челюсть. Вот сволочи, пришлось бы чуть выше и прощай зуб.
– Прости, друг, забыли сказать. Когда по-сочински играем, такое случается. По-мужски все. Без обид, хорошо, да? Мир, да? – Аслан протянул ему руку.
Высокий, на полголовы выше, шире его в плечах.
– Какие обиды, – ухмыльнулся Денис. Пальцы у него подрагивали.
В регби он играть не подряжался. Эти ребята его раскатают на площадке. Но и сливать нельзя, такое запомнят. Никаких шансов, разве только…
Справа от баскетбольной площадки – перекладины, лесенка, кольца. Можно попробовать.
– Так что, играем? – сверкнул улыбкой Аслан. – Москвич, ты как?
– Мяч бросай, да? – сказал Денис.